Без шансов

- Антон? Серёж? – немного хрипло воскликнул Арсений после поцелуя, когда наконец-то увидел торчащие головы, - А мы тут с Димой… - Только давай не будем врать про соринку в глазу, - нарочито беспечно сказал Позов, прикрывая торс полами облитой рубашки, а потом посмотрел на друзей, - мы целовались. - Мы случайно подглядели, - виновато произнёс Антон, входя с Сергеем в гримёрную. - Какого чёрта, Арс? Мы думали, что вы поубивали друг друга, а вы, оказывается, шуры-муры устроили, - сердито продолжил Матвиенко, сверля глазами чуть покрасневших, но явно довольных коллег. - Поначалу был такой план, - с усмешкой произнёс Дмитрий, а потом встал с кресла и подошёл к шкафу, чтобы надеть чистую футболку, - но, как оказалось, целоваться гораздо приятнее, чем устраивать мордобой. - Тем более что моя мордашка слишком симпатичная, чтобы её разукрашивать. - И давно вы так «переодеваетесь»? – в голосе Сергея звучала едва заметная ядовитая нотка. - Вам с Шастом повезло, ведь вы застали наш первый поцелуй, - на лице омича появилась обворожительная улыбка, а потом мужчина повернулся к стоматологу, - хотя это мог бы быть и сто первый, не так ли, Димочка? - Ничего, наверстаем. - Так у вас была ненастоящая ссора? Или настоящая? – нервно спросил армавирец у Позова. - Это я виноват. Так долго был влюблён в Арса, что уже просто не мог это терпеть. Думал, смогу разочаровать его и разочароваться самому, если буду вести себя как скотина, - Дима неловко почесал ладонью макушку, - я же не знал, что граф уже давно любит меня. - Да ты хоть понимаешь, сколько Арс нервов истратил из-за твоей выходки? – Матвиенко пошёл к старшему воронежцу поближе, чтобы ударить его, - Сейчас я тебе… - Сергунь, прошу тебя, - крепко, но не больно Сеня перехватил руки друга и повернул армавирца к себе лицом, - сейчас всё хорошо. Я уже давно люблю Диму, а он – меня. Благодаря пролитому соку мы всё выяснили. Всегда говорил: всё что ни делается - всё к лучшему.       Серёжа до сих пор прокручивал у себя в голове этот разговор, но не мог понять и принять то, что произошло. Он не привык отрицать очевидное, поэтому всю жизнь принимал всё, что любезно предоставляла ему жизнь, будь то большие удачи или большие гадости. Когда-то встречу с Поповым Матвиенко воспринимал как самое лучшее событие, которое произошло благодаря первому выступлению своей труппы «Сra3у» в Петербурге. Именно тогда Сергей влюбился с первого взгляда в голубоглазого высокорослого брюнета с весьма длинными на тот момент волосами. А теперь расплачивался за свои непогасшие за много лет чувства, сидя на диване рядом с протрезвевшим после откровения Антоном. Мужчина не думал, что их с младшим товарищем будет объединять несчастливая любовь. Шастун, по мнению армавирца, должен был найти себе хорошую девчонку, а не бывшего стоматолога, который имел наглость покуситься на Арсения Сергеевича, который уже давно находился в поле зрения своего армянского друга. Но он понимал младшего импровизатора, ведь сам тоже не выбирал в кого влюбиться. Поэтому теперь сам нянчился с русоволосым воронежцем, хотя, конечно, не так как Позов, но сейчас это и не требовалось. Матвиенко изначально не знал, к чему приведёт его импульсивное желание притащить юношу к себе, ведь Антон выглядел таким потерянным и непонимающим ровным счётом ничего, словно у того на лбу было написано: «Заберите меня кто-нибудь куда-нибудь, только не оставляйте одного». Даже без знания истинной причины такого настроения армавирец подозревал, что у парня, обычно неунывающего и всегда с улыбкой наготове, внутри творилось что-то невообразимо страшное. Даже страшнее Серёжиной ярости, стучащей в висках от вида целующегося с другим Попова. - Я же был бабником, Тох, - с горькой усмешкой произнёс мужчина, смотря издалека чуть в сторону, в окно, где ничего, кроме непроглядной темноты не наблюдалось. - Ты пользовался успехом у прекрасной половины человечества, - тихо ответил Шастун, продолжая лежать, - постоянно флиртовал, комплименты отвешивал, в клубах от девушек отбоя у тебя не было. - Да, я, как идиот, продолжал гнуть свою линию, притворяясь типичным кавказским мачо. До знакомства с Арсом меня это устраивало, но потом уже просто вошло в привычку. Однако я не спал ни с одной, даже не целовался, понимаешь? - Но если ты так сразу втюрился в него, то зачем притворялся донжуаном? - Если честно, то я это делал, чтобы меня не заподозрили в гейских наклонностях. Кто бы мог подумать, что в нашей команде всё настолько пропитано голубизной, - на лице армавирца появилась слабая улыбка, - к тому же хотел вызвать у графа Попова ревность. - Ты надеялся, что он подойдёт к очередной фифе, обольёт её соком и скажет «Проваливай, мымра, это мой Хачико»? – парень выпустил смешок. - Мне кажется, что так только в сериалах работает.       Серёжа знать не знал про то, как правильно ухаживать за Арсением, потому что тот казался слишком особенным, чтобы обращаться с ним как с очередной понравившейся красоткой в баре. Попов, конечно, иногда мог взбесить своим нежеланием заниматься домашними делами наравне с Матвиенко, оставляя уборку и готовку на друга, или довести до белого каления расставленными по всей питерской квартире тюбиками с кремами, да и привычка тянуть до последнего с подъёмом после сна не вызывала бурного восторга. А сколько матерных слов проглотил Сергей за то время, пока омич таскал его по магазинам… Армавирец ненавидел походы за покупками всеми фибрами своей души, поэтому от одного слова старшего импровизатора об обновлении гардероба внутри мужчины уже проливались крокодильи слёзы. Однако Серёжа терпел, потому что понимал – Арсению важно именно его мнение по поводу своего внешнего вида, вот и просил поехать за вещами с ним. Матвиенко любил свою омскую принцессу, вот и слепо подстраивался под неё, чтобы хоть как-то показать свою привязанность. Он не знал другого пути, поскольку даже не был уверен, что Попову нравятся мужчины, тем более низкорослые кавказцы, жиреющие с каждым годом всё больше и больше. Когда Арсений отказался от своих длинных прядей в пользу обыкновенной короткой причёски, то Сергей решил сделать свою внешность более специфической, обретя гульку на затылке, которая так понравилась старшему импровизатору. Поначалу она казалась смешной, некоторые даже обзывали армавирца сумоистом, но ради Сени был готов на всё, в том числе смену имиджа, хоть тот этого никогда бы не попросил.       Жить в одной квартире с тайным возлюбленным, при этом оставаясь его хорошим другом, оказалось тем ещё испытанием. Арсений не стеснялся щеголять после душа в одном полотенце перед Сергеем, сверкая чистотой своего красивого подтянутого тела. Матвиенко понимал, что нельзя рассматривать брюнета слишком долго, поскольку соблазн всё-таки стянуть с омича единственную тряпку, не дающую назвать его полностью голым, чтобы потом покрыть каждый миллиметр кожи горячими, но нежными поцелуями, увидеть ответное желание в голубых глазах и наконец-то утонуть в пьянящей близости. Армянин и раньше пылко влюблялся, но ни одна девушка не застревала надолго в голове и сердце, рано или поздно пассии уходили, как и чувства к ним, но с Поповым всё было иначе. Не то, чтобы Сергей предпочитал мимолётные связи, однако не попадалось никого, с кем хотелось бы проводить круглые сутки, хоть на работе, хоть дома. Арсений лишь притворялся заносчивым самолюбцем с вечно незакрывающимся ртом, чем многих отталкивал от себя, а Матвиенко знал, насколько старший импровизатор ранимый и чуткий. Любое чужое мнение могло повлиять на настроение омича, даже если он не показывал этого на публике, поэтому Попов делал всё, чтобы его любили, хвалили и обожали. Постоянно менял свою внешность, ездил по разным странам, и делал красивые фотографии, чем сводил с ума женскую половину человечества, а Серёжа просто был рядом, хоть ему и не нравилось это стремление нравиться всем вокруг без разбора. Армавирец любил Сеню абсолютно любым, но этого не хватало, чтобы устранить желание завоёвывать чужое обожание ценой своего спокойствия. Арсений изводился всякий раз, если появлялся очередной грубиян или простой завистник, который решил, будто пара гадких высказываний резко лишит мужчину всех его достоинств. Матвиенко в такие минуты лишь наблюдал не в силах помочь хоть чем-то, разве что похлопываниями по плечу и просьбами не воспринимать слова посторонних слишком близко к сердцу. - Многие думают, будто у Арса самооценка находится на уровне потолка, - Сергей глубоко вздохнул, а потом показал пальцем на пол, - а на деле она там, Шаст. - По нему так не скажешь. В том смысле, что Сеня всегда такой энергичный, занимается всякими интересными делами, от скромности не страдает в шумных компаниях. - То-то и оно. Он всегда старается быть идеальным, чтобы его любили, хотя он не считает себя лучшим человеком на свете, но стремится к этому. Поэтому есть два Арсения: тот, которого знают все, и тот, которого знаю я. - А с нами он какой? - Если говорить про нашу команду, то он очень близок к тому, которого знаю именно я. Он может говорить всякие глупости, ошибаться, путать лево и право, даже ходить с пятнышком на футболке. - Слава богу, - Шастун облегчённо выдохнул, - было бы неприятно узнать, что ему плохо с нами. Дима почти такой же, кстати. С нами он один, а с остальными – другой. - К сожалению, я не знаю таких слов, чтобы убедить Арсения в том, что ему не надо выпрыгивать из штанов, изводя себя, лишь бы влюбить в себя очередного незнакомца. Он самый лучший для меня, но этого ему было мало. После создания «Импровизации» всё стало ещё хуже. - Наверное, Арсу хотелось услышать слова Димы, - несмело произнёс Антон, встречаясь с нахмуренным выражением лица Сергея, - вот поэтому стало хуже. Теперь-то многое прояснилось после сегодняшнего. - Конечно, - злобно усмехнулся Матвиенко в ответ, - Позов, который выпил из Арсения столько крови, стал тем человеком… Кто же ещё? Не я же, который как верный пёс всюду и всегда был с блядским графом! Кто я такой, чтобы заслужить право сказать весомое слово?! Всего лишь Хачико!       У Сергея снова вскипела кровь, от чего мужчина резко вскочил с дивана и начал ходить по комнате, рыча и пыхтя от ярости. Армавирец никогда не понимал, почему Попову так нравился бывший стоматолог. Несомненно, Дмитрий был образованным, разносторонне развитым, с чувством юмора, но ничего сверхвыдающегося за старшим воронежцем армянин не заметил. Обыкновенная внешность типичного доктора из зубной клиники, да и во время репетиций тот очень долго разогревался, прежде чем начать выдавать по-настоящему смешные шутки. А в общении Позов зачастую был едким, причём не только к Серёже, но и к Арсению, особенно в первые месяцы знакомства. Дразнился, ехидничал, а иногда одним своим взглядом мог продемонстрировать всю свою неприязнь по отношению к некоренным петербуржцам, если те вдруг опаздывали. Впрочем, последнее прекратилось тогда, когда Попов начал ставить несколько будильников для себя, чтобы вовремя вставать и быстрее собираться на съёмки. Он, конечно, не говорил, что это всё ради хорошего расположения Димы, но это было слишком очевидно. Сергей ничего не имел против пунктуальности, но не во имя очередного человека, чьё мнение для Сени дороже, чем мнение армавирца. Впрочем, Дмитрий хотя бы работал с ними, поэтому желание наладить с ним отношения не казалось чем-то подозрительным. Однако всё резко приобрело другой оттенок, когда Серёжа заметил, как часто Попов стал крутиться вокруг Позова, с каким восхищением смотрел на него во время разговоров про стоматологию, в которой омич не понимал ничего, но всё равно слушал научную околесицу воронежца как сказку на ночь, и с какой радостью тот реагировал, когда Паша объявлял, что им с Димой нужно выступить совместно в рубрике «Импровизации». Сергей ужасно ревновал Арсения, но не хотел портить ни с кем отношения, поэтому лишь наблюдал со стороны за поведением обоих также бдительно, как сторожевая собака.       Старший воронежец поначалу отмалчивался, если вообще вступал в общий разговор. А Попову нравилась такая манера поведения у бывшего стоматолога, поскольку от неё, по его мнению, веяло загадочностью. А потом, когда выяснилось, что Дима за своим безразличием скрывал весельчака и балагура, то это понравилось Сене ещё больше. Сергей не понимал, почему его весёлость не была такой привлекательной для давнего коллеги. Зрители любили армавирца за его образ стереотипного кавказца и за отсутствие каких-либо комплексов во время выступлений. Даже остроты по поводу его роста мужчина воспринимал, как очередной повод подшутить над собой. А у Позова не было ничего за душой, он не умел смеяться над собой ни на съёмке, ни вне её, а ещё не мог похвастаться тем, что у него в запасе всегда есть почти беспроигрышный сценический образ. Матвиенко не понимал, что такого было в Диме, что он заслуживал такое обожание со стороны Шастуна и Попова. Хотя к Антону воронежец относился очень даже хорошо, ведь они уже давно работали вместе, как рассказывал Павел Воля, поэтому их отношения не вызывали таких вопросов. Серёжа надеялся, что Арсений симпатизировал Дмитрию только из-за парня, купающегося в заботе своего наставника. Сергей представить себе не мог, чтобы так просто начать ухаживать за Сеней, как за маленьким мальчиком. Это, по мнению армянина, смотрелось бы очень странно, да и вообще могло не понравиться омичу. Не станет же он в перерывах ради забавы или мнимого успокоения портить шевелюру своей принцессы, которой пришлось перед зеркалом битый час приглаживать, чтобы появиться в студии в безупречном внешнем виде. Или не будет же он подкладывать Арсению лишнюю порцию обеда из соображения заботы, ведь тот следил за собой и своей фигурой, вот и не позволял себе даже лишний кусочек мяса. А Позов издевался, ёрничал и говорил, что Попова скоро начнёт сдувать ветром, если тот хоть немного похудеет. Омич лишь смеялся в ответ, а потом, когда Серёжа вёз их домой на машине, становился обеспокоенным и по сто раз спрашивал про свою худобу, почти не скрывая, что слова стоматолога задели его за живое. Сергей клялся, что всё это выдумки, что Арсений прекрасно выглядит и что не все слова Дмитрия стоит воспринимать как истину последней инстанции, но все увещевания будто проходили сквозь пустоту. Он понимал, что нужно было бы сказать нечто большее, возможно даже со словом «люблю», но не мог.       Серёжа безумно боялся потерять свою принцессу, хотя он никогда ни для кого не был принцем или рыцарем на белом коне. Пока рядом не сновал противный очкастый дракон по имени Дима, Матвиенко казалось, что всё было так, как было когда-то в Петербурге. Они всё также ездили вдвоём по магазинам, а потом возвращались во временное жилище, где Арсений конечно же не убирался, зато целыми днями пропадал за разработкой новых дизайнов одежды, пока армавирец не отвлечёт того вкусной едой или какой-нибудь прибауткой из Интернета. Однако чем больше проходило времени, тем меньше Попов проводил времени вместе со старым другом, и виной тому становился в основном Позов. Иногда Сергею казалось, что от стоматолога даже в культурной столице не спрячешься, что уж говорить про Москву, когда вся четвёрка собиралась в городе для съёмок любимого шоу. Поначалу они проводили время всей командой, что было всегда весело, кроме тех случаев, когда единственный трезвый Матвиенко отвозил своих троих пьяных товарищей в их с омичем логово, потому что оно находилось к центру гораздо ближе, чем жильё воронежцев где-нибудь на границе с Подмосковьем. Конечно, Попов не терял свою привлекательность даже будучи подшофе, но вот Дмитрий становился немного буйным и любил орать похабные песни на весь салон под одобрение Шастуна. В такие моменты армянину хотелось заткнуть себе уши и Диме – рот. А ещё заткнуть рот Арсения, но уже поцелуем, а не кляпом. Но постепенно старший воронежец стал тем человеком, с которым омская принцесса стала ездить за покупками, поскольку ей резко стало неловко напрягать Серёжу из-за этого. Возможно, армавирец обрадовался бы этому, но он хотел проводить с Сеней как можно больше времени, особенно без Позова, а теперь у него отняли это право. Точнее мужчина мог бы возразить, сказать, что его это совсем не утруждает и он только за то, чтобы ездить по торговым центрам и выбирать новую одежду, но ничего не сказал. Вместо этого он наблюдал за появляющимися совместными фотографиями Арсения и Димы в социальных сетях и мысленно ненавидел всё вокруг. На них ничего особенного не происходило, просто два друга позируют в обнимку в очередном дизайнерском магазинчике на фоне новой коллекции. Однако оба такие счастливые, словно выиграли в лотерею. Это очень бесило Сергея, ведь ему Сеня никогда не предлагал вместе фотографироваться после очередной удачной покупки или хотя бы просто так не обнимал.       Во время выступлений всё было ещё хуже, поскольку там Позов и Попов почти в открытую обжимались, буравя друг друга такими странными взглядами, от которых армянину становилось не по себе. Арсений смотрел на воронежца будто бы с мольбой, но о чём тот просил, не знал никто, а Дима только сильнее сжимал руку партнёра по сцене и притягивал к себе, оправдывая этот манёвр продолжающейся импровизацией. Они всё чаще сокращали дистанцию между телами и всё смелее действовали, даже не боясь двусмысленных ситуаций, так тщательно выискиваемых некоторыми зрителями. Потом у обоих часто возникало желание вместе провести какое-нибудь мероприятие, поскольку бывший стоматолог постоянно находил работу подобного сорта. Свадьбы и дни рождения всегда давали возможность заработать себе славы и денег даже в период застоя. Сене же нравилось зажигать вместе с воронежским коллегой, поэтому с радостью откликался. Сергей хотел бы остановить всё это, но не знал как именно, зато прекрасно понимал, что уже случилось что-то непоправимое, раз Дмитрий подобрался к Сене настолько близко. Это двое уже отдыхали вместе за границей, да и вообще делали всё, что раньше Попов делал только с Матвиенко. Армавирец понимал, что не мог запретить им обоим контактировать без неприятных последствий. В лучшем случае Арсений посмеётся над другом, а в худшем… Серёжа не думал о худшем. Он показательно флиртовал с девушками везде, где только можно. Не для того, чтобы влюбиться в какую-нибудь незнакомку, а лишь для поддержания прежнего имиджа, пока у его любимого и его соперника появлялись общие песни, общие фотографии и общие воспоминания. Сергей опёрся на стену обеими руками и стал восстанавливать сбившееся дыхание. Сейчас гнев был не к месту, когда уже всё случилось. - Серый, ты как? – взволнованно спросил Антон, привстав с налёжанного места. - Хуёво, Шаст, - чуть слышно ответил мужчина, а потом вернулся обратно к дивану и сел на него, - Помнишь ту футболку с Димой? - Это ту, где он похож на череп? Помню, - кивнул парень, а затем подтянул к себе колени, - А что? - Я её ненавижу. Но не из-за дизайна. А просто потому, что она – лишнее напоминание о том, как Димка забрал у меня Арса. Ты бы видел, как Арсений старался, ночей не спал, придумывал подарок на Димин юбилей. Все мысли были только о Позове. - Поз почти никогда не носил её. Всё время говорил, что в ней некуда выйти, что кто-то её испачкает и прочие отговорки. - Если бы Арс сделал для меня такой подарок, то я бы носил его, не снимая. Только, может, на стирку. Ручную, - сердито пробурчал Сергей, сжимая кусок одеяла в кулаке, - увы, я же не он. Не заслужил. - Так же не может быть, - прошептал Шастун, - Чёрт, ты мне рассказываешь об этом, но не верится всё равно. - Не хочется верить, Тох. Знаю, но придётся. - Я верю, что не смог бы сделать для Димки такую классную футболку. - А я верю, что Дима сделал всё, чтобы испортить Сене жизнь за последние две недели. И я ненавижу его за это, Шаст.       Когда Дима резко охладел к Арсению на те самые злополучные две недели, то Матвиенко словно попал в свой персональный ад, в котором собралось всё самое ужасное и ненавидимое. Попов тогда практически потерял рассудок, потому что все мысли занимал Позов и его отторжение. Омич в машине или дома либо угрюмо молчал, уткнувшись в экран телефона, либо говорил только о стоматологе. Армавирец попытался отвлечь своего друга как мог, предлагал проводить вместе трансляции в сети, как это они делали раньше, звал гулять, даже приглашал по доброй воле поехать за покупками, лишь бы старший воронежец ушёл из головы Сени хоть на пару часов. Поведение Дмитрия выводило армянина из себя, потому что тот вёл себя как обиженная маленькая девочка, в то время как Попов даже не понимал в чём дело, поэтому изводил себя как никогда прежде. Старший импровизатор в дни бойкота почти не улыбался, а если и улыбался, то очень натянуто, будто для того, чтобы окружающие не приставали к нему с лишними расспросами о настроении. Впрочем, ни Антону, ни тем более Серёже не нужно было спрашивать про самочувствие омича, от которого за километр веяло нездоровым замешательством, совершенно не свойственным ему. Конечно, актёрское прошлое помогали брюнету изображать себя прежнего, особенно на сцене, где точно нельзя было выносить личные проблемы напоказ ради любимых зрителей. Матвиенко видел, как Попов старался помириться с Позовым, но всё время встречал с его стороны необоснованное на тот момент игнорирование. Армавирец не знал, что ему делать. Любимый человек не спал ночами из-за какого-то провинциального стоматолога, выдумавшего себе бог весть какую обиду на одного из немногих, кто обожал его, пусть и незаслуженно, по мнению Сергея.       Армянин старался не разговаривать с Димой напрямую, поскольку существовал огромный риск внезапного взрыва и усугубления ситуации. В команде и так царила не слишком приятная атмосфера, а лишняя ссора ничего не могла решить. Матвиенко уже не помнил время, когда относился к Диме если не хорошо, то хотя бы нормально. Как к толковому человеку и хорошему комику, с которым можно было шутливо обзываться. Хотя едкие подколки Дмитрия ходили по тонкой грани между шуткой и оскорблением, для армавирца это всё равно когда-то было весело, учитывая, что Сеня всегда вставал на сторону давнего друга. Попов умел любую дразнилку, брошенную в сторону Сергея, превратить в ласковое прозвище, будь то «редиска» или «хвостатый джигит». Однако теперь Дима стал практически кровным врагом для Сергея, ведь тот, кто посмел расстроить омскую принцессу, не заслуживал хорошего отношения в свой адрес. Арсений, конечно, мог иногда вывести из себя, Матвиенко знал это не понаслышке. Попов мог слишком много болтать, быть слишком громким, когда требовалась тишина, и слишком тихим, когда нужно как можно больше шуметь, ещё тот умел часами сидеть перед зеркалом, бесконечно водя расчёской по волосам, которые и так идеально лежали. Пару раз Серёжа спросонья почистил зубы кремами сожителя, лежащими в упаковках, напоминающих тюбики с зубной пастой. И ещё пару сотен часов он провёл в магазинах, где Арсений по триста раз примерял одну и ту же рубашку, не зная, идёт ли она ему или нет. Ещё Попов иногда вёл себя так, будто кроме социальных сетей более ничего стоящего его королевского внимания не существовало. Несмотря на всё это армавирец жил с ним уже много лет подряд под одной крышей, потому что никакие недостатки брюнетка не могли пересилить то, какие чувства он вызывал одной своей улыбкой, добрым взглядом и прикосновением. Для Сергея омич был всем, пусть и не показывал этого открыто, поэтому желание выяснить отношения с Позовым казалось вполне естественным. Его принцессу терроризировал дракон, и Матвиенко хотел избавиться от врага. Вот только сама принцесса оказалась слишком добра к тому, кто заставлял её чуть ли не рыдать по ночам в неоправданных муках совести.       Что злило Серёжу ещё сильнее, так это то, с каким запалом они оба выступали вместе. Хоть Дима притворялся равнодушным профессионалом, но на сцене у обоих наблюдалось прежнее рвение к тактильному контакту друг с другом, будто между Позовым и Поповым ничего плохого не происходило за пределами камер и любопытных зрительских глаз. Армавирец, как и Арсений, не понимал этого, ведь Дмитрий должен был бы вести себя холодно и отстранённо. Вместо этого тот будто специально поджидал возможности побыть ласковым с омичем под предлогом импровизаций. Но как только на площадке Паша командовал окончание съёмки, то стоматолог снова переставал хоть как-то смотреть в сторону старшего импровизатора, общаясь с кем угодно, но только не с ним. А потом, когда Сергей вёз их с Сеней обратно домой на машине, то Попов принимался говорить о воронежце так, словно ничего более в мире не существовало, а весь смысл жизни омской принцессы заключался во вредном Позове. Матвиенко хотел бы накричать на любимого, чтобы тот не упоминал при нём имя Димы и чтобы прекратил думать об обиженном больше, чем тот заслуживал. Иногда армавирцу приходилось сжимать руль машины до побеления костяшек, чтобы сдержаться и не начать истошно кричать ругательства. Пару раз армянин едва не попал в аварию из-за того, как одно только упоминание о Дмитрии заставляло всё нутро мужчины гореть от возмущения. Сергей сквозь зубы пытался увести беседу в другое русло, используя любые темы – от косметики до причин относительности времени и пространства, но ничего не помогало. Попов умел во всякой теме отыскать новый повод вспомнить о Позове, начиная снова бесконечное самокопание и попытки найти ту самую ошибку, из-за которой всё началось. Матвиенко не знал, что делать и куда бежать, ему хотелось выть волчьим воем, ведь возлюбленный ничего не видел и не желал видеть кроме старшего воронежца. Омичу не нужно было от Серёжи ни обожания, ни терпения, ни любви, ведь он не Дима с милостивым прощением. Однако армавирец надеялся, что после примирения одержимость стоматологом прекратится, и только эта надежда сдерживала его от серьёзного разговора с тем, кого тот уже почти ненавидел. Ради своей доброй, даже по отношению к высокомерным ублюдкам в очках, принцессы Сергей не вмешивался, так как понимал – его вмешательство будет разрушительным.       Когда Арсений решил пойти за Димой в гримёрную, то Сергей совершенно не хотел его отпускать. Непонятное гадкое предчувствие поселилось внутри мужчины, которое не давало спокойно отпустить омича, хотя разум подсказывал, что это нужно сделать. Попов желал поговорить с Позовым по душам всей душой, а лишить его этой возможности было бы равносильно непростительному преступлению после всех дней мучений и страданий. Но одна мысль о том, что Дмитрий сможет каким-либо образом навредить Сене, сорвавшись с катушек. Антон рассказывал про способность старшего воронежца долго копить в себе гнев, чтобы потом неожиданно взорваться как бомба замедленного действия. Пролитый сок действительно заставил стоматолога вскипеть, причём слишком сильно для человека, которому якобы наплевать на Попова. Матвиенко лично позволил своей принцессе пойти в логово дракона, хотя мог бы броситься в ноги, пригвоздить её руками к стулу и просто прилипнуть к родному желанному телу, лишь бы Арсений остался с ним. Но Шастун тоже за две недели успел заметно постареть морально и немного физически от размолвки импровизаторов, поэтому точно нельзя было терять шанс на примирение товарищей по команде, особенно из эгоистических порывов. Сергей пообещал самому себе, что не оставит Диму в живых, если тот посмеет сделать с Сеней хоть что-нибудь плохое, а ощущение, что произойдёт нечто ужасное, было слишком ярким, чтобы не пойти по следам Попова в гримёрку. Вид омича, запойно целующегося с Дмитрием, заставил Матвиенко на миг остолбенеть. Ладони его принцессы гуляли по совсем чужой груди, алые губы принцессы наслаждались совсем чужими губами, в тёмных шёлковых волосах принцессы хозяйничали совсем чужие руки. Серёжа сам не понимал, почему не ворвался к ним в ту же секунду и не разнял целующихся коллег, одного из которых он любил, а другого – едва терпел. Возможно, присутствие Антона повлияло. А, возможно, где-то в глубине души мужчина догадывался о таком исходе, ведь сам он не сделал ничего для того, чтобы этого не произошло. Он не пел для своей принцессы баллад, не побеждал никаких чудовищ и даже не пытался намекнуть о том, кто же действительно Попов для армянина. И можно было бы сколько угодно желать размазать Позова по стенке, превращая его лицо в кровавый фарш, но нельзя было отрицать одно – всё происходящее явно нравилось им обоим. Матвиенко никогда не видел себя чьим-то рыцарем на белом коне или желанным принцем, а в эту сказку он попал не по своей воле, однако проиграл дракону по собственной вине. - Как ты нашёл в себе силы разговаривать с ними, Серый? – тихо спросил Антон. - Кто-то из нас двоих же должен был, - усмехнулся армавирец, пожимая плечами, - ты в тот момент был вообще не в состоянии поддерживать осмысленную беседу. - Наверное, я и сейчас такой. - Со мной же ты болтаешь. Рассказал целую историю своей любви. Жаль, что она закончилась, как у меня. - Как думаешь, у нас были шансы на взаимность? – Шастун почти вплотную подсел к Матвиенко, - Только честно. - Без шансов, - ответил после недолгого молчания мужчина, вызвав у парня гримасу боли, - это честный ответ, Тох. Мы оба засунули язык в одно место и не рассказали всё честно. - А теперь слишком поздно, - вздохнул младший импровизатор, - мы же с ними лучшие друзья. - И не говори. Сами себя дискредитировали. - Дис… Дикер… Ты прямо как Поз начинаешь всякими умными словами разбрасываться, - с детским восторгом произнёс Антон, - не знал, что ты так можешь. - А я не знал, что ты можешь восхищаться вот всей этой заумной Диминой фигнёй как Арс, - хмыкнул армянин, а потом положил руку на плечо друга, - ложись обратно в постель, а то уже скоро утро будет, а нам ещё с твоим похмельем завтра, точнее, уже сегодня бороться. - Что нам теперь делать, Серый? – спросил парень, выполняя приказ старшего товарища.       Армавирец ждал этого вопроса, поскольку себе тоже задавал его, пока переваривал всю сложившуюся ситуацию. Он точно не хотел оставлять Шастуна на произвол судьбы, ведь в сухом остатке лишь они были друг у друга. Рассчитывать на Диму и Сеню не приходилось, уж слишком много лишних эмоций могло принести общение с ними. Впереди ждало окончание съёмочного сезона «Импровизации», что позволяло мирно разъехаться по разным уголкам России. Матвиенко понимал, что ему совершенно точно нужно привыкнуть к новому статусу Арсения, а потом искоренить многолетнюю влюблённость к нему. А ещё нужно он бы хотел избавиться от неприязни к Позову. Пусть тот и объяснил причину своего скотского поведения, для армянина ещё требовалось время для полного принятия всего случившегося, особенно теперь, когда вскрылась правда о чувствах младшего воронежца к старшему. Сергею, конечно, не доводилось быть сиделкой-психологом для кого-то, но и зеленоглазый импровизатор не заслуживал того, чтобы оставаться в одиночестве тогда, когда требовался хоть кто-то, кто чётко осознавал степень его боли. Матвиенко ни одной секунды не пожалел о своём решении провести эту паршивую пятницу именно с Шастуном. Если бы армавирец остался наедине с самим собой, то, возможно, сгинул бы в автокатастрофе по дороге домой или же разнёс жилище в порыве неконтролируемой ярости. Серёжа не ожидал, как именно обернётся их совместное времяпрепровождение в таких не слишком благоприятных обстоятельствах, но зато он теперь точно знал, что он такой не один, хотя ещё пару часов назад думал совсем иначе. Он ещё никогда не видел Антона таким, каким тот был сегодня: несчастным, уязвимым, пьяным не только от виски, но и от горя. И в этом снова частично виноват Дмитрий, но не только он. Все они, четверо, хоть признать это армянину было трудно. - Может, ты останешься тут со мной не на пару дней, а на пару недель или даже месяцев, - предложил Сергей после молчания, - на сколько потребуется, чтобы излечиться от… Ты понял. - Ты же хотел возвращаться в Питер после съёмок. - А сейчас я не хочу. Там всё пропахло графом Поповым. А тут очень даже неплохо. - Да, дом у тебя что надо, - довольно протянул Антон, сонно зевая, - тут можно осесть, пока голубки развлекаются. - Уж коли мы оказались в одной лодке, то, наверное, стоит вместе пережить весь этот ужас обратной стороны любви. - Надо только предупредить ребят про наш план. Хотя тут непонятно, что говорить… - У них сейчас будет «медовый месяц», так что, наверное, они сами свалят куда-нибудь. А мы просто не станем мешать. - Да. В конце концов, мы же, сука, друзья. - Нам всё ещё надо вместе работать над «Импровизацией», поэтому нужно прийти в себя. Нам всем. - Серёж, давай в следующей жизни мы влюбимся друг в друга, - уже засыпая, произнёс Шастун. - Из меня любовник никудышный, Шаст, - улыбнулся Матвиенко и легонько потрепал русые волосы парня. - Ну, и я, как ты понял, такой же лох. Минус на минус даст плюс. Может, что-то выйдет путное. - Может, когда-нибудь, - неслышно сказал Сергей, отвернувшись от собеседника, а потом встал с дивана, - спи уже, Казанова. - От Казановы слышу, - пробурчал Шастун, но увидев уходящего армавирца, заволновался, - Ты куда намылился? - К себе, – фыркнул мужчина, остановившись на полпути, - хватит с нас уже сказок на ночь. - Останься тут. Я скоро отрублюсь, но если ты уйдёшь, то я буду думать о Димке. - Привык ты быть большим ребёнком, - Сергей выпустил смешок, но вернулся, выключив свет, - ладно. Сегодня можно. - Спасибо за всё, Серёж, - раздался тихий голос парня в темноте, - ты сегодня меня как рыцарь спас от всего. - Да не за что. Тебе тоже спасибо, - умиротворённо прошептал Матвиенко, не подозревая, что через пару минут уже будет сопеть, так и не отойдя от младшего воронежца.