***
Утром шестого дня Барроуз правил старую бритву, шоркая лезвием по ремню, и скоблил им щетину, через зеркало поглядывая на остальных. — О чем задумался, Сукре? — Да так... О насущном, о нашей безопасности. Мужик-то тот может и вернуться, а хозяина как не было так и нет. Кто даст гарантию, что не нахлынет на него приступ соседской бдительности? Надо быть готовыми в любой момент валить без оглядки. А мы до сих пор в тюремных шмотках дефилируем. — А что, Барроуз, тех денег, что тебе братец передал, хватит на нормальный прикид? — Пакетик лениво тасовал колоду, покусывая губы. — Хватит. Эй, Джон, твоя очередь ехать на шоппинг. Лиз вздрогнула. Удача? Может, совместная поездка поможет им сблизиться? Ведь она еще не оставила эту идею, просто взяла перерыв, тщательно поддерживая хотя бы успех с едой. Абруцци, внимательно наблюдая за картами в руках Бэгвелла, чуть поднял голову. — Почему я? Барроуз развел руками. — Я уже был, Пакетик и Дэвидс исключаются, а Сукре слишком приметный, да и побежит, небось, сразу подружке своей звонить. — Завтра съезжу, — кивнул он, все еще не отрывая взгляда от колоды. Бэгвелла пока ни разу не ловили на мухлеже, но все знали, что с картами тот всегда фантастически ловок. — Завтра суббота, а значит, в городе будет полно народу. Сам же понимаешь — больше народу, больше шансов, что тебя кто-нибудь узнает. Очень неохотно Абруцци отодвинулся от стола. Лиз торопливо поднялась, коснулась волос, чтобы убедиться, что все в порядке, неуверенно шагнула вперед. — Нужна одежда, что-нибудь неброское, обыденное. И не покупайте все в одном магазине, — отсчитывая купюры, Барроуз склонился ближе, но она все равно расслышала: — Глаз с нее не спускай. Абруцци скривился: — Слушаюсь, босс. — Держи, Джон, — Бэгвелл кинул ему в руки потертую кепку. — Надеюсь, вшей не нахватаю, — буркнул он, ослабляя ремешок сзади по размеру. Глянул мельком на Лиз, мотнул головой в сторону двери: — На выход. — Веселитесь, детишки, — махнул рукой Сукре. Лиз просеменила к двери. Удача. Только как ее использовать? В городке они обошли несколько магазинов. Лиз подыскивала что-то по хозяйству, Джон скидывал в тележку одежду, выбирая что попроще и особо не глядя на размер. Как и с Барроузом, на ленту все выкладывала она и расплачивалась тоже, а ее спутник, надвинув козырек пониже, рассовывал покупки по пакетам. За время проведенное вместе, они едва ли перекинулись парой слов, что Лиз не вполне устраивало. Да уж, задействовала, называется, свое природное очарование на все сто... Может, наступить ему на ногу? В минимаркете за заправкой они пополнили запас продуктов. Лиз иногда ловила взгляд своего спутника, показывала товар в руках, и, в зависимости от того морщил он нос или кивал, клала в корзину, либо обратно на полку. Подождав, пока она рассчитается, Абруцци подхватил пакеты и даже открыл перед ней дверь. Прогулка явно его тяготила: и одежду подобрать, и жратвы накупить, да еще заложницу не выпускать из виду. И ведь не объяснишь, что бежать она отчаянно трусит. Чтобы облегчить ему задачу, Лиз шла на шаг впереди. В двух ярдах от выхода он вдруг остановился и шепнул ей: — Не верти головой. Подойди. Лиз испуганно подняла глаза от земли и увидела двоих полицейских, как раз вылезающих из машины. Те не искали их, даже не смотрели в сторону фургона, который, как назло, припаркован был чуть дальше патрульного автомобиля. Отвернувшись, она послушно застыла перед своим спутником, тревожно заглядывая ему в глаза. Не нужно быть прорицателем, чтобы понять — остаться незамеченными невозможно: усиленно прятаться под козырьком кепки по меньшей мере подозрительно, не прятаться — в лицо глянут обязательно, по привычке. Узнают, или нет, неизвестно, но риск слишком велик. Хлопнули двери. Под ногами полицейских зашуршал гравий — те не спеша двинулись к минимаркету. Абруцци поставил пакеты наземь, выпрямился. Он смотрел поверх ее головы, в глазах не было страха или паники. Лишь досада. Используя застывшую напротив Лиз как прикрытие своим действиям, он очень медленно тянул из-под ремня спрятанный за полой толстовки пистолет. Полицейские приближались. Она стояла к ним спиной, но слышала голоса. Спокойные, даже веселые. Сердце бешено колотилось от мысли, что сейчас, вот-вот, погибнут двое невинных людей и даже не успеют понять за что. А она в своих глазах, да и в глазах суда, окажется соучастницей, потому что даже не попыталась помешать. Понимая, что Джона Абруцци не остановить, Лиз все же положила ладонь на широкое запястье, с ужасом глядя на уже показавшуюся черную рукоять. Должен быть какой-то другой выход. — Убери руку. Сломаю, — почти не шевеля губами спокойно прошептал он. — Не надо, прошу. Они просто идут в магазин. Ищут пятерых. Не мужчину и женщину. Влюбленную парочку не ищут... Времени, чтобы напомнить идею Пакетика уже не осталось, но на лице Абруцци мелькнуло понимание и, внезапно, на долю секунды — растерянность. С немым отчаянием во взгляде Лиз умоляла ей подыграть. В глазах напротив читалось настороженное недоверие, но он все же поддался, когда она притянула тяжелую голову ближе. Ее роста не хватило, пришлось подняться на цыпочки, чтобы коснуться напряженно сжатого рта. Оставившая оружие рука медленно вынырнула из-под толстовки, осторожно легла на спину, а губы нехотя приоткрылись, принимая ее поцелуй. Вспомнив недавние щедрые похвалы за свой актерский талант, Лиз с чувством зарылась пальцами в тонкие волосы, торчащие из-под кепки, заставила склониться еще ниже, одновременно скрывая козырьком лицо. Все должно выглядеть натурально. Приближающиеся голоса смолкли — полицейские их, наконец, заметили. Абруцци, наверное, тоже обратил на это внимание, потому что начал отвечать ей с неожиданным увлечением. Его губы смягчились, двигаясь почти с нежностью, а рука на спине, наоборот, напряглась, и к ней присоединилась вторая, крепче прижимая к твердой груди. Не желая отставать, Лиз с готовностью откликнулась. К ощущению нездорового азарта прибавилась восторженная дрожь, будто все это не игра, призванная отвести глаза полиции, будто это по-настоящему. Она ласково провела пальцами по щеке, жесткая щетина на которой уже начала превращаться в аккуратную густую бороду, приятно покалывающую ладонь, и глупое сердце незапланированно ускорилось. Он не пытался втолкнуть ей в рот свой язык или облапать, пользуясь ситуацией, и это вызывало необъяснимое внутреннее волнение, путающее мысли. Дверь магазина звякнула колокольчиком, впуская полицейских. Шаги стихли. Джон прервался не сразу, с запозданием. Замер в сантиметре от ее губ, выдохнув: — Ушли? Он ведь сам слышал. Не мог не слышать. Но стоял и разглядывал ее запрокинутое лицо, ожидая ответа. Невозможно было представить, что сейчас все закончится — такая знакомая, обыденная, такая нормальная вещь как поцелуй, — и придется вернуться в мир постоянного страха и напряжения. Не человеком — заложницей, окруженной беглыми преступниками, неожиданно превратившимися в самых строгих тюремных надзирателей. Она смотрела снизу вверх в светлые, почти прозрачные глаза. Ладонь все еще лежала на его щеке, касаясь подрагивающими кончиками пальцев прохладной мочки уха. В последний раз Лиз мягко прижалась к его рту, уловила как он ответил, прикрыв глаза, и отстранилась. — Ушли... Помедлив еще секунду, Джон Абруцци снял со своих плеч ее руки, подхватил пакеты и пошел к фургону. Она покорно поплелась следом, высверливая взглядом дыру в спине перед собой, и вдруг споткнулась, осознав: то, что сейчас произошло, очень естественно — лучше и придумать было нельзя, — вписывается в ее дурацкий план. Полночи Лиз ждала, что он позовет ее. Напрасно.***
Она взяла в привычку по вечерам сидеть в углу дивана, тихонько, пока глаза окончательно не слипнутся. Смотрела на сильные руки, раскладывающие незнакомый, сложный пасьянс. Он не обращал внимания, но, кажется, привыкал к ее присутствию, однажды даже колоду протянул — «Сними!», и Лиз невероятно разволновалась, сдвигая карты. Наутро Лиз казалось, что они живут тут не неделю, а по меньшей мере год, и она до сих пор топчется на месте. Жаль, что под рукой нет журнала с советами для женщин. Сейчас все средства хороши: не одно, так другое зацепит, он все-таки мужчина, а не средневековая неприступная крепость. Лиз попыталась вспомнить хоть одну из статей, что печатают в тупом глянце, красиво разложенном в залах ожидания. Что-то вроде: «Будь индивидуальной в стиле одежды, не сливайся с толпой». Ну, с этим проблем нет, отметила Лиз, оглядывая фирменный комбинезон магазина для животных. Или вот еще: «Минимум косметики, мы не в "Мулен Руж"» — ох, да она просто идеал. Развеселившись, Лиз попыталась выудить из памяти что-нибудь еще. «Будь приветливой, не обделяй никого своим вниманием», а вот с этим следует быть осторожнее. Внимательно слушать, не спорить, прикинуться беззащитной ланью, попавшей в беду? Так и есть, можно не прикидываться: она по уши в дерьме и боится лишний раз открыть рот. Может, все зря? План этот... Может Джон все еще любит жену, которую не видел так долго? Кстати, почему они не виделись? Лиз покосилась в сторону беглецов. Абруцци и Ти-Бэг швыряли заточки, стараясь попасть в приклееный к стене обрывок газетного листа. Сукре мирно громыхал посудой. Скучно. Жаль погулять нельзя. Ей, насквозь городскому человеку, это было бы вновинку. И полезно к тому же. Покинув свой наблюдательный пункт, Лиз направилась к двери. — Куда? — лениво поинтересовался Дэвидс. — В туалет. — Провожу. Вот этого хотелось меньше всего. Она жалобно огляделась. Барроуз, к сожалению, спал после полуночного дежурства, а остальные стояли спиной, и ее заминки совсем не замечали. Потоптавшись на месте, Лиз все же пошла за ним. Упустить такую возможность потрепать языком Дэвидс не смог и на обратном пути преградил ей дорогу. — Слушай, я извиниться хочу. Мы с тобой не очень хорошо начали... Лиз посмотрела удивленно, быстро отвела взгляд. — Да... — продолжил он, не дождавшись ответа. — Прости. Я вел себя совершенно не правильно, просто ты красивая и мне сразу понравилась. Вот как? Дэвидс неестественно засмеялся, внимательно глядя большими, навыкате, глазами. — Правда. Я уже лет пять в «Фокс Ривер». И сидел за наркотики, а не за изнасилование, если тебя это успокоит. Немного забыл, как ухаживать за красивыми женщинами. Может, ты мне слегка поможешь? Он сделал маленький шажок вперед, заставляя Лиз нахмуриться. — Не бойся. Я не сделаю тебе больно. Мы можем стать интересной компанией друг для друга. Дэвидс протянул руку, но она увернулась, попыталась прошмыгнуть мимо. Мужчина оказался проворнее, в последний момент успев ухватить за локоть. — Да не дергайся ты, — он старался говорить тихо и ласково, но получалось у него как-то не по-доброму. — Не трону без твоего согласия. Я сделаю приятно тебе, ты сделаешь приятное мне... И нам обоим будет хорошо. Ты только не говори «нет», договорились? Не успела Лиз начать паниковать, дверь дома открылась, а Дэвидс сразу отстранился. — Проблемы? — осведомился Абруцци. — Она что, сбежать пыталась? — Да нет... — Чего ж ты тогда в нее вцепился? Дэвидс разжал пальцы, и Лиз сразу шарахнулась в сторону. Несколько секунд все стояли неподвижно, образуя почти правильный треугольник. Потом афроамериканец хмыкнул и ушел в дом, а Абруцци прошествовал мимо, к сараю. Возвращаться без него она побоялась и теперь стояла, переминаясь с ноги на ногу и глядя в сторону. Очень занимал вопрос: вышел Джон нарочно, или это просто удачное стечение обстоятельств? Среди деревьев, что-то мелькнуло, отвлекая от мыслей, и на мгновение на открытом месте показался самый настоящий заяц. В полном обалдении Лиз таращилась на зверя, а тот на ее. Тут сзади послышались шаги и длинноухий исчез. Лиз повернула к Абруцци восторженное лицо. — Тут зайцы есть! Ты видел? Только что здесь был! — Тушеные они очень вкусные. Идем. Он дернул уголком губ, развернул ее к дому, бережно коснувшись плеч. И это шокировало даже больше увиденного дикого животного. Да и что толку с ушастого, раз его нельзя поймать. А вот прикосновение... Игра в импровизированный дартс продолжалась, как и спор, чья заточка имеет лучшую балансировку. Лиз устроилась на диване, пытаясь прикинуть, зачем Джон вообще посетил сарай, если вышел оттуда с пустыми руками? Может, он следил за ней в окно или насторожился когда вышел Дэвидс? Считать ли это сколько-нибудь положительной динамикой? Стена напротив уже лохматилась деревянными волокнами от многочисленных попаданий. На просто так играть им надоело, сигареты пару дней как кончились, поэтому ставки шли "в долг". Абруцци как раз расшатывал глубоко засевшее в доску лезвие, когда Дэвидс резко послал ему в голову нож. Коротко свистнув, острие задело его по касательной, рассекло лоб над бровью и со звоном плашмя ударилось об стену. Правую половину лица Абруцци мгновенно залило кровью. Те, кто это видел, вскочили, сам Дэвидс оказался рядом первым, торопливо оправдываясь — он примеривался к броску, и заточка сорвалась с руки. На случайность это совсем не походило: бросок был сильным, повернись Джон на секунду позже, лезвие вошло бы в глаз по самую рукоять. Абруцци, кажется, посетила та же мысль, потому что в следующее мгновение его кулак впечатался в лицо Дэвидса. И еще, и еще раз. Завязалась нешуточная потасовка, в которую тут же влезли остальные. Мужчин еле разняли. У Дэвидса из носа хлестала кровь, он брыкался и орал, что это ненарочно, и вообще — он извинился, а Джон повел себя, как полный мудак. — Брось, оставь его, — пытался утихомирить дружка Пакетик. Абруцци широко ухмылялся, не сводя взгляда с Дэвидса, тихие увещевания Барроуза слушал вполуха. По зубам его была размазана кровь. Ти-Бэг поглядывал на Абруцци с удовольствием. Лиз давно заметила, что эти двое друг друга очень недолюбливали. Только Пакетик был реалистом и рисковать здоровьем не желал — суховатый, среднего роста, он понимал, что против матерого верзилы ему не выстоять, — и в открытую предпочитал не связываться. А Дэвидс либо плохо знал Абруцци, либо просто был не очень сообразителен. — Эй, ты там в обморок не собираешься падать? — окликнул Лиз Сукре. Видок у нее, должно быть, был хуже некуда. — Я схожу за аптечкой, — пробормотала она, дернувшись к выходу. Ее немного трясло. — Я сам схожу, — остановил ее Барроуз. Вернулся он через минуту, сунул аптечку Сукре, а тот, повертев в руках, ей. Лиз не очень хорошо переносила вид крови, и, если бы перед ней был не Джон Абруцци, а кто другой, всеми правдами и неправдами постаралась бы избежать малоприятной процедуры. Плеснув из канистры воды в большую алюминиевую миску, Лиз быстро подогрела ее на плите и поставила перед Джоном. Тот сидел на диване, в глазах уже снова все та же ледяная пустота и бескрайнее равнодушие. Он бы справился и сам, но единственное зеркало находилось над раковиной, где Дэвидс пытался отсморкать кровавые сопли. Куском бинта Лиз аккуратно оттерла лицо и кожу вокруг пореза. Вода в миске окрасилась, потемнела, вызывая дурноту. — Царапина, — прокомментировал Сукре. — Ага, — хрипло откликнулась Лиз, пытаясь побороть слабость. — С ранами на голове всегда так, вроде пустяк, а крови ведро... Возникшее в воображении ведро густой тягучей крови уверенности ей не прибавило. Почувствовав, что бледнеет, Лиз глубоко вздохнула, попыталась отвлечься, переключиться на что-то другое. Залив ватный диск антисептиком, она осторожно повернула лицо Абруцци к себе. Ее пациент сидел совершенно спокойно и она не к месту подумала, что ссадина на лбу придала ему мальчишеский вид. — Мы с сестрой как-то катались на коньках. Точнее, она меня учила, — звук собственного голоса успокаивал, даже руки почти перестали трястись. — В одно из моих многочисленных падений я умудрилась лезвием конька рассечь ей подбородок. Крови тоже было очень много. А сейчас даже шрама не осталось. Антисептик наверняка сильно жегся, но Джон ничем этого не показал, и дуть Лиз сочла излишним. Хмурясь от усердия, она наклеила на лоб тонкий пластырь телесного цвета, постаравшись свести вместе края раны. И только тут обратила внимание, что Абруцци пристально смотрит на ее губы.***
Ужин весело пыхтел на плите. Лиз разбирала посуду, поглядывая в зеркало над раковиной: нынешние ее надзиратели резались в карты. — Я пас, — Дэвидс сбросил карты, откинулся на стуле и простонал драматично, с надрывом, запрокинув голову: —Доко-оле нам тут торчать? — Ты же знаешь, мой брат со стариканом Вестморлендом пытаются забрать деньги. Как только куш будет у них, придет сообщение и мы отсюда свалим. — Барроуз автоматически вынул дешевый пейджер из кармана, глянул на экран. — Тебе-то что? Сидишь в тепле, на воле. Отжираешься. — Чего-то на волю особо не похоже: все одно взаперти. Скукота. Не поразвлечься даже. Девку не пощупать... Почувствовав на спине его тяжелый взгляд, Лиз съежилась, втянув голову в плечи. — Ты здесь только потому, что случайно оказался в медпункте. Нам ничего не оставалось, как забрать тебя. Да еще время потратили, наручники с тебя спиливая, рисковали своими шкурами. Лучше не раздражай. — А что мне было делать, увидев вас?! — Дэвидс резко наклонился вперед, наваливаясь грудью на стол. — Помахать ручкой? И еще сказать: "Ну что вы, господа беглецы, не обращайте на меня внимания, следуйте прямиком к свободе, а я останусь в ебаной тюрьме, прикрывать ваши задницы!"? Так, что ли? Он фыркнул и сложил руки на груди, снова откидываясь на спинку стула. — Бэгвеллу тоже поразвлечься хочется. Может поможете друг другу? — усмехнулся Абруцци, вытягивая из колоды карту. Пакетик зло на него зыркнул, сощурился. — Да ладно, Джон. Для себя приберегаешь девку, — произнес в отместку. Лиз ошарашено вскинула взгляд и успела увидеть как Бэгвелл, приоткрыв рот, быстро задергал языком, закатил глаза в притворном блаженстве. Лицо Абруцци осталось непроницаемым. — С чего взял? — Да всем тут видно, как ты стараешься на нее не смотреть. Только не очень-то у тебя получается. — Я такого не замечал, — дернул плечом Барроуз. — Э-э, я тоже, — поддакнул Сукре, пытаясь сгладить назревающий конфликт. — Божже, мужик, она ведь в дочки тебе годится... — подхватил Дэвидс. — Ты не помнишь, Пакетик, сколько ей там по документам? — Лет двадцать пять, вроде. — Во-от. А тебе? Почти полвека? Стыдись, старикан. Послышался треск резко отодвинувшегося стула, футболка Дэвидса будто сама собой намоталась на кулак, Джон рванул его через стол к себе, чуть склонился к лицу, опираясь второй рукой о столешницу. Оскалился и прошипел: — Ты здесь не из-за своего везения оказаться в нужное время в нужном месте. Ты еще здесь, потому что мне не хочется ссориться с Барроузом — он против лишних трупов. А я нет. Я очень даже не против. Покусывая нижнюю губу, Пакетик откровенно любовался сценой, как всегда, когда конфликт создавал он, а за жопу хватали другого. Сукре на всякий случай отодвинулся, а Барроуз уже готов был вмешаться, когда Абруцци оттолкнул Дэвидса. И вышел, бросив игру. Ти-Бэг, как ни в чем не бывало, потянулся вперед и перевернул его карты. — Неплохой расклад. Мог выиграть. Лиз отвела взгляд от зеркала, шагнула к плите помешать рис, проверила как себя чувствует тушеная морковь и застыла, разглядывая облупившийся прозрачный лак на ногтях. Интересно, что Джон Абруцци не сказал ни "да", ни "нет" на реплику паскудного Пакета.***
В совместный их поход по магазинам Абруцци купил две бутылки вина и припрятал их за уличным туалетом, который находился почти в полном распоряжении Лиз: мужчины предпочитали ближайшие деревья. Неизвестно, к чему он хотел приурочить распитие, но у него не получилось — Ти-Бэг нашел вино через пару дней. Весь вечер он пропадал, "осматривая окрестности", а, вернувшись, упал в трех ярдах от двери. Абруцци все сразу понял и вышел на улицу, чеканя шаг. Кое-кому сейчас не поздоровится. Пакетик с трудом сел на землю, покачиваясь перед Джоном, словно змея перед индусским дудочником. За время, проведенное в заключении, он совсем отвык от алкоголя и даже подняться теперь не мог. Отобрав бутылку, Абруцци взболтнул остатки и вылил на лохматую голову, зло матерясь сквозь зубы. Отфыркиваясь, Ти-Бэг рванулся вперед, пытаясь одолеть земное притяжение и покарать обидчика. Джон слегка помог ему — схватил за грудки, легко вздернул на непослушные ноги. — Потише, Мафия, — заголосил Пакетик. — Не у себя в Макаронии тут... В окно Лиз наблюдала, как остальные, подоспев, помогли перехватить вяло сопротивляющееся тело и волоком потащили в дом. Выражения их лиц ясно давали понять, что мысленно те припомнили все знакомые ругательства и не забыли про себя выразить особую благодарность Абруцци. Сгрузив бессознательного Бэгвелла в любимое кресло, Барроуз вздохнул, помассировал пальцами лоб. Стало заметно, что окружающая компания изрядно ему надоела. — Надо было возле сортира его бросить, — скривился Дэвидс, явно завидуя дружку. — Протрезвел бы быстрей. — Надо было кое-кому просто поставить в известность остальных, блин, ничего бы и не произошло, — передразнил Сукрэ. — Я бы тоже от вина не отказался бы... — Ладно, хорош ушами дергать, — оборвал Джон. — Все равно ничего не сделаешь уже. Ветер завывал в неработающем камине, но в доме было тепло — дозорные периодически включали плиту, да и человеческое дыхание немного согревало воздух. Лиз до последнего возилась на кухне, ожидая пока улягутся остальные. Развалившись на диване, Абруцци от скуки открывал библию на произвольной странице, что-то вычитывал, склонив ее к коптящему керосиновому фонарю, снова закрывал. И так по кругу. Ти-Бэг наполовину сполз с кресла и находился в полной отключке, Сукре тихо сопел в углу, Дэвидс уже разгонялся храпом. Барроуз, судя по напряженно сведенным бровям, еще не спал, но глаза держал закрытыми. Тихонько подойдя к дивану, Лиз села с краю, положив между собой и Джоном игральную доску. Спросила неуверенно: — Сыграем? Надо же было с чего-то начинать. Он поднял глаза, медленно захлопнул и отложил книгу. — Ну, давай. Сыграем. В его ответе ей послышался какой-то скрытый подтекст, а, расставляя шашки, Лиз чувствовала на себе тяжелый взгляд. Удивительно, но страха перед ним она уже не испытывала, только желание довести все до конца. Ведь невидимая угроза так и осталась висеть над ней: это сейчас ее не трогают, а как придет время распрощаться, могут заткнуть рот навсегда. К чему им лишний свидетель? Она сделает все, чтобы повысить свои шансы. А внутри кто-то ехидничал, пытался заставить признать, что эта часть плана стала ей нравиться намного больше, чем поначалу. Согнув ногу, Абруцци уперся ботинком в обивку дивана, расслабленно положил на колено локоть, пальцами зачесал назад волосы. Фишки двигал небрежно. Если Лиз сейчас не заговорит, после разгромного проигрыша придется убираться ни с чем. Только вот тема для беседы никак не находилась. Не о погоде же толковать? Это было бы совсем глупо. Набравшись храбрости, она решила узнать то, что занимало ее последние дни. — Почему ты не видился с женой больше двух лет? Сукре, вон, бахвалился, что каждую неделю супружеское свидание выбивал для своей обожаемой Мари-Круз, а ведь они даже не женаты. Резкий переход от трусливого молчания к наглому вторжению в личную жизнь его слегка удивил. — Это не твое дело, девочка. А Сукре хорошо бы язык укоротить. — Она не приходила навестить тебя? От его взгляда по спине пробежали мурашки. Наверное, ее язык он тоже не прочь подрезать. — Меня осудили на пожизненный срок без права досрочного освобождения. Какой смысл в свиданиях? Если нужно было что передать, говорил поверенному. Я удовлетворил твое любопытство? — Частично. Абруцци криво ухмыльнулся, а она притворилась, что сосредоточена на игре. Забавно — он старался говорить общими фразами, строя их так, что не понятно было от кого исходила инициатива прервать отношения. С одной стороны, чисто по-женски, было очень любопытно узнать ответ на этот вопрос. С другой — любой ответ имел бы практически одинаковое значение. Если она не пожелала с ним видеться — его стоило пожалеть, если он отпустил ее — им можно было восхищаться. Развод? Католики не разводятся. Да и помимо этого, семейные узы в итальянском преступном мире слишком сильны. Все они повязаны друг с другом родством, кумовством, всегда кто-то кому-то приходится деверем, кузеном, зятем, крестным. Разорвать это ох как непросто. Тут впору посочувствовать несчастной женщине. Ни расстаться по-настоящему, ни замуж заново выйти. Ну, а он? Каково сидеть там взаперти и доподлинно знать, что никто его не ждет? Что его оставили на доживание. Лиз одернула себя. Что за бредни лезут ей в голову? Жалко стало? Пора бы вспомнить, что в тюрьму на такой срок не попадают за кражу пары баксов. Его руки в крови, на его счету жизни. Кажется, она начинает смотреть на него предвзято, а это неправильно. В кресле завозился Ти-Бэг, попытался вытянуть ноги поудобнее и скатился на пол. Невнятно заворчав, он оперся руками об пол, с трудом поднялся, но в кресло возвращаться не стал: побрел, шатаясь, к выходу, расстегивая на ходу ширинку непослушными пальцами. Хлопнула дверь, кто-то недовольно забормотал, и дом снова погрузился в тишину, только голые ветки стучали по крыше. Абруцци забрал ее последнюю шашку. За границей желтого круга от керосинового фонаря совершенно ничего не было видно. И этот мягкий свет создавал иллюзию уединенности. Интимности. — Буду скучать по нашим вечерним посиделкам, — сказала Лиз почти искренне, собрав шашки горкой на доску и водрузив эту пирамиду на телевизор. Он хмыкнул. — Не веришь? — Лиз села чуть ближе, поджав под себя ногу и развернувшись к нему. — Слишком натерпелась ты от нас. Нервы у тебя ни к черту. — М-м... Как же ты пришел к такому выводу, Шерлок? — Частенько скрипишь зубами во сне. Она удивленно вскинула брови. Действительно, водилось за ней такое от стресса. Как наблюдательно. И прозаично. — Позволь кое-что прояснить: я не скриплю зубами, я их затачиваю. — Затачиваешь? — Абруцци тихо засмеялся, откинув голову, а ей вдруг захотелось поцеловать открывшуюся шею, то место, где заканчивалась борода. — Святые угодники... Зачем? — Чтобы разорвать твое сердце, Джон Абруцци, — подмигнула она, чувствуя себя идиоткой. Лихо флиртовать у нее получалось не очень. Он посерьезнел. — Глупая. Ты ничего мне не должна. — Знаю. — Да я же понял, зачем ты это делаешь. Не тронет тебя никто, обещаю. Скоро ты отправишься домой и забудешь все, как страшный сон. Этот снисходительный тон разозлил ее. Лиз почему-то стало очень важно, чтобы он поверил. Она отвернулась и буркнула: — Ничего ты не понял. Его пальцы тут же ухватили ее за подбородок, повернули обратно, будто он хотел рассмотреть получше ее лицо. Совсем не больно. Она накрыла их ладонью, мягко отняла от лица, переместив на талию. — Поцелуй меня? Как на заправке, помнишь? Он жестко рванул ее к себе, обхватив поперек талии. И тут же осторожно погладил другой ладонью по щеке, будто извиняясь за свою грубость. От такого яркого контраста Лиз пробрала дрожь. Она окончательно запуталась в себе и не могла понять действительно ли ее влечет к Джону Абруцци, или же ее мозг просто внушил это себе, защитился ложным чувством, чтобы пережить то, что должно произойти и не сойти с ума. Она придвинулась, обняла за шею, легкими прикосновениями перебирая волосы. — Я не кидаюсь на все, что мне предлагают, — выдохнул он в самые губы. Может так и есть, но руки держали ее крепко, не вырваться. Ей и не хотелось — вынужденная мера переросла в мучительную одержимость, в необходимость. — Я не предлагаю. Я прошу. По близкому лицу пробежала едва уловимая судорога. А его губы оказались даже мягче, чем она запомнила. Но на этот раз — нетерпеливее, требовательнее. Ей понравилось. Очень. Целовать Джон Абруцци умел. Поцелуй рассказывал, поцелуй обещал, он изучал, спрашивал, чутко вслушивался. Был то медленным и вдумчивым, то торопливым, голодным. Руки вторили движениям губ и языка. Он знал женское тело, он умел обращаться с ним, вызывать в нем отклик, он сам наслаждался его податливостью и физической отзывчивостью. Ее пальцы неожиданно вышли из повиновения — они хаотично гладили лицо, плечи, путались в тонких волосах. Мягко откинув его голову на спинку дивана, Лиз припала к тому самому месту под подбородком губами, прижалась лицом, скользнула по заросшей щеке к уху. Руки на ее спине замедлились, а потом и вовсе остановились, его рот непроизвольно приоткрылся, когда она задела мочку зубами. До сладкого внутреннего трепета приятно было осознавать, что все это с ним делают ее прикосновения, это от них Джон Абруцци вдыхает так резко и так дрожаще выдыхает. Между ног заныло, налилось горячим возбуждением: напряжение, в котором Лиз провела эти дни, требовало выхода. Но сначала он должен ей поверить. Должен точно знать, что она его хочет, что идет на это не от страха или безнадежности. Схватив руку Абруцци, Лиз чуть отстранилась, направив ладонь под ремень комбинезона. Тело предало ее, но ему-то оно скажет правду, его оно убедит. Его прикосновение оказалось слишком чувствительным, слишком приятным, дразнящим. Лиз выгнулась, прильнула вся, прижалась губами к приоткрытому подрагивающему рту, чтобы самой не издать ни звука. Следует вести себя очень тихо, учитывая тревожность сна остальных... Его ласки — невероятно чуткие, искусные, знающие. Долго так ей не выдержать. Она вдруг вспомнила, что Пакетик вот-вот вернется, мгновенно пришла в ужас от того, что тот может все испортить и жалобно прошептала: — Идем на кухню? Едва оказавшись за дощатой кухонной перегородкой, он легко усадил Лиз на край столешницы у раковины. Раздвинув колени, она притянула его ближе, обхватила ногами. Горячие ладони тут же нырнули ей под футболку, коснулись вздрогнувшего живота, дернули наверх тонкую ткань, избавляясь от лишних препятствий. Мягко легли на грудь, сдавили, скользнули вниз, к ягодицам. Уже почти себя не контролируя, Абруцци подхватил ее под бедра, рванул на себя, инстинктивно вжимаясь между ног. Его тяжелое дыхание обдавало кожу шеи прерывистым жаром, а давящее ощущение твердости под джинсами подстегнуло ее собственное возбуждение. Снаружи раздался выстрел. Гулким эхом он прокатился по ночному лесу, затихая где-то вдали. Вжавшись друг в друга, они застыли, мелко дрожа, давя стон разочарования. Неудовлетворенное желание еще пульсировало глубоко внизу, оглушая, требуя немедленного удовлетворения. Абруцци пришел в себя первым. Отстранился, шагнул назад, мазнув напоследок жадным взглядом, и исчез в комнате, где уже слышалась возня и беспокойное бормотание. — А где Бэгвелл? — услышала Лиз голос Сукре. — Поссать отошел. Торопливо натянув футболку, Лиз соскользнула на пол и едва не свалилась — ноги держали плохо. Возвращение в реальность оказалось слишком резким, почти болезненным. Тревожный шепот за перегородкой нарастал, но за окном послышался голос Пакетика, и мужчины высыпали из дома, прихватив фонарь. Сделав несколько глубоких вдохов, Лиз поплелась за ними. Все стояли полукругом, разглядывая что-то за кустами. — А что мне надо было подумать? — еле ворочал языком Бэгвелл. — На тебя бы я посмотрел! Выходишь отлить на расслабоне, а тут из кустов на тебя тварь лезет... Лиз подошла ближе, надеясь, что в мутном свете керосинового фонаря пятна лихорадочного румянца никто не заметит. Распластавшись, под ногами у мужчин лежала собака. Лиз охнула, склоняясь ближе. — Это же соседа... Бэгвелл замахал руками, перебивая. — С чего ты взяла? Да может это какая другая заблудшая псина... — Это темно-коричневый пойнтер и на ошейнике у него жетон, — уточнила Лиз. — Могу поспорить там написано Барри. — Хорошо, — кивнул Бэгвелл. — Тогда пристрелим и ее хозяина. Дело о пропаже собаки будет закрыто. Абруцци хмыкнул. — Тебе лишь бы убить кого-нибудь. — Это скорее про тебя, Джон! Про тебя! — рявкнул Ти-Бэг. — Зачем убивать хозяина? — не понял Сукре. — Из милости. Чтобы не плакал по собачке, — съязвил Пакетик, с удовольствием переключившись на Фернандо. — Пошевели куриными мозгами! Он же придет сюда еще раз в поисках ебаной дворняги! Рассказать, что будет, застань он здесь нашу развеселую компанию?! — Не из-за этого он явится, а из-за того, что наверняка слышал выстрел. — Не факт это! Может, он снотворное пьет на ночь, или спит в берушах! — Прекратите грызню! Тихо! Что это за звук? Все насторожились, вслушиваясь в странное жужжание. Барроуз вынул из кармана пейджер и нажал пару кнопок. — Думаю, о соседе можно не беспокоится — на рассвете мы уходим. Майкл будет ждать нас... — он покосился на Лиз. — Тут, неподалеку. С машиной. Потерев руки друг об друга, повеселевший Бэгвелл повернул за остальными к дому, а Лиз немного замешкалась, глядя на потускневшую шерсть, залитую кровью, слипшуюся. Наклонилась, погладила холодеющую голову. — Беги на небо, малыш. — Эй, — окликнул ее Барроуз. До рассвета оставалось еще около трех часов, но спать, конечно, уже никто не ложился. Мужчины решили напоследок попировать оставшимися припасами, на радостях отстранив Лиз от плиты и она привидением бродила по комнате. Абруцци занял наблюдательный пост у окна, хмуро смотрел сквозь стекло, сложив на груди руки. Оба на виду, не подойти, даже словом не перемолвиться. Да и надо ли? Скоро они расстанутся навсегда. Едва начало светать, все были готовы. Кроме Лиз: Барроуз попросил ее не покидать дом еще хотя бы пару часов. Он никогда не обижал ее и она пообещала ему это. Она бы пообещала что угодно, лишь бы не остаться в этом лесу со сломанной шеей. Последний раз глянув в карту, Барроуз свернул ее и поднялся, шагнул вдруг к Лиз. Она застыла испуганно посреди комнаты, но он всего лишь отдал ей ключи от фургона и вышел на улицу, оставив дверь открытой. Все сразу засуетились. — Пока, принцесса, — поднял руку не до конца протрезвевший Бэгвелл, а Дэвидс подмигнул, утягивая его на улицу. — Прости, что так вышло, — смущенно улыбнулся Сукре. — Удачи тебе с Мари-Круз, Фернандо, — тихо откликнулась она. — Ага... Они остались вдвоем. Лиз знала — красивых слов прощания от него не дождаться. Он и по имени-то ее ни разу не назвал, будто произнести его означало перейти какую-то черту, или открыть новую страницу, которая никогда не будет заполнена до конца. Но уже то, что Джон Абруцци пропустил остальных вперед, чтобы сказать пару слов наедине, казалось чем-то особенным и волнующим. — Послушай, — он качнулся с пятки на мысок, сунул руки в карманы. — Дэвидс тот еще тип, и Пакетик далеко не ангел... Тебе стоит переехать и сменить работу. Так, на всякий случай. — Хорошо. Переберусь к сестре. Она живет на Харон стрит, рядом с железной дорогой, в длинном красном доме с приметными белыми колоннами. Светлые глаза впились в ее лицо, оглядывая с пристальным вниманием. Тут его окликнули, он недовольно глянул через плечо в дверной проем, а когда снова повернулся, Лиз обняла его за шею. Потерлась щекой о бороду, прижалась к прохладному уху, чувствуя, как от ответных объятий жжет почему-то глаза. Отступила, спрятав руки за спину, попыталась улыбнуться. Получилось не очень. Абруцци медлил. В глубине его холодных зрачков было что-то такое, отчего болезненно сжималось в груди. Потом он кивнул и вышел. Пять спин скрылись из виду, оставив после себя полное эмоциональное онемение. Это все? Это действительно все? Ведь она мечтала об этом все десять дней — выйти из передряги живой, не запачканной, не покалеченной... Ей удалось. Удалось. В сарае за домом Лиз нашла лопату. Та оказалась тяжелой и неудобной, а земля — твердой, но у нее все-таки получилось вырыть небольшую могилку и похоронить пса. Потом она немного побродила по дому, раскладывая вещи, чтобы зачем-то придать ему первоначально нежилой вид, вымыла посуду. Убрав в шкафчик последнюю тарелку, застыла, глядя в зеркало на свое осунувшееся лицо. Оттерла слезы то ли облегчения, то ли отчаяния. В доме царила гробовая тишина, в пятне света от окна плавали пылинки. Так непривычно. Пусто. Сунув в карман старую библию, Лиз вышла, постояла немного на пороге, потом хлопнула дверью посильнее и еще приперла снаружи деревяшкой, чтобы точно не открылась. В лесу заливалась незнакомая птица. Двигатель заурчал знакомо, по-родному. Включилось радио. Оно было настроено на волну новостей — Барроуз по нескольку раз в день забирался в фургон послушать. Больше чем за неделю сюжет о беглецах успел подостыть, так что сегодня в утренней сводке диктор просто кратко поведала об отсутствии новой информации и быстро перешла на предстоящие выборы. Наклонившись вперед, Лиз осторожно тронулась с места. Волну она, пожалуй, переключать не станет: если их поймают, она узнает. И Джона Абруцци будет кому навестить.