Гарде

Она поставила ему мат в 32 хода и 43 минуты. Тогда, в Огайо, она упивалась триумфом. Таким дурманящим, желанным триумфом, которого она ждала 3 года. 3 чёртовых года она вспоминала этот приклеенный, неделимый титул - "Совместный Чемпион США". Мистер Шейбл ни за что бы не простил ей такого, но он сейчас там, в приюте, а она едет в аэропорт, обратно к себе в штат, с долгожданной вырванной победой. Всё было доведено до идеала, до автоматизма. Ей даже не стоило напрягаться - просто взглянуть вверх, на потолок, и мозг уже выдавал ей шахматную доску и генерировал различные варианты: от простого дебюта Слона до Венской партии. Уж она-то в них разбиралась, не то что этот самовлюблённый придурок. Ехать и смотреть в окно было скучно, поэтому она решила углубиться в анализ, но не ходов, а своих чувств. Что-то её там напрягало, у неё был это впервые. Она как будто вернулась на семь лет назад, в тот день на матч с Анной Паркер. Но тогда всё было предельно ясно - это её физиология, этому есть разумное объяснение. Но что же тогда станет таковым для этого случая? Вся проблема была в том, что после рукопожатия, взглянув на Уоттса, внутри неё щёлкнул маленький рычажок. Недостаточно большой, но достаточно явный, чтобы заметить его. Скорее всего, всё дело было в том, что она уже не сможет как раньше позвонить Альме и рассказать, каким изощрённым методом она уделала противника в этот раз. Хм, ничего страшного. В любом случае Гибсон умеет стирать память. Ненадолго правда, но умеет. *** Он перечитал все её интервью, переиграл все её известные сыгранные партии, но никак не мог удовлетворить свои потребности. Да, конечно же это очевидно, что его очень интересует игра Бет Хармон, но ещё больше его интересует она сама. Холодно продуманные ходы, остроумные фразы, колко брошенные в ответ, глаза цвета коньяка, которым она закидывалась каждый раз, - он искал буквально по крупицам вещи, которые привили бы ему неприязнь к ней, но не находил. Он никогда не забудет тот день в Лас-Вегасе, когда он был на шаг впереди неё - незнакомая ей его игра оказалась на руку, он смог предугадать её умелый Вариант Дракона, вышел победителем из той партии. Но в этот раз, несмотря на все рапиды в забегаловках, она не дала возможности обойти себя, разнесла его там, в аудитории, в пух и прах. Кажется, это выражение они недавно выучили на классах русского? Однажды ему посчастливилось увидеть её фразы, будучи тринадцатилетним ребёнком: тогда 64 клеточки для неё значили всё. Сейчас - тоже. Там, на шахматной доске была её жизнь - бурлящая, строящаяся, новая. Она совершенно не представляла, что для него, для такого нахального Бенни, смыслом жизни было отнюдь не поле, а она сама. Такая близкая, родная, и в то же время недоступная. *** Бет поймала себя на мысли, что уже четвёртый раз останавливается у стойки с журналами - среди них, конечно, был и шахматный, а его обложку украшала физиономия Бенджамина Уоттсона. "Придурок", - бросила она самой себе. Естественно, всё объяснялось тем, что она просто хочет узнать, а не появилось ли новое издание на полках? И хотя она прекрасно знала, что оно выходит 14 числа каждого месяца, а сегодня всего лишь 27 июня, сейчас она этого не помнила. Или не хотела вспоминать. Боже, всё стало таким трудным! Она просто хотела расставить все точки над "i", а дошла чуть ли не до мысли, что она влюбилась в Бенни. Нет, это полнейший бред. У неё уже был такой опыт, лет эдак 5-7 назад, когда ей попался Таунс на том самом шахматном турнире, но это всё уже было давно в прошлом, они остались близкими друзьями, а вот с Уоттсоном всё иначе. Нет, всё-таки бутылка полусухого красного лишней точно не будет. *** Оба получили приглашение на подготовительные матчи перед турниром в Париже. Им давалось четыре дня, чтобы ознакомиться с соперниками, выявить их тактику и попытаться одержать победу. Оба перечитывали свои письма, сидя в самолётах, подозревая, что скоро встретятся вновь. Они действительно были как Инь и Янь, хотя почему как? Они действительно таковыми являлись, вот только с небольшими отличиями: одному нравилась мрачная серость и меланхоличность Нью-Йорка, другая же предпочитала тихий, размеренный Кентукки. Уже подъехав к зданию, которое удачно располагалось перед Эйфелевой башней, Хармон заметила его, но виду не подала. Зря она вечерами сидела обдумывала своё внутреннее состояние? Нет конечно. Она поняла кое-что, но Уоттсону знать об этом необязательно. По крайней мере, до определённого момента. *** Столик 4. Ей выпало играть за столиком номер 4, а это было удачным числом для неё, учитывая, что участников собралось не так уж и много. Боргова среди них не было, так как организовывало это событие Американская Федерация Шахмат. Зато был какой-то слишком болтливый оппонент, который заваливал всех вопросами, успевший многим надоесть. Заметив Бенджамина Уоттсона и Элизабет Хармон, он, на удивление, задал один-единственный вопрос: "Это правда, что она обыграла вас на чемпионате США 2 месяца назад?" Реакцию Бенни предугадать было несложно: он подошёл к Бет, протянул ей руку для рукопожатия, рассчитывая на то, что она ему ответит, но в последний момент отдёрнул её, подался немного вперед со словами "Это можно исправить" и ухмыльнулся. Если вы её спросите, чем она руководствовалась в тот момент, она вряд ли вам ответит. Не потому, что не знает, а потому, что хочет, чтобы это осталось только между ними. Всё как будто перешло в режим замедленной съёмки, миг тянулся целую вечность. И тут она поняла. До её непоколебимого мозга дошёл междустрочный смысл, который спрятался, в надежде что Хармон поймёт. И она никак не могла его подвести. - Я тоже люблю тебя, Бенни. - губами, чтобы понял только он. И он понял. - Можно тебя украсть навечно? Болтун застыл с открытым ртом. "Вы сказал навечно?" "Нет, я сказал на вечер". Похоже, это был Гарде. Гарде, после которого Ферзевый Гамбит Хармон

сломался.