Перелёт

Петляя среди неплотного потока других пассажиров, они направились к левому эскалатору, который был ближе. По пути Тэхён, негласно возглавивший их крохотную процессию, постоянно оглядывался на Чонгука, словно боялся, что тот потеряется, а Чонгуку приходилось в свою очередь смотреть, куда практически спиной вперёд движется Тэхён и не грозит ли ему столкновение с каким-нибудь живым и не в меру агрессивным препятствием. В такой манере они пересекли зал и добрались до эскалатора. Если Чонгука всегда удивляли новые вагоны Аэроэкспресса, старые эскалаторы аэропорта Домодедово его просто раздражали. Должен же быть у любимого транспортного терминала какой-нибудь недостаток? Вот это он и был. Эскалаторы здесь казались ему дико узкими (в метро он подобной проблемы почему-то не замечал), развернуться там было негде даже без чемодана, что уж говорить о людях с багажом, и избежать катания на этих эскалаторах было практически невозможно — лифтом особо никто не пользовался, все шли сюда. Впрочем, лифт был, наверное, только для людей с ограниченной подвижностью (или производил впечатление такового) и прятался неприметно в стороне, а эскалаторы были очень даже на виду. Регистрация на рейсы проходила на первом этаже, а потом волей-неволей пассажирам предстояло подняться на второй, чтобы выйти на посадку в зону вылета, и все шли сюда. Перед эскалатором случилась небольшая заминка организационного характера. У Чонгука был сравнительно небольшой чемодан, чёрный, красивый и аккуратный. Японский. Одно из тех немногочисленных приобретений, которые он сделал в Токио в прошлый раз. Для ручной клади чемодан не подходил по габаритам, а в остальном вполне Чонгука устраивал — вместительный, но такой, что набить его сверх допустимого веса уже не получилось бы. Чемодан был легко управляем и мягко катился на своих прорезиненных колёсиках ("Это лучший вариант колёс, японская система", — сказала Чонгуку девушка на ломаном английском, когда он покупал чемодан в малюсеньком магазинчике рядом со станцией Уэно), к тому же сейчас он был почти пуст. Ещё у Чонгука был с собой неизменный чёрный рюкзак, и ему пришлось немало потрудиться накануне, чтобы вытрясти из многочисленных карманов всякий нормально-пацанский металлический хлам и не дать таможенникам повода считать Чонгука юным туповатым террористом-одиночкой. И даже несмотря на это ему пришлось бы сосредоточиться для того, чтобы пролезть через ограничительные барьеры, которые по задумке администрации аэропорта были призваны защитить эскалатор от попыток закатить туда тележки для багажа. У Тэхёна же чемодан был большой, что забавно — зелёный (едва ли специально под стать костюму, поскольку сверху довольно обшарпанный и видавший виды) и явно очень тяжёлый. Кроме того, у Тэхёна была сумка, не имеющая жёсткого каркаса, которую он то и дело перехватывал для бОльшего равновесия, и пиджак, перекинутый через руку. Перед эскалатором Тэхён остановился и некоторое время соображал, как разобратсья с вещами. — Вы наденьте пиджак или уберите в сумку, — посоветовал Чонгук. — Будет минус одно место багажа. А на эскалаторе я вас подстрахую. Тэхён посмотрел на него с благодарностью, поставил сумку на чемодан и принялся одеваться. Надев пиджак, он долго поправлял галстук, рубашку, жилет, оглаживал брюки, и вид у него был такой, словно ему чего-то не хватает. Когда он взглянул на Чонгука чуть вопросительно, тот понял, что Тэхёну хотелось посмотреть на себя в зеркало, чтобы понять, что с одеждой всё нормально. Чонгук слегка усмехнулся про себя, потом себя же одёрнул — ну мало ли, у кого какие причуды, тем более что Тэхён одет пусть и нестандартно для аэропорта, но явно со вкусом, — и сказал: — Внешне всё нормально. Лицо Тэхёна разгладилось, а потом он улыбнулся той своей немного смущённой улыбкой. — Я всегда на виду, — пояснил он. — Привык, что надо за собой следить. Домой заказал себе зеркало во весь рост и пользуюсь им чаще, чем Миюки... Это моя жена, Миюки... Да. Снять что-то, не посмотрев в зеркало, ещё могу, а вот если надеваю... — Я не вижу в вас никаких недостатков, — сказал Чонгук. А потом понял, что это двусмысленность. Тэхён тоже её заметил, но отреагировал крайне положительно. — Все бы так, — сказал он. — Красота в глазах смотрящего, но люди постоянно оценивают критически тех, кого видят перед собой. Надеюсь, что я вас не разочарую. — Я тоже на это надеюсь, — сказал Чонгук и внезапно смутился. Было неясно, заметил ли Тэхён его смущение в этот раз или нет, но он сказал: — Ну что ж, я готов. Будем подниматься? Чонгук кивнул. Он пробрался через барьеры, поставил свой чемодан на ступень эскалатора, зашёл следом и обернулся, проследив за тем, как Тэхён с некоторым усилием преодолел препятствие и тоже встал на ступень, довольно удачно закатив чемодан за собой и поставив на него сумку. Следом за Тэхёном набежали ещё пассажиры. Возиться у барьеров наверху, таким образом, будет некогда, и Чонгук соображал, как бы поступить. Наверх они ехали вполоборота: Чонгук приглядывал не только за подъёмом, но и за Тэхёном, а Тэхён смотрел за своими вещами, не желая при этом совсем уж поворачиваться к Чонгуку спиной. Наконец Чонгук сказал: — Я сойду, отставлю свой чемодан и помогу вам с вашим. Только примите сумку и сами быстро отходите в сторону. Тэхён посмотрел на него снизу вверх, потом опять вниз на свой неудобный багаж, и кивнул Чонгуку с благодарностью. Наверху Чонгук сразу переставил свой чемодан через барьер, отошёл на шаг в сторону, давая возможность сойти Тэхёну, потом поднял чемодан Тэхёна, тоже переставил через барьер, а затем перешагнул и сам. Тэхён смотрел на него, как принцесса на благородного рыцаря, который только что одним взмахом меча разделался с древним чудовищем. — Как у вас хорошо получилось, — сказал он. — Силы вам не занимать. — Годы тренировок, — сказал Чонгук. — Не грузчиком, правда. В зале. — Да, вы выглядите спортсменом, — ответил Тэхён, оглядывая Чонгука. От этого взгляда Чонгук опять смутился. Это был не критический и не оценивающий взгляд, а восхищённый. Чонгуку, по-правде говоря, было чем гордиться, когда речь заходила о собственном теле, но Тэхён смотрел на него так, будто пытался увидеть под мешковатой одеждой рельефные мускулы, и от этого Чонгуку было не по себе. Через пару секунд Тэхён словно бы спохватился и засуетился вокруг своего чемодана, так что Чонгук получил мгновенную передышку. Хотя зачем ему передышка от взгляда этого его нового знакомого? Подумаешь, смотрит на него этот парень. Пусть смотрит. Дыру, наверное, не прожжёт. Но Тэхён... Он будто не просто смотрел, а мысленно раздевал. Но это же бред. С какой стати ему может быть интересно тело Чонгука? Разве что с эстетической. Если он следит за своей внешностью, наверное не может не следить и за другими людьми... И всё же там, под смущением, Чонгук был рад, что показать себя не стыдно. То есть стыдно, конечно же, но не в плане "ой, как ужасно я выгляжу". Эти мучительные часы в качалке не прошли даром... Так. Чон Чонгук, стоп. Прекрати радоваться тому, что какой-то твой случайный знакомый пришёл в восторг от твоих физических данных. Тем более, что этот твой знакомый — мужик. Надо это прекратить. От нужных мыслей о необходимости отключить ненужные мысли его отвлёк вопрос Тэхёна. — Куда теперь? — спросил тот. Чонгук будто очнулся и сказал: — Если вы не против, я бы чего-нибудь перехватил. Я завтракал довольно давно и не очень плотно. — Хорошая идея, — сказал Тэхён и оглянулся. — Тут вроде есть варианты. Вы куда предлагаете? — В Бургер-Кинг, — ляпнул Чонгук прежде, чем себя остановил. Бургер-Кинг в аэропорту Домодедово был такой же обязательной частью ритуала, как и селка в Аэроэкспрессе на Павелецкой. Тэхён вытаращил глаза и коротко хохотнул. Чонгук посмотрел на него непонимающе. — Смешно, — пояснил Тэхён. — Мы со старшим сыном всегда по субботам ходим в Бургер-Кинг. В Токио есть эта сеть, знаете? — Да, — сказал Чонгук. — В России я хожу в Бургер-Кинг, только когда бываю в Домодедово. Больше вообще никогда. Но тут это обязательно. Хотя я, наверное, могу взять что-то на вынос, и мы могли бы пойти туда, куда вы захотите... — Да нет, вы не понимаете, — сказал Тэхён весело. — Я не против, я наоборот за Бургер-Кинг. Это и вправду забавно — сегодня суббота, и я пойду в Бургер-Кинг, но не дома с сыном, а в России со своим попутчиком. Сын всегда меня приглашает. Говорит: "Папа, приглашаю тебя сходить в ресторан "Королевский бутерброд". Я ему сказал как-то, что тогда уж "Король бутербродов", но он ответил, что мы не в гости к королю идём, а поесть бутербродов. Забавное совпадение, что теперь вы меня пригласили. Чонгук тоже начал улыбаться, и опять смущённо. Да что же сегодня такое с его нервной системой? Или дело в том, что сегодня долгожданный день начала путешествия в родной город? Или всё-таки дело в этом невероятно странном человеке по имени Ким Тэхён, с которым они проведут в соседних креслах десять часов на высоте десять тысяч метров? — Пойдёмте? — спросил Тэхён. Чонгук кивнул, и они пошли в Бургер-Кинг. В аэропорту было не так людно, как Чонгук помнил с прошлого визита, и за столиками было достаточно свободных мест. Они заказали бургеры и напитки и расположились на диванчиках друг напротив друга. Разговор о путешествиях завязался сам собой. — Вы первый раз летите в Японию? — спросил Тэхён. — Второй вообще-то, — ответил Чонгук. — Первый раз летал два года назад. — Понравилось? — Было... как сказать?.. странно. Тэхён снова вскинул бровь. Получалось у него это интересно: лицо становилось недоверчиво-хитрым. Чонгук пояснил: — Токио оказался не таким, каким я ожидал, и в то же время я сразу туда... не знаю... вписался, что ли. — Почувствовали, что это ваше? — уточнил Тэхён. Чонгук кивнул. — Если бы речь шла о музыке, о книге, о фильме, я бы сказал — зашло с первого раза. Ну и тут тоже так получилось, хотя я никогда не думал, что "зайти" может относиться к целому городу. — Это бывает на самом деле, — сказал Тэхён. — И с вещами, и с идеями, и с разными местами, и с людьми. Просто чувствуешь, что это твоё и всегда им было. Я думаю, что тем, кто нашёл своё, очень повезло. — Наверное, — сказал Чонгук. — Хоть в чём-то мне должно было повезти. — Считаете себя невезучим? — спросил Тэхён. — Да как сказать?.. — Чонгук пожал плечами. — В сравнении с другими людьми я везучий очень даже. У меня есть то, что мне требуется конкретно сейчас. А проблема в том, что я не знаю, что мне нужно дальше, и никаких подсказок не нахожу. Вот повезло — нашёл свой родной город. — Родной город? — Тэхён несколько удивился. — Да, — сказал Чонгук. — Ещё когда ехал из Нариты в Токио, всё вокруг казалось своим и близким. А когда добрался до Асакусы, там вообще подумал — я тут жил всегда. Это странно. — Это странно, — повторил за ним Тэхён, а затем продолжил: — Не в том смысле, что я считаю это странным. Я как раз считаю, что это нормально, когда оказываешься в месте, которому принадлежишь. Я просто имею в виду само ощущение. Но вот у меня с точками в пространстве не сложилось. И с вещами тоже редко складывается. Зато повезло с семьёй. Я каждый раз говорю себе: Тэ, тебе повезло, цени это. Кругом полно людей, которые всю жизнь пытаются найти свою вторую половину и так и не находят. Чонгук кивнул. Стало горько. Опять. Хотя может это лук в бургере или перец? Он на мгновение поднял глаза на Тэхёна и поймал на себе его взгляд. Такой тёплый и внимательный, такой... странный. Через секунду Тэхён будто спохватился и стал перемешивать сахар в стакане с кофе. С полминуты они молчали, пока Тэхён не заговорил снова. — Вы работаете, учитесь? — спросил он. — Учусь, — ответил Чонгук. Надо было сказать, как называется его шарашка, но Чонгук не помнил расшифровку, а аббревиатура едва ли могла Тэхёну что-то объяснить. Поэтому Чонгук назвал специальность: — Менеджмент в сфере архитектуры и дизайна. На самом деле там было как-то по-другому, менеджмент и управление и прочая понтоватая лабуда, но суть Чонгук передал точно. Тэхён кивнул. — Звучит интересно, — сказал он, и по его голосу не было заметно, чтобы он всего лишь делал формальный комплимент. Чонгук точно знал, что это вообще ничем не интересно, но разочаровывать этого парня ему почему-то очень не хотелось, так что он был рад реакции Тэхёна. — А вы чем занимаетесь? — спросил Чонгук в свою очередь. — Организация выставок и конференций, — сказал Тэхён. — Суматошная работа. Постоянная беготня, постоянно на телефоне, звонки, переписка, надо координировать действия массы народа. Но мне нравится. Я люблю работать с людьми. Я вообще довольно коммуникабельный. — По вам заметно, — сказал Чонгук, улыбаясь уголком рта и не глядя на Тэхёна. — Да? — Тэхён засмеялся. — Буду считать это за комплимент, можно? — Конечно, — сказал Чонгук. — Коммуникабельность — это благо, которое достойно комплиментов. Это я вам как интроверт говорю. — Интроверт? — спросил Тэхён. — По вам не скажешь. Хотя... Нет, точно не скажешь. — Просто некоторые люди располагают к себе, — сказал Чонгук. И уткнулся носом в свой стакан с Колой. — О, буду считать и это за комплимент, — сказал Тэхён. Сейчас Чонгук не смотрел на него, но по голосу понимал, что тот улыбается. А потом Тэхён заговорил серьёзнее: — Знаете, в моей работе это важно — уметь располагать к себе людей. Крупное мероприятие — это не то, что может делать один человек или одна постоянная, давнно сработавшаяся группа людей. Нужно следить, как все, кто причастен, взаимодействуют друг с другом, и у всех, пока они не наладят контакт между собой, должен быть хотя бы один человек, на которого можно положиться по рабочим вопросам. И Тэхён начал рассказывать — просто, доходчиво, с долей юмора и очень информативно — как проходила первая выставка, которую он делал как координатор, и сколько он налажал, и как хотел всё тогда же бросить и уйти куда-нибудь в никуда, чтобы все забыли и о нём, и о его позоре. Но ему было так неловко перед людьми, с которыми он тогда работал, что он не мог нормально спать, промаялся очередную ночь и решил просто обзвонить всех и лично обойти, всех-всех своих коллег по проекту, и у всех попросить прощения. И как все его сперва ругали, потом хвалили, потом предлагали помощь, потом впрягались в его работу, а один человек, который костерил его на чём свет стоит и обзывал бездарем за косяки в работе и манипулятором за попытку замолить грехи, в итоге вложился финансово и помог спасти мероприятие от провала. — Я работаю с ним до сих пор, представляете? — сказал Тэхён. — Он давно вернул все свои вложения с лихвой, в том числе и на моих последующих проектах. У него своя картинная галерея и выставочный комплекс там, в Токио, и каждый раз, как мы встречаемся, он начинает меня ругать, а я прошу у него прощения. Я однажды спросил у него: зачем мы с вами продолжаем эту комедию, мы же практически семья? А он ответил, что всё идёт хорошо, пока мы соблюдаем нужные ритуалы, и не в нашем праве их менять. Через месяц я снова везу к нему небольшую выставку, художественные работы из частных коллекций, и недавно он звонил мне, чтобы напомнить, что наш ритуальный файтинг должен пройти на ура, потому что к нему приезжают внуки, которые не верят что дедушка строгий. Чонгук слушал Тэхёна не перебивая и смотрел на него с лёгкой улыбкой. Ему было трудно представить, что Тэхён мог где-то в чём-то ошибиться, настолько уверенным и спокойным он выглядел. — Знаете, что ещё хорошо в этой работе? — спросил Тэхён. — Не в организации выставок, а в работе с большим количеством незнакомых или плохо знакомых людей? Ты начинаешь людей чувствовать. Если раньше я немного разбирался в людях — знаете, коммуникабельным личностям это часто свойственно, — то сейчас я могу практически с гарантией сказать, хороший человек или плохой, и имеет ли смысл с ним связываться или лучше держаться подальше. Чонгук задумался на несколько секунд и сказал: — То есть тот факт, что вы видели и слышали, как я разговариваю с женщиной на Павелецкой, — это просто добавочный штрих к общему впечатлению обо мне? Это не было решающим, когда вы ко мне обратились в аэропорту? Тэхён слегка наклонил голову к левому плечу, словно смотрел на Чонгука оценивающе. Чонгук решил, что должен выдержать этот взгляд. Длился он, к счастью, всего секунд пять, после чего Тэхён сказал: — Не знаю. Это было несколько неожиданно. Наверное, удивление на лице Чонгука заставило Тэхёна продолжать. Он сказал: — Я правда не знаю. Если подумать... — он поставил локоть на стол и подпёр щёку кулаком. — Если подумать, я бы обратился к вам ещё на Павелецкой, если бы не потерял вас из виду. Мне так кажется. И если подумать, я бы обратился к вам здесь, если бы именно здесь увидел впервые. Потом Тэхён улыбнулся и добавил: — Я бы, наверное, обратился к вам по любому вопросу, какой только пришёл бы мне в голову, или даже сказал бы что-то вроде "Простите, я хочу вас спросить, но не знаю, о чём". Хотя говорят же, что история не знает сослагательного наклонения. Всё вышло, как вышло. Мы с вами разговариваем. Значит, так и должно быть. Чонгук поймал себя на том, что сидит сейчас в зеркальной позе — точно так же уперев локоть в край столешницы и положив подбородок на ладонь. И так же улыбается, как Тэхён. И как только понял, как выглядит, сразу же спохватился и сел прямо, а затем слегка сгорбился, будто хотел замкнуться в себе и закрыться. У него возникло смутное чувство, что Тэхён видит его насквозь. А потом это чувство прошло и сменилось другим, более чётким — что Тэхён смотрит на него так, будто Чонгук голый, и Тэхёну это нравится. Не просто нравится, что перед ним обнажённый человек. Нравится то, что это Чонгук, и то, как Чонгук выглядит. Похоже, все эти мысли чётко отпечатались у Чонгука на лице, потому что Тэхён тоже спохватился, тоже сел ровнее и снова стал размешивать остатки своего уже остывшего кофе. И на Чонгука он теперь глядел как-то мельком, урывками. Но всё равно не прекращал смотреть. — Вы странный, — сказал Чонгук, хотя намеревался сказать что-нибудь другое, нейтральное, ни к чему не обязывающее и ни к чему не относящееся. Максимально обезличенное. Что-то вроде "Люблю дрочить с открытым окном и смотреть на звёзды". Это было бы не так позорно, как думать, что Тэхён просто смотрит на него в закусочной "Королевский бутерброд" в заштатном с точки зрения международной авиации аэропорту Домодедово и видит его голым. Но вместо этого Чонгук сказал то, что думалось его подсознанию. — Да, — ответил Тэхён. — Я знаю. Мне говорили. Но я не буйный. Можете этого не опасаться в полёте. Я буду сидеть тихо, как мышь под метлой. И если я засну, я даже не буду храпеть. Эта последняя фраза внезапно заставила Чонгука вспомнить свой предыдущий полёт в Токио, и его вдруг потянуло на откровенность. — Знаете, — сказал он. — Когда я летел в Японию в первый раз, мы как-то так резко набрали высоту, что у меня начала раскалываться голова. Никогда в жизни так не болела. Тэхён тоже словно бы сбросил наваждение и переключился на новую тему. — Наверное, сосуды из-за перепада давления, — сказал он. — Это бывает. Хотя в основном закладывает уши. — Да, — сказал Чонгук. — Но с ушами ничего не случилось, а вот мозги... Как будто собирались через эти самые уши вытечь. Полечиться было нечем, и я пил кофе, хотя я не могу пить кофе, он для меня ужасно горький, даже если подсластить. Кофе немного помог, но после той дозы, что я в себя влил, заснуть уже можно было не мечтать. Да и вообще я плохо сплю в самолётах. Сказывается волнение перед поездкой, наверное. И вот я сидел на своём месте, дул кофе, пялился в экран, и меня ужасно бесил постоянный гул. — В смысле — шум двигателей? — уточнил Тэхён. — Ну да. И я было сказал себе: бля, как оно мне надоело, — и через секунду перепугался, что же я делаю. Я почти вслух пожелал, чтобы эти двигатели заглохли. Я был совершенно не в себе. Вот такой полёт. Так что с тех пор я ничем не намерен заниматься в салоне, кроме как слушать работу двигателей. Будете ли вы храпеть или нет, едва ли мне помешает. — У JAL новые самолёты, — сказал Тэхён. — Это на российский рынок могут закупать что-то уже повидавшее виды. У японцев денег на новую технику достаточно. С нашим самолётом всё должно быть нормально, не волнуйтесь. И снова принялся мешать остатки кофе на дне стакана. Чонгук посмотрел на него, и ему показалось, что Тэхён начал слегка нервничать, но тут Тэхён вдруг опять оживился. — Хотите, я дам вам свою визитку? — спросил он. — А то я всё вам тут рассказывал про свои выставки... — Э... — Чонгук удивился. — Ну... давайте. А зачем? Да бери, дурак, бери, пока дают! — орало всё внутри. Бери, кусок идиота, лучше потом выкинешь, чем сам захочешь себя выкинуть за то, что не взял его координат! — Ну, так, на всякий случай, — сказал Тэхён и полез в свою сумку. — И у меня тут ещё рекламный буклетик имеется. Вдруг вы захотите выставку какую организовать... Вы же будущий архитектор... — Менеджер по проектам, скорее, — пробормотал Чонгук. — Вот-вот, менеджер, проекты, вдруг вы захотите что-нибудь организовать... Наконец Тэхён достал сложенный гармошкой глянцевый рекламный листок и прямоугольный кусочек тонкого картона — свою визитку. Протянул это Чонгуку. Чонгук взял и то, и другое. — Да просто суньте куда-нибудь, — сказал Тэхён и махнул рукой. — Просто пусть будет. Мало ли что. Самолёты эти все. Вдруг там рейс отменится, пока вы в Японии. И тайфун может быть, и сейсмическая активность. Вдруг я вам смогу помочь. Вы говорите по-японски? — Вообще ни разу, — сказал Чонгук. — Хотя я пытался начинать учить. Пока без толку. — Ну вот и хорошо, — сказал Тэхён. — Не в смысле, что хорошо, а в смысле, что если в Японии вам понадобится помощь, не стесняйтесь обращаться. — Вы же в разъездах, — сказал Чонгук, пряча визитку и рекламный лист в рюкзак. — Не страшно. В крайнем случае я не смогу взять трубку, — ответил Тэхён. — Мы с вами ничего не теряем. — Пожалуй, — согласился Чонгук. Они снова замолчали, и тут Чонгук вспомнил, что ещё его удивило. — Тэхён, а как получилось, что вы летите в эконом-классе? Заметно было, что Тэхён обрадовался новой смене темы. — Ошибка в бронировании билета, — сказал он. — А перебронировать уже не стал. Подумал — а вдруг судьба? — А я выбирал между серединой салона и концом, — сказал Чонгук. — Там есть совсем эконом и не совсем эконом. Можно было не совсем, но тогда пришлось бы сидеть на крыле. А я хотел посмотреть в иллюминатор, когда мы будем улетать отсюда и когда прилетим в Японию. Поэтому выбрал конец салона. — Всё равно судьба, — сказал Тэхён и потёр щёку рукой. Затем спросил как-то не очень уверенно: — Любите в полёте смотреть вниз? Чонгук подумал. — Не уверен, что вниз. Страшновато, знаете ли, когда представляешь, что под ногами у тебя, конечно, пол и обшивка, но она ни на что не опирается, и под обшивкой десять километров пустоты. Но в принципе смотреть в окно я люблю. И чтобы было далеко видно. Смотрю в иллюминатор в самолёте, потому что далеко видно. Как-то так. Тэхён кивнул несколько сдержанно, а потом сказал: — А я к виду из окна равнодушен. Никогда не выбираю места у иллюминаторов. И да, вы правы, думать про эти десять километров под ногами... — Вы боитесь летать? — внезапно догадался Чонгук. — Чёрт возьми, а я вам тут про то, как двигатели работают, и про пустоту. Простите, пожалуйста! — и чуть было не начал кланяться, как заправский житель Японии или Кореи. Тэхён жестом остановил его, чуть было не схватив за руку через стол. — Ой, да перестаньте, Чонгук, что вы говорите такое! — воскликнул он. — Не боюсь я ничего. И уж точно ваши рассказы на меня не повлияют. Я постоянно летаю на самолётах, разные ситуации бывали. Я не встречал ещё такого сильного мага, чтобы одним своим рассказом про авиационные двигатели ломал их, причём сам же потом садился в эти самолёты. Чонгук опустил голову. — Всё равно мне неудобно перед вами, — сказал он. — Лучше про что-нибудь позитивное говорить. — Давайте про позитивное, — согласился Тэхён. — Давайте вы мне расскажете, как вы учитесь. А то я вам про свою работу весь мозг вынес, даже словечка вставит не дал. Расскажите, почему архитектура и почему менеджмент. И он снова сел как раньше, подперев голову кулаком, и стал смотреть на Чонгука в упор, но не с вызовом, а заинтересованно. Тема, по мнению Чонгука, была ни разу не менее замогильная, чем потенциальные причины авиакатастроф, но Тэхён выбрал её, и Чонгук не стал спорить. Он принялся рассказывать примерно про то, про что им вешали лапшу на первой лекции первого курса: перспективы строительной отрасли и прочую дурость, — а потом увлёкся и стал говорить про студенческую жизнь. Дальше незаметно перешёл на студенческие проблемы. А потом вернулся к началу, к вопросу выбора специальности. И признался в конце концов, что местоположение ВУЗа стало ключевым при выборе. — Я думал: поближе к дому — ну и нормально, — сказал он под конец своей речи и повесил голову в знак скорби о собственном идиотизме. — Вы ведь могли снять жильё поблизости от места учёбы, так что территориальный выбор не стал бы для вас проблемой, — сказал Тэхён. — На самом деле стал бы, — ответил Чонгук. — Возле учебных заведений стоимость аренды жилья не самая демократичная, и при этом всё, что сдаётся, уже сдано. Да и нет у нас столько денег, чтобы платить мне ещё и за жильё. Мы не потянем. Тэхён погрустнел. — Ах, да, — сказал он. — Простите. Я не подумал. Я привык зарабатывать и ни в чём себе не отказывать. Это не все могут. Простите. Не подумал. Чонгук покачал головой. Ему было странно слышать, что Тэхён извиняется. От этого становилось ещё более неловко, чем когда Тэхён смотрел на него тем откровенным взглядом. — Вы, значит, живёте с родителями? — уточнил Тэхён. — Да, я, мама и отец, — ответил Чонгук. — Ну что ж, родители — это святое, — сказал Тэхён. — Пожалуй, — сказал Чонгук. — Терпение, чтобы с ними ужиться, точно нужно ангельское. Тэхён засмеялся, а отсмеявшись спросил: — Значит, вы, наверное, не женаты? Я не заметил у вас кольца. — Не женат, — сказал Чонгук. — Никого не встретили? — Если честно, даже не искал. — Не хотите? — Скорее не представляю, что мне нужно. У меня никаких мыслей на этот счёт. Тэхён кивнул. — Когда ищешь специально, в этом есть какие-то неприятные элементы торга, — сказал он. — Будто ты выбираешь товар в магазине. Это немного не то, что должно быть тождественно чувствам. Наверное, как человек семейный и удачно женатый, я должен советовать вам двигаться в этом направлении, но на самом деле я такого посоветовать не могу. Не потому что я обжёгся, или жалею, или что-то такое. Просто... Ты или встречаешь человека, или не встречаешь. Всё остальное — это торг со своей совестью и со своими чувствами. Я против торга. — Получается, вы встретили свою вторую половинку? — спросил Чонгук. Тэхён улыбнулся, и впервые его улыбка была предназначена не собеседнику. Чонгук увидел, как Тэхён улыбается своим воспоминаниям о человеке, которого нет рядом, и это была такая тёплая улыбка, что Чонгуку стало до ужаса горько, больно, одиноко и пусто внутри. Чон Чонгук, ты сходишь с ума от того, что твой случайный знакомый любит свою жену. Чон Чонгук, ты сумасшедший. — Расскажите про вашу семью, — попросил Чонгук, потому что знал, что не хочет ничего слышать про семью Тэхёна. Нужно было нанести себе смертельную рану до того, как что-то непонятное захватит разум и остатки чувств. Чонгук не мог себе позволить испытать к Тэхёну непонятно что. Это было слишком пугающее непонятно что. Слишком грандиозное. Слишком подозрительно напоминающее вещи, которые могут раздавить человека на месте и исковеркать ему жизнь. Вроде безответной любви. Тэхён начал улыбаться шире, и опять не Чонгуку, а своим мыслям, а потом сказал: — Я женат шесть лет. У нас с Миюки трое детей, два сына и дочка. Ждём четвёртого через три месяца. А вообще я хотел пятерых, — он засмеялся и посмотрел на Чонгука. Чонгуку внезапно захотелось закрыть лицо руками, потому что в голову полезли мысли о том, откуда берутся дети, точнее, как они делаются, со всеми подробностями, и ему показалось, что Тэхён своим взглядом как-бы призывает его вспомнить не биологию, а всю технику и механику процесса, и вместе над этим посмеяться. Но Чонгук не находил в этом ничего смешного, ничего милого, ничего симпатичного, ничего интересного. В его представлении семья, дети, любовь и секс были очень слабо связаны друг с другом. Он списывал это на то, что ещё молод и в целом дурак без постоянных отношений, но вот перед ним сидел человек, который не намного его старше, если вообще, и у которого уже семья, уже дети, и уже вполне сформировавшееся представление о жизни, об этих детях и о семье. — Вы настолько взрослее меня... — произнёс Чонгук, опустив глаза и не особо задумываясь, куда после этого замечания может пойти их разговор. А вот Тэхён, видимо, понял, что на душе у Чонгука стало неспокойно. Видимо, он не хвастал и не преувеличивал, когда говорил, что может буквально читать людей. Когда он не ответил в ожидаемое время, Чонгук посмотрел на него и заметил, что его улыбка померкла, и на её месте возникло что-то, отдалённо напоминающее сочувствие. — У меня очень хорошие родители, — сказал Тэхён мягко. — Я просто не знаю, как благодарить судьбу за то, что они такие. Только из-за них, из-за того, как они меня воспитали, я такой, какой я есть. Я говорил вам ранее, что перевидал уйму народа, и не просто перевидал, а очень плотно взаимодействовал, мне приходилось подбирать ключики ко многим из них, и я очень чётко представляю сейчас, насколько важна семья и какие проблемы будут у человека, которому не повезло. И мы не всё можем выбрать, что с нами происходит. Иногда это просто случай. Мои родители — это случай. Моя Миюки — это случай. Так и не бывает вообще-то. Понимаете, это же уму непостижимо — когда ты хочешь найти жену и завести пятерых детей, и встречаешь девушку, которая хочет замуж и пятерых детей... — Не согласен, — сказал Чонгук, потому что он действительно был не согласен и не смолчал. Наверное, это какой-то бес противоречия заговорил в нём, не дав сдержаться. — Все девушки этого хотят. Тэхён замолчал на несколько секунд и затем сказал: — Ну да, вы правы. Я не совсем корректно выразился. Когда мы увидели друг друга, познакомились, начали общаться, мы не говорили ни о своих планах на жизнь, ни о детях, ни о чём-то таком. Но мы как-то сразу оказались близки друг другу по духу, что ли. И только по-настоящему сблизившись, мы открылись друг другу и обнаружили, что хотим одного и того же. Мы поженились через год после знакомства, а на следующий год у нас родился первый ребёнок. — Сколько вам сейчас? — спросил Чонгук и мысленно прикусил язык. Хотя что в плохого в том, чтобы задать человеку вопрос о его возрасте, Чонгук не понимал. Тем более, у Тэхёна явно не было причин скрывать свой: он уже такого достиг и так хорошо при этом выглядел, что абсолютно любая цифра смотрелась бы достойно. — Двадцать шесть, — сказал Тэхён. — Мы поженились, когда мне было двадцать. С Миюки мы ровесники. Старшему сыну сейчас пять. — А мне двадцать три, — сказал Чонгук, опустив голову. — И на вашем фоне я просто ноль без палочки. Достижений в жизни никаких, талантов никаких, планов на будущее никаких, и перспектив, признаюсь, тоже не так чтобы. Тэхён молчал. Чонгук мельком взглянул на него. Выражение лица у Тэхёна было такое, словно он желал как-то поддержать Чонгука, но сам понимал, что поддержать просто нечем. И Чонгук поддержал себя сам, очень своеобразно — опуская себя ещё ниже мордой в грязь. — Наверное, был высший смысл в том, чтобы мне вас встретить, — сказал Чонгук. — Надо было увидеть, чего может достичь человек, чтобы в полной мере осознать, насколько сам из себя ничего не представляешь. Это, знаете ли, сбивает спесь и отрезвляет. Похоже на купание в ледяной воде. Хотя вы, наверное, не представляете, что это такое — ледяная вода... — Представляю, — сказал Тэхён. — Я ведь всю жизнь жил здесь. Я видел и испытал на себе отключение горячей воды не то что на две недели, но и на полгода. Мы с родителями застали тут интересные времена. На этом фоне то, что я имею сегодня, кажется мне идеалом. Начинаешь больше ценить, когда на своей шкуре прочувствовал, как оно бывает по-другому. Чонгук глянул на него коротко, отвёл взгляд далеко в сторону и сказал: — То, что вы рассказали про свою карьеру и семью, — это для меня отключение горячей воды пожизненно. Я теперь понимаю уровень дна, на котором нахожусь, если сравнивать с вами. А ведь ещё пару часов назад я смотрел на то, как живут другие люди, — просто смотрел в окно, когда мы сюда ехали на Аэроэкспрессе через пригород, — и думал, что вот оно, убожество, а я-то ещё очень даже ничего поднялся. Боже, какой я дурак... Внезапно Чонгук почувствовал прикосновение к коже на тыльной стороне ладони, лежавшей на столе. Он едва успел поднять глаза, потому что ему показалось, будто это Тэхён дотронулся до его руки, и уловил уже завершение движения — Тэхён убирал собственную руку со стола. Под взглядом Чонгука он поправил ворот рубашки и галстук таким наигранным жестом, словно желал отвлечь то ли себя, то ли Чонгука, и скрыть то, что сейчас сделал. А потом, спохватившись, снова положил руки на стол перед собой, сцепив их в замок, и посмотрел Чонгуку в глаза. — Чего я ещё не понял в жизни, — сказал Тэхён, — так это стоит ли довольствоваться тем, что у тебя уже есть, потому что у многих и многих нет даже такого, или надо стремиться к большему, потому что стремится есть куда. Не называйте себя дураком. Я вижу, что вы очень далеки от того, кого можно так именовать. Просто вы ещё молоды... — Где вы были в свои двадцать три? — Эх, да, вы правы. Но опять же, это доказывает, что вы не глупы и уж конечно не являетесь дураком. — В двадцать три я не достиг и десятой доли того, чего добились вы. Это ли не показатель, что я дурак? — Да нет же. То, что вы понимаете, что в сравнении с одними людьми ваши успехи колоссальны, а в сравнении с другими ещё недостаточны, доказывает, что у вас аналитический склад мышления. Это признак ума, не дурости. Чонгук усмехнулся невесело. — Насчёт аналитического склада — вам бы это сказать моим родителям, — произнёс он. Тэхён наконец улыбнулся так, как Чонгуку нравилось — тепло и дружески, и не мыслям о собственной семье, а именно Чонгуку, — и сказал шутливо: — Пожалуй, я довёл бы эту идею до их сведения, если бы мне выпало счастье с ними познакомиться. А это, боюсь, зависит не столько от меня, сколько от вас... Чонгук усмехнулся уже более откровенно — и тут его внезапно будто накрыло осознанием того, что сейчас происходит. Во-первых, Чонгук понял со всей неприкрытой, голой и лысой очевидностью, что ему нравится, когда Тэхён улыбается ему. Не просто улыбается, а именно ему, Чонгуку. Это отдавало дичью, но это был факт. Дикий такой фактик. Вот какая ему, Чонгуку, разница, и какое ему, Чонгуку, дело до того, кому, как и зачем улыбается случайный попутчик? А разница, оказывается, есть. Дичь, просто дичь. Чонгуку было всегда до определённой степени фиолетово, как реагируют на него окружающие, главное, чтобы не докапывались и не шли на конфликт. А вот этот непонятный отец множества детей и муж какой-то Мяуки — он должен, по глубокому внутреннему убеждению Чонгука, реагировать на Чонгука исключительно положительно, а если с восторгом, то вообще красота. Не просто дичь — бред же натуральный! Во-вторых, непонятный Тэхён, от которого у Чонгука почему-то съезжало набок сознание, заговорил о знакомстве с родителями Чонгука, да ещё и шутливо намекнул, что отныне только от самого Чонгука зависит, состоится ли это знакомство, потому что Тэхён к нему вполне готов и даже будет рад. Тут уже не дичь, не бред, тут что-то такое... Чонгук ведь не девица на выданье, чтобы всякие молодые люди, мечтающе залезть ей под юбку, делали пространные намёки, где знакомство с родителями — значимый этап интимно-близких отношений... — ... я уверен, что они были бы рады услышать комплимент в адрес собственного сына... Чонгук посмотрел на Тэхёна непонимающе, а потом сообразил, что тот просто продолжает свою фразу. Нет, я точно дурак, пронеслось в голове. Дурак, дебил, кретин и идиот. Какие намёки? Какой интим? Сидит парень и просто шутит в ответ на все твои саркастические замечания, которые, к слову, не саркастические вовсе, а обычное тупое нытьё. О чём ты только думаешь, кролик-одиночка? О том, что ты нравишься этому парню? О том, что тебе нравится, что ты ему нравишься? О том, что он тебе нравится? С головой-то как у тебя, нормально? Надо было собраться с мыслями, выкинуть чушь из головы и взять себя в руки. И вести нормальный, соответствующий ситуации диалог. А какая у них тут ситуация? А такая: два половозрелых мужика, один — отец-герой с внешностью звезды экрана, другой — брутальный молодой десантник в отпуске, случайно перебросились словечком, случайно обнаружили, что полетят на одном самолёте в соседних креслах, причём обнаружили не при посадке в эти самые кресла, а за несколько часов до, оба охренели от такого совпадения и пошли в дешёвую забегаловку пожрать фастфуда и почесать языками, потому что всё равно делать нехера и надо чем-то себя занять. И всё. Никакого интима, никаких соплей, никаких разбитых голубых сердец... Сердце как-то нехорошо сжалось, и внутри так же нехорошо похолодело. Ах ты бля. Подумал-таки. Про голубизну. Проклятье. Только этого не хватало. — Как-то вы спали с лица, — произнёс голос Тэхёна. Чонгук встряхнулся. Взглянул на Тэхёна слегка затравленно. Тэхён сказал: — Я имею в виду, родители всегда найдут повод для недовольства собственными детьми, но всегда рады услышать, что их детей считают замечательными. Замечательными. Замечательными. Замечательными. Чон Чонгук, выключи голову, у тебя там что-то сбилось в настройках. Выключи и перезагрузи. А хер там. Когда это без пяти минут менеджер в области архитектуры управлял своей головой? Ни разу ещё такого не было. — Вы сказали — замечательными, — произнёс Чонгук и посмотрел на Тэхёна. — Ну да, — ответил Тэхён. — Я всегда рад, если моих ребятишек хвалят, хотя сам прекрасно вижу все огрехи в их поведении, да и поумнее я встречал малышей. Но эти мои, так что для меня они лучшие, даже если объективно они не идеальны. И каждый раз, когда я слышу, как мне говорят, какие они замечательные... Он замолчал. Потом приоткрыл рот, будто собирался продолжить, но не продолжил, а вместо этого откинулся на спинку диванчика и слегка кивнул, глядя на Чонгука. Затем ещё раз кивнул и облизнул губы, точно они пересохли, хотя это было явно такое движение, какое делают бессознательно, чтобы скрыть смущение и неловкость. После Тэхён поднял руку и потыкал в воздухе указательным пальцем в сторону Чонгука. Чонгук наблюдал за всей этой пантомимой, как заворожённый. — Точно, — сказал Тэхён, глядя Чонгуку в глаза, и улыбнулся так, будто понял замысловатую шутку. — Точно. Мои слова прозвучали так, будто я назвал вас замечательным. Чонгук просто смотрел на него и моргал. И где-то на границе сознания думал: а вот интересно, как он будет выпутываться из этой ситуации, когда сделал малознакомому парню натуральный комплимент, какой могут сделать только девушке, да и то не каждой, а с целью подката? И Тэхён Чонгука удивил. — А знаете что? — сказал он, продолжая смотреть Чонгуку в глаза. — Не буду забирать свои слова обратно. Будем считать, что я считаю вас замечательным. И всё. И Чонгук не понял, как это понимать. Думать ли теперь, что Тэхён отшутился? Или так намекнул, что да, оговорочка со странным подтекстом имела место, ну и пусть остаётся? Или, например, можно думать, что Тэхён действительно считает Чонгука замечательным? — Какой неоднозначный ответ, — пробормотал Чонгук. — А вам какой вариант трактовки нравится? — спросил Тэхён. У Чонгука закралось нехорошее подозрение, что кровь начинает приливать к щекам и ушам. А если это произойдёт, и Тэхён заметит... Тогда можно будет уже не кочевряжиться, ответ будет очевиден, особенно для человека, который годами работает с людьми. И Чонгук решил идти ва-банк. — Обожаю комплименты, — сказал он, тоже откидываясь на спинку диванчика и покусывая нижнюю губу. — Особенно, если они имеют под собой реальное основание. Ну что я могу поделать с тем, что я так невероятно хорош? На лице Тэхёна появилось сперва недоверие, потом удивление, а спустя пару секунд он уже открыто смеялся. Чонгук тоже усмехнулся, чувствуя, как краска продолжает заливать лицо. Чёрт возьми. Хорошо девушкам — они могут намазаться тоналкой и не париться по поводу своей неконтролируемой реакции. И в других вполне конкретных местах у них тоже внешних проявлений интереса не происходит. Можно прикинуться как угодно. Парень там нифига не прикинется, или есть реакция, или нет. И ещё девушки могут просто сидеть и мило улыбаться, ничего не предпринимая, а парни должны действовать активно, и это не всегда хорошо, потому что бывают такие парни... Потом Чонгук вспомнил, что папа у него никакой инициативы не проявлял, мама полностью взяла их отношения в свои руки и первая подошла к нему знакомиться. Потом Чонгук подумал, что вот к нему девушки первыми почему-то не подходят. И сам он не подходит, потому что... ну к кому подходить? Ну есть, конечно, интересные, но так чтобы ввязываться с ней во что-то серьёзное... Ну, ввязывался он несколько раз чисто для галочки, чтобы был такой опыт за плечами, но и всё, ничего дальше этого не заходило. И они тоже потом не горели желанием продолжать — те, с которыми у него было для галочки. А вот Тэхёну попалась такая девушка, которая не просто захотела продолжать, но и носит его четвёртого ребёнка. С ума сойти. Или не сойти. Хотел бы Чонгук такую девушку? Да чёрт его знает. Да. Нет. Скорее, нет. А может да. Или нет. Что он будет с ней делать, когда они выберутся из постели? Говорить? О чём? О погоде? О том, что приготовить на ужин? Куда сходить на выходных? Да не интересно ему ничего. Вот абсолютно. Девушки друзей, которых Чонгук видел с этими самыми друзьями, казались ему скучными. Да и друзья у него были какие-то... однобокие, что ли. Формальные. А хотелось рядом человека, который будет не формальным. Не потому, что рядом кто-то должен быть, лишь бы не одному. Должен быть, ладно, допустим. Но такой, на которого хочется смотреть, к которому хочется прикасаться, которого хочется слушать и к которому ты будешь прислушиваться. Хотелось кого-то своего. Своего человека. И Чонгук, скотина пока ещё безрогая, в душе не мыслил, каким должен быть человек, который станет для него своим. Не представлял, что должно произойти, чтобы он хотел сблизиться... — Ах ты... — сказал вдруг Тэхён, как показалось Чонгуку, с досадой. Чонгук поднял голову и посмотрел на него. Тэхён сидел и тёр пальцем левый глаз, будто туда что-то попало. — Что случилось? — спросил Чонгук с лёгким беспокойством. — Расплата за излишнее веселье, — проговорил Тэхён. — Посмеялся над вашей шуткой, да так, что заслезились глаза. И мне показалось, что соскочила линза. И решил по глупости поправить прямо так. И сейчас чувствую, что действительно соскочила. Надо добраться до зеркала и рукомойника, чтобы привести себя в надлежащее состояние. Ну ладно, второй глаз вроде видит нормально... — и Тэхён, всё ещё трогая и пытаясь потереть левое веко, сделал попытку вылезти из-за столика. — Ничего, сейчас доберусь до ближайшего туалета и... — По-моему, ближайший туалет практически в другом крыле, отсюда налево, — сказал Чонгук и тоже стал подниматься. Тэхён кое-как посмотрел на него. — Да вам не надо беспокоиться, — сказал он. — Доберусь как-нибудь. Сидите. Налево, вы сказали?.. — Я вас отведу, — сказал Чонгук решительно. — Даже не обсуждается. Тэхён снова посмотрел на него, уж как мог, и сдался. — По технике безопасности и в рамках борьбы с терроризмом сдать друг другу свои пожитки мы не можем, — сказал Чонгук. — Так что свой чемодан и сумку понесёте сами. Но я буду вас направлять в нужную сторону и следить, чтобы вы не сошли с маршрута и не впечатались в кого-то менее удачливого, кто не имеет привычки пользоваться глазами вообще. На транспортных узлах полно таких героев. — Не буду спорить, — сказал Тэхён. — Полностью доверяю вам в этом вопросе. Чёрт возьми, как бы и вторая линза не начала самовольничать... — Стойте тут, — сказал Чонгук. После он наскоро собрал со стола подносы и пустую тару, всучил всё это проходившему мимо уборщику, затем закинул рюкзак на спину, установил ручку своего чемодана в нужное положение и снова обратился к Тэхёну: — Всё, следы зачищены, берите вещи, идём. Тэхён кое-как одной рукой оправил на себе пиджак и брюки, поставил сумку на свой тяжёлый чемодан и повернулся к Чонгуку в ожидании инструкций. — Придержу вас за локоть, — сказал Чонгук. — Сейчас кругом, пять метров вперёд, потом на два часа — и выходим из Бургер-Кинга. По выходе сразу на десять часов, а дальше я веду. Они двинулись на выход в указанном порядке.