Молитвы

Се Лянь чувствует это - легкий зуд у задней стенки черепа - уже некоторое время, он не уверен, сколько. Сначала он подумал - подумаешь, может, незажившие травмы медленно срастаются и исправляют незаметные повреждения. Он разгибается и вытирает пот на лбу тыльной стороной ладони. Руки грязные, но это не заботит ни в малейшей мере. Лето, зной, жара давит на макушку и грудь; в высокой траве вокруг него тихо копошатся насекомые. Если он прислушается, то сможет уловить даже мимолетные звуки роста недавно посаженных корней; шелест выпрямляющихся стеблей. В черепе, кажется, что-то шепчет, но, как не пытайся - слов не уловить. Он пытается сосредоточиться на шепоте, но ничего не понимает. Может, это другой язык? Кто-то преследует его? Если это какой-то зловредный дух, Се Ляню даже делать ничего не надо. Рано или поздно он исчезнет сам по себе. Солнце яркое - Се Лянь на пару минут делает перерыв. Вечно семнадцатилетнее тело, не привыкшее к тяжелой работе в полях, нещадно ноет. Но разум, привыкший к этому за столетия, находит в такой монотонной работе спокойствие. Се Лянь уже несколько десятилетий как уловил полезную закономерность - чем ниже твой рабочий труд ценится в больших городах, тем больше его приветствуют в маленьких деревнях. Люди здесь простые, грубые, но добродушные. Ребенок, играющий ближе к ручью, посылает ему яркую улыбку, и Се Лянь неспешно идет к нему. Знакомая тетушка взяла его с собой на работу - сейчас тяжелое послевоенное время, ребенка оставить не с кем, и даже больные старики трудятся под солнцем до самого вечера. Се Лянь был на этой войне, но сейчас даже не помнит точное время ее окончания. Люди здесь на стороне победителей, но любая война несет с собой разрушения и смерть. Главное, что они медленно оправляются от потерь, и он помогает чем может. - Даочжан, Даочжан, смотри! - мальчик протягивает ему маленькую ракушку. Се Лянь задумчиво потер лоб. - Дружок, разве здесь можно найти ракушки? Раковина переливается розовыми оттенками. Ближайшее море находится в месяце ходьбы отсюда через враждебную страну. Река здесь мелкая, выловить в ней можно лишь скудную костлявую рыбу и тусклые темные камни, привлекательные для детей только как материал для строительства маленьких темных крепостей из страшных поучительных сказок на ночь. - Это мне старший брат сегодня дал, - доверительно наклонившись к нему, прошептал мальчик. - Принес из армии. Теперь это мое сокровище. - Тогда береги его. Ребенок с важным видом кивает и отворачивается, чтобы поиграть с ней в воде. - Даочжан, у тебя есть старшие братья? - Нет, у меня есть лишь младший кузен. Мальчик понуро качает головой, как будто услышал что-то ужасно грустное. Вспоминая своего младшего брата, Се Лянь тихо соглашается. - А что бы ты подарил старшему брату? Если бы он был? - Может, рисунок? Он вспоминает детство и свои ежедневные уроки. Как наследный принц он изучал искусство, но свои первые живописные работы никому не дарил. Но если бы - если бы - в возрасте этого мальчика он хотел бы подарить что-то брату, он бы подарил их. Они не были хорошими, но сейчас он понимает всю красоту несовершенства и цену искренности. Мальчик согласно гудит себе под нос и продолжает полоскать ракушку. На предплечье шевелится шелковая лента, и принц гладит ее кончиками пальцев. Шепот в голове перекликается с острой тоской по матери, и движения пальцев автоматически становятся нежнее. Последнее напоминание о семье. Если он притворится - на секунду, хотя бы на секунду, - что шепот принадлежит ей, станет ли легче? Легче не стало. В глубине души разрастается уродливая вина, заставляющая его снова окунуться в водоворот тошнотворных мыслей. Канга на лодыжке уродливо сжимает кожу. Он сам как маленькая темная крепость из страшных поучительных сказок на ночь. Но крепости защищают - и это его успокаивает. Он не надеется на искупление - но пока жив он, жива его цель. И пока он помнит, ради чего живет, водоворот ненависти не затянет его в себя.