«Здесь заканчивается история Призрака Оперы, но моя история только начинается…»
«…мы прожили у Хатима где-то две недели. Потом мы уехали под покровом ночи, так как случилось то, чего мы опасались. К счастью, жандармы нас не заметили и мы спокойно уехали из Парижа. Не знаю почему, но в тот момент мне в голову пришла идея жить в Руане. Ну, знаешь, вернуться к истокам. Ведь жизнь Эрика началась именно там, в городке на севере Франции.
Тем не менее, я успела перед отъездом отдать Хатиму несколько писем. Для мадам Жири, для Мег, для Сорелли, для Жамм и для Реми. Я попросила, чтобы Хатим лично в руки каждому отдал эти письма. Именно так, все и узнали, что я не погибла. В своих письмах, я просила прощения за то, что исчезла так внезапно и не попрощалась. Я сказала всем, что своим поступкам я старалась спасти их всех; что я заключила с Призраком Оперы сделку: либо он покидает оперный театр, либо я никогда бы за него не вышла. Не знаю как отреагировали вначале на эти письма близкие для меня люди. Но я более, чем уверена в том, что Реми до сих пор держит на меня обиду. Надеюсь, он нашёл себе идеальную девушку, женился и завёл семью… Я любила его, как и всех своих подружек и мадам Жири. Я желала Реми добра, хоть и не могла ответить ему взаимностью.
Говоря о нашем побеге, могу сказать, что это было сложным решением. Учитывая ещё и то, что нам пришлось около года жить в каком-то сарае. Пока мы строили наш дом, который ты видела. Спустя год, два месяца и восемь дней, наш с Эриком дом в Руане был готов. Да, дорогая, ты уже успела в нём побывать!
Четыре года мы жили довольствуясь лишь обществом друг друга, изредка, раз в три месяца, мы всё же навещали Хатима. Ах, мятный чай, тёплые вечера, его рассказы о Персии… Мои годы юности в обществе Эрика и Хатима протекали вполне себе хорошо.
Потом, спустя ещё четыре года, я рассказала Эрику радостную весть: я забеременела, а после, через девять месяцев, прямо в рождественское утро, у нас родился Тео.
Наша милая малютка Элла родилась через семь лет, поздней осенью, в дождливую ночь ноября. Эрик радовался рождению каждого ребёнка не меньше меня, а Хатим был для них дядей и дедушкой в одном лице.
Иными словами… Эх, как бы странно это ни звучало, я рада, что всё закончилось для меня именно так. Да, мне от многого пришлось отказаться. Да, я простилась со своими другими людьми.
Но, знаешь, иной судьбы в этой игре я бы себе не желала…»
— Ну, как-то так, — Агата пожимает плечами, отдав Персу свой сотовый, который снова завернула в свёрток. Смуглый мужчина принял его и молча положил в карман.
Мадемуазель в чайном платье осталась стоять где стояла, глядя на оперный театр…
Да, за время рассказа Аськи, герои уже успели тайком выбраться из убежища Эрика и вернуться на улицу. Сейчас Призрак Оперы, русская женщина, Дарога, Тео и Элла, и голубоглазая блондинка смотрели на оперный театр. Здесь произошло многое. И это «многое» навсегда останется в памяти тех, кто побывал внутри в дни, когда Пенберова пела. Сейчас уже не найти ей замены, как рассказала ей по секрету баронесса. Сейчас уже ни одна певица не станет великой сопрано, каковой была «гречанка» восемнадцать лет назад.
— …но это значит, — вдруг проглотила слюну девушка и указала на мужчину в чёрном плаще с капюшоном. Тот ухмыльнулся на её испуг и наконец совершил то, чего мадемуазель в чайном платье ждала с самого начала их встречи: он снял с головы капюшон.
Взору тринадцатилетней девушки предстало то самое лицо. Обезображенное, пугающее лицо Призрака Оперы. Увидев на милом личике девочки испуг и изумление, мужчина, чьи чёрные волосы уже были с еле заметной сединой, сверкнул своими янтарными глазами и улыбнулся:
— Всё верно, неизвестная мне. Я и есть тот самый Призрак Оперы, и моё имя Эрик.
Девушка остолбенела. Вся ненависть к этому человеку за смерть дяди уже давно прошла, вопросы улетучились, а любопытство возросло. Но уже юная мадемуазель не решалась спросить что-либо. Да уже и нечего спрашивать. Теперь она знала то, что хотела знать.
Это означало только одну вещь: пора нашим героям прощаться. Аська вот пятнадцать минут назад успела попрощаться с баронессой Кастелло-Барбезак и пообещать ей, что через месяц подруги снова свидятся. Ой, точно! Баронессу в девичестве звали Мег Жири!
— Полагаю, нам здесь больше нечего делать, — Эрик посчитал молчание девочки знаком неприязни к нему и торопился уйти. Он ни капли не держал зла на неё. За эти восемнадцать лет он многое осознал.
Призрак Оперы бы ненавидел себя из прошлого точно также. Кем он был, кем стал. Это — два разных человека. Но второго Эрика, сейчас могло бы и не быть, если бы Аська не попала в этот мир.
— Можем ли мы хотя бы узнать твоё имя перед тем, как наши пути разойдутся? — рискнула спросить мадам Агата после минуты молчания. На её вопрос девушка в чайном платье вздрогнула. Но потом выдохнула, поправила рукава и взглянула на женщину с пепельными волосами в светлую полоску своими голубыми глазами:
— Лотта. Лотта де Шаньи моё имя.
Услышав то о чём Пенберова подозревала уже давно, женщина улыбнулась. Быстро начав рыться в карманах своего тёмно-синего платья, она вынула из одного старый, пожелтевший конверт. Вздохнув и с тоской посмотрев на него, Аська подошла к девочке и отдала конверт ей.
— Я буду тебе очень благодарна, если ты передашь его своей маме. Если она не захочет мне писать, я всё пойму, — «гречанка» кивнула головой сдержанно, но девушка видела как быстро увлажнились глаза женщины и задрожали губы. Видно было, что русская с трудом сдерживала слёзы.
Аська вовсе не хотела как-то портить жизнь Кристине или навязаться. Просто она действительно скучала по ней и Раулю… Ну, по второму чуть меньше, но всё же. Если есть возможность хоть как-то связаться, Пенберова её не упустит. Особенно если дело касается мадемуазель Даэ — её любимой герои номер два, после Мег.
— Что ж… Надеюсь, однажды мы ещё встретимся. Покамест, прощай, Лотта. Передай маме и папе, что Агата их не забыла.
Аська с грустью направилась за Эриком и Хатимом, что простился немым кивком с девушкой. И только один юноша задерживался. Оценивающим взглядом рассматривая мадемуазель в чайном платье, Тео как будто настраивал себя на что-то. И от голубоглазой девочки это не укрылось.
— Тео? Вы что-то хотели? — тихо поинтересовалась у него Лотта, на что паренёк с пепельными волосами кивнул. Его янтарные глаза больше не горели подозрением в адрес девушки. Теперь они глядели на неё с лёгким теплом и дышал в её компании наследник Призрака Оперы расслабленно.
— Скорее не я, а моя младшая сестра, — когда из-за спины парня выглянула плачущая Элла, Лотта не смогла сдержать грустного вздоха. Подозвав к себе девочку, мадемуазель Шаньи присела перед ней на колени и обняла малютку. Ледяные ручки Эллы, её чёрные длинные волосы как у отца, печальные серые глаза как у матери, это красное платьице… Лотта запомнит их также, как и добродушную натуру этой девочки.
— Ну-ну, Элла, не надо плакать! — блондинка вытерла глазки ребёнка своим носовым платком и слегка улыбнулась. — Мы обязательно ещё увидимся, когда мама и папа снова решат приехать в Париж.
— Х-хорошо… Я Вас буду ждать. До встречи, мадемуазель! — обняв девушку напоследок, Элла поспешила за родителями и дедушкой, вклинилась между Эриком и Агатой и взяла обоих родителей за руки. Тео не спешил их догонять. Сердце парня не могло успокоиться и он ещё не придумал что говорить.
Но у него больше не было никаких оснований задерживать девушку и он лишь молча сунул ей в руки какой-то конверт с яркой, синей печатью. Набрав в лёгкие воздуха, Тео на одном дыхании произнёс тихим шёпотом:
— Прощайте, Лотта. Прошу, прочтите письмо, когда будете одна в гостинице.
После этого парень догнал своих родных и вместе с ними всё дальше и дальше отдалялся от дочери виконта и хористки. А Лотта долгое время наблюдала, как в лучах заката исчезают эти пять силуэтов… Она оторвала взгляд только тогда, когда последний силуэт, самый худой, не исчез из поля её зрения. Только потом мадемуазель Шаньи перевела взгляд на оперный театр.
Здесь началась история Призрака Оперы и девушки из другого мира. Здесь она и завершилась…
— Надо же, — подумала Лотта, прижав к себе два конверта. — Всё началось с простой просьбы. А переросло в это… Какая же я дурочка! Даже поблагодарить их за этот рассказ не успела!
С досадой и обидой на себя саму, Лотта решила не слушать Тео и открыла врученный ей конверт сейчас. Выудив оттуда письмо, девушка с улыбкой отметила, что к парня тоже почерк не идеальный. Но вот содержание его письма тронуло мадемуазель в чайном платье:
«Я не прощаюсь с Вами навечно, мадемуазель. Я более, чем уверен в том, что это не конец.
Вчера Вы — обыкновенная молодая девушка, что пришла к нам в дом в поисках ответа.
Сегодня Вы — девушка, что знает историю Призрака Оперы. И, кто знает…
Может, завтра нас ждёт встреча?
Что бы Вы не ответили, я и моя сестра отныне будем приходить к оперному театру каждый год в этот самый день. Я дал ей это обещание сразу же, как только познакомился с Вами.
Жду нашей скорой встречи,
Тео»
Лотта улыбнулась. Теперь у неё был повод вернуться сюда в следующем году. А пока она заботливо, бережно сложила письма в карман и быстрым шагом направилась в сторону гостиницы. Ей не терпелось поделиться с этими новостями со своими родителями. Она шла, а солнце медленно садилось, прячась за старым зданием театра парижской оперы.
***
Кристина Даэ и Рауль де Шаньи поженились спустя год после того, как уехали в Трестрау. Спустя три года, их порадовала своим появлением на свет их единственная дочь — Лотта. В этой девушке родители не чают души и по сей день.
Карлотта Алонсо уехала в Рим. Заполучив там популярность и признательность публики, испанка объездила весь мир. К концу своей карьеры она занялась обучением юных даровитых певцов.
Мадам Валериус была крайне огорчена вестью о смерти Агаты и о том, что в скором времени Кристина её покинет. Пожилая женщина скончалась через шесть недель после исчезновения Аськи.
Мадам и Мсье Делоне так и не смогли найти убийцу их дорогой дочери. Тем не менее, им удалось потребовать у оперного театра огромную компенсацию.
Базиль Жюльен, получив серьёзное воспаление лёгких после инцидента в театре, скончался спустя два месяца, восемнадцать лет назад.
Рене и Фэй, вспоминая об Агате и её отношениях с Вивьен, дали друг другу клятву никогда не ссориться. Танцовщицы до конца жизни оставались лучшими подругами.
Мсье Бюке ушёл на пенсию и сейчас вместе со своей супругой с нетерпением ждёт внуков от его дорогой дочери — Эллен Бюке.
Арман Моншармен, продолжив заниматься писательской деятельностью, опубликовал «Мемуары Директора», где от корки до корки описал всё, что происходило в театре во времена его, так сказать, правления. Он даже не забыл упомянуть о Призраке Оперы и похищении сопрано которой была известная всем «гречанка».
Фирмен Ришар также продолжал свою работу композитором и в параллель оставался директором оперного театра. К сожалению, умер от остановки сердца три года назад.
Мадам Сара Жири находилась в добром здравии и желала дочери лишь счастья. Сейчас она не работает, а с огромной радостью нянчит внуков.
Мадемуазель Сорелли Дюпон не утратила свою уверенность. Оправившись после пережитого, она стала величайшим хореографом за всю историю существования оперного театра. Только ей удалось так идеально соединить современные танцы и балет.
Баронесса Кастелло-Барбезак, она же Мег Жири, покинула сцену спустя пять лет после исчезновения Агаты. Став женой барона, который во всём и всегда поддерживает свою жену, Мег стала покровительницей всех танцовщиц оперного театра.
Малышка Жамм Луи покинула оперный театр спустя год после исчезновения Агаты. Позабыв о балете, девушка ушла с головой в изучение английского языка. В Париже отныне она известна как лучшая переводчица и обожательница кошек.
Мсье Реми уволился в тот же день, как только получил из рук Перса письмо Агаты. Прочитав его, молодой человек не стал держать обиды на девушку, но покинул оперный театр, так как всё в нём напоминало слуге дирекции о Пенберовой. Реми уехал в Канны к родственникам, где открыл своё дело. Более нам ничего не известно…
Хатим так и продолжал жить в своей квартире на окраине улицы Риволи, ведя скромный образ жизни. Он души не чает в своих названных внуках и радуется каждому визиту своего дорогого друга и его семьи.
Призрак Оперы прожил поистине счастливую жизнь с Агатой и двумя их детьми. Дом над землёй, любящая жена, чудесные дети, дорогой друг… Наконец Эрик обрёл то, что искал: счастье и покой.
***
— Мамочка, ты куда?
Голосок дочери заставляет Аську замереть на пороге и повременить с выходом на улицу. Женщина оборачивается и на лету ловит бегущую к ней девочку. Серые глазки смотрят на Пенберову сонно, но Элла пытается изо всех сил не уснуть.
И «гречанка» улыбается глядя на это. Но тихая мелодия которую, видимо, слышала только она одна, заставила Аську поставить дочку на пол и поцеловать во впалую щёчку:
— Я сейчас вернулась, Элла. Просто мне нужно кое-что проверить. А ты пока сходи к дедушке Хатиму, пусть он тебя уложит.
— Хорошо… Спокойной ночи, мамочка!
Элла убежала и начала оттаскивать с кресла Хатима, который до этого момента наблюдал за шахматным поединком Эрика и Тео. Воспользовавшись тем, что сейчас на неё никто не смотрит, Аська натянула на себя свой теплый плащ, обмотала вокруг шеи старенький сиреневый шарфик и вышла на улицу из квартиры Дароги.
Отойдя от дома на пару метров, Пенберова спряталась за ближайшим деревом и достала из кармана платья припрятанный свёрток. Свёрток с её сотовым телефоном.
Достав свой телефон и осмотрев его, Аська удивилась увиденному: на экране больше не было комнаты Эрика. Была лишь заглавная тема игры «MazM: Jekyll and Hyde». И именно её музыка еле слышно играла сейчас. Испугавшись такому, Пенберова решила попытаться нажать на нижнюю часть экрана чтобы свернуть игру. Но вместо этого только очень больно порезала указательный палец.
— …блядь, — прошипела Аська русский мат. Единственный, который она помнила. Но и его хватало чтобы объяснить ощущения женщины. Её пугали такие изменения на телефоне и Пенберова решила, что надо раз и навсегда от него избавиться. Как тогда от маски Эрика.
Отнеся сотовый к каменной стене между соседними домами, «гречанка» начала изо всех сил бить по ней своим сотовым, при этом шёпотом повторяя только одно слово: «Бля». И лишь когда от экрана оставалось только ничтожное воспоминание, Аська не постеснялась и не поленилась дойти пешком до оперного театра.
Через задний двор женщине удалось пробраться в убежища Эрика, а точнее вновь вернуться к подземному озеру. Осмотревшись, как будто за ней следят мёртвые в водах озера, Аська достала сотовый из кармана и в последний раз на него посмотрела. Всё ещё слышна музыка из другой игры MazM, еле различимы пиксельные детали лондонских уличных фонарей и тумана. Даже воздух здесь стал не таким, как раньше. Не было больше запаха плесени. Пахло дождём…?!
— Ты у меня итак достаточно отнял. Маму, Тёмку, Феликса… Больше я играть по твоим правилам не буду! Прощай!
Выкинув сотовый в озеро, «гречанка» наблюдала за тем, как синий телефон скрылся за черепами под водой. Довольно кивнув самой себе Аська облегчённо выдохнула. Нет, правда! Ей сейчас стало так легко дышать. Она ни разу за эти восемнадцать лет так хорошо себя не чувствовала!
Но эта душевная лёгкость прошла, когда перед глазами всё начало плыть. Ноги резко отнялись и женщина упала на колени. Попытавшись встать, русская барышня вскрикнула от боли: как будто бы сейчас она наступила на гвоздь и проткнула обе ноги. В глазах всё начало раздваиваться, в тёмных углах помещения показывались какие-то знакомые чёрные силуэты. И от увиденного Пенберова снова начинает материться и показывать фигу направо и налево. Словно она попала в те времена, когда на Руси таким образом прогоняли нечистую силу.
Как бы то ни было, Агата потеряла сознание. А очнулась, что удивительно, уже дома у Хатима. За окнами рассвет, Эрик спит рядом и обнимает свою жену, в соседних комнатах наверное ещё дремлют дети и старый Перс.
Пенберова протёрла глаза не веря увиденному. Тихонько выбравшись из объятий спящего фантома, женщина начала по всему дому искать свой телефон. Но так и не нашла.
— …значит, это был не сон? То, что я видела там, у озера… Те силуэты, я их помню! Как силуэты артов из игры! — лицо Аськи бледнело с каждой секундой. Ей стало страшно. Почему так резко изменился фон на телефоне? Куда он исчез? И почему она очнулась здесь, а не у озера?
«Увы, Аська никогда не узнает. По крайней мере, не в этой жизни…»
