хорошие девочки — дрянные девчонки

      Чудом, не иначе, но Мори дожидается свои чертовы бумаги вместе с кратким планом действий на завтра и, блядь, долбаный отчет, который еще вчера должна была сдать Дадзай, дрянь такая, но не сделала этого.       Пока Чуя едет домой, нервно барабаня пальцами по рулю, в голове назойливо бьется мысль, что секс сегодня в кабинете — попытка отвлечь, умаслить, все что угодно, только бы Чуя не разбила ей нос сразу после того, как Мори тонко намекнет, что отчет нужен вот-прямо-сейчас, напиши уж, будь добра, раз Дадзай, как обычно, плюнула.       Ладно, допустим, разбить нос бы не получилось: Дадзай предусмотрительно сбежала при первой же возможности, как только колени перестали дрожать после оргазма. Правда, Чуя могла заставить ее написать отчет, вернувшись домой, но времени ждать уже не было, да и куда проще, на самом деле, написать самой.       Сука Дадзай.       За то время, пока Чуя разбирается с документами, сексуальное напряжение почти полностью проходит, сметенное мгновенной злостью, ударившей в голову, стоило только услышать про злоебучий отчет. Картина сложилась красивая и хитрая, как и все, что делает Дадзай, потому сомнений не осталось: обманула, обвела вокруг пальца и использовала.       Все как обычно.       Потому, вернувшись домой, Чуя нихуя не удивляется горящему на кухне свету и запаху еды, витающему по всей квартире.       Еды, заказанной из ресторана, только бы угодить, ведь стряпня самой Дадзай — штука очень на любителя.       Что ж, ладно, черт с тобой, думает Чуя, проходя в квартиру и планируя игнорировать длинноногую стерву, потому что просто спустить произошедшее с рук — ни за что, блядь.

***

      Что ж, ладно, черт с тобой.       Написать злоебучий отчет не такая большая плата за то, что теперь Дадзай стоит перед ней на коленях и усердно работает языком. Сидеть на барном стуле самой Чуе, правда, не особо удобно: она рискует в любой момент соскользнуть с него, но Дадзай нежно и уверенно обнимает ее бедра, закинув одну ногу себе на плечо, и Чуя чувствует, что бояться нечего. Опираясь локтем о стойку за спиной, она берет с нее бокал вина, предусмотрительно подготовленного Дадзай, и делает большой глоток, наслаждаясь ситуацией.       Сейчас не хочется смаковать вкус и восторгаться букетом. Сейчас хочется быстрее опьянеть и расслабиться, стерев из памяти прошедшие сутки. Жар от чужого умелого языка внутри мешается с жаром от алкоголя, и Чуя чувствует, как усталость и злость после напряженного дня (и, блядь, переработки из-за некоторых) медленно покидают ее тело. Она дышит чаще и глубже, жалея, что так и не расстегнула рубашку и не сняла портупею, которая как никогда неудобно стягивает грудную клетку. Лишь штаны вместе с бельем стащила и отбросила в сторону.       Еще бы затянуться сигаретой для полного комплекта, и был бы не вечер, а праздник.       Дадзай между ее ног отвратительно пошло чмокает, отстраняясь, и, вновь прижавшись губами, осторожно посасывает клитор. Чуя едва не выпускает бокал из руки, настолько будоражаще это действие отдается в теле — на грани боли и наслаждения, именно так, как она любит. Хочется запустить пальцы в растрепанные темные волосы, сжать кулак и направлять, поощряя, но нет. Дадзай свою долю прикосновений на сегодня уже получила. Чуя не собирается ее и пальцем трогать.       Особенно, блядь, пальцами, особенно под этой поистине проклятой юбкой в клетку, которую Дадзай так и не переодела.       И она это, судя по всему, понимает.       Дадзай умная девочка, потому и не доводит Чую до оргазма быстро, как могла бы, всего за несколько минут. Вместо этого растягивает удовольствие, играя на нервах: лижет неспешно, но усердно, то проникая языком глубоко, растягивая стенки, то скользит вверх, надавливая на клитор. Чуе дорогого стоит не сжиматься, расслабиться и просто позволить Дадзай делать свою работу (хоть какую-то).       Оргазм редко является главной целью их секса. На первом месте всегда удовольствие, разбавленное азартом — подразнить, помучить, заставить изнывать от нетерпения и полностью отдаться во власть друг друга, ведь с кем-то другим подобное невозможно.       Но сейчас…       Расслабиться не получается.       Раздраженно выдохнув, Чуя цокает и, допив остатки вина, резко отставляет бокал в сторону. Откидывает голову назад и закрывает глаза. Пытается сосредоточиться на руках, поглаживающих бедра, и на чужом языке, дышит медленно и глубоко, но.       Напрягается.       Недовольство внутри тихо шипит, подобно гремучей змее.       Зуд, который не успокаивается.       Бесит.       Оргазм, конечно, не является главной целью, но такими, блядь, темпами Чуя и удовольствия не получит.       Руки чешутся достать сигареты, лежащие на полке над стойкой, вот только курить теперь хочется не для удовольствия, а чтобы заглушить раздражение.       Хуевый знак.       А Дадзай ведь правда старается. Почти не отрывается, надолго задерживая дыхание, трахает языком и лижет, сосет и нежно тянет на себя, осторожно прихватывая губами. Слюна и смазка Чуи стекают по ее шее, но она не пытается их стереть — все равно бессмысленно, скоро вновь будет мокро.       Дадзай открыла очень неплохое вино: итальянское красное сухое, которое Чуя пьет и с наслаждением, и не испытывая угрызений совести от такого варварского обращения с напитком. Ужин так же хорош (еще бы не был, из ее-то любимого французского ресторана), хоть доесть и не хватило терпения — физический голод оказался куда сильнее. Только свой внешний вид оставила таким же, как был, прекрасно зная, как притягивает взгляд Чуи к ее упругой полной груди под прозрачной, нихуя не скрывающей блузкой, особенно к темным соскам, которые хочется кусать.       Но всего этого недостаточно.       Недовольство из-за ситуации с долбаным отчетом грызет куда сильнее, чем можно было представить.       Такого Дадзай, наверное, не ожидала.       Но виноватой себя, конечно же, не ощущает — она ведь предлагала Чуе сразу же о ней позаботиться, еще там, в кабинете. А Чуя отказалась, желая первым делом разобраться с делами, а уже потом и с собственным возбуждением и еще раз (или не раз) — с Дадзай.       И в итоге вышло черти что.       Дадзай тихо стонет и отстраняется. Опустив голову, Чуя смотрит на нее и наблюдает прекрасную картину: блядский мокрый рот, припухшие губы, глаза с расширившимися от возбуждения зрачками. Хочется прикоснуться к губам, просунуть в горячий рот пальцы, которые Дадзай обожает до трясущихся коленей, и смотреть, как сучка сосет их, постанывая, а после грубо схватить за волосы и оттрахать себя ее ртом. Резко меняя темп с медленного на быстрый, помогая себе пальцами и наслаждаясь пальцами Дадзай, тонкими и ловкими, которые та сгибает именно тогда, когда Чуя хочет, словно мысли читает.       Дадзай обожает пальцы Чуи, Чуя обожает ее язык. Острый и ядовитый, с которого редко срываются ругательства, но легко слетает что-то обидное, задевающее до слез и мгновенной слепой ярости. Дадзай — змея-искусительница: очарует, отравит и бросит подыхать, мучаясь от бессильной злости и непонимания “за что, мать твою?”. И Чую дико ведет, стоит только ей открыть рот не для того, чтобы унизить.       Стоит ей хотя бы приоткрыть губы — и у Чуи ни одной приличной мысли.       Но сейчас даже возможность использовать ее рот для собственного удовлетворения не возбуждает, как обычно. Сейчас так поступить — это сжалиться над Дадзай. Опять выполнить всю работу вместо нее и принести самой Дадзай немалое наслаждение, ведь та любит, когда Чуя использует ее себе в угоду.       Дадзай любит доставлять Чуе удовольствие ничуть не меньше, чем Чуя — ее. Может, на самом деле в кабинете она в первую очередь хотела помочь, а не сгладить последующий конфликт…       Вот и пусть помогает сейчас. Сама, своими силами и возможностями, своим гениальным мозгом и очередными многоходовочками.       Чуя помогать не собирается.       (и на мгновение не понимает собственных упрямства и гордости, но, опять же, Дадзай! сколько можно лукавить в действиях!)       ...кажется, вечер все же испорчен. Чуя понимает это, когда видит на лице Дадзай сожаление. Она сводит брови и щекой трется о внутреннюю сторону бедра, поглаживая пальцами. Целует невесомо, переключаясь на нежность и ласку.       — Ты ужасна, — говорит Чуя, неспособная контролировать речь из-за выпитого алкоголя.       — Знаю, — с грустной улыбкой отвечает Дадзай, не прекращая гладить и целовать.       Чуя косится по сторонам, выискивая бутылку — кажется, там еще должно хватить вина на один бокал. Усталость сковывает тело, а опьянение кружит голову. Хочется допить, что осталось, может, еще немного перекусить и завалиться в постель, предварительно приняв душ.       Но Дадзай не останавливается: целует внутреннюю сторону бедра, лижет и осторожно кусает кожу, медленно проводит языком между половых губ, гладит ладонями и сжимает пальцами. В ее действиях осторожность мешается с нежностью, — приятно, но настрой уже непоправимо испорчен. Чуя хмурится от проносящейся по телу дрожи и пытается свести колени.       — Забей, Осаму.       И уже тянется, чтобы оттолкнуть ее от себя, но вместо кудрявой макушки натыкается на чужую руку.       Дадзай осторожно перехватывает ее ладонь, тут же начиная гладить костяшки — всегда так делает, если нет перчаток — и предлагает:       — Возьми телефон.       Чуя удивленно поднимает брови, смотрит с немым вопросом несколько секунд, а после протягивает руку к своему смартфону, лежащему на стойке.       И как только берет его, привычно снимая блок, понимает.       Хитрая ж сука.       Сколько можно.       — Не прекращаешь думать наперед?       Спрашивает спокойно, лениво листая папки на главном экране, не спеша открывать нужное приложение, но внутри вновь расцветает что-то непонятное — не то усталое разочарование, не то слепое восхищение.       Дадзай неопределённо жмёт плечами и, возможно, это выглядело бы мило, если бы ее лицо не соседствовало с бедром и пахом Чуи.       Включив блютуз, она автоматически подключается к нужному устройству, а после улыбается злобно-дерзко, все еще недовольно.       — Поднимись, — приказывает вмиг охрипшим голосом.       Дадзай улыбается в ответ. Лукаво-хитро, уже без сожаления, каплю самодовольно — Чуя видит это в ее темном взгляде, как всегда провокационном, из-за которого ее хочется не то отрезвить ударом в челюсть, не то зацеловать до алеющих скул.       Поднявшись, Дадзай тут же начинает раздражающе медленно поднимать юбку — поочередно виднеются кружевная резинка чулок, подвязки и, словно в издевательское завершение…       — Для демонического вундеркинда ты достаточно тупая. Кто снимает белье, выходя из дома, но надевает его, приходя домой?       Дадзай жмет плечами, нихуя не выглядя пристыженно.       Будто это, блядь, в принципе возможно, ведь стыд у этого человека отсутствует с рождения, не иначе.       — Тот, кто хочет секса?       Дура конченая, почему же Чуя так ее обожает.       (просто Чуя такая же).       Она искренне старается смотреть Дадзай в лицо, в глаза, на мокрые губы, да хоть на те же сиськи, которые если сжимать в ладонях — не хуже любой антистрессовой игрушки.       Но телефон в руке ощущается так, словно это не легкий смартфон, а какой-то старый кнопочный кирпич, и розовый хвостик игрушки мерещится через прозрачную ткань белья — если эту тряпку с разрезом точно под входом во влагалище можно так назвать.       Телефон оттягивает руку, глаза так и хочется опустить вниз.       Дадзай послушно ждет.       У Чуи резко пересыхает горло.       Что же… пожалуй, одним пальцем все же можно пошевелить.       Что она и делает, сразу включая максимальную мощность и самый сильный тип вибрации на игрушке — их любимой Lush 2, которая управляется как через блютуз, так и через интернет. Тихое беспроводное виброяйцо, купленное, охуеть не встать, за двенадцать с половиной тысяч йен, с которым они несколько раз ходили и на работу, и просто погулять.       Точнее нихуя не просто, на подобные вылазки у них были определенные планы, заканчивающиеся смесью стыда и адреналина и приличными взятками, но это детали.       Дадзай крупно вздрагивает и до белых костяшек стискивает юбку. Видно, как она напрягает ноги, только бы не свести колени, как ходит ходуном грудь под блузкой. Улыбка с чужого лица не пропадает, но Чуя замечает, как Дадзай сжимает челюсти.       Блядь, мощность этой игрушки может довести до оргазма и саму Чую за какую-то пару минут, стоит добавить немного ласк, что уж говорить о сверхчувствительной Дадзай?       Еще и возбужденной — наверняка ходит с этой игрушкой с того момента, как Чуя пришла домой. Или, наверное, начала еще раньше, надеясь привыкнуть.       — Ладно, — довольно произносит Чуя, вновь начиная возбуждаться. — Попробуем еще раз.       Сбрасывая мощность игрушки на минимальную, Чуя выливает остатки вина в бокал и, подхватив фужер за ножку, разворачивается обратно к Дадзай.       Та выглядит великолепно разбитой. Дышит так, словно пробежала марафон, но быстро берет себя в руки и снова опускается на колени. Она двигается каплю несдержанно, вряд ли кто-то заметил бы, но Чуя слишком хорошо ее знает. Видит нетерпение в ее движениях, всегда грациозных и плавных.       Чуя сама закидывает ногу Дадзай на плечо и сильнее прижимает к себе. Вдыхает резко, когда горячий язык сразу же проникает в нее, и дрожит, наконец-таки расслабляясь. Жар путает мысли, в глазах плывет сильнее и от каждого нового глотка вина, и от действий Дадзай.       — Потрогай меня, — хрипит Чуя, позволяя себе нетерпеливо двинуться навстречу.       Пальцы тут же проникают в нее вместо языка, разводятся ножницами и растягивают. Недостаточно, чтобы почувствовать себя полной, так, как любит Чуя, но идеально, чтобы поиграть на нервах. Дадзай лижет ее губы, обхватывает их и посасывает, а после ревниво накрывает ртом клитор и стонет.       Чуя почти ломает ножку бокала.       — Блядь, да, — вторит она, допивает остатки и убирает бокал от греха подальше, с звоном возвращая его на стойку.       Меняет тип вибрации, ощущая ответную реакцию Дадзай — как она давится, сбивается с ритма и на мгновение сосредотачивается на собственных чувствах, но заставляет себя продолжить.       Правильно, молодец.       — Хоть раз в день хорошая девочка.       Расстегнув верхние пуговицы своей рубашки, Чуя все же позволяет себе запустить пальцы в чужие волосы. Гладит, треплет, сжимает с силой — нихуя не нежно, знает, что больно, но не может и не хочет сейчас сдерживаться.       Но Дадзай и не против, она только стонет громче, оторвавшись на секунду, чтобы вдохнуть полной грудью, мимолетно жестко кусает бедро и тут же продолжает вылизывать и трахать. Свободной рукой проводит по ноге Чуи, не глядя задирает на ней спортивный лифчик и грубо сжимает сосок, отчего в этот раз Чуя на самом деле едва не падает со стула.       Бедра дрожат, оставаться на месте нет сил, напряжение скручивается комком и разливается по всему телу.       Остается так мало, совсем чуть-чуть, она так близко!       Оргазм накрывает, когда Дадзай вновь вставляет в нее язык, не вынимая трех пальцев, и прижимается так, будто хочет съесть. Это одновременно и больно, и так охуительно хорошо, что если бы не обнуление способности, она бы к херам сломала телефон в руке. Вместо этого случайно дергает пальцем, меняя режим и вынуждая Дадзай скулить, и это добивает Чую окончательно.       Бедра едва не сводит судорогой, она прикусывает губу, стараясь сдержать вскрик. Дадзай останавливается лишь тогда, когда Чуя болезненно шипит и отталкивает ее от себя. Дадзай дышит тяжело и ртом, все равно пытаясь провести языком еще хоть раз, ненасытно облизывает губы и поднимает взгляд, мутный и полностью расфокусированный.       Ей самой до оргазма нужно совсем немного, но Чуя не меньшая стерва, потому она просто отключает игрушку.       Дадзай выглядит такой несчастной, что…       ...Чуя чувствует себя отомщенной.       И немного сочувствует, потому что одним своим оргазмом она ограничиваться не намерена.       Но вот кончит ли Дадзай этим вечером — большой вопрос.       — Ты такая дрянь, — любовно и нежно произносит Чуя, отдышавшись и продолжая гладить ее по голове.       И как же дико хочется курить. С Дадзай всегда хочется курить, особенно после секса. Чуя знает, что охуительно выглядит с сигаретой, и знает, как такой ее вид нравится этой суке. Стоит только ей закурить, особенно будучи обнажённой, и Дадзай уже трахает ее взглядом во всех позах.       Или точнее, по мнению Чуи — представляет, как послушно выполняет все ее прихоти, пока она стряхивает в сторону пепел.       Сейчас глаза у Дадзай все еще мутные, но в голове она точно вспоминает все их прошлые развлечения, в процессе которых Чуя курила.       Особенно сегодня в кабинете.       Но проходит пара секунд, мыслительный процесс Дадзай восстанавливается, и она умудряется состроить показательную обиду. Дует искусанные мокрые блядские губы, красные, словно накрашенные помадой.       И неожиданно говорит:       — А ты замечательная.       Чуя не сразу осмысливает сказанное, а когда понимает, то в охуении и непонимании приподнимает брови.       — Другой собаки я бы и не хотела.       — Точно дрянь.       Чуя кривит губы, внутри мгновенно вспыхивает и растекается по венам злость.       — В постель. Живо. И сними уже эту чертову юбку.       Дадзай оставляет еще один поцелуй на бедре напоследок, после чего, неприлично довольная, направляется в спальню, на ходу сбросив юбку на пол.       Но на пороге кухни спотыкается и стонет, ухватившись за дверной косяк.       Чуя ловит ее грозный взгляд, не глядя выбирая режим вибрации на телефоне. Смотрит в ответ уверенно и надменно, безмолвно обещая незабываемое продолжение вечера, и все же тянется за сигаретами.