Первая гроза

Вскоре квартиру заполнили приятные ароматы. Картошка, тушёная с телятиной, получалась румяной и аппетитной. Время от времени помешивая блюдо, студент возвращался к приготовлению салата с копчёной колбасой и грибами, успевая параллельно поглядывать в духовку, где томился лосось в сыре. Ксения Александровна обожала готовить. Она с детства учила Серёжу что-то жарить, выпекать и варить. Однажды её подруга, увидев это, ухмыльнулась: — Ксюш, что ты его, как девчонку, стряпне учишь?.. — Девчонку? — чуть поморщившись, переспросила женщина. — А знаешь ли, кто лучшие повара в европейских ресторанах? Все ли они «девчонки»? Умение готовить не зависит от пола, что за глупости, Люда! Стыдно должно быть. Готовить-то Серёжа умел, вот только еды обычно в доме водилось не сказать чтобы много. А в войну и вовсе иногда приходилось голодать. И сейчас, стоя на просторной кухне Демидова, облицованной белым кафелем, он испытывал нестерпимое желание налопаться всем тем, что готовил — ароматы были просто потрясающие. Сергей тяжело вздохнул — снова навалились мысли о Лене. Кто-то же должен знать, что с ней стало? Куда она делась? Узнать у кого-то из подруг адрес и помчаться к ней? С учётом, что у Демидова везде глаза и уши, это казалось чем-то вроде самоубийства. «Он ревнует», — вдруг с совершенной ясностью подумал Беляев. До этого об этом как-то не думалось. «Ревнует, но при этом так спокоен… Словно и не человек вовсе, а камень какой-то», — продолжил встревоженные размышления взволнованный мозг. Сергей вспомнил слова Сёмы о Савченко. Мол, тот завидует. Беляев никогда не понимал, как можно завидовать тем, кто попадает в лапы ненормальных влюблённых и вынуждены жить по чужой указке. Одни видят в этом что-то роковое и романтичное, волнующее, а сам Сергей теперь убедился, что подобная связь в первую очередь вызывает страх. Страшно, потому что не понимаешь, что у человека на уме, а спросить не можешь, потому что… Потому что страшно услышать правду! И это замкнутый круг. Ты в роли слабого, а тот, второй, в роли сильного, и ты должен признавать его авторитет. Сергей, конечно, не считал Демидова «ненормальным влюблённым». Для первого тот был слишком строг, сдержан и собран, а для второго — излишне эмоционально скуп. Но сути их связи это не меняло. В ситуации Серёжи всё ухудшал тот простой факт, что Дмитрий был матёрым энкавэдэшником, а эта категория людей — в некотором роде небожители. Приходилось ещё сильнее уходить в себя и думать над каждым словом, чтобы не нажить себе врага в лице этого всесильного человека. — Пахнет вкусно. Голос раздался так неожиданно, что Беляев вздрогнул и чуть было не выронил ложку, которой перемешивал салат в большой миске. Обернувшись, он увидел полковника. Тот застёгивал пуговицы на белоснежной рубашке. — Спасибо, — тихо ответил Сергей и отвернулся. Полковник медленно подошёл сзади и приобнял парня за талию. Серёжа ощутил, как во рту мгновенно образовалась пустыня. — Я бы предложил тебе посидеть с нами, но ты, наверное, будешь испытывать неловкость? — спросил Дмитрий, неспешно поглаживая бока Беляева. — Буду, вы правы, — отозвался Серёжа, не отрывая взгляд от салата. Какое-то время полковник молчал, наблюдая за действиями любовника и не выпуская его из своей хватки. А потом вдруг сказал то, от чего Беляева словно обдали ледяной водой: — Этот Савченко, он ведь тебя высмеивает. Не считает товарищем. — Он просто не понимает… создавшейся ситуации, — с трудом отозвался парень.  — А разве эта ситуация — его дело? — совершенно спокойно продолжал Демидов, поглаживая бедро студента и дыша в его затылок. — Нет, но из-за вашего наблюдателя, все знают, что я теперь… — слова сами слетели с губ, и звучали не без возмущения. Сергей осёкся и перестал мешать салат, ожидая реакции Дмитрия. — Ну? Заканчивай, — ухмыльнулся Демидов, продолжая непринуждённо поглаживать бедро Серёжи. — Что я теперь… с вами, — почти шёпотом добавил тот. Дмитрий ничего не ответил, а Беляеву вдруг захотелось рассказать о том, что произошло. Он сам не понимал, почему. Студент повернулся лицом к полковнику и весь сжался от его пристального и цепкого тёмного взгляда, который теперь был совсем близко. Упираясь поясницей в разделочный стол, Сергей поведал о сказанном сегодня Борису. — Какой смысл играть в товарищество, если я для него теперь предатель? — сокрушённо спросил Серёжа. — Мудрый поступок, — бесстрастно сказал Дмитрий. — Вы правда так думаете? — в голосе парня мелькнуло удивление. — Да. Определённая позиция — это привлекательно. Сергей вдруг ощутил прилив спокойствия. Словно это вечное бесстрастие Дмитрия частично передалось и ему. В словах и голосе мужчины было столько опытности и зрелости, что студент неожиданно подумал, что этот человек находится как бы над. Над ситуацией, над людьми. Но не в плане высокомерия, а в плане понимания всего и вся. Вот только было ли это в действительности именно так? Беляев не мог знать. — Вы считаете, мне не стоит больше с ним здороваться? — посмотрев на полковника исподлобья, осторожно спросил Серёжа, начиная понимать, что ему очень нужен авторитетный совет.  — Разумеется. Делай вид, что не знаешь его. И со временем поймёшь, что действительно не знаешь. — Как это? — удивился парень. — Настоящие связи ничто не разорвёт. А если они ненастоящие, значит, и человек не тот, кем кажется. Ну или не тот, кем ты его представлял, — обстоятельно ответил полковник. Сергей во все глаза смотрел на мужчину, пытаясь понять, что тот имеет в виду, но фраза была настолько многогранной, что её требовалось обдумать. Дмитрий скупо улыбнулся. Казалось, его позабавила озадаченность любовника. И в эту секунду в дверь позвонили. Пока гости хозяина квартиры мыли руки и громко переговаривались, Сергей быстро накрыл на стол и выключил духовку и конфорку. Когда на кухне появились трое мужчин лет сорока-пятидесяти, с бутылками и коробками снеди в руках, Беляев нервно теребил полотенце, стоя у плиты. Вошедшие явно не ожидали кого-либо увидеть, и замолкли. — Здравствуйте, — сказал тот, что носил рыжие усы. — Здравствуйте, — поздоровался Серёжа. — Проходите, садитесь, — велел появившийся Дмитрий. — Это Сергей, мой… Фраза так и не была закончена, но все всё поняли, и их лица заинтересованно просветлели, а сам парень был готов провалиться сквозь землю. Он ощущал, что всё внимание направлено на него, что его изучают и, конечно, думают: «Какой молодой». — Аркадий, Геннадий и Леонид. Мои давние товарищи, — представил сидящих Демидов и тоже сел. — Ты присоединишься к нам? — Очень приятно, — вежливо отозвался Сергей и по стеночке начал двигаться в сторону двери. — Нет, пожалуй, пойду делать домашнее задание… Удачно посидеть. И, сгорая со стыда, вышел из кухни. Испытывая облегчение, ведь теперь не придётся быть объектом чьего-либо пристального взгляда, Беляев скрылся в спальне. Вообще, ему казалось довольно странным, что у Дмитрия есть товарищи. Все работники НКВД представлялись Серёже особыми существами, которым не нужны другие люди, которые не едят и не пьют, да и в сне не нуждаются. Это было утрировано, но зерно мысли оставалось неизменным. Сперва Сергей читал лекцию, растянувшись на кровати, а потом сам не заметил, как погрузился в сон. Видимо, сказалась общая усталость и нервозность. Ему приснилось что-то военное: холодное и тревожное. Открыв глаза и ощущая безумное биение сердца, Серёжа смотрел в потолок и тяжело дышал. Он судорожно пытался вспомнить, что именно ему снилось, но не получилось, словно мозг заблокировал отвратительный кошмар, попытался уберечь от него студента. — Плохой сон, — констатировал чей-то спокойный голос. Сергей вздрогнул и повернул голову. Рядом лежал Демидов, а он и не заметил. За окном царила ночь, комната была погружена в её плотный мрак. Парень провёл языком по пересохшим губам и забавно повертел головой. Его тетрадь находилась рядом, на тумбочке. Дмитрий отложил её в сторону, и это было хорошо, поскольку Серёже страшно не хотелось помять или порвать страницы. Сергей вернул голову на подушку и тут же ощутил на своём боку крепкую руку. Демидов решительно обнял парня и прижал к себе. Беляеву ничего не оставалось, кроме как положить сонную голову на грудь полковника. Тот поглаживал Серёжу по спине и волосам, ровно дыша. Мужчина пах сигаретами, коньяком и одеколоном. Студент приподнял голову и посмотрел в его лицо, которое скрывала темнота. И задумчивые строгие глаза словно были частью этой темноты. — Почему именно я? — тихо спросил Сергей, спросонья не очень понимая, что говорит. Но ведь эта мысль давно его мучила, она пряталась в подсознание, но никогда не пропадала… — Потому что ты, — ровным тоном ответил Дмитрий, глядя в мутные после сна серо-голубые глаза. В какой-то момент Сергею показалось, что он спит, и это - продолжение сна. Мирное и даже тёплое. Было так тихо, что создавалось впечатление, будто они находятся не в центре Москвы, а на краю миров. Беляев едва заметно ухмыльнулся и вернул голову на грудь мужчины. Глупо было ждать откровенный ответ. Серёже было неловко и не очень удобно, но он вдруг почувствовал, что теперь никакие кошмары не побеспокоят его этой ночью. И вскоре уснул, слушая тихое и свободное дыхание Дмитрия.

***

Четвёртая пара подходила к концу. У доски стояла Тамара Зябликова и читала свой анализ стихотворения Маяковского «А вы могли бы?», когда в кабинет вошли двое в чёрных плащах. Такая одежда совсем не соответствовала тёплым майским денькам, что цвели за окнами, и одного взгляда на хмурые лица было достаточно, чтобы понять, кто эти люди. — Семёнов Валентин Николаевич? — спросили один из них, доставая из кармана плаща удостоверение и показывая её учителю. — Да, — ответил тот, моментально бледнея. Все студенты сидели, затаив дыхание. Беляев вжался в спинку стула, в мозгу пульсировало: «Нет! Нет! Нет!». — Капитан Никольский. Вы обвиняетесь в распространении запрещённой литературы и организации антисоветской деятельности! Вы обязаны проехать с нами. Потянулись неловкие минуты, которые не прервал ни один голос, ни один посторонний звук. Когда дверь за ушедшими закрылась, все уставились на пустой преподавательский стол. Поверить в то, что и до Семёнова дошла очередь, было невозможно трудно. Большинство студентов понятия не имели, о чём речь, но были и те, кто знали о тайном обществе. Например, Зотов. В своё время он отказался посещать заседания, но журить Сергея не стал. Они вообще никогда не говорили на тему этой деятельности Беляева. — А дальше кто? Эберг? А потом и все мы… — пробормотал Крапивин. Прозвенел звонок, студенты поспешили покинуть кабинет, словно в нём их могла настигнуть участь Семёнова. Беляев шёл с камнем на сердце. Удар за ударом. Сперва Лена, теперь Валентин Николаевич… Неужели Демидов возьмётся и за ребят? Нельзя молчать. Нельзя допустить подобное! Больше всех Серёжа волновался, конечно же, о Сёме. Они втроём дошли до места, где обычно расставались. Чёрная машина уже ждала неподалёку, напоминая механического пришельца с того света. Траурный цвет контрастировал с молодой зеленью на деревьях, с сочным лимонным светом солнца и голубизной неба. — Может, что-то случилось вчера, когда мы ушли? — спросил Сергей. — Точнее, я ушёл, а ты догнал меня… — Может. Я бы спросил у кого-нибудь, да теперь что-то не хочется… — Крапивин, жмурясь от солнца, взволнованно посмотрел в сторону крыльца и расхохотался — Агапов и Кириллов несли на руках пухлого паренька Степанова, который напоминал колобка. Они кричали: «Наш пирожковый король! Славься, король столовых!». Беляева всегда поражала способность Сёмы моментально отключаться от тревожных дум и заливисто смеяться, искренне радоваться и шутить. — Мой троллейбус. Поеду, пожалуй, — сказал Юра и пожал руку сперва одному другу, потом второму. — Сёма, приходи сегодня после шести — позанимаемся, как и обещал. — Ага, буду, — взглянув на Зотова, ответил всё ещё улыбающийся Крапивин. Идя к машине, Беляев заметил взгляды Савченко и Никанорова, но решил не тратить на них своё время. По крайней мере, сейчас у него было кое-что важнее игры в переглядки. «Я ему всё скажу!» — решительно думал Серёжа, когда автомобиль вёз его домой. Беляев был полон решимости и надеялся, что она не покинет его, когда он переступит порог квартиры полковника.