«Господа директора театра парижской оперы! Моё терпение лопнуло! Настолько я полагаю, Вы так и не нашли преступника или каким-либо его сообщников? И не вздумайте отрицать, я уже знаю последние новости! Но и это ещё не всё. Вы также имели наглость увольнять людей и пытаться избежать разбирательств с помощью трагедии. Вот, что я Вам желаю донести: сегодня вечером к Вам в оперу собирается наведаться один из представителей Академии Изящных Искусств. Также, кроме него, прибудет его сопровождающий и наш общий знакомый — комиссар мсье Мифруа. В Ваших интересах согласиться на серьёзную беседу с мсье Жюльеном и позволить мсье Мифруа продолжить расследование смерти моей драгоценной дочери! P. S. Ваша некомпетентность не знает границы!».
Арман покрылся холодным потом, а услышавший такие новости Фирмен мгновенно его поддержал. Представитель Академии Изящных Искусств?! Мсье Жюльен?! Тот самый мсье Жюльен, который их не одобрял с самого начала?! Да откуда у мадам Делоне такие связи?! — Моншармен, а во втором что? — надеясь, что во втором письме ничего страшного нет, мсье Ришар залпом выпил всю воду из стакана. Ещё бы — от таких новостей в горле сразу же пересохло! — В-второе? Хорошо, сейчас, — Арман уже начал заикаться. Он, как и его друг, боялся людей из Академии. Причём так сильно, что я не в силах это описать. Но игнорировать письма от них нельзя было. Равно также, как и письмо от неизвестного отправителя. Точно также распечатав конверт и достав письмо, мужчина заметил, что содержание снова написано красными чернилами… Не совсем чернилами… Ну, Вы меня поняли.«Многоуважаемые директора, Я получил Ваши скромные дары и очень польщен. Польщен я ещё не меньше тем, что Вы всё-таки исполнили мои недавние требования. А именно: позволили мадам Жири вернуться на её законное место работы, никого более не впускаете в мою личную ложу, а также разрешили юной мадемуазель Агате играть главные роли в каждом представлении. Право слово, я искренне рад этим новостям. Если так будет продолжаться и дальше, то, уверяю Вас, господа, мы с Вами будем друзьями ещё на долгие годы вперёд. Ваш скромный обитатель этого великого места, Призрак Оперы»
— Что скажешь, Ришар? — хотел было порвать письмо призрака Арман, но передумал, отложив его в ящик. Причём как: дрожащими руками и тихим шёпотом спрашивая коллегу. — Скажу, что я уже устал от этого призрака. Я уже боялся, что он ещё чего-то потребует. — Мсье Моншармен, — вдруг встал со своего рабочего места Реми, подойдя к директорам, — У нас снова закончились скрепки. Если позволите, мне ненадолго отлучиться за- — Иди, только не надо сейчас болтать без умолку! — Арман лишь махнул рукой, чем дико обрадовал парня. Не веря такой радости, мсье Реми поспешно побежал на выход из кабинета и закрыл за собой дверь. Оставленные наедине господа Моншармен и Ришар переглянулись. Что-то не так с их «рабом системы». — Мне одному кажется, что эта деревенщина из Греции плохо влияет на него? — нахмурился выдающийся автор и делец, смотря как композитор барабанит пальцами по столу. — Мне тоже. Раньше Реми был гораздо более исполнительным. А теперь посмотри на него: «это я носить на работу не буду, а мой рабочий день уже давно закончился, а вы мне зарплату занижаете!». И ведь попробуй только выгони девчонку — опять этот призрак, будь он неладен, начнёт нам написывать и заступаться за неё… -…и снова сбросит люстру, — закончил за Фирмена Арман, но замолчал, услышав шаги за их дверью. Тяжёлые шаги и какое-то слишком уж глубокое дыхание. А после стук в дверь. Такой медленный и тихий, что невольно мурашки по телу бегут. — Моншармен, ты это слышал? — встал из-за своего стола Ришар, собираясь открыть дверь. Вот ведь… Как назло Реми ушёл! Но когда тучный мужчина подошёл к двери и хотел повернуть ручку, тощая рука его друга не позволила этого сделать. — Нет! А если это… -…призрак? Оба директора напряглись, услышав смешок по ту сторону двери. Довольный, но какой-то надменный смешок. Потом стоящий так громко засмеялся, что двое мужчин напряглись. А когда в кабинете внезапно погас свет, господа Моншармен и Ришар в панике начали бегать по кабинету, крича от страха. — П-ПРИЗРАК! — НЕТ! НЕ ПОДХОДИ, ОТСТАНЬ ОТ МЕНЯ! А ведь он только выключил свет… Слабаки.***
— Ну, знаеть, я очень любить писать. Я планировать стать писатель. Даже быть написать небольшие историй. — Правда? Никогда бы не подумал, что тебе нравится писательство! А о чём вот эта твоя история, которую ты пишешь? — О… Ну, она о принцесса, что быть заточение в башня. В этой башня когда-то давно быть жить злой чернокнижник и его неупокоенная душа иметь замурован в стены той самой башня. Прознать историй чернокнижника, принцесса проникнуться ею и решить освободить измученный душа. — Довольно интересно. Когда допишешь её, обязательно дай мне почитать! …Агата, можно поинтересоваться? А в этой твоей истории, та принцесса и чернокнижник, они…? — Полюбить друг друга?! Да, Реми, конечно! К тому же, такой историй о любви показывать, что «даже самое чёрное и израненный сердце, если действительно постараться, можно восстановить». Что происходит? А я вам скажу, можете мне поверить! А происходит следующее: мсье Реми не пошел ни за какими скрепками, а присел рядом с Аськой, которая в это время сидела на одной из кушеток в фойе и что-то быстро записывала на листе бумаги. Заинтересованный молодой человек сразу же подошёл к ней, присел рядом и спросил, что девушка делает. Ну, а Пенберова, не умея врать, ответила, что пишет историю. Грустная история возникла в её голове сразу после окончания бала. Настолько грустная, что Агата плакала во время её написания. В своей новой истории девушка смешала всё: и своё падение в этот мир, и встречу с Эриком, и его озлобленный взгляд на весь мир, и его душевные терзания, и его предположительный финал. Разумеется, сейчас это были лишь наброски, на Аська мечтала написать из всего этого полноценную книгу и, как только её французский будет достаточно хорош, она покажет своё творение публике. «Наверное, я уже не вернусь в свой мир. Ведь там я уже… Фух… Ладно, спокойно, Ась, тебе ведь и тут неплохо. Привыкнешь к отсутствию интернета и наушников, научишься французскому и будешь опубликовывать свои работы. Кто знает, может, хоть одна из них дойдёт до людей из двадцать первого века…». — Агата, можешь прочесть мне один из отрывков на твой выбор? Прошу, очень хочу узнать и представить картину хоть немного, — Реми подвинулся ближе к девушке и легонько коснулся своей рукой её руки, а после и вовсе переплетая тонкие пальцы «гречанки» со своими. От такого жеста на душе у Пенберовой стало тепло также, как когда в этом мире она наконец нашла постоянную крышу над головой. Сероглазой стало так приятно и хорошо, что она на пару с молодым человеком и не заметили, как на них смотрит пара янтарных глаз. И увиденное их хозяину совсем не нравилось. — Ну, хорошо. Вот, слушать вот это, — мадемуазель Агата достала последнюю страницу, быстро пробежалась по ней глазами на наличие ошибок, и начала читать: — «Сидя на высокой высушенной траве, опираясь спиной на каменную стену башни, два героя сидели со слезами на глазах, понимая, что с рассветом настанет и час их разлуки. — Прощай, — сказал чернокнижник принцессе, — Вот моя главная тайна отныне и впредь: зоркий не разум, а сердце одно. То сердце, что бьётся сейчас подле меня. То сердце, что дало мне свободу. Я буду помнить это также, как помнил прожитую жизнь. Принцесса лишь кратко кивнула, желая насладиться их последним совместным моментом. Она гладила тёмные волосы своими белоснежными руками, глядела в пустые глаза с огромной любовью, и нежно целовала каждый сантиметр мёртвого лица. Чернокнижник лил слезы, понимая, что в загробном мире сможет лишь вспоминать об этих минутах. Они больше никогда не встретятся, им уготованы разные пути: тёмный маг падёт в глубины ада, а кроткая принцесса после долгой жизни вознесётся на небеса…». — Он иметь познать боль и каяться в содеянном. Один мой знакомый тоже познать сильный боль и, я быть думать, он знать, что делать всё это неправильно, — отложив свои черновики в сторону, Аська вдыхает поглубже, берёт мягкие руки Реми в свои, говоря одними губами: — Возможно, тебе быть трудно это понять. Но ты понять, Реми, когда-нибудь… — Агата, — молодой человек посмотрел в серые глаза русской так, как будто смотрит в них в самый последний раз. Послушав такой отрывок, мсье Реми почему-то так растрогался, что совсем потерялся в своих мыслях. Настолько, что действовал идя на поводу у чувств. И когда он прикрыл глаза, желая наклониться к лицу Пенберовой и поцеловать её. Пусть и не так, как ему грезилось, но всё равно… Когда Аська легонько коснулась плеч парня и отодвинулась от него, Реми разочарованно вздохнул и опустил голову. Видя его таким, девушка и сама опустила глаза вниз. Но иначе нельзя было. К тому же, таких сильных и нежных чувств к слуге дирекции Агата не испытывала. — Прости, Реми, но я не мочь так, — прошептала она, подняв голову. Сейчас парень в сером костюме смотрел на неё с обидой и каким-то осуждением. — Агата, это всё из-за того мужчины? Кто он такой? — этот вопрос от Реми для «гречанки» стал неприятной неожиданностью. И она не знала, что ответить. Поэтому ответила так, как отвечала всем в своём реальном мире: — Да, в общем-то, никто… — Значит, ты целовалась с абсолютно незнакомым тебе мужчиной? А это обручальное кольцо на твоём пальце? Оно тоже просто так, для красоты? — слуга дирекции вдруг понял, что повышает голос и что Аська заметно напряглась. Это заставило парня выдохнуть и задать один единственный вопрос: Просто ответь: почему ты не сказала, что не свободна? — Я… Я… Ох??! — Пенберова закрыла рукой рот, когда краем глаза увидела за колонной Эрика. Сейчас она видела, как он зол. Даже через прорези маски это было видно: он был просто в ярости. И Аська отлично понимала почему. Снова эта его ревность! И сейчас ей будет лучше вернуться в катакомбы оперного театра и успокоить призрака. Иначе… Мсье Реми несдобровать. — Простить меня, Реми… Я иметь бежать! — резко сорвавшись с места и прижав к себе охапку бумаг, русская побежала по лестнице так быстро, словно за её спиной появились крылья. Слуга дирекции хотел побежать за ней и почти догнал, но Аська заперлась в гримерной. Благо, что ей тоже дали дубликат ключа не так давно, — Прости меня, Реми… Пожалуйста, прости. Но это для твоего же блага. Ради всех вас. Я не хочу, чтобы из-за меня кто-то пострадал, или умер… Я не хочу повтора истории, как тогда с Вивьен. Открыв проход вниз, Пенберова поспешно спускалась по лестнице, даже забыв взять фонарь. Она бежала вслепую, не желая терять и секунды. Но это для неё было ошибкой. Не видя ступенек в кромешной темноте и не рассчитывая ширину шага, девушка пропустила две ступеньки и полетела вниз по лестнице, напоследок больно ударившись головой.***
Веки были такими тяжёлыми, а попытки открыть глаза вызывали боли в голове. Но Аська всё-таки это сделала. Серые глаза сейчас были такими красными из-за того, что в них лопнули сосуды, голова трещала, а все конечности просто онемели. Пришлось ещё ненадолго прикрыть глаза, чтобы боль затихла и мозг начал работать. Во второй раз открыв глаза, русская поняла, что где-то лежит. Но это была ни кровать в доме мадам Жири, или не постель в комнате Луи-Филиппа… Это было что-то жёсткое, без подушки, а укрыта девушка была каким-то рваным красным покрывалом. — Где это я…? — не понимала Агата, вдруг обратив внимание на руку, что лежала перед её лицом. Она была значительно больше её, пальцы были длиннее и с почерневшими кончиками, не говоря уже про жёлтые неровные ногти… В панике, Пенберова вытащила из-под покрывала свою левую руку. С ней всё было нормально. Но тогда… Чья это рука??! Медленно и осторожно, «гречанка» повернула голову назад себя и пропустила кучу мурашек по всему своему телу. Призрак оперы сейчас дремал, прижимая хрупкую «куколку» к себе. «Я… Я что…? Я с ним в гробу уснула что ли? Бляха муха! А?! А что было до этого?» — Аська тихонько заглянула под покрывало, молясь, чтобы её страхи были опровергнуты. К счастью, так и вышло: и Эрик и она были одеты, ничего непристойного, о чём русская могла подумать, не было. Просто Призрак Оперы приволок её сюда без сознания, обработал её раны на руках и ногах, забинтовал, уложил рядом с собой и решил совсем немного вот так полежать. Но, в итоге, согрелся об тёплое девичье тельце и задремал. А что такого? Ничего! Он ведь ничего постыдного с ней не сделал. Повезло, что мужчина он не из развратных. — Вот чёрт! Хьюстон, у нас проблема! — нервно засмеялась у себя в голове Аська не зная, как выбраться из объятий Эрика и не разбудить его. И так попробует, и этак, и перевернётся на другой бок, и руку попробует вытащить… Ничего, всё без толку. Обнимал мужчина очень крепко, как будто боялся, что потеряет своего ангела пока спит. Пенберовой больше ничего не осталось, кроме как лежать и ждать. Ждать, пока Призрак Оперы соизволит проснуться. Через некоторое время Эрик наконец пробудился. И когда увидел, что Агата уже не спит, не мог не злиться. Он ведь так хотел ещё посмотреть на неё спящую, провести рукой по её тонким пепельным волосам с необычной окраской, стукнуть кончиком пальца по её крупному носику… Это ведь так… Человечно. — Агата, Вы проснулись. Хорошо себя чувствуете? Царапины не болят сильно? — фантом старался выразить обеспокоенность, но не мог побороть чувство ревности, что сейчас просто пожирало его изнутри. — Быть и хуже, — кивнула девушка головой, сразу же опустив голову и уставившись на шею мужчины. Шея фантома была тонкой, с заметными венами… Аська была готова сейчас смотреть на что угодно, но только не ему в глаза. В глазах цвета янтаря сейчас читалась такая жгучая злоба, что «гречанка» боялась. Боялась, что эта злоба обрушится на неё. — Любовь моя, а чего же Вы так дрожите? Вас что-то беспокоит? — Эрик задал эти вопросы таким ядовитым тоном, что Пенберова ясно чувствовала подвох. Он спрашивает не просто так. Он ждёт, что русская будет жаловаться на слугу. Что он чересчур назойливый, что лезет к мадемуазель так беззастенчиво… Нет, Агата бы так не поступила. Ни за что! — Меня беспокоить Вы, Эрик. Почему Вы злиться? — Аська задрожала и выставила руки вперёд как могла, словно они были щитом. Но её ладони упирались прямо в грудь мужчины, внутри которой билось сердце. Так тихо и монотонно, что становится ещё страшнее. — Я злюсь? — Эрик был удивлён вопросом девушки и даже засмеялся. Засмеялся в своей привычной, безумной манере, — Агата, милая моя, с чего бы мне злиться? Не с того ли, что Вы снова меня испытываете?! Вы считаете, что раз я люблю Вас, то беднягой Эриком можно помыкать как Вам вздумается? Любовь моя, Вы жестоко заблуждаетесь! Призрак оперы резко схватил девушку за запястья и сжал их, получив в ответ на это испуганный короткий крик. Притянув ладони Аськи к своему лицу, мужчина насильно заставил «гречанку» к нему прикоснуться. Но этим её уже не испугать. Так называемая «мертвая плоть» для Пенберовой была обычным делом. Однако же, Эрик и не пытался её пугать. Он всего лишь хотел так достучаться до разума мадемуазель Агаты и узнать всю правду. Ведь слова Хатима так и не исчезли из головы фантома. — Агата, посмотрите мне в глаза, — услышав это, русская вздрогнула, но свои серые глаза всё-таки подняла. Взглянув в глаза призрака ей снова стало не по себе… Да чего же он трудный, непонятный человек! Чего ему не хватает на этот раз?! — А теперь скажите мне правду. Вы ненавидите меня? Шокированная таким вопросом ещё сильнее, Аська выпучила глаза и раскрыла рот. «Чего? Он хочет, чтобы я ему сказала…?!..». А если честно, то сейчас девушка и сама не знала, что она чувствует к этому безумцу. Но эти чувства нельзя назвать ненавистью. Если раньше Пенберова действительно ненавидела Эрика, играя в игру, то сейчас она просто запуталась. Русская не знала, что она чувствует больше: страх, жалость, непонимание… Но были ещё и такие вещи как забота и привыкание. Да, пятидесятилетний фантом часто трепал нервы девушке двадцати одного года, немало крови у неё выпил за эти полгода. Но так, как он о ней заботился. Такого даже её бойфренд не делал: Эрик сам рачесывал её волосы, заплетал как она пожелает, когда ей было плохо из-за «женских дней» и Аська не могла ничего есть — призрак кормил её с ложечки и поил, ухаживал когда она легонько простыла, учил её пению так терпеливо как никто другой ничему не учил, слушал её мрачные мысли вслух и никогда не перебивал… Возможно, если бы не его уродства, психическое расстройство и мания насилия, сероглазая назвала бы Эрика идеальным мужчиной. — Почему Вы молчите? Отвечайте! Вы ненавидите меня, да? Ненавидите?! — глаза Призрака Оперы заблестели, а его крик нетерпения вывел Аську из размышлений. Что делать? Что ему сказать? Девушка не знала. Но одно она знала точно: — Я не иметь к Вам ненависть, Эрик. Если б я иметь к вам ненависть, я бы не быть здесь ни раз. Я бы к Вам не приходить. Однако, — Пенберова, впервые за свою жизнь, думала над каждым словом. Она решила: «надо действовать! Он ведь хочет жить среди людей?! Надо его отсюда выкурить! Я… Я выйду за него, если он хочет. Только бы остальные были живы. Кристина и Рауль, убегите в Трестрау и живите там счастливо… Мег и мадам Жири, пожалуйста, не забывайте обо мне… Сорелли, забудь про Филиппа, живи для себя, ты ведь этого заслужила… Жамм, а ты будь такой же сильной, выучи английский на все сто и будь самой стойкой суфражисткой, попади в историю! А ты, Реми… Помни меня и, если сможешь, прости…». От своих же собственных мыслей Аська пустила слезу. Действительно ли она готова пожертвовать своей свободой ради других людей? Готова ли она принять предложение Призрака Оперы и навечно надеть на себя эти оковы? Или же просто сделать всё так, как девушка планировала вначале: убить злодея игры? — Однако что, Агата? — Эрик потряс русскую за плечи, когда она снова ушла в себя. И во время. Теперь у неё был план. И Пенберова всеми силами надеялась, что он сработает. Фантом же её любит? Тогда можно это использовать в своих целях. — Однако, я не верить, что Вы действительно меня любить… Я… Я хотеть знать, мочь ли Вы сделать то, что я иметь попросить? — «гречанка» состроила грустную мордашку, прижала руки мужчины к своему сердцу и стала сверлить его своими большими серыми глазами. Агата знала, что на Эрике это всегда срабатывало, и ни один раз. И это сработало снова. Призрак был готов кинуть к ногам своего ангела всё, хоть солнце с неба украсть… Ну, это я образно говоря. — Агата, — чёрные волосы упали мужчине на лицо, но он спешно вскинул голову, чтобы они закинулись назад. А сам Эрик приблизился к лицу девушки настолько, что их лбы тихонько стукнулись друг об друга. От пристального взгляда и ещё более усиленного запаха плесени, Аська чуть не выпустила свой обед наружу. Но громкий голос Призрака Оперы помог ей справиться с этим: — Агата! Что? Скажите мне! Скажите мне, что я должен сделать, чтобы Вы полюбили меня до беспамятства?! — Отказаться от Оперный театр и Призрак Оперы. Пойти со мной наверх, на поверхность. Тогда я быть верить, что Вы меня правда любить. Только так. Услышав это Эрик вздрогнул и всё его тело, казалось, стало холоднее прежнего. Что только что сказал ему его ангел?! Она сказала ему подняться, выбраться вместе с ней из тьмы, вернуться к жизни среди людей… Которые его возненавидят. От этой мысли мужчина вырвал свои руки из ручек русский девицы и отвернулся от неё. За что она так с ним? Ей нравится смотреть на слезы этого бедняги? Неужели Агата не видит, как Эрику страшно? — Эрик, — Пенберова выдохнула и произнесла это имя на одном дыхании. А после, чтобы хоть как-то охладить пыл этого человека, схватила его за воротник и потянула на себя изо всех сил. — Агата, что Вы?!.. — Договорить свой вопрос фантом не успел, да и не хотел уже. Его ледяные губы снова ощутили на себе тепло от губ девушки, что были всегда такими тёплыми и мягкими. Впервые Аська повела себя настолько решительно, целовала настолько горячо, как только умела, даже имела женскую наглость прикусить нижнюю губу мужчины напоследок. Этот огонь в её глазах, эта её решительность в действии… Эрика это не могло не удивить и не взбудоражить. Когда его сердце забилось быстрым ритмом, призрак выдохнул: — Мой ангел… Я… Я правда люблю Вас, и не смею Вам об этом лгать. — Так доказать мне это, — Агата не отступала, тон её голоса был безмятежен и серьёзен. Призраку от этого стало так неуютно, словно он опять сидит перед шахом, который недоволен и готов отлупить непослушного пса плетью. — Умоляю Вас, Агата, не просите меня о таком. — Эрик, Вам нечего иметь бояться, — снова Пенберова берёт руки призрака в свои поглаживая их своими пальцами, — Я всегда быть рядом и поддержать Вас. Вам не придется бояться люди. Люди мочь Вас принять. Я же быть мочь. — Агата, — Эрик, не веря словам «гречанки», снова пустил ручей слёз из глаз. А решительно настроенная Аська еле успевала их ловить и вытирать. Последующий поцелуй призрака заставил её немного смягчиться. Кажется, Эрик тоже что-то замышляет. — Я согласен выполнить вашу просьбу, ангел мой. Но только при одном, совсем маленьком условии. — И что за условий? — Подождите совсем немного, до весны, любовь моя. В последний день зимы будет финальная постановка «Фауста», а дальше несколько месяцев будут другие представления. Когда вы сыграете Маргариту в последний раз, наступит первый весенний день. Я подготовил Вам сюрприз, который многое изменит в нашей жизни. Я прошу у Вас этот небольшой промежуток времени, Агата, чтобы я мог лучше подготовиться. А потом я буду согласен отправиться с Вами куда угодно, хоть в самые глубокие пучины ада. Пенберова побледнела от услышанного. Всё таки ей не показалось. Всё таки так и есть. «Он собирается на мне… Ох, да, просто заебись!» — рыкнула русская, хотя внутри рыдала. Просыпаться с этим человеком каждое утро, засыпать с ним каждую ночь, жить с ним под одной крышей и, боже упаси, родить ребенка от него… Просто возмутительно! Но иначе никак не выходит. Зато её близкие и друзья будут живы. Надо напоминать себе об этом, и будет не так больно. — Не надо идти так далеко, Эрик… Я принимать Ваши условий.«Мой бесподобный ангел, Вы ведь не думали, что я оставлю Вас? То кольцо, что Вы носите. Это не просто подарок в знак моей любви Вам, нет. Кольцо с самого начала было обручальным. И Вы, тогда сами этого не ведая, ответили согласием. Но я очень рад этому. Я не буду томить, я сделаю всё быстро. А когда Вы наконец станете моей женой, я последую за Вами на поверхность… Ох, я уже слышу звон колоколов, эта небесная музыка~».
«Все мы хотим быть счастливыми. Даже если за счастье придётся платить.»