Эхо любви

На моей руке красовалось золотое кольцо, а по щекам вновь текли кровавые слёзы. Юнон принялся их стирать: теперь он имел полное право трогать меня, как ему захочется, и делать со мной всё, что только вздумается. Мы повернулись к залу, поклонились родителям. Народ пировал. По пути на третий этаж мы встретили Аида. Он был то ли шокирован, то ли испуган. В голове его происходила какая-то буря. Но это его вина… это он не успел… Посмотрев в глаза Аида с обидой… злобой… и безграничной печалью, я еле сдерживала слёзы. — Как жаль, а думал, что будет хорошая концовка. Как родственники мы сможем видеться, но не стоит сомневаться в том, что Юнон всячески ограничит наши взаимодействия. Совсем. Юнон не даст нам остаться наедине, даже проститься по нормальному. — И это поступок Бога? Силой брать девушку, которую не смог добиться? — но этот плевок яда Юнон проигнорировал. — Хорошо целуется, а, Аид? Дядюшка дрогнул. Ещё никогда я не видела дядюшку настолько злым: глаза его пылали огнём. Таким я и запомнила Аида, и вряд ли мы увидимся скоро. Нужно было сдерживать слёзы при гостях… но весь вечер я то и делала, что смотрела на него. Аид, ты останешься в этот вечер, чтобы провести со мной время? Но нет, он не стал… Ушёл… я понимаю, это больно. Это конец… Вечер затягивался, гости всё не уходили, кто-то, стараясь насолить, то и дело кричал «горько», игнорируя моё состояние. Собственно, я нашла себе наилучшее занятие: я сидела и неспеша потягивала белое вино. Меня от него мутило, но сейчас это было неважно, я просто хотела забыться. Напиться до такого состояния, чтобы забыть этот чёртов день… Мое состояние можно было описать одним словосочетанием: «в хлам», — когда в толпе я заметила Зевса с мамой, которая ластилась к его рукам. Так вот что помешало Аиду, так вот кто был змеей… По щекам потекли слёзы от собственной глупости и наивности. — Дорогая, негоже тебе плакать на нашей свадьбе, я уж закрываю глаза на то, что ты так рада нашему воссоединению, что спиваешься от счастья. Я не могу отказать твоим знакам внимания, что уж скрывать, и сам хочу поскорее воссоединиться с тобой в нашем супружеском ложе… Обомлев, я уставилась на него окаменевшим взглядом. Неужели он… Он хочет этого? Нет! *** От заплесневелых каменных стен отражался и многократно повторялся звук звонкой цепи, глухо ударяющейся об жертву пыток. Аид, распятый по рукам и ногам, висел на стене, по его телу стекали капли алой крови, образовав под ним целое озеро. Длинные чёрные волосы слиплись и теперь были едва отличимы от осенней, грязной, поникшей травы. — Ну же, я хочу услышать твой молящий крик! — раздался противно скрипучий голос девушки, которая с пристрастием пытала царя Аида. Что она только не перепробовала: и секла его, и ногти вырывала, и иголки втыкала. Все без толку… *** Я вскинула руки инстинктивно, ограждая себя от Юнона. Что он сейчас сказал? Да, это было ожидаемо, ведь мы супруги, только вот я совсем не в духе. Неужели он настолько бесчувственен? — Прошу, не сегодня, я так устала, — надев на себя маску беззащитной и наивной девочки, я посмотрела в сторону, тем временем оттолкнув его как можно дальше от себя. — Пожалуйста… Он схватил меня за руку и презрительно осмотрел. — Преклонись передо мной, женщина, теперь ты будешь делать всё так, как прикажу тебе я! — он сплёл наши пальцы вместе и дёрнул на себя. Мне не хотелось уходить от толпы: никто не сможет меня защитить, окажись мы с Юноном наедине. Но даже сейчас эта толпа шакалов только и ждёт удобного момента, чтобы наброситься на меня… От одной этой мысли меня начинает трясти. Я не успела и глазом моргнуть, как мы оказались в полу мрачном каменном сооружении — в нем не было окон и дверей. На стенах, до самой крыши, росла дикая роза… — Это место пойдёт? Юнон, ухмыльнувшись, подошёл ближе, толкнул меня в каменное строение. Его рука скользнула по талии в поисках шелковой ниточки корсета. Мужчина развязал узел, после чего грубо сдернул платье вниз… Я тут же закрыла тело руками, на что муж ответил: — Чего ты стесняешься? Теперь ты моя. Твои выходки аукнутся тебе. Нет ничего страшнее мужчины, который так долго добивался чего-то, и теперь это что-то оказалось в его полной власти… — он убрал мои руки на каменную плиту. Своими отвратительными грязными руками он снял моё белье. Выйдя из ступора, я с трудом сдержала нахлынувшую истерику… Мне хотелось ударить его, убить… уничтожить… чтобы не было его на этом свете. Его губы скользнули по моей шее, ключице, бёдерам… Едва осознавая, что происходит, мне хотелось проснуться от этой жуткой реальности. Притвориться дурочкой, не понимать, что я буду заниматься сексом с тем, кого призираю. Ударив по щеке, он схватил меня за волосы… резко вошёл в меня, не чувствую при этом преграды… Это конец…. — Ах ты дрянь! — он схватил меня за шею и поднял выше… Впился рукой в правую грудь, сжимая её до боли… Одновременно насилуя меня. Представить не могла, что может быть так больно. Кровь стекала по ногам, а его это только забавляло. Он использовал меня, грубо… Больно… С наслаждением, а когда закончил, окинул брезгливым взглядом и процедил… — Одевайся и иди за мной, шлюха, — он кинул в меня платьем и, недолго подождав, пошёл на выход… Он повёл меня вниз, через толпу людей мы прошли в другое крыло замка. Зевс, не понимая, посмотрел на нас, но тут же обратил внимание публики на себя. Мой дорогой муж, толкая меня по ступенькам, спустился в холодное тёмное помещение… После чего, толкнув с ещё большей небрежностью, зазвенел ключами. Я упала, споткнувшись о камень, а затем… Больше я ничего не помнила. Лишь звон ключа послышался в последние секунды этого ужасного дня… Я проснулась от топота каблуков. Решила, что для меня будет лучше притвориться спящей… Нет… Буквально за секунду меня подняли на ноги. Я увидела девушку, лицо которой было перекошено от злобы… Она осматривала меня… — Мне приказали тебя не трогать, но я была бы не я, если бы не поставила тебя на место. Ещё когда тебе было двенадцать лет… Вспомнила, в этом возрасте я часто сбегала от родителей. Задумавшись, не заметила, как девушка замахнулась, но затем, смягчив удар, сорвала лишь платье. На мне осталось белое кружевное белье с чулками. — Совсем забыла… Ты отняла у меня его. Я с оскалом улыбнулась: — Если ты о Юноне, забирай полностью, — она ударила меня по щеке, да так, что пробилась кровь. Заковав руки в наручники, она издевалась надо мной: то била плеткой, то резала кожу, то вырывала волосы… и так до тех пор, пока я совсем не ослабла, до такой степени, что не могла ползать. Зная, что я полностью измучена, выпустила меня из железных цепей и кинула к стене… *** Несмотря на то, что мне хотелось спать и я ничего не видела, привстала к стене… с тяжестью в груди я сопела, вдыхая пыльный воздух темницы. Теперь в этом не было сомнения… Заснуть мне не дало какое-то шипение. Как бы я не старалась закрыться руками, все равно было громко… Знаю, что сейчас в клетках, помимо меня, может быть ещё кто-то. Вскочив на колени, я едва двигалась на звук до тех пор, пока не приткнулась лбом к клетке. Было темно. Я наощупь трогала чьи-то руки. Задевала жуткие раны, которые сами не излечатся, а если и заживут, то на их месте останутся значимые шрамы. — Кто? — Шшш… — кто-то явно не хотел, чтобы я говорила, интересно, почему? Щупать незнакомца мне не хотелось, потому я отдернула руки назад, но не успела. Кто-то схватил меня и притянул к решетке. Опять ударилась о железные балки и тут же почувствовала знакомые губы. Я узнаю их из тысячи. Аид, мужчина, которого я так жестоко подвела, но в первую очередь подставила себя… не могу рассказать ему об этом, он наверняка меня возненавидит. А вдруг этот поцелуй будет последним? Как же боюсь потерять его… Руки коснулись его бёдер — мне не хотелось его отпускать. Даже не видя его лица, мне было приятно от его прикосновений, от того, как он держит меня за щёки… я знаю, как он устал, и знаю… что он слышит мою мольбу с каждым ударом, что наносила эта женщина… Так мы и молчали до тех пор, пока не заснули… Слова были излишне. — Доброе утро, богиня, — подошла к клетке женщина с плёткой. Она поднесла небольшой поднос с едой, который я обязана была съесть, но я не притронулась к нему… В знак протеста… соответственно и мучилась до следующего дня. И так до тех пор, пока однажды ночью… он не втолкнул в меня еду насильно… как бы я не старалась выплюнуть, мне пришлось всё проглотить. Я была поражена и приклонилась к полу, пододвинувшись вплотную к его клетке. Я знала, что он не видит меня, а чувствует, опустив свою тяжелую руку к моей голове, погладил, но я плакала, тихо, роняя слезу за слезой. Я не достойна Аида… совсем… Наутро… Надзирательница, что пытала меня день назад, пришла к нему. Пламя свечи слабо осветило его камеру, но этого было достаточно, чтобы я увидела… увидела, как она издевалась над ним. Я была поражена тому, в каком он был состоянии… на его теле не осталось живого места: большие рваные раны слабо затянулись, маленькие же до сих пор кровоточили… Крылья, которые я ни разу не видела, были изуродованы, порваны до дыр. — Пришло время узнать, почему же ты оказался тут. Знаешь ли ты о том, что Габи сотрудничала со своей матерью? — Нет! Прекрати! — кричала я, умоляя не рассказывать ему об этом, на что мне пристально улыбнулись и прошептали: «Скоро и твоя очередь придёт, не беспокойся». — Воспользовавшись её помощью, она попросила об одном: чтобы все ходы замка были открыты, — но её мать рассказала всё своему бывшему мужу, который сейчас лелеет её, — ударив его плёткой вдоль спины, она оскалилась от удовольствия. — Габриэль оказалась слишком наивной девочкой, потому во всём виновата только она, но кто знает, может, она сделала это специально? Я не поверила своим ушам. Всё, что она говорила, было правдой, но она давила на Аида, он точно отвернётся от меня… Приклонившись на колени, я закрыла ладонями лицо, моля о прощении… хоть это и было бесполезно… Прошло столько времени, Аид ни разу не вскрикнул, не дёрнуся… А когда она задула свечку и вышла, пришла моя очередь… Щелчок, свет в клетке Аида потух, и тогда я точно бы осталась в одиночестве… Стирая с глаз слёзы, я пыталась собрать разорванное в клочья сердце, но вскоре уснула… Прости меня, Аид… пожалуй, я заслужила это наказание… Проснулась я уже в госпитале. Когда, наконец, смогла встать на ноги. На моём теле красовались зажившие шрамы. Сколько я спала? Все бы ничего, но мой муж, нежно целуя меня в лоб, наконец, проявил заботу. Целую неделю я жила с ним как ходячая жертва. Он брал меня с собой гулять, любил засматриваться на других, но, зная, что изменять мне нельзя, трахал меня всякий раз, когда видел кого-то лучше. Хотя, я была самой красивой девушкой на Олимпе — никого не было равных мне. Жизнь складывалась удачно, но только для одного из нас. Всё было ужасным сном: он бил меня и издевался, но всё это не переплюнет ту боль, что я ощущала тем вечером… Аида я больше не видела, только по общим праздникам. Смотреть ему в глаза я не могла, потому каждые праздники были для меня пытками… и тот вечер наедине с ним тем более… — Скажи мне хоть что-нибудь, — я слушала его, но молчала. Очередной День Рождения Зевса, и всё-таки же молчу в ответ Аиду. Лишь плачу при его виде, но молчу. Что можно говорить о физическом контакте… так это то, что больше, чем в метре друг от друга, мы не стояли. Иначе это угрожало мне очередным насилием… Я держалась хорошо, никого не выдавала, пока Аид специально не поднял руку так, словно хотел ударить меня, но на деле подправить свою причёску. Это была проверка, которую я не смогла пройти. Я резко вздрогнула и прижалась к стене. Тогда… он всё понял… хотя, это было очевидно. Так же Аид тыкал этим и моего мужа. Когда мы стояли и разговаривали втроём, мой муж проспорил Аиду одно желание. Аид загадал прикоснуться ко мне хоть на одну минуту. И он согласился. Я чувствовала себя куклой, полностью обмотанной в одежды. В тот вечер Аид подошёл к моей спине и расстегнул платье, оно легко сползло с моего тела, открыв собой безобразное зрелище. Это было не самое ужасное, что видел Аид, но, видимо, с того вечера с темницы он не может смотреть, когда на моём теле появляются синяки. И тогда Аид набросился на моего мужа. Я надевала обратно платье, внимательно наблюдая, как тот бил мужа по лицу до потери сознания. На моём месте любая другая позвала бы на помощь, но я специально ждала и не сдавала Аида. Одним лишь взглядом я прогнала его из комнаты… тот понял, несдержанно поцеловал мои губы, но я не ответила. Не достойна… Так и видимся… *** Тонкая струйка крови, подобно небольшому, бескрайне красивому, но оттого маняще опасному водопаду, сбегала по рельефному таинственному телу покровителя подземного царства. Хриплый, ослабший от бескрайних, а в последнее время еще более жестоких пыток, Аид висел, закованный в железные наручники. Боли он уже не ощущал. Его тело попросту привыкло, и теперь любая извращённая пытка, пришедшая в больную голову белокурой демоницы, уже не вызывала в нём прежней дрожи. Его не пробирали её бесконечные речи о предательстве Габриэллы, он её попросту не слушал, замкнувшись где-то глубоко в себе. И только по ночам, когда темница погружалась в давящую тишину, неминуемо пророчившую начало нового бесконечного дня, к нему приходил Танатос, в обязанности которого теперь входило правление тёмным царством, а также, по личной просьбе Аида, просматривание за Габриэллой. Вот и сейчас клетка, погружённая в вечный мрак, похолодела на несколько градусов, а из тёмного угла вышла сама смерть. — Аид… — мужчина непроизвольно напрягся, сжав ладони в кулаки, — сколько ты ещё намерен пребывать тут? На его взгляд Аид лишь обратился тенью и вновь появился перед Танатосом, но уже без оков, с гордо выпрямленной спиной и тяжелым, буквально готовым убивать, взглядом. — Мне нужно, чтобы Габриэлла попала в темницу. — Что? Что ты задумал? — Бог смерти покосился на своего господина, нет, друга. Он давно не чувствовал в Аиде такой уверенности в своих действиях и уж тем более такого настроя убивать… — Я знаю, как закончить всё это, я знаю, как спасти её, но мне нужна твоя помощь. — Подожди, — Танатос вытащил из сумки несколько больших сочных кусков мяса и бутылку добротного вина. Приняв еду в руки, Аид начал рассказывать свой план… — Хорошо, я выполню твою просьбу, — Танатос поднялся и, коснувшись своего подбородка, посмотрел тяжелым взглядом на друга, — но скажи, ты уверен, что она посетит тебя? Второго шанса сбежать у вас не будет. — Я всё для этого сделаю, Танатос, ты же знаешь… Молча кивнув, задержавшийся гость покинул клетку, оставив Аида в гордом одиночестве. Шли недели, Габриэлла вот уже несколько дней размышляла о странном свёртке, который девушка получила от прислуги во время обеда. В нём девушка нашла свою любимую книгу с легендой о Купидоне и Психеи. То была история любви, а в частности о девушке, что шла в огонь и воду за своим любимым, и, несмотря на все беды и несчастья, добилась своего. Искренне веря в свою любовь, Психея была вознесена на Олимп и жила долго и счастливо на зависть всем своим сестрам, что так долго насмехались над ней. Неизвестно, было ли целью данного послания воодушевить девушку, но у него это получилось. Надёжно спрятав книгу в комнате, Габриэлла начала действовать. Подсыпав в бокал мужа слоновую порцию снотворного, Габи под покровом ночи прокралась в темницу, минуя посты стражников. Она вздрагивала каждый раз, когда из гробовой тишины полумрака доносился всхлип, хрип или громкий храп одного из сторожей… Держа перед собой поблескивающую свечу, девушка подходила к каждой из камер, ища возлюбленного. По спине шли мурашки: ощущение чьего-то незримого тяжелого взгляда не давало покоя. И вот, остановившись у дверей очередной камеры, она нашла его, израненного, уставши повисшего на цепях. Прикрыв рукой рот, она сдержала в себе крик боли: картина вызывала в ней неконтролируемую панику и давящее чувство вины, ведь именно из-за её беспечности он оказался здесь, именно из-за неё он сейчас в таком состоянии. Сердце отбивало чечётку, и боль пульсацией проходила по телу, давящий ком в горле не давал ей собраться с мыслями. И уж тем более сказать что-нибудь. Глаза перекрыла плотная стена слёз. Повисла гробовая тишина, которая время от времени прерывалась тихими всхлипами девушки, пока, наконец, тишина не прервалась тяжелыми кандалами, с грохотом упавшими на каменный пол. Клетка была пуста, а сзади её обхватило плотное кольцо таких хорошо знакомых рук… свеча в её руках дрогнула и, отдав последнее тепло, потухла. — Я, я, — всхлипнув, девушка выронила свечу, закрыв руками лицо, не в силах выдавить из себя ни звука. — Шшш, — коснувшись макушки Габриэллы, мужчина по-отцовски гладил её по волосам, прижимая к себе крепко-крепко, будто моля, чтобы она больше не покидала его. — Аид, — развернувшись, девушка захлебнулась слезами и, прерывисто вздохнув, встала на носочки, нежно, почти невесомо целуя его холодные потрескавшиеся губы. — Тише, милая, я тоже скучал… Но нужно выбираться от… — его слова повисли в воздухе, девушка прервала его ещё одним поцелуем, и он, не смея сопротивляться её напору, отвечал ей. Она пробуждала в нём давно забытое чувство желания, и теперь уже Аид, забывшись запахом её волос, проник под её платье, касаясь горячего израненного тела, по которому он так соскучился. Он тонул в беспамятстве, словно рыба, попавшаяся на крючок… Воздух между ними накалился до предела, и теперь, сгорая от желания, он поставил её раком, входя в неё резко, грубо, желая насытиться ею сполна… Было ли ей больно? Да, но сейчас именно эта боль дарила ей искупление, дарила прощение и оттого ещё большее удовольствие, дарила ей глоток свежего воздуха, глоток любви. Прошёл по меньшей мере час, когда они насытились друг другом. И теперь, отходя от жаркой страсти, крепко прижимались к друг другу, не желая расставаться… — Аид… — Нужно бежать, Габи… Иначе нас поймают, — осторожно коснувшись щеки девушки, мужчина ласково поцеловал ее, — нет! Это действительно важно… — Габриэлла вскочила на ноги и, схватившись за платье, скрутила его так, что теперь оно полностью облегало тонкую девичью фигуру, на фоне которой ярко выражался округлившийся животик… Лицо Аида, привычно бледное, побледнело еще сильнее, теперь сливаясь разве что с цветом первого снега… Он нахмурился, а затем, притянув девушку к себе, поцеловал её в самую макушку, тихо прошептав что-то о любви… — Схватить изменщицу! — тусклое помещение осветили яркие огни свечей, и теперь пара увидела разгневанного Диониса. Они опоздали… Глаза бегали в разные стороны, но отойти от Аида я не могла… Как только стража открыла двери в темницу, я не могла отцепиться от своего возлюбленного. Мне вновь было больно, но в этот раз и физически. Обратив внимание на глаза Аида, я прочитала всю его безнадежность. Ему, как и мне, было стыдно и. — Взять негодницу и увести в нашу спальню под замок! — пройденный этап, столь тяжелое время, меня подхватили под руки и унесли. Волнуюсь, что будет дальше. Ком продолжал стоять в горле от самого дня свадьбы и до сих пор становился всё больше и больше, пока я не стала задыхаться. Только оставалось выйти из прохода решеток, как тут же я закричала. От испуга стража уронила меня на пол, что не понравилось Дионису: всё-таки я его собственность, как предмет, и остальным, кроме него, нужно обращаться осторожно, будто я фарфоровая кукла. Женский стон захватил внимание всех, кто находился в темнице — все смотрели на меня. Никто не удосужился подойти. Моя рука скользнула к животу, а затем без всякого приличия подняла юбку… Такая режущая боль от самой груди до ног… Бедра свело, а затем вокруг меня всё больше и больше стала растекаться кровь. Дионис резко пошёл в сторону Аида. Он хватал его за длинные волосы и избивал, крича о том, что тот со мной сделал. Кто-то удосужился позвать Гигею, она тут же осмотрела меня, заставив всех отвернуться… Она грустно посмотрела в мои глаза… и кивнула. Гигея знала, что этот ребёнок был от Аида — с помощью своей магии она и узнала это, но просила Аиду не говорить. Так я и поступила… а сейчас… — Дионис, она потеряла ребёнка! — серьёзно и очень строго, будто разъярённая мать после очередного обмана. — Что? И от кого это был ребенок?! — она взглянула на меня. Я, задыхаясь от боли, еле открыла глаза, лишь бы не потерять сознание… — От тебя, Дионис… — сказала Гигея специально, но смотря прямо в глаза Аиду… Больше Аид не появлялся в Райском уголке. .до одного события. Я спала долго, пару недель или месяц, а когда проснулась, была тут же отведена в главный зал Олимпа, где собрались все Боги. — Габриэль, мы приняли решение изгнать тебя с Олимпа за жестокую измену законному мужу. Дождавшись, когда зал заполнится, мой отец подошёл ко мне. Он при всех обнял меня и грозно прошептал: — Наконец-то я сделаю это, — он отошёл от меня, взяв свиток, подписал его. Я всё поняла. Я увидела Аида — впервые я видела, как его слеза стекала по щеке от настоящей горькой боли. Но… я обещаю, когда-нибудь мы ещё встретимся… Затем отец протянул руку. Прямо на глазах у всех я превращалась в нечто другое… мой рост стал ниже, волосы побелели, тело вспыхнуло пламенем и горело долго-долго… Пока на месте когда-то красивый девушки не осталась лишь горстка праха, который тут же подхватил ветер, гоняя по каменному полу, из которого проросли дикие алые розы, которые тут же увяли… Тот день был на удивленье сыр, И дождь, разбушевавшись на Олимпе, Кричал о боли и тоске, так рьяно Прорастая на смертном каменном одре Кроваво-алой мёртвой жизни, Которая, качаясь на сухом стебле Её любви небезответной… Кричала о том, что быть Большой беде, свалившейся на души небезгрешных.