Рассвет

Глухой перезвон тонкой цепи эхом отразился от стен, заглушаясь мягким ворсом огромного ковра, который укрывал собой весь пол. Стены заливал кроваво-красный закат, делая атмосферу максимально напряженной. Несколько раз дернув закованными запястьями, Феликс выдохнул сквозь поджатые губы. Дурацкая ситуация, да и он поступил как дурак. Нужно было убегать, пока была возможность, а не сидеть смиренно, ожидая милости родителей, и вот к чему привело его бездействие – он закован в цепи в настоящей золотой клетке. Слишком поздно спохватился и упустил возможность вырваться на свободу. Теперь ему вряд ли кто поможет. На родителей уже ни капли надежды нет, они наверняка знают, в каких условиях находится Феликс. Омега горько ухмыльнулся, подозревая, что они даже поощрили это. Нужно ведь наказать дерзкую омегу, чтобы знал свое место и больше не думал спорить. Сволочи, вот что думал Феликс о своих родителях, не чувствуя ни капли угрызения совести. - Кому-то не помешает вымыть рот с мылом, - ухватив парня за подбородок, Джимин насильно поднял его голову, заставляя смотреть на себя, - Теперь не сбежишь. - Ошибаешься, - хрипло выдохнул Феликс, - Я убегу в любом случае, рано или поздно, как бы ты не удерживал меня! И, резко качнув головой, омега сильно укусил мужчину за руку, прикусив до крови. Альфа не оставил это просто так и не жалея сил ударил по лицу парня, отчего тот упал на пол, ощущая во рту металлический привкус. - Кусайся, сколько тебе вздумается, но теперь ты принадлежишь мне! – прорычал Джимин, хищно прищурив глаза, - Надеюсь, в следующий раз ты будешь покладистей. Не находя ни сил ни желания двигаться, Феликс продолжал лежать на полу, отдаленно слушая уходящие шаги ненавистного альфы и грохот закрывающейся двери. Несколько поворотов ключа и вот ворота клетки закрылись, но ничего, он сбежит, как только ключ повернется обратно. Нужно будет, силой выбьет дверь, зубами перегрызет цепь, но сидеть в неволи и делать все, что прикажут, Феликс больше не намерен. Смотря, как последние лучи солнца пробегают по светлой стене, омега корил себя за слишком наивные мысли и поспешные решения. Можно было догадаться, что как только он расскажет о том, что встретил своего истинного, его тут же запрут и как можно скорее продадут Джимину. В тот момент ему казалось, что это вызовет хоть какие-то светлые чувства у родителей, но те только ужаснулись, ведь это же означает крах всех их планов. Жаль, что Феликс все понял слишком поздно. Быть может, будь Хенджин в тот момент рядом, все обошлось бы, но старшего брата «неожиданно» вызвали в университет, и не осталось никого, кто мог бы стать на защиту омеги. И Феликса злила эта беззащитность и невозможность постоять за себя. Он пытался, но что толку, его слова протеста ничего не дали, а когда он попытался сбежать – поймали и посадили на цепь, как домашнее животное. Впрочем, для Джимина он был именно что питомцем, как и все остальные омеги. Что-то царапало внутри, заставляло выть от негодования и обиды. Почему в их мире все так несправедливо? Всего лишь небольшие отличия в физиологии, а альфы уже провозгласили себя владыками мира, и любое их слово должно быть немедленно исполнено. Но что больше всего злило Феликса так это то, что омеги позволили взять над собой верх, а беты попрятались в своих «норах», придерживаясь ничего не значащего нейтралитета, радуясь тому, что природа обошла их стороной, обделив репродуктивной системой органов. Общество давно живет в двадцать первом веке, но правила и законы словно бы не менялись, да так и остались в эпоху Средневековья, или еще хуже – Каменного века. Прислонившись к стене, Феликс попытался успокоиться. Надежда есть, постепенно их мир охватывают всплески мятежей и бунтов омег, некоторые альфы, которые сдались на милость судьбе, признав истинность, им помогают, да и беты все чаще вмешиваются в конфликты двух сторон. Возможно, они смогут добиться равноправия, желанной утопии, но к этому еще очень и очень долго и что самое обидное Феликс может не застать этого времени. Не ясно только почему – из-за старости, или же утомленный его выходками Джимин пристрелит его, чтобы больше не действовал на нервы. Феликс тяжко выдохнул, поворачиваясь к окну. Последние лучики настойчиво пробирались сквозь решетки, утопая в мягком ворсе ковра. Сбежать отсюда будет сложно, но парень не собирается так просто сдаваться и отдавать свое тело зажравшемуся ублюдку с гнилой душой, ведь оно и его душа давно принадлежат только одному человеку в этом мире. Утомленный омега так и уснул на полу, окутанный воспоминаниями с запахом лайма, и не заметил слабых сигналов своего организма. Сон был крепким, и даже повышенная температура тела не смогла побеспокоить его грез. Прозрачный стакан, наполненный ароматно пахнущим виски, с брызгами разбился о стену, пачкая светлые обои неприятным пятном. Острые осколки украсили темный линолеум, поблескивая в свете большой люстры. Следующий стакан снова наполнился алкоголем, но его полет был прерван, так и не достигнув своей цели. - Успокойся, Хосок, - обманчиво тихо сказал Сокджин, сжимая в своей руке чуть не пострадавший напиток, - Отец тебе спасибо не скажет за разбитый сервиз, еще и уши открутит. - Мне сейчас не до шуток, Джин, - тяжко опустился в кресло Чон и схватил графин с янтарной жидкостью, - Я… я места себе не нахожу. Он похитил его!.. Забрал, когда я был так близок… Мы были так близко, но все пошло наперекосяк. Голос убитого горем альфы становился все тише и тише, а в конце и вовсе затих, прерванный большим глотком виски. Выпив, Хосок схватился за голову, чувствуя, как наружу рвется рык отчаяния. Он не смог защитить его, своего омегу, ошибся и потерял бдительность и теперь за эту ошибку расплачивается Феликс. Кто знает, какие ужасы он переживает в плену у этого животного. Хосок не может сидеть на месте, все его нутро рвется куда-то, кончики пальцев холодеют, а по телу гуляет раздражающая дрожь. Сердце бьется в страхе, сжимаясь от страшных картин в голове и плохого предчувствия. От понимания того, что он сейчас ничего не может сделать хочется лезть на стену и выть, словно раненный волк, и Хосок не нашел ничего лучше, чем утопить свое горе в алкоголе. Нужно куда-то выплеснуть всю злость и отчаяние, накопившееся в нем за эти несколько дней. - Этим ты Феликсу не поможешь, болван! – кричит Сокджин, с силой отбирая у Хосока бутылку с алкоголем и нарочито игнорируя слабый рык, больше похожий на скулеж, - Господин Чон на пару с отцом Намджуна организовали поиски, ты же знаешь, что они, известные юристы, работая в паре, способны самого черта из ада достать. Что им какой-то жалкий альфа с несколькими миллионами вон в кармане? Хосок перестал скалиться, и больше не вырывал бутылку с рук омеги. Его глаза, большие и доверчивые, в которых застыли непролитые слезы, с надеждой уставились на Сокджина, словно спрашивая правдивы ли его слова. По-отечески положив руку на черноволосую макушку, омега успокаивающе гладил парня по голове: - Ну вот, наконец-то успокоился, - очаровательная улыбка украсила пухлые губы Сокджина, - Нужно просто подождать и все будет хорошо. Верь мне… И Хосоку хотелось верить хену, но упрямый червь сомнений внутри все никак не хотел успокаиваться, будоража разум и подстегивая тело к действию. Как бы не пытался альфа, сердце не находило покоя, требуя ощутить, услышать стук другого сердца, которое билось в унисон только с ним. Все произошедшее дальше пронеслось, словно в тумане. Мозг полностью отключился, сконцентрировавшись только на одном, на запахе. Аромат апельсинового шоколада витал в воздухе, забивая дыхательные пути и перекрывая любой другой запах, сведя собой с ума. Словно сквозь толщу воды Хосок услышал взволнованный голос Сокджина, который сумел с трудом привести его в чувства. - Хен, его запах… - еле проговорил Хосок, не веря самому себе, - Я слышал его так отчетливо, словно он был здесь, передо мной… - Твою ж мать, - протянул шокированный Сокджин, отойдя на несколько шагов, - Это очень и очень плохо. - Что это значит?! - Течка, Хосок, - омега был разозленный и походил на дикую кошку, готовую разорвать любого, кто попадется ей на пути, - У твоего омеги началась течка… Да почему ж так не вовремя?! Двери кабинета с грохотом отворились, и в комнату спешно вошел статный мужчина с благородной сединой на висках. Радостная улыбка на его лице немного утихомирила разрастающуюся панику внутри Хосока, который с большим трудом пытался сохранить трезвость ума. - Отец? – удивительно, голос Чона даже не дрогнул, хоть внутри него и царил настоящий погром. - Мы нашли его, сынок. С трудом разлепив глаза, Феликс невольно охнул, ощущая тяжесть во всем теле, словно его камнем тянуло вниз. Неприятное ощущение пустоты овладело им, почти, что парализовав конечности. Не хотелось ничего, кроме как залезть под теплое одеяло и спрятаться от пронизывающего до костей холода. Да вот только Феликс знает, что это не поможет, ведь единственное, что может согреть его – это тепло человеческого тела. Кое-как забравшись на кровать слабыми ногами, и укутавшись с головой, омега понял, что он в полном дерьме. Все его ощущения указывали на то, что начался его самый нелюбимый, даже ненавистный период – течка, а если учесть, что сейчас он находится рядом с альфой, который только и ждет момента овладеть им, то можно смело сказать что ему конец. Рано или поздно Джимин учует его, и инстинкты возьмут над ним верх, призывая сделать то, что навсегда уничтожит и растопчет Феликса. Тогда уже точно жизнь можно считать законченной и даже если он сможет когда-то сбежать, Хосока он не увидит. Не посмеет, считая себя грязным и испорченным, зачем он будет нужен ему таким? - Успокойся, Феликс, - шепотом заговорил омега, чувствуя, как разум начинает ускользать от него, - Нужно держать себя в руках, ты сможешь, ты сильный!.. Продолжая внушать себе спокойствие, Феликс посильнее кутался в одеяло, пытаясь хоть как-то перекрыть свой расцветившийся запах, для надежности обложившись еще и подушками. Хоть надежды, что все пройдет гладко, было очень и очень мало, как и вероятности, что Джимин не зайдет к нему в течении недели, парень запрещал себе подаваться плохим и депрессивным мыслям. Нужно держаться, возможно, случиться чудо и его спасут, может быть даже Хосок… Внезапная тягучая боль ниже поясницы заставила приглушенно замычать, выбивая разом весь оптимистичный настрой. Плохая была идея думать о Хосоке в таком состоянии, сосущее ощущение пустоты еще больше усилилось, а температура поднялась до такой степени, что стало тяжело дышать. Пот ливнем скатывался по вискам, смешиваясь с горькими слезами, и Феликс почувствовал, насколько же он слаб. Мысли становились спутанными и размытыми, только одно воспоминание было ярким пятном среди всего остального – тихий ночной пляж с полной луной на звездном небе. Любимое воспоминание, которое до этого приносило только трепет и нежность в сердце, сейчас было словно острым ножом. Феликс будто снова ощутил тепло, исходящее от Хосока, но от этого становилось только хуже, ибо касания были ненастоящими, эфемерными. Стоны раздирали горло, просясь наружу, но омега душил их в себе, где-то на периферии сознания боясь быть услышанным. Если бы его не била крупная дрожь, он бы вообще не посмел двигаться, забившись в самый дальний угол комнаты. Прикусив ребро ладони, дабы хоть как-то заглушить себя, Феликс завалился на бок, сжавшись, словно маленький комочек. На улице уже полностью стемнело, значит, Джимин может вернуться домой в любой момент, а парень даже и слово сказать не в силах, не то, что бороться с обезумевшим от похоти альфой. Уличные фонари светили в окно, встречая на улице визг шин. Это конец, пронеслось в затуманенном разуме Феликса, Джимин вернулся в свое поместье, а значит меньше, чем через минуту, он услышит сладкий запах течного омеги и потеряет голову. Нужно было срочно бежать, что-то делать, но тело отказывалось слушаться, находясь в пленительном анабиозе. И все же, кое-как заставив себя подняться, Феликс на трясущихся ногах подбежал к двери. Как и следовало ожидать, она оказалась заперта, но что было еще страшнее, так это гулкие шаги, поднимающегося по лестнице человека. На миг шаги затихли, и парень позволил себе выдохнуть, оседая на пол, не в силах стоять, как тут низкий, едва различимый животный рык прокатился эхом по коридору, заставив сердце упасть вниз. Из последних сил Феликс навалился на дверь, пытаясь то ли выбить ее, то ли не дать Джимину войти внутрь, но все усилия оказались напрасными. Альфа с легкостью открыл ее, чудом не сорвав с петель, и пригвоздил к полу мерзким, похотливым взглядом застывшего Феликса. - Прекрасно, уже встречаешь меня на коленях, - и, втянув воздух, Джимин ухмыльнулся, - Какой чудесный запах течной суки. Уверен, твой природный аромат еще более приятный. - Тебе никогда его не узнать, мразь, - едва слышно прошипел Феликс, смело встречая озверевший взгляд альфы. - Ты все еще плюешься ядом, - присев перед парнем, ухмыльнулся Джимин, - Я сдерживаюсь из последних сил, чтобы не разложить тебя, как дешевую проститутку, а ты смеешь показывать мне свои зубки, паршивый щенок. Я быстро выбью из тебя эту дурь вместе со стонами, ведь все вы омеги одинаковые, умеете только ноги раздвигать… - Пошел к черту, - уже даже не обращая внимания на свое состояние, Феликс острым, словно кинжал, взглядом смотрел прямо в гнилую душу альфы, заставляя того ежиться. Насколько же удивительный и бесстрашный этот омега, что так умело прячет свои слабости, и заставляет его, Ким Джимина, прийти в замешательство. Это взбесило альфу, заставив его резко вытянуть руку вперед и сжать тонкую, лебединую шею Феликса, грозясь переломать ее всего лишь одним движением, отчего омега от неожиданности издал приглушенные хрипы. - Ты принадлежишь мне! – взревел Джимин, с силой сдавливая чужую шею, - Я научу тебя покорности. От ужасной, сильной ауры, которая темным облаком окружила альфу, по телу Феликса мимо воли прокатилась крупная дрожь. Ненавистная суть омеги, приправленная начавшейся течкой, откликнулась на влияние самца, заставив Феликса возненавидеть свое тело и сущность. - Может быть… - задушено начал он, - Может быть, тебе и удастся заполучить мое тело, но душа никогда не будет принадлежать такой гнили, как ты… - Как-нибудь переживу, - одним точным, грубым движением, Джимин толкнул трепыхающегося Феликса на кровать, нависая сверху и пригвоздив его руки своими, не давая и малейшего шанса вырваться. Омега не собирался сдаваться, он брыкался, кусался, вертелся, пытаясь сбросить с себя тяжелое тело Джимина, но собственное подводило его, словно желая сдаться и проиграть в этой изначально неравной битве. Слезы и страх душили Феликса, скатываясь в ком в горле, силы полностью покинули его, а он все продолжал бороться, даже не зная, что тело давно его не слушается. Единственное, что могло радовать, Феликс не чувствовал на себе жадные, грубые касания, которые словно оскверняли его, запятнали грязью, и уже ее не смоешь никакими целебными и ароматными водами, даже самыми дорогими. Покрасневшими, заплаканными глазами Феликс смотрел в окно, скрытое решетками, и наблюдал, как тысячи звезд светят с темного неба вместе со старшей сестрицей луной. Совсем как тогда, несколько месяцев назад, когда омега в первый и последний раз ощутил свободу и настоящее, искреннее счастье и любовь. Когда раздался звон пряжки ремня, Феликс закрыл глаза, не в силах смотреть на ночное небо. Он не хочет, чтобы в его памяти эта ужасная, мерзкая ночь перекрыла старый пляж и такой родной до боли запах лайма со щепоткой корицы. Он сохранит их глубоко в своем сердце, ведь это единственное, что останется от Хосока. Больше он не посмеет даже мечтать о нем. - Прости меня, Хосок… - тихий шепот сорвался с искусанных и истерзанных губ Феликса, и услышал его только он и бледноликая луна на темном полотне ночного неба. Парень полностью растворился в себе и своем разуме, абстрагировавшись от всего, что сейчас происходит с его телом, и, убежав так далеко, что никто и никогда не смог бы найти его. Да, это старый, закрытый пляж из его воспоминаний, где словно бы даже малышка луна намного ярче той, что светит из окон в поместье Джимина. Морской бриз пахнет так же успокаивающе, как бьются неспокойные волны о берег, обволакивая босоногие ступни, щекоча их. Но все это меркнет, когда позади себя Феликс чувствует чужую грудь, в которой громко стучит сердце, прямо в унисон с его собственным, отчего внутри воцаряется покой. Он дома, ведь его дом там, где пахнет свежим лаймом, и Феликс не может надышаться им, когда нежные губы касаются его беловолосой макушки, а руки заключают в надежный кокон. Морской ночной пейзаж захватывает дух, но он не может сравниться с тем, что происходит в родных глазах напротив. В них целый спектр чувств и эмоций, и всех их Феликс может с легкостью прочесть, ведь открыты они только для него, и парень тоже хочет рассказать, показать то, что чувствует, но он боится. Боится, что его глаза не скажут все, поэтому Феликс робко подается вперед и едва-едва касается чужих губ своими. Этот поцелуй такой же трепетный, как и его чувства, которые цветут внутри подобно хрупкой розе. Всего лишь небольшой порыв ветра способен сломать ее, но Феликс знает, что этого не произойдет, ведь Хосок всегда защитит его от всех бед и напастей. Он доверяет ему, пусть они и встретились всего лишь один раз и провели всего лишь одну ночь вместе, наблюдая за звездным небом. Их свела вместе судьба, сделав истинными, а она никогда не ошибается. Феликс хочет остаться здесь, в прекрасной иллюзии, созданной им самим, чтобы сбежать от грязи, которую Джимин вывалил на него, но все заполнилось сильным запахом лайма, отчего заболело в груди. Парень отчаянно хватался за свое воспоминание, в тайне надеясь задохнуться любимым ароматом, лишь бы не возвращаться в ужасную реальность, но что-то упорно тянуло его назад. И первое, что он понял, оказалось то, что его «побег» был очень коротким. Джимин, даже не заметивший этого, успел только разорвать на Феликсе футболку и сейчас голодно и мокро покрывал его шею укусами, словно клеймя его. Упершись в альфу руками, Феликс принялся отталкивать его от себя, но даже если тело и снова стало его слушаться, это все равно не получилось сделать. И не зная, что еще предпринять, ведь, чего доброго, Джимин додумается поставить на нем настоящую метку, парень закричал, зовя хоть кого-нибудь на помощь, продолжая отбиваться от альфы. - Кричи, сколько влезет, - Джимин оторвался от уже красной шеи Феликса и насмешливо взглянул на него, - Никто тебя не спасет. Внезапно Феликс прекратил отбиваться и расслабился, незаметно вдыхая носом воздух. Да, ему не почудилось, вот что вырвало его из мира грез. От внезапной радости захотелось громко смеяться, но омега понимал, что это грозит перерасти в истерику, поэтому он лишь спокойно ответил замешкавшемуся альфе: - Ошибаешься, сукин сын, - и ровно в этот момент дверь спальни слетела с петель, с грохотом упав на пол, а в спальню вошел пишущий гневом и звериной яростью Хосок, не сводящий своего светящегося в полумраке взгляда, горящего жаждой убийства. Всего лишь несколько шагов понадобилось разозленному альфе, дабы подойди к кровати и одним точным ударом в лицо повалить Джимина на пол. Все это Чон проделал с такой скоростью и аккуратностью, словно пума на охоте, что Феликс почувствовал, как у него дрожат колени и впервые он был согласен со своим телом. От резкого порыва благоговения не осталось и следа, стоило только увидеть, каким измученным и уставшим выглядел Хосок на самом деле. Он волновался о нем, искал, и от этих мыслей Феликс почувствовал острый укол совести. Всего этого можно было избежать, если бы парень не расстался со своим альфой в тот день. Какой же он дурак. Тем временем Джимин поднялся с пола и двое альф сцепились в борьбе за омегу, вот только намерения у них были разные. Один хотел обладать приглянувшейся ему игрушкой, а второй подарить свободу возлюбленному и избавить от всех напастей, что окружили его. И пусть внешний вид Хосока говорил о его усталости, мысли о Феликсе, его запах, который впитался в самое сердце, придавали сил, а потому альфе даже не пришлось марать руки об противника. Хватило всего лишь угрожающей, огромной, подавляющей ауры, чтобы Джимин, прекратив рычать, заскулил как последняя вшивая дворняга и забился в угол, силясь спрятаться от убийственного влияния Хосока. Бросив на скулящего альфу презирающий взгляд, Чон отошел и за ним в спальню вошли вооруженные люди его отца, которые схватили Джимина за руки и нацепили на него наручники. В это время Феликс встал с кровати и, натянув чудом уцелевший бомбер, неловко остановился, не решаясь подойти к тому, кого так отчаянно ждал. Он робко бросал на Хосока взгляды, пока тот разговаривал с мужчиной в форме, но так и не решался подойти, не зная как вести себя, и как Чон отреагирует на него. Не хотелось себя накручивать, но что если Хосок не чувствует к нему уже ничего, да и чувствовал ли он хоть что-то тогда? Мотнув головой, Феликс обернулся к подошедшей к нему женщине, которая заботливо укрыла пледом его плечи, вежливо попросив дать показания, также пообещав, что парня осмотрят врач и психолог. Феликс радостно кивнул, думая, что действительно стоит привести нервы и здоровье в порядок, а уже после разбираться с сердечными делами. Он ушел вслед за женщиной, стараясь игнорировать цепкий взгляд Хосока и бегающие от него мурашки по спине. -Неужели спасенная принцесса не отблагодарила своего героя, хен? – рядом с Хосоком очутился Чонгук и, сверкая кроличьей улыбкой, штрыкнул альфу ручкой. - А тебя уже допускают на серьезные операции, кадет? – в тон ему ответил Хосок, пытаясь унять разбушевавшиеся эмоции. - Да, и все благодаря Банчан-хену! Это он сегодня поручился за меня, взяв с собой на вызов, - улыбка и самодовольство не сходила с лица юного альфы, но оба парня знали, что это лишь попытка младшего разрядить обстановку. После такого стресса это как раз то, что нужно, но все же, Хосок хотел бы хотя бы немного поговорить с Феликсом после такой длительной разлуки. Он ведь ужасно скучал, но неужели младший не разделяет его чувств?.. Солнечные зайчики весело прыгали по большим окнам, ослепляя своими яркими вспышками. Раскачиваясь на качели, Феликс внимательно следил за ними, не замечая того, как его губы украшает счастливая улыбка. Сегодня особый день, и с утра у омеги хорошее настроение, ведь именно сегодня Хенджин наконец-то приезжает из своего университета, чтобы забрать его. Уже как две недели Феликс живет в семействе Чон, которые радостно приютили его после того ужасного дня. Насколько же добрые и светлые эти люди, они помогли Феликсу снова поверить в то, что в этом мире существует еще что-то хорошее и что не все люди злые и продажные. Господин Чон очень любит свою жену и сделает ради нее все, ведь она та, кто была дарована ему судьбой. И смотря на них, Феликс все больше задумывался о том, кто они с Хосоком друг для друга. Да, они истинные, но есть ли между ними любовь? Нет, не так. Взаимна ли она? С того дня альфа так и не заговорил нормально с парнем, и это очень печалит омегу, но и самому подойти к Хосоку у него не хватает смелости. Вот так они и бегали друг от друга на протяжении двух недель, и если первые семь дней были оправданы, ведь у Феликса была течка, то остальные семь были не понятны никому, включая самим влюбленным. Страх быть отвергнутым и жить всю оставшуюся жизнь так, как жили, порознь – вот что двигало ими. Знание, что дальнейшая судьба возлюбленного будет спокойной, вполне устраивала и Феликса, и Хосока, но все же обоим хотелось разделить ее на двоих, да вот только никто из них не знал, как правильно подступить, отчего образовалась игра в молчанку. Неразборчивый шум за спиной отвлек Феликса от глубоких мыслей. Нахмурившись, омега соскочил с качели и двинулся прямо по каменной дорожке, внимательно следя за движением в кустах. После непродолжительного заточения у Джимина Феликс долго не мог прийти в себя и пугался любого шороха, кроме того его одолела бессонница, ибо как только он засыпал, видел кошмары, из которых было очень и очень трудно вырваться… … Отчаянный крик сотряс собой окутанные ночным мраком стены просторной спальни. На белоснежных простынях метался в неспокойном сне Феликс, пытаясь хоть как-то разорвать оковы страшного сна. Он снова оказался там, в золотой клетке, на привязи, не имея сил ни кричать, ни двигаться. Избитый, растерзанный, на нем не осталось ни одного живого места, лишь ясные голубые глаза светились горькими каплями слез. Его тянут за собой, наматывая на кулак тонкую цепь, но омега отбивается, машет скованными руками, не осознавая, где сон, а где явь. Лишь тогда, когда ночную темень разрезает полоска света, Феликс просыпается, но тут же болезненно жмурит и так заплаканные глазки, не привыкшие к яркому свету люстры . Он находит успокоение лишь тогда, когда ощущает вокруг себя родной запах лайма, и доверчиво жмется к груди Хосока, вслушиваясь в мерный стук его сердца. Лишь в его объятиях он может спокойно уснуть, не тревожась о кошмарах и пережитом прошлом. Но на утро он все же просыпается один, словно так и было всю ночь… Где-то неподалеку залаял пес, встречая незнакомую машину. Это приехал Хенджин. Позабыв о непонятном шорохе, Феликс развернулся к выходу из сада, как ему навстречу, из тех самых кустов, вышел поникший Хосок. Омега остановился и отвел взгляд, не решаясь даже смотреть на Чона, не то, что заговорить. К счастью, альфа начал первым: - Приехал твой брат, - тихий и безэмоциональный голос Хосока эхом отдавался где-то внутри, - Пошли, я проведу тебя… - Ты считаешь это правильным решением? – Феликс решительно поднял голову, пытливо ловя взгляд альфы. Ему надоело играть в кошки-мишки, все нужно было решить здесь и сейчас, ибо снова расставаться в неведении не было никакого желания. - А ты? – в тон ему спросил Хосок, скрещивая свой взгляд с его. Между ними воцарилась напряженная тишина, было слышно лишь легкое дуновение ветра, которое раскачивало ветви огромного дерева над ними. Медленно выдохнув, Феликс запрокинул голову и звонко расхохотался. Вся эта ситуация была полнейшим абсурдом. - Почему?.. – когда истерика понемногу улеглась, спросил омега, смахивая капли слез, - Почему мы, истинные, которые были созданы друг для друга, должны решать этот дурацкий вопрос? Почему мы снова хотим расстаться? - В прошлый раз ты сам сбежал от меня, не оставив ничего, - ухмыльнулся Хосок, спрятав руки в карманы брюк, - И все же, мне удалось найти тебя. Не думаю, что что-то сможет помешать мне найти тебя еще раз. - Я не хочу проверять твои слова, - расстояние между ними сократилось в мгновение ока, возможно потому, что оба сделали шаг навстречу друг другу, - Не дай мне снова исчезнуть… - Никогда… - трепетное прикосновение, словно нежные лепестки, и обжигающий поцелуй, скрепляющий собой нерушимое обещание, - Я всегда буду искать тебя.