Акт I
Когда Жан подрабатывал барменом в вечернее время, Микаса обычно никуда не выходила, предпочитая проводить время наедине с собой. Их небольшая компания свыклась с её особенностью и звала обычно только Жана, который всегда шёл плюс один. Не то чтобы Кирштейну даже в голову приходило пойти куда-то в одиночестве. Поэтому многие удивлялись, узнав, что Микаса могла провести вечер наедине с Эреном. Они особо это не скрывали, но и не афишировали, понимая, что их совместное время не стоило того внимания, которое ему уделяли. Некоторые, в том числе и Имир, утверждали, что у кого-то из них могли быть чувства далеко не дружеские, намекали об этом Жану, который, с гордостью думала Микаса, не вёлся и лишь презрительно фыркал. Но и не стоило недооценивать характер Кирштейна, он относился ко всем с подозрением и совсем не улавливал сути в любви к Эрену. Микаса же могла преобразовать свою привязанность к парню в одно единственное понятие — понимание. Она могла не знать многое, но в глубине души рядом с инстинктом самосохранения звучал колокольчик, поговаривая, что они одинаковы, идентичны. Будь это параллельная вселенная, они бы были, в этом девушка не сомневалась, братом и сестрой. К сожалению, Микаса оставалась в этот вечер в полном одиночестве в пустой квартире с пустыми мыслями. В руках у нее лежал небольшой блокнот с набросками. И о своём увлечении она предпочитала молчать, и на то была веская причина, кроющаяся в её рисунках, в памяти, подбрасывающей воспоминания. Микаса присаживалась на подоконник, согнув одну ногу, устремив взгляд на вечерние огни города и капли дождя, скатывающиеся по окну. Её голова полая, руки непроизвольно чертили знакомые линии, выводили въевшиеся в память черты лица. Ей бы в мёртвой хватке держать руку, прекратить мучения совести, но она была честна с собой и понимала — ни за что это не прекратила бы. Это был в своём роде ритуал искупления. Может, она подсознательно хотела, чтобы её нашли? Это единственное объяснение её маниакальному продолжению чёртового круговорота рисунков. Как жаль, что нельзя смыть с кожи тот день, который буквально отпечатался на ней. От напрасного стачивания графита об бумагу Микасу отвлекла матовая серая ауди, остановившаяся около подъезда. И ей бы не предать этому значения, но вот только голова подбрасывала воспоминания, что она видела её около чайной и даже знала, кому принадлежит. Но вот факт того, что здесь была машина мистера Аккермана, казался абсурдным и лишённым смысла. И единственный логический ответ, приходящий на ум, ей не нравился. Но как только Микаса отодвинула рисунок в сторону и прильнула к окну, чтобы лучше разглядеть через потоки воды, она тут же захотела выйти и преподать Эрену чёртов урок преданности. Она давно заметила интерес неугомонного парня к мужчине, но надеялась, что он не перерастёт во что-то, что разобьёт сердце Хистории. Если так произойдёт, Микаса уверена, что Имир его убьёт, и вряд ли её кто-то остановит. Эрен или же был хорошим актёром, не понимающим, что происходило вокруг, или же тупым непробиваемым идиотом. И девушка терялась в догадках, что являлось подлинным лицом её друга. Микаса видела, как парень выходил из машины, но не спешил закрывать дверь, промокая под дождём и разговаривая с водителем. Расстояние в несколько этажей не могло передать лицо Эрена, но девушка поставила бы, что он игриво улыбался и дразнился. Девушка не понимала и мужчину в данной ситуации. Как, а главное зачем, он заинтересовался пацаном младше его почти вдвое. Микаса не могла не утверждать, что Эрен олицетворял собой все противоречия, создавая некий образ, который обычно люди наблюдали через калейдоскоп. Такое множество цветных стёкол, не соединяющихся в единую картину. Может, Эрен почувствовал грозный и недовольный взгляд Микасы и поэтому, закрыв дверь машины, побежал к подъезду. Девушка уже обрадовалась, что не заметила ничего интимного или же дурного, как парень, не добежав и середины, резко развернулся и отсалютовал мужчине двумя пальцами, что-то крича. — Может, всё-таки тупой непробиваемый идиот, — пробормотала Микаса, собираясь тотчас стучать в квартиру друга, предъявив увиденное. Но вовремя приостановила себя, остывая. Что она могла сказать? Видела, как машина мистера Аккермана подвезла Эрена до дома? И что дальше? Всё остальное она додумала в голове, сопоставляя логические и здравые факты, события, обрывки фраз. Эрен, по неизвестным для девушки причинам, становился фанатичным и помешанным на Леви человеком. Остановив себя от опрометчивых действий, она наклонилась к блокноту, рассматривая каждую линию, будто впервые, будто до этого не выводила одноликие линии. Микаса провела по бумаге подушечками пальцев, едва касаясь, и непроизвольно улыбнулась. Смесь горя, скорби, муки совести и тягостность к сочувствию вызывала беспорядок в голове и на сердце. Ей бы простить себя для начала, а потом уже человека, смотрящего на неё с бумаги. От протяжённого самобичевания её спас треск мобильного телефона. «Скоро буду. Какое мороженное будешь?», — гласило небольшое сообщение, и на душе Микасы шторм превращался в штиль. Возможно, Жан — лучшее, что могло произойти с ней, то, чего она не достойна. Смятый листок бумаги, проживший недолгое время, полетел к остальным, идентичным, собранным в кучу на полу около мусорки. «Жду. Ванильное с шоколадной крошкой». Микаса спрыгнула с подоконника, спрятала блокнот за батарею и вышла из комнаты за мешком для мусора. Ей подумалось, что молодой человек не оценит творения, где на каждом рисунке присутствовал израненный, изломленный человек, истекающий кровью. И точно не обрадуется, обнаружив случайно его лицо на портале полиции с пометкой «пропавшие без вести». Как только силуэт Микасы пропал в окне, в тот же момент тень отделилась от стен дома и направилась вершить правосудие.Акт II
Леви нельзя было назвать человеком, который обожал сюрпризы и тайны. Он предпочитал правду, презирая любую ложь в виде откровенно выдуманных историй или же небольших неточностей. Это и была причина, по которой он заходил в дом Смита в плохом настроении и ужасно язвительным запасом оскорблений. — Что случилось? — с порога спросил мужчина, заходя в кабинет Эрвина. Он заметил сидевшую на кресле Ханджи, её пустое лицо, на котором играли языки пламени от камина. Она забралась полностью с ногами и обнимала себя руками, словно защищаясь от внешнего мира. Аккермана вытащили с работы в чайной, причитая, что, если тот не появится через несколько минут, кончится всё дело печально. Никто из его друзей не объяснился, а Леви как ненормальный гнал с другой точки города, нарушая все возможные правила, негодуя, что придётся платить штрафы по вине тех, кто сейчас молча просиживал штанишки. — Ну и рожи, — прокомментировал лица друзей, вглядываясь в тёмные круги под глазами Ханджи и суровое лицо Эрвина. — Вы хотите, чтобы я сам догадался? Или чтобы моя голова лопнула от напряжения? Смит восседал на кресле напротив массивного стола из тёмного дерева. Когда Аккерман был в неведении, он становился грубее, чем обычно. И каждый в комнате это знал. — Присядь, Леви, — Смит указал на свободное третье кресло, находящееся в кабинете. — Тебе лучше открыть рот по другому поводу, — предупредил Аккерман, не двигаясь с места. — Леви, — лицо Эрвина не изменилось, но то напряжение, витающее в комнате, заставило мужчину присесть и выжидающе уставиться в ответ. — Я хочу начать с того, что ты единственный, кому я бы доверил свою жизнь и жизнь Ханджи. — Эрвин, — Зоэ подала голос, положив ладонь поверх вытянутой руки мужчины. — Ты такими темпами доведешь Леви до реанимации. Неулыбающаяся Ханджи — проблемы размеров с каньон. — Или вы идёте к сути дела, — Аккерман сжал подлокотники кресла, пугающе сузив глаза, — или я с вами разберусь здесь и сейчас, чтобы больше не пришлось лететь на первый ваш зов. — Он посмотрел в глаза единственного человека, держащего себя в руках. — Эрвин, это моё первое предупреждение. Смит серьёзно кивнул, принимая слова во внимание. — Мне направили дело, с которым связана Ханджи, а я связан с ней и военными тайнами. — Интересно получается, — заметил Леви. — А я значит ни с кем и ни с чем из этого списка не связан. — Мне надо, чтобы ты со всей серьёзностью отнесся к тому, что услышишь в этой комнате, — пропустил шпильку мимо ушей Эрвин, беря в руки папки со стола и взмахивая ими в воздух. — Мы сейчас поделимся конфиденциальной информацией и будем надеяться на твоё молчание, Леви, — Аккерман поднял бровь, выражая сомнения в умственных способностях Эрвина, на что тот кивнул и добавил: — Это формальности, которые необходимо соблюсти. Затем Эрвин передал бумаги. Аккерман с напряжённым лицом открыл папку, скрупулёзно рассматривая отчёты. В комнате витала мрачная, удручающая тишина. Леви без всяких эмоций пролистал несколько страниц, но как только дошёл до снимков, то застыл. Это выглядело, как настоящая бойня за жизнь. — Что это? — Убийства, — Ханджи прошлась пальцами по щекам, и кожа её казалась под ними натянутой и картонной. — Превосходный анализ, очкастая, но я думал, вы копнёте глубже, — он пролистал несколько страниц со второй папки, затем вытащил все фотографии, складывая на столе. — Первая жертва — Марсель Галлиард — была убита несколько месяцев назад, вторая — Райнер Браун — вчерашней ночью. Их связывало то, что они состояли в немногочисленной военной организации. Секретной, — дополнил Эрвин к тому, что уже прочитал Леви. — В случае с первой жертвой, мы не давали большую огласку, предположив, что это единичный случай. Только вот второе убийство всё же наталкивает на определённые выводы. — Как много секретов, — заметил Аккерман, беря в руки первую фотографию. На ней было изображено, по логическим выводам, голова. Но только вот голова эта выглядела так, будто её прожевали и выплюнули обратно, со множеством волдырей и кровоточащих ран. — Что у него с тем, что должно находиться на шее? — По отчётам — пытки перечным газом, который разъел лицо до костей. Леви напряжённо застыл, сжимая фотографию с места преступления. Его внутренности наполнилась горючим, разжигая ненависть по венам. Ему хотелось прикончить убийцу своими руками, показать каково это — ощущать пытки на своём теле. — Если тебе трудно… — начала сочувственно Ханджи, но вовремя закрыла рот, поймав жесткий взгляд. — Мне не нужна твоя жалость, — выплюнул он, стряхнул с себя напряжение и поднял следующий снимок. Фотография — сплошное артхаусное пространство в ярко-красном оттенке. Похоже больше не на убийство, а на банальный забой свиней. Стены, пол, все приближённые предметы были залиты кровью. — Шестнадцать порубленных кусков плоти. — Без намёка на туловище. Только руки и ноги, — дополнил Эрвин, сцепляя пальцы и кладя на них подбородок. — Мои люди прочёсывают всевозможные места в городе, ища туловище Райнера или его останки. — И шестнадцать ножей, воткнутых в тело Марселя. — Ханджи нервно закусила губу, теребя края водолазки. — Мы думаем, что это число символично для убийцы. Аккерман открыл папку по делу Райнера и нашёл его черно-белую фотографию с печатями и многочисленными пометками «секретно». Но совсем не это привлекло внимание мужчины, он нахмурился, всматриваясь в лицо. — Он был вчера в пабе, не так ли? — уточнил. — Поэтому я здесь? — Отчасти, — согласился Эрвин. — Мы можем предполагать, что там был человек, следящий за Райнером. И твоя память на лица помогла бы сопоставить список людей, находящихся в пабе, который мы собрали с камер наблюдения. Сам понимаешь, что есть слепые зоны. — Что-то мне подсказывает, что вы начали рассказ не с начала, — всё же произнёс Леви, откладывая бумаги и привлекая внимание Смита. Когда тот всецело принадлежал Аккерману, то он задал вопрос, мучавший его с самого начала: — С чем связаны эти убийства, Эрвин? — Я упоминал, что с этим связана Ханджи. — Смит нахмурил брови, выглядя грозно. — Она переезжает ко мне, но вот в рабочее время я не смогу присматривать за ней. Твоя чайная находится в шаговой доступности от университета. Мне необходимо, чтобы ты сделал одолжение, Леви. Ты должен стать телохранителем Зоэ, по возможности быть рядом, если я не смогу обеспечить её безопасность. При других обстоятельствах Аккерман бы съязвил, ткнул бы Эрвина лицом в то, что называется дружба, но нехарактерное молчание Зоэ, надрывное состояние Смита, которое он старался скрыть — всё это не позволяло сказать о том, что каждый знал. Они втроём жизнь бы свою отдали за друг друга. — Какова вероятность, что убийца придёт за ней? — уточнил Леви. Зоэ вздрогнула от вопроса и повернула голову в сторону мужчины. Её осунувшееся лицо, потерянный взгляд и потрескавшиеся губы — всё в целом подталкивало Аккермана к её защите. — Небольшая, — всё же вымолвила Ханджи. — Надеюсь, что небольшая, — шёпотом добавила. — Надеешься? — переспросил мужчина, противореча самому себе. Он терпеть не мог повторять дважды, но ситуация заставляла сжиматься органы, и вести себя с несвойственной ему мягкостью. — Что это значит? — Мы объясним тебе после того, что ты поведаешь о пабе, — прервал Смит открывающийся рот женщины. Она его тут же захлопнула и закрылась от мира, обнимая себя руками и утыкаясь в острые колени. — Ничего интересного, на самом деле, — начал Леви, откидываясь на спинку и закидывая ногу на ногу. — Райнер был в стельку пьян, шатался, чуть не упал на мой стол. С кем-то разговаривающий не был замечен, но не то чтобы я обращал внимание. У меня был отвлекающий фактор в лице студента Ханджи. — Ты же сказал, что он «стечение обстоятельств», — перебила рассказ Зоэ, вскидывая голову с любопытством. Аккерман потемнел лицом. Он лучше себе руку откусит, чем даст ей ещё слово вставить. — Он и есть чёртово стечение обстоятельств. Не знаю, каким образом он нашёл меня, но этот паршивец точно следил. А что по слежке за жертвой, то я видел, как он покидал паб. Мы с Эреном разминулись с ним в пару минут, Райнер уже шатался по другой стороне улицы. Затем я довёз пацана до дома и отправился к себе. Эрвин кивнул и помрачнел, напряженно думая. — Убийца, скорее всего, врач, может, хирург с опытом, — выдал он наконец, указывая на две фотографии с разных мест преступления. — Видишь, как он воткнул ножи? Не задевая важных органов, но достаточно для боли и крови. А как отсёк куски? — Как опытный мясник, — согласился Леви, рассматривая снимок отрубленных конечностей. — Да. Он очень хорош в анатомии, но не на начальном уровне. Такое в школах не проходят. — Эрвин открыл папки на характеристиках мужчин. — Они оба высокие, хорошо сложенные, что наводит на мысль, что убийца не низок и с развитыми мускулами. Возраст примерный: от двадцати пяти до тридцати пяти лет. Он аккуратен, дотошен. Не оставил никаких следов при такой грязной работе. — Эрвин мрачно усмехнулся. — Не принципиален в средстве убийства жертвы. Первое тело — шестнадцать ножевых, второе — расчлененка. Как и сказала Ханджи, видимо, что-то личное. — Это может значить что угодно. — Леви угрюмо кивнул на цифры в отчетах. — От чисел в месяце до количества котов, которых кто-то из них утопил в детстве. — Но это уже что-то. — Уже что-то, — согласился тот. — Теперь я могу услышать всё с самого начала? Ханджи подняла очки, закрепляя их на голове, и потёрла глаза до чёрных точек, стараясь взбодриться. Ей бы не помешал алкоголь, который придал бы сил для того, что она собиралась озвучить. — Виски? — с надеждой поинтересовалась она у Смита. Тот кивнул в ответ и встал изо стола, направляясь к мини-бару в книжной полке. Ханджи же опустила босые ступни на пол и развернулась корпусом к Леви. — Я сказала, что вероятность небольшая, потому что я причастна к тому, что расскажу сейчас, но не до конца. Жертвы — мои бывшие коллеги, за которыми очень пристально следили военные. — Это нихрена не помогает понять, — Аккерман наблюдал за тем, как Эрвин наполнил стакан и передал в руки женщины. Она тут же осушила всё, скривилась и попросила добавки. Ей необходимо собраться с силами. Ей необходимо исповедаться. — Убийца знает имена всех причастных к военной операции, которую мы прозвали «Титан». — Зоэ облизнула пересохшие губы. — Как величественно, — съязвил Леви. — Да, величественно, — с пустым лицом согласилась Ханджи, сутулясь на кресле. — Не думаю, что тебе понравится то, что я скажу дальше, Леви. Заранее прошу прощения и предупреждаю, что я была молода и беспечна, верила в великие цели, но, слава богам, открыла глаза раньше, чем повязла бы в обязанностях перед ними, — звучало так себе оправданием, и она беспокойно потёрла руки друг об друга, пытаясь согреться. Почему-то её тело озябло. — Я ушла сразу же, как только они начали ставить эксперименты над людьми. Леви выдохнул горячо и шумно, смешивая дыхание со злостью, которая клокочет по всему телу. — Значит наш мясник — жертва? Мститель? — Я не знаю, — звучало как скулёж побитого зверя. — Я хочу знать всё, — отдал приказ Леви, садясь удобнее и направляя прямой взгляд на Ханджи. Каждый в этой комнате знал, как он ненавидел ложь и недомолвки.Акт III
События после бара. Несколько часов спустя
Последнее, что помнил Райнер, будучи в сознании, — стойкий запах спирта в квартире. Но не предал этому особого значения, предполагая, что напился наконец до такой кондиции, что мог провалиться в беспамятство. Он бы и не запомнил дорогу домой, если бы неожиданно даже для себя не остановился. Его голова запрокинулась назад, взгляд зацепился за бескрайнее небо со сводом звёзд, а лицо ошпарили холодные капли дождя. Чувство свободы обуяло всё его существо, наполнило лёгкие вторым дыханием, а глаза — слезами. Непрошенные мысли об исцелении разъедали черепную коробку. Райнер так сильно желал спасения своей души, чтобы исцелить все грехи, всю вину, накопившуюся с годами. Он был слеп всё время до события, за которое он, как ни странно, тоже ощущал груз ответственности и вины. Мужчину отвлёк детский смех. Маленький мальчик верхом на шее отца заливисто хохотал, вытягивая кулаки в воздух. Он кричал что-то про рыцарей и верных друзей. Про приключения и великие свершения. Но испуганно замолчал, встретившись взглядом с Райнером. Отец, не понимая заминки сына, спрашивал, что у него не так, но тот молчал, уставившись на мужчину в переулке. Браун, неожиданно для себя, поднял кулак вверх и улыбнулся. Мальчуган серьёзно кивнул и поднял маленький кулачок в ответ. Браун вдохнул свежего воздуха, и впервые за долгое время он действительно улыбался. Ему захотелось прям здесь, в каком-то грязном и вонючем переулке, поклясться, что начнёт всё сначала. Бросит пить, приведёт свои финансы в порядок, обзаведётся документами, хорошей работой и красавицей женой. Заведёт семью, которой у него никогда и не было, о которой он никогда и не мечтал. Возможно, через время втайне встретиться с людьми из прошлого, чтобы за поздним ужином до самого рассвета проговорить о великих планах, которые канули в лету. Посмеяться. Он, блядь, так давно не смеялся. Но последнее, что помнил Райнер — стойкий запах спирта в квартире, а затем наступила темнота. Приходить в сознание — не самое приятное ощущение, но приходить в сознание с пониманием, что ты обездвижен и с повязкой на глазах, — не только неприятно, но и довольно-таки страшно. Он слышал тихий скрип деревянных половиц в квартире, намекающие на присутствие постороннего человека. Мысли Райнера блуждали в голове, подкидывая пути отступления из квартиры, которые он приметил ещё в самом начале. Самый лёгкий и безопасный — входная дверь и лестничный пролёт, но он не думал, что человек из правительства, а Браун был уверен, что это он, был так туп, чтобы не отрезать ему путь к отступлению. Как второй вариант, можно было выбрать окна, которые вели или на крышу, где на всякий случай лежал заряженный пистолет, или на трубу, по которой можно было спуститься вниз на землю. Райнер сосредоточился, вслушиваясь в неожиданно наступившую тишину в квартире и во всём доме. Он не зря выбирал это место. Здесь почти не было соседей, многие квартиры пустовали, и что-то подсказывало, что человек в комнате это прекрасно знал. Интересно, как долго они уже следили за ним? Браун набрал воздух, но резко выдохнул, кашляя. Его лёгкие начали гореть огнём, и он задыхался. — Проснулся, — констатировал голос. — Не волнуйся, через некоторое время лекарство перестанет действовать. Райнер от звука собственного кашля в ушах не смог различить голос говорящего, но отчётливо услышал «лекарство». Он пока не понимал, о каком лекарстве шла речь, но интуиция подсказывала, что ему не очень понравится, когда он всё же узнает. Браун смог только различить, что голос был слева. Значит, дверь как выход заблокирована. Оставались окна, несколько метров наверх и — свобода. Он же поклялся сегодня, что вздохнёт полной грудью. Райнер собрался с силами, веря в собственные силы, и рванул. Но как бы он не старался, его руки и ноги не слушались. Паника накрыла с головой, темнота в глазах усугубляла ситуацию, а поверхностное дыхание превращалось в кашель, с которым выходили то ли слюни, то ли кровь. Он не мог понять, что с ним происходило, кроме одного — его тело парализовало. Когда он уже думал, что задохнётся и помрёт, так и не узнав, кто его поймал, повязка слетела с лица. Райнер тяжело проморгал, алкоголь давал о себе знать, мешая сконцентрироваться на целостной картине в глазах, голову вело из стороны в сторону. Он медленно сжимал веки и разжимал, слыша своё громкое сопение. Браун концентрировал внимание на тёмном пятне, пытаясь собрать несколько движущих к нему тел в одну кучу, переставая ловить вертолёты. Его мутило, и он посмотрел под ноги, подмечая, что завис над полом. Райнер помотал головой, не понимая какого хрена это возможно, если он ничего не чувствовал. — Ты так жалок, что я даже немного разочарован, Райнер. Браун замер, неверующе подняв голову. Этот голос с лёгкой хрипотцой он узнал бы из тысячи, а уж маниакальную улыбку, передавшуюся от отца, тем более. — Это ты! — прохрипел Райнер, захлёбываясь в крови. — Ты же должен быть мёртв! Эрен с пустым лицом взирал на жертву. — Удивительная догадливость, — похвалил он, похлопав по щеке подвешенное тело. — Жду не дождусь, когда эффект пройдёт, и ты почувствуешь всё разом, мой милый друг. Я могу быть даже милосерден к тебе и скажу, что с тобой, чтобы ты был готов к боли. — Эрен по-птичьи склонил голову. — Я искромсал тебе сухожилия на руках и ногах, нанёс несколько несмертельных, но, поверь мне, очень болезненных ран. Ты еще не смог видимо увидеть, но в твоё тело засажено несколько ножей. О, нет, нет. — Парень рукой, обтянутой в перчатку, поднял опустившуюся голову мужчины. — Я тут узнал от своего нового друга, что правила, оказывается, интересная вещь. Так вот, правило номер один — не смей смотреть куда-либо в другое место кроме моего лица. — Что ты делаешь? — слёзы потекли по щекам Райнера, и он закусил до боли губу, стараясь сдержать стон. Боль волнами возвращалась в тело. — Вывернутые коленные чашечки и руки под неестественным углом, чтобы легче было подвесить тело. — Эрен, прошу… — мужчина хрипел. Теперь по его подбородку стекали слёзы вперемешку с кровью, соплями и слюнями. Йегер смотрел как заворожённый, наслаждаясь увиденным творением, и всё дело, скорее, в его скверном характере. — Знаешь, что удивительно? — продолжил парень, игнорирую слова Брауна. — Мне даже не надо учиться держать оружие в руках, чтобы уметь им пользоваться. Разве не прекрасно? На своём опыте узнать, где больнее всего пробивает пуля или вскрывает нож, — сарказм сочился в каждом слове. Он сжал мужчину за волосы, заставляя смотреть в глаза. — У нас долгая ночь, Райнер, — прорычал он. — Я постараюсь насытить её событиями, чтобы ты не заскучал. В начале отрежу тебе ноги до колен, руки до локтя, заставлю ползать абсолютно беспомощным, издавая крики боли. Затем отрежу язык, чтобы ты мог только мычать и хрипеть. И только под самый конец оглушу и ослеплю. И в таком состоянии отправлю к свиньям в хлев, где ты останешься до конца своей короткой жизни в качестве пропитания. Райнер в ужасе глотал воздух, как выброшенная на сушу рыба. Его тело трясло, он начинал чувствовать боль в затёкших руках. Ему хотелось исповедоваться, снять груз вины с плеч. — Я не знаю… что на самом деле было правильно… Но… Я уверен, что я должен столкнуться с последствиями своих действий. — Новая порция крови потекла изо рта, смешиваясь с нитью слюны. — Прости нас… Прости, пожалуйста. Стойкий запах страха, крови и мочи витал по всей квартире. — Как трогательно, — грустно промолвил Эрен. — К счастью, меня никто не учил прощению. Браун прикрыл глаза, сдаваясь. Йегер взбесился, не принимая такие правила игры. Он не должен думать, что прощён, этот сукин сын не должен мириться со своей смертью. Эрен, усмехнувшись, приблизился вплотную, шепча на ухо: — Твой милый друг Марсель кричал так, что мои уши звенели.— Заметив, как Браун раскрыл пустые глаза и замер, ухмылка Эрена разрослась. — Ох, так ты не знал, что он убит? Я бы сказал, что мне жаль, Райнер, но дай мне хотя бы с тобой быть честным. Когда я пустил Марселю перечный газ и надел на голову колпак, то моё сердце запело от счастья. Ты бы слышал эти прекрасные хлюпающие звуки, когда нож входит в тело ненавистного тебе человека, как по маслу. Браун заметался в руках, стараясь скинуть хватку со своих волос. Его внутренности сжались и горечь с тошнотой подкатывали к горлу. — Ты сущий… монстр, — прохрипела жертва. Из Эрена смех вырвался также стремительно, как и затих. У Райнера прошлись мурашки по коже от этого смеха — надломленного, истеричного, и лишь один вопрос витал в голове: «Как он не свихнулся окончательно?». — Но вы меня таким сделали, — сокровенно поделился Йегер.