Полуночные птицы

— Зачем ты здесь? — Вы велели мне прийти. — Велел, значит… В сложенных ровной пирамидой на серебряном блюде красных яблоках бликами играл огонь, освещавший покои главы Вэнь. Летний вечер тянул из окна холодный воздух, и пламя в лампадах беспокойно подрагивало, заставляя дрожать и тени на стенах. Не меняя скучающего взгляда, Вэнь Жохань по-прежнему смотрел в окно, где за геометрической узорной решёткой солнце давно скрылось в ущелье гор. Небо в том месте едва являло след багрового заката, однако властитель Цишань Вэнь не сводил с него глаз, словно ожидая, что рассвет вот-вот наступит. — Ночь неумолимо надвигается, — произнёс он. Вэнь Чжулю не видел его лица, но на долю секунды ему показалось, что в голосе главы сквозило тихое сожаление. Покорно стоя на пороге покоев своего повелителя, он мог только смотреть на него издалека и ждать, когда Вэнь Жохань явит ему свою волю. — Не стой там, словно баран на привязи. Подойди. Ты знаешь, зачем я позвал тебя? — Не могу знать, господин. — Отчего же? — Оттого, что никому доселе не было известно, о чём вы думаете. — Какой развёрнутый ответ… — Жохань скользнул по слуге незаинтересованным взглядом, и в этот миг от лёгкого движения его руки с пронзительным звоном перевернулось серебряное блюдо. Алые яблоки покатились к ногам Чжулю. — Принеси. Слуга Вэнь ни на секунду не поменялся в лице. Беспристрастно смотря на рассыпавшие по пёстрому ковру яблоки, он не повёл и бровью, однако и собирать их не торопился. Одно из яблок докатилось прямо до него и бесшумно ударилось о ногу. Чжулю не сделал ни шагу. — Я спрошу ещё раз, — на этот раз не отводя от него взгляда, произнёс Жохань, — ты знаешь, зачем я позвал тебя? Смотря на главу ордена, величественно и в то же время расслабленно раскинувшегося на своём ложе, Чжулю ясно представлял себе ответ. Этот ответ звучал у него в голове так отчётливо, что, казалось, не требовал себя озвучивать. Ни надменный взгляд Вэнь Жоханя, ни его усмешка, ни стальной тон ничего не меняли. Ответ всегда был один и тот же. Подняв фрукт, упавший к его ногам, Вэнь Чжулю опустился на одно колено перед своим повелителем. В вытянутой руке — яблоко кровавого окраса. — Я знаю. Глаза Вэнь Жоханя горели привычной насмешкой, и ничто не доставляло правителю большего удовольствия, чем этот взгляд снизу, полный всепоглощающего спокойствия. Миллионы глаз, исполненных страха и отчаянья, покорности и преданности, ненависти и злобы, и лишь одни из них — спокойно смотрящие на него, не являющие ничего, что он уже видел ранее. — Скажи это как подобает. — Я знаю, — громче произнес Чжулю, и алое яблоко в его ладони прижалось к губам Вэнь Жоханя. В тот же миг тёплый свет лампад померк для главы ордена в тени слуги, возвысившегося над ним. — Мне позволить тебе продолжить? — Жохань насмешливо выдохнул, тут же ощутив чужую руку на своем лице. Легкое прикосновение к скулам вниз по шее в мгновенье сменилось тянущей болью в висках — Чжулю крепко сжал его волосы на затылке в кулаке. — Я позволяю… Спелое яблоко, которое Чжулю по-прежнему сжимал в руке, источало сладкий свежий аромат, будто его только-только сорвали с ветки яблони в придворном саду. Гладкая пунцовая кожура была безвкусной, но запах, казалось, кружил голову, когда Жохань то прижимался к ней влажными губами, то проводил языком. Фрукт из летнего сада перестал быть для него лишь фруктом в тот момент, когда оказался в руках его слуги на уровне пояса перед его собственным лицом. — Вам так нравится, — донеслось до него сверху, — облизывать это несчастное яблоко, валявшееся у моих ног? Вам доставляет удовольствие вылизывать то, что лежало под ногами простого слуги? Пальцы в копне волос ослабили хватку, позволяя Жоханю отстраниться, но ровно настолько, насколько этого допускал Чжулю. И являя свои раскрасневшиеся влажные губы, расширившиеся зрачки и спутавшиеся пряди волос у лица этому беспристрастному взгляду сверху, глава ордена ощущал, как все чувства внутри него разом обостряются. Желание, гордыня, стыд, возбуждение, властность и покорность неистовым потоком захлёстывали его, туманя рассудок. Он давно понял для себя — мирское и доступное не способно привести его к этому пику ощущений. «Лишь то, что разрушает тебя изнутри, способно подарить высшее наслаждение». Это стремление к чему-то бесконечно деструктивному заставляло Жоханя балансировать на грани. Он словно шёл по узкому канату, когда под ним полыхал огонь. Ему нужно было идти вперед, но языки пламени, обжигающие его ступни, будто зазывали вниз. И эта опасная фатальная неизвестность была так мучительно хороша. Инертно подавшись вперед, Вэнь Жохань открыл было рот, но резким движением Чжулю швырнул многострадальное яблоко на пол, обрывая нить слюны с губ главы ордена. Последний успел было усмехнуться, но в тот же миг, пальцы слуги сомкнулись на его шее, сдавливая её так сильно, что Жохань отчетливо почувствовал, как тяжело под крепкой хваткой стучит его пульс. — Вы звали меня, чтобы снова почувствовать это. Я прав? — сжимая горло правителя всего одной рукой, Чжулю смотрел на него всё тем же не являющим эмоций взглядом. — Мне достаточно одной руки, чтобы вы начали задыхаться и цепляться за свою жизнь, как сейчас ваши пальцы скребут по моему запястью. — А ты сегодня донельзя разговорчив, — прохрипел Вэнь Жохань и не смог сдержать неизменный смешок. Ему не хватало воздуха, лицо краснело, а глаза непроизвольно начали слезиться. Казалось, Вэнь Чжулю сжимал его глотку с титанической силой, однако при этом он совершенно не менялся в лице. — Сядь. И в одно мгновенье они поменялись местами. Чжулю глухо выдохнул, стоило ему лишь откинуться на мягкие расшитые золотом подушки: вид главы ордена, восседающего на его бедрах, совсем не вязался с тем, каким Вэнь Жохань обычно являлся перед подчиненными. Змеящиеся волосы спутались и хаотично спадали по плечам, его губы и подбородок были влажными, одеяния — смятыми, и взгляд из-под опущенных ресниц отнюдь не имел ничего общего с тем, как правитель обычно смотрел на своих подданных. — Мне нравится, как ты справляешься, — Жохань растянул губы в улыбке. — Ровно настолько, насколько мне нравится твоя преданность. Скажи, кому ты служишь? — Вам, господин. — И на что ты готов ради меня? — его руки в несколько грубых рывков оголили широкую грудь Чжулю, полы белого ханьфу бесшумно распахнулись. Когда горячая ладонь спустилась вниз по его торсу, Чжулю резко перехватил ее. — Я готов на всё ради вас, господин. — Великолепно… — с придыханием произнес Жохань, — …великолепно заученные слова. Открой свой рот. К разомкнувшимся ему навстречу губам он припал своими, сталкиваясь с таким же ответным напором. Вэнь Жохань не ценил поцелуи — для него это был лишь ещё один способ доказать свое превосходство, однако в случае с Чжулю это действо носило совсем иной характер. Настойчивый язык последнего вбивался в его рот резкими толчками, ему не всегда хватало дыхания выдержать этот натиск, не отстраняясь. Каждый раз их грубый поцелуй, в котором никто не заботился друг о друге, разжигал в Жохане неукротимое животное желание. От глубоких укусов в губы он нередко ощущал во рту вкус крови, смешивающейся со слюной и выступающей на подбородок. — Я готов на всё ради вас, — повторил Вэнь Чжулю. — Я готов вознести вас на высоты, какие вы только пожелаете и сможете вообразить. Ровно так же, как я готов погрести вас заживо. Утянуть на самое тёмное дно, исполненное такой черноты, какой не сыщешь даже в вашей душе. — Как проникновенно… — он склонился над слугой, с неестественной лаской погладил большим пальцем щёку. — Но ты ни на одно жалкое мгновенье не должен забывать — я лишь позволяю тебе. На секунду губы Вэнь Жоханя дрогнули в привычной ухмылке, однако и она быстро сползла с его лица, стоило ему лишь чуть дольше задержаться взглядом на лице Чжулю. Что-то в его глазах заставляло главу ордена ощущать слабую тень сомнения, павшую на его собственные слова. — Обладал ли ты кем-то столь неистово? — Думаю, что мне не доводилось, господин. — Тогда хотел бы ты обладать мной? Я спрашиваю, хотел бы ты иметь меня? Едва слышно в придворном саду запели ночные птицы. В немой тишине отчетливо раздавались их одинокие голоса и шелест крон деревьев, в ветвях которых они порхали. Там же снаружи эхом, отскакивающим от дощатых мостков, доносились мелкие женские шаги, вероятно, одной из служанок или наложниц. Резиденция Вэнь, как и весь Безночный город, была погружена в безмолвную ночную тишину до наступления утра. — Всегда… здесь, — превозмогая тяжелое сбившееся дыхание, Вэнь Жохань протянул руку к лицу своего слуги, закрывая ладонью глаза и стискивая пальцами виски, — всегда помни, кому ты принадлежишь. Ты — только мой цепной пёс, и только моя рука тебя кормит. Только я могу знать, сколько чужих ядер ты сожжёшь во имя меня, своего хозяина. Очередной толчок бёдер навстречу с характерным звонким шлепком заставил Жоханя стиснуть зубы и крепче вцепиться пальцами в жилистые плечи Чжулю. Последний, сдерживая глухой рык, уткнулся лицом в изгиб шеи хозяина, крепко намотал на кулак спутавшиеся волосы. Кожа главы была горячей и липкой, будто бы плавилась; Чжулю чувствовал, что пальцы ещё немного и начнут утопать в ней, и оттого сильней сжимал в руках крепкое тело своего господина. Его поблескивающие от пота плечи, искусанные ключицы, рельефный пресс, покрасневшие колени и локти — всё это каждый раз заставляло Чжулю ревностней и неистовей обладать его телом, так, словно с каждым поступательным движением бёдер он хотел проникнуть как можно глубже, с каждым объятием — обнять так, чтобы услышать хруст костей, с каждым поцелуем — не оставить ни капли кислорода. Обуревавшее его желание поглотить этого человека без остатка становилось таким неудержимым лишь в те моменты, когда глава говорил ему о преданности и подчинении. Вэнь Жохань запрокинул голову, не пытаясь сдерживать рвущийся из горла хриплый стон, когда пальцы Чжулю впились в бедра, насаживая его тело до упора. Среди фейерверка ощущений он даже различил, как ногти слуги оставили кровавые борозды на его коже в том месте, но это лишь побудило теснее прижаться к чужому телу, подаваясь этим движениям навстречу. — Не вздумай останав… — прохрипел было он, но в ту же секунду почувствовал пальцы у себя во рту, которые своевольно толкнулись вперед, сжимая язык, а после проскальзывая глубже в горло. Жохань не успел ни о чем подумать, когда комната для него пошла кругом, подобно сумбурному пёстрому калейдоскопу. Он лишь смог сделать короткий судорожный вдох, прежде чем вторая рука Чжулю сжала его запястья над головой. С каждым толчком внутрь его податливого в этот момент тела все мысли покидали его голову. Совершенно не думая о том, каким он был, лёжа на полу, под своим слугой, с запрокинутыми руками, которые тот удерживал, с ртом, заполненным его пальцами, Вэнь Жохань без оглядки позволял себе утопать в этих чувствах. Удушье то подступало, то снова ослабевало, а образ нависающего над ним Вэнь Чжулю периодически пропадал из поля зрения, когда глаза сами собой закатывались то ли от нехватки кислорода, то ли от удовольствия. Он отчётливо различил, что Чжулю закинул его ногу себе на плечо лишь тогда, когда ощутил его горячий язык под коленом и выше — на щиколотке и затем на ступне. — Ты в самом деле… мой самый преданный пёс, — усмехнулся Жохань, прогнув спину и одновременно с этим подавшись тазом навстречу очередному грубому проникновению. Чжулю перехватил его руки, заламывая их назад и удерживая над поясницей, когда перед его глазами предстала широкая белая спина с выступающим рельефом мышц. Его влажная от пота кожа действительно казалась белой, на её фоне краснели только истёртые лопатки и поясница да места укусов. Смотря на то, как внизу его спины в ложбинке между ягодиц скапливались капли пота, Чжулю рассеянно думал о том, что этот человек в таком положении находится полностью в его власти. Действительно ли сие происходило по одному дозволению Вэнь Жоханя, или же глава лишь пытался внушить самому себе, что по-прежнему держит в своих руках всё, включая чужие желания? Как ещё он мог признать своё поражение, если не завернув его в могущество своей власти? Мог бы сам Чжулю сжечь его ядро в этот самый момент, и мог бы Вэнь Жохань хоть что-то ему противопоставить? Эти беспорядочные мысли пополам с тянущим внизу живота ощущением удовольствия заставляли Вэнь Чжулю терять нить действительности. Иной раз он будто бы смотрел на Жоханя не своими глазами, и чуждость этого зрелища заставляла прилагать усилия, чтобы вернуться. Когда глава Вэнь откинулся на спину, он едва ли успел перевести дыхание, как скулы сжала чужая рука, заставляя поднять голову и смотреть лишь на него. Упираясь коленями в пол по бокам от его лица, Чжулю выглядел так, каким Жохань хотел его видеть — властным и не терпящим возражений. Его взгляд был сосредоточен, а губы приоткрыты в тяжелом дыхании; он был всё тем же, и вместе с тем тоже сгорал в этом простом животном удовольствии. Всё в нём в этот момент заставляло Жоханя забыть дорогу назад к трезвой мысли: и этот взгляд из-под сдвинутых бровей, и сбившееся дыхание, и ритмичное движение руки. Вэнь Жохань невольно прижался к нему лицом, удерживаемый в крепкой хватке пальцев, чтобы в следующую секунду ощутить горячие капли на своих щеках и губах. Его влажные местами слипшиеся пряди волос рассыпались по ковру, а обнажённое тело посреди смятых одежд лишь отдалённо напоминало о том ощущении, что какое-то время назад они разделили на двоих. Чжулю смотрел на него, лежавшего посреди комнаты на полу, усыпанном красными яблоками, и сознавал, что представление на сегодня окончено. С каждой секундой полуночной тишины Вэнь Жохань вновь становился для него далёким и недосягаемым. Ему предстоит покинуть покои главы ордена, когда тот велит это сделать, и Чжулю беспрекословно подчинится, позволяя этому человеку властвовать над собой так, как он того желает. — Как ты думаешь… где начало моего конца? — вопросил Жохань теперь уже своим привычным тоном. Его лицо вновь приняло безэмоциональный, незаинтересованный вид, когда он устремил взгляд к высокому потолку. — Я имею в виду… где заканчивается моя власть и начинается твоя? — Там, где вы того пожелаете, — Чжулю ответил незамедлительно и, как он считал, то, что хозяин хотел от него услышать. Вэнь Жохань закрыл глаза, а его губы тронула улыбка. Кажется, их обоих удовлетворял такой ответ.