Первая гроза

Студента разбудил чарующий аромат кофе. Разлепив глаза, он втянул его поглубже и сладко зевнул. Чувствуя себя отдохнувшим и вполне бодрым, Беляев сел и сразу же увидел в отражении своего двойника. У того было заспанное и оттого забавное лицо, а волосы стояли торчком на макушке. Сергей осмотрел себя и со стыдом понял, что совершенно обнажён. А дальше на не до конца проснувшуюся голову обрушились обрывки воспоминаний о вчерашнем соитии. И снова странная смесь удовольствия и смущения… Нет, к такому сочетанию не привыкнуть. В районе солнечного сплетения сразу возникает волнение, а затем, как нектар, разливается по всему телу. Беляев встал, вытащил из своей половинки шкафа свежую одежду и полотенце, затем подошёл к открытой двери и выглянул из комнаты, боязливо проверяя, свободен ли путь. На кухне было какое-то движение, пахло кофе и едой, но никого не было видно. И Сергей прошмыгнул в ванную. Вымывая из себя сперму Демидова, Беляев покраснел в щеках и постарался отогнать рой назойливых мыслей. Окончательно проснувшись благодаря душу, парень облачился в свежие брюки и рубашку, пригладил влажные волосы и вышел из ванной. Теперь мозг работал в обычном режиме, и Серёжа вспомнил слова Дмитрия о Лене. Что он имел в виду под «Лишу соблазна»? Беляев должен был это выяснить, иначе просто быть не могло. Парень вошёл на кухню и увидел полковника. Тот сидел за столом в чёрном халате, который удивительно ему шёл, подчёркивая темноту волос и глаз. Одна рука упиралась локтем в стол, указательный палец второй слегка постукивал по фиолетовой глиняной чашке, в которой дымился кофе. Демидов посмотрел на студента своим обычным спокойным взглядом. «И не поймёшь, о чём думает», — мелькнуло в голове Сергея. Беляеву было неловко, но он всеми силами заглушил в себе это ощущение и сел за стол. В тарелках лежала еда, которая была недоступна обычному советскому гражданину. Чего только стоила прекрасная «мраморная» буженина. Сергей с трудом удержался, чтобы не схватить пару кусков и по-варварски не запихать их в рот. — Я могу вас просить? — несмело взглянув в бесстрастное лицо мужчины, спросил Серёжа. — Попробуй, — ответил Демидов. — Вы… вы сказали вчера, что… — Беляев сжал ножку стола, ощущая безумное биение сердца. — Сказали, что лишите меня… соблазна… Вы хотите что-то сделать Лене? Сергей сразу же осознал, как наивно звучат эти слова, но что сказано, то сказано. Дмитрий молча смотрел в глаза Серёжи, и понять, о чём тот думает или что чувствует, студенту не представлялось возможным. — Ты сказал, что хочешь просить, — вдруг сказал он прохладным, почти равнодушным голосом. — Д-да… — Давай, не мямли. — Не причиняйте ей вреда, пожалуйста. Ведь это несправедливо… Я виноват, что втянул её во всё это, я, а не она, — слова давались с трудом, но на душе как-то сразу прояснилось. Словно некий груз, камнем лежащий на ней, чуть-чуть сдвинулся. — Невозможно научиться жизни без её уроков. Любой поступок имеет последствия, но именно эти последствия и наращивают жизненный опыт, учат ответственности, — буднично отозвался Демидов и сделал глоток кофе. От этих философских слов, от спокойного голоса по спине студента пробежал неприятный холодок. Ему захотелось заорать, что дело совсем не в этом, что он понял свою ошибку и больше не повторит её, но он не мог повысить голос на этого человека. Более того, Сергей даже не смог сформулировать ответ, который произнёс бы спокойно, сдержанно и уверенно. Мысль о том, что из-за него пострадает Лена, отправится в лагерь, где будет работать днями и ночами, строить баржу или мост с другими заключёнными где-нибудь в Сибири или Узбекистане, вызвала тошноту. Беляев смотрел в тарелку с сыром и напряжённо сжимал ножку стола. Так могло бы продолжаться очень долго, если бы голос Демидова не вырвал его из оцепенения. — Тебе пора в институт. Не глядя на полковника, Серёжа встал и прошёл в спальню, чтобы сложить в портфель необходимые учебники и тетради. Он уже надевал ботинки, когда в коридоре возник Дмитрий. Беляев напряжённо вытянулся, как струна. Демидов положил ладонь на затылок парня и мягко притянул его к себе для поцелуя. Раздвинув губы Серёжи языком, он отыскал им язык любовника и несколько тягучих мгновений ласкал его с тихим влажным звуком. Когда он оторвался от губ Беляева, тот жадно хлебнул воздух, слегка пошатнувшись от ощущений. Демидов сел на корточки и парень невольно удивился, насколько же прямая осанка у этого мужчины! То, что произошло дальше, заставило студента сконфуженно закусить нижнюю губу. Дмитрий взял в пальцы шнурки левого ботинка Сергея и зашнуровал их. — Теперь иди, — тихо сказал Демидов, выпрямляясь. Прежде, чем отвернуться, мужчина положил на комод ключи для Серёжи.

***

После практического занятия по искусствоведению, была лекция по литературе, которую вёл Семёнов. Тот самый, за которого взялось МГБ, и о чём знал только Сергей. Но сейчас Беляеву было плевать на мужчину. Он всё время смотрел на пустующее место Лены Литвиновой. Во рту стоял неприятный железный привкус. Зря он надеялся, что Дмитрий сжалится… «Не вини себя. Хватит самоистязаний. Ты не сделал ничего дурного», — успокаивал один внутренний голос. «А кто виноват, если не он? Надо было головой думать, когда бежал в кино с этой девчонкой!» — раздражённо звенел второй. Под конец лекции Сергею начало казаться, что ещё немного, и его голова треснет от противоречий. Он почти ничего не записывал. Вместо этого находился в глубокой задумчивости и рисовал на полях тетради звёзды, облака, солнце. Зотов и Крапивин, сидящие по обе стороны от Серёжи, конечно же, это заметили, и дважды многозначительно переглянулись. — Рассказывай, — твёрдо произнёс Юра, когда началась перемена, и аудитория опустела. Вторая лекция по той же литературе должна была проходить здесь, поэтому вещи студентов остались лежать на партах. — Что? — напряжённо спросил Беляев. — Что с тобой такое. Это не Горький, вообще-то, — хмыкнул Крапивин и ткнул пальцем в рисунки на полях тетради. Сергей взволнованно прикрыл глаза ладонью, выронил карандаш и подрагивающим шёпотом рассказал друзьям о случившемся. У двери что-то скрипнуло, и парни синхронно повернулись. За порогом, спиной к ним, стоял человек, что следил за Беляевым с самого начала его романа с полковником. И Серёжа вдруг с ужасом понял, что теперь внимание к его персоне станет пристальнее. Хотя, казалось бы, куда ещё больше… — Так, успокойся, — зашептал Зотов, слегка нахмурившись. — Ты не виноват, нечего себя корить. — Правда так думаешь? — печально спросил Сергей. — Правда, — кивнул Юра, и светлая чёлка упала ему на лоб. — К тому же, самоистязанием ты ничем Лене не поможешь. — Он прав, — со знанием дела сказал Сёма. — Ну толку мусолить всё это, варить в голове? Кому лучше сделаешь? — И что же мне теперь делать? — Жить, — ответил Крапивин, выглядя на удивление серьёзным. И в этом слове было куда больше смысла, чем могло показаться на первый взгляд. Как они все измучились, как устали от войны! В сорок первом Сёма очень сильно заболел и врач был уверен, что мальчик умрёт. Диагноз поставить не удалось, но это явно было что-то инфекционное: голод заставлял Крапивина вместе с другими ребятами рыться в мусорных баках, выискивая что-нибудь съестное. Однажды они нашли кулёк чего-то, отдалённо напоминающего кубики засохшей халвы. Не помня себя от счастья, приятели побежали в свой тайный шалаш, где по-братски разделили находку. А в течение недели умерли все, один за другим. Начиналось всё с боли в животе и рвоты, а заканчивалось потерей зрения и отказом почек. Выжил только Сёма. Каким образом — загадка. Быть может, именно в его кусках было меньше микробов, быть может, помогли самодельные настойки матери, которыми она начала отпаивать Семёна, как только тот почувствовал дурноту, быть может, у него оказался более сильный иммунитет. Так или иначе, около двух недель Крапивин лежал в своей кровати, находясь между жизнью и смертью, сходя с ума от высокой температуры, а потом вдруг пошёл на поправку. Поэтому для него слово «жить» имело особый смысл. Просто существовать, наслаждаться солнцем, слушать пение птиц, читать, смотреть кино… Не надо ничего необыкновенного, вовсе нет. Просто жить. Когда появился Демидов, Беляев в полной мере ощутил, как их дружба с Крапивиным и Зотовым стала глубже и прочнее. Они не только не отвернулись от товарища, но и поддерживали его, и делали это искренне, не держа в головах мысли о том, что Серёжа лукавит, что «на самом-то деле продался». И Сергей был благодарен судьбе хотя бы за этих двух парней, которые помогли ему выстоять в эти сложные дни. Они не сгущали краски, не причитали, не говорили: «Ну вот ты попал-то, друже!». Наоборот, друзья настраивали Сергея на то, что у этой истории будет счастливый исход. Были рядом и вели себя, как прежде, а не так, словно Беляев какой-то прокажённый. — Действительно. Живи. Твоей вины нет, и эту ситуацию ты не изменишь. Просто смирись, — рассудительно сказал Зотов. Сергей посмотрел в его серые глаза и ощутил прилив сильнейшей благодарности. — Ребят, вы… вы настоящие, — только и смог вымолвить он. — Да, из крови и плоти, — хитро улыбнулся Крапивин, в его светло-карих глазах заплясали привычные смешинки. — Ты помнишь, что сегодня заседание? — Забыл, — признался Беляев. — Во сколько? — После этой пары, — Семён посмотрел на свой конспект и добавил: — Ой, чую, горе мне… Не сдам я зачёт, не сдам… — А ты поменьше гуляй вечерами, побольше читай лекции, — беззлобно произнёс Зотов. Юра всегда любил порядок. Он хорошо учился, был одним из лучших студентов курса. Его спокойствие и обстоятельность невольно заставляли окружающих испытывать уважение. Поэтому стычек с кем-либо у Зотова никогда не было. Сергей дружил с ним с восьмого класса, когда тот перевёлся из другой школы. И он с уверенность мог сказать, что Юра не менялся. В нём не было занудства, несмотря на то, что он был объективно умён и рассудителен.  — У меня ощущение, что ты тоже хочешь гулять вечерами, но что-то мешает, — шутливо поддел товарища Крапивин и посмотрел на него, для чего пришлось податься вперёд, ибо Беляев закрывал Зотова. — Я иногда гуляю, — ответил Юра и слегка улыбнулся. Он всегда отвечал на поддёвки Крапивина серьёзно и задумчиво, воспринимая каждую шутку за чистую монету. — Может, подтянешь меня? По-товарищески, — широко улыбнулся Сёма, и его веснушчатое лицо приобрело премилое и солнечное выражение. — Если придётся подтягивать не с самого начала учебного года… — ухмыльнулся Юра. Сергей снова посмотрел на пустующее место Лены и украдкой вздохнул. ...Собрания тайного общества обычно проходили в цокольном помещении, под сценой актового зала. Официально это был кружок юных литераторов, которые якобы анализировали творчество великих русских писателей и делились друг с другом собственными творениями. Все пятнадцать человек сидели на стульях, образовывая круг и ждали Валентина Николаевича. Тот был интересным лектором, умеющим увлекательно подать любой материал. На последней встрече, на которую смог вырваться Сергей, участники клуба обсуждали новеллы английского писателя Рональда Харкера. Семёнов впечатлял своими познаниями не только русской, но и зарубежной литературы. Для всех было загадкой, где мужчина достаёт запрещённые книги, поэтому он был таинственной личностью и почти героем в глазах наивных студентов. Иногда вместо Семёнова встречи проводил Эберг. В отличие от относительно молодого Валентина Николаевича, это был пожилой человек, который работал в МГУ ещё при старой власти. В душе он искренне ненавидел советский строй, и все его оценки советской литературы носили предвзятый характер. Большинство участников клуба, хоть и занимались запрещённой деятельностью, не были ярыми «антисоветчиками». Это были живые и подвижные умы, которые искали истину, познавали мир во всём его многообразии. Им что-то нравилось в окружающем мире, в советском обществе, а что-то нет. Знакомство с запрещённой литературой было глотком информационного воздуха, позволяющим узнать то, что родная цензура бы никогда не пропустила в печать. Кто-то узнавал, что, например, есть такой музыкальный жанр, как «джаз», и начинал подпольно искать пластинки с записями подобной музыки. Большая часть собравшихся была обычной романтичной молодёжью, которая не хотела слепо следовать толпе. И Сергей, вдруг вспомнив слова Демидова о «плохих делишках» этого общества, испытал бесконечную жалость ко всем собравшимся. Кто знает, сколько им осталось вот так вот встречаться в полутёмном помещении, у стен которого неизменно стояли пыльные картины и коробки с красками и холстами. — Не ожидал тебя увидеть, — сказал Савченко, с усмешкой глядя на Беляева. — Сегодня встреча вместо пары, и я смог прийти, — ответил Сергей и посмотрел в глаза Бори. — А твой кавалер против не будет? — насмешливо спросил Слава, пихая Савченко в бок. Кто-то рассмеялся. — Да нет, мы всё понимаем, — продолжал Боря, скалясь. — Теперь у тебя элитарная жизнь. И ничего, что этот чекист тебе в отцы годится… Даже интересный опыт, наверное, да? И снова смех. Беляев заметил, что Польских хихикнул в кулак. Почему-то это рассердило Сергея. Уж от кого-кого, а от поэта-тихони он подобное никак не ожидал! На минуту в помещении повисла тишина, а потом Серёжа вдруг заговорил. Слова сами слетали с его губ, вся робость неожиданно отступила. — Я бы хотел сказать, что не виноват, это всё обстоятельства, но… Не буду. Да, я сам сделал такой выбор. И вы можете его осуждать столько, сколько захотите. Вот только не надо здороваться со мной, руки для пожатия не протягивайте. Будьте последовательны в своём презрении, — Сергей встал и обвёл присутствующих взглядом. — Делайте вид, что меня просто нет. Это куда лучше, чем видимость приятельствования, под которой прячется обычное порицание. Сказав это, Беляев вышел и хлопнул дверью. Он уже покидал актовый зал, когда его догнал Крапивин. — Ты в порядке? — спросил запыхавшийся Сёма. — Да, — Сергей зажал портфель подмышкой и навалился боком на дверь, выходя в коридор. — Просто надоели эти насмешки. Надоело молчать, глотать и оправдываться. — Ну и правильно! — весело ответил Крапивин и похлопал друга по плечу. — Ну их. Я без тебя туда больше не пойду. — Да брось. Ходи без меня, тебе же нравится, — слегка улыбнулся Сергей.  — Я этому Борьке в скулу дам, если услышу, как он тебя за спиной поносит, так что нет. Или с тобой, или никак, — уверенно заявил Семён. Они пошли в столовую, где просидели всё «окно», поедая булки с чаем и делая домашнее задание по культурологии, которое оба давеча проигнорировали. На последнюю пару Лена тоже не явилась. И надежда, что теплилась в душе Серёжи, рухнула. После занятий его привычно встретила машина и доставила до нового места жительства. Беляев вошёл в квартиру, разулся, вымыл руки и начал задумчиво рассматривать книги, стоящие в большом дубовом шкафу. Вскоре хлопнула входная дверь и послышался голос полковника: — Иди сюда. Сергей нашёл мужчину на кухне. На столе стояла коробка с продуктами. Половину из них Беляев видел впервые в жизни. — Ты ведь умеешь готовить, — сказал Демидов, медленно снимая фуражку. — Ну… да, — тихо ответил студент, в очередной раз испытывая волнение из-за того, что мужчина знает о нём непозволительно много. — Бабушка научила. — Сегодня ко мне заглянут гости, — сдержанно произнёс Дмитрий. — Приготовь ужин. Я с готовкой на «вы». — А что готовить-то? — спросил Сергей, рассеянно посмотрев в карие глаза. — Что захочешь. Придут бывалые фронтовики, им и перловка вкусна. Но тут нет перловки, — на последних словах полковник слегка ухмыльнулся. — А что… что с Леной? Она сегодня не пришла… — преодолевая накативший страх, спросил Беляев. Лицо Дмитрия сразу будто бы окаменело. Подойдя к парню, он положил сухую и тёплую ладонь на его щёку. — Забудь о ней, — сурово произнёс Демидов. — Больше ты её не увидишь. Беляев вздрогнул и сглотнул. — Повтори, — велел мужчина, пристально глядя в серо-голубые глаза. — Больше я её не увижу… — негромко повторил студент.  — Хороший мальчик, — резюмировал полковник, и, погладив щёку любовника кончиками пальцев, вышел из кухни.