аутсайдеры

Чонгук никогда не спал по ночам, предпочитая в гостиной пялиться в экран электронной книги. Он жил в эти минуты. Пока тело было приковано к креслу с мягкими подлокотниками, а разум находился в сотне других миров. Однако, человек напротив не был из другого мира. Глядя в его раскосые, темные глаза хотелось думать, что он из той же вселенной, что и юноша. В них плескался отблесками огонь из камина, тишину разрезал гулкий треск дров, а в руке мужчины поблескивал пистолет. Чонгук должен был уехать с родителями на приём у Кимов, но сделал вид, что заболел. Пушка внезапно появляется прямо перед глазами. Размытое дуло, тонкие пальцы на курке, Чон думает, что у мужчины напротив должны руки выглядеть грубее для того, кто совершенно незаметно пробрался в хорошо охраняемый дом. Хотя. Юноша отводит взгляд от направленного на него пистолета, цепляясь за фигуру мужчины. Он был... Небольшой. Чонгук даже сидя в кресле, мог сказать, что собственный рост и размах плеч превосходили объёмы незнакомца. – Долго будешь так тупо пялиться? – Голос тихий, будто его обладателю было лень тратить силы на разговор. – Где сейф? Чонгук моргает пару раз и устало откладывает книжник в сторону. Он поднимается с места, неотрывно глядя в ничего не выражающие глаза напротив. Мужчина даже на шаг не отошел, когда фигура Чонгука возвысилась рядом, спокойно продолжая направлять на него пистолет. – Не будь таким медленным. – Раздраженно бросает, упирая дуло в спину Чона между лопаток, когда тот поворачивает в сторону родительской комнаты. Путь по винтовой лестнице наверх и вдоль по коридору с отвратительно широким, бордовым ковром посредине, Чонгук будто бы проходит один. Если бы не пистолет, навязчиво напоминающий о присутствии мужчины, юноша и правда подумал бы, что тот ему привиделся. Так тихо он шёл следом. – Малой, я вынесу тебе мозги, если будешь тупить. – Грабитель недовольно выдыхает и сам отворяет дверь в комнату, натянув рукав водолазки на худую ладонь, обойдя Чонгука. Такой самоуверенный. Чонгук просто стоит в проходе и наблюдает за тем, как рыжеволосый мужчина в небольшой рюкзак напихивает украшения его матери. Свет в комнате был выключен, но темно не было, ведь дверь в коридор всё ещё была распахнута, а тот весьма хорошо был наделен иллюминацией. Пистолет больше не был направлен на Гука, но по прежнему покоился в руках с тонкими пальцами, а потому Чон был уверен, – мужчине ничего не стоит за секунду раскрошить ему череп пулей. Всего лишь руку надо вскинуть. – Сейф. – Коротко напоминает он, присаживаясь на заправленную кровать. – Достань из него деньги и положи в рюкзак. Чонгук мельком обращает внимание на то, как свободную руку мужчина прижал к груди, чуть сгорбившись, но разумно рассудил, что спросит о состоянии того позже. Сначала деньги. Открыть этот идиотский сейф, над которым так тряслись родители почти весело, выгрести из него всё содержимое в рюкзак незнакомца и не ухмыльнуться криво фактически невозможно. – Че лыбишься? – Голос с хрипцой, промелькивает мысль, что курит много. Чонгук даже представляет, как меж его аккуратных пальцев зажатая сигаретка выглядит излишне эстетично. – Давно хотел опустошить этот сейф. – Проговаривает младший, подходя с зажатым в руке рюкзаком к мужчине, да тут же протягивает тот расслабленно. – Ты странный. – Грабитель встаёт с кровати, свободной рукой упершись в худое колено, и разгибается как-то болезненно, впрочем, тут же забирая чёрный, помятый рюкзак. – Теперь я должен тебя убить. – Проговаривает так, будто оповещает о том, что завтрак готов. Пора кушать сытные оладьи с кленовым сиропом, запивая дымящимся какао на кокосовом молоке. – Не. – Не? – Криво ухмыльнувшись, будто даже воодушевившись, переспрашивает мужчина, пока перекидывает рюкзак через плечо. Правда тут же морщится. – Чон Чонгук. – Юноша протягивает ладонь для рукопожатия и слегка подвисает, когда мужчина свою ладонь спокойно протягивает в ответ, да та почти исчезает из поля видимости от того, что рука Чонгука шире и объёмнее. – Чон Хосок. Но это не значит, что я оставлю тебя в жив... – Что у тебя с грудной клеткой? – Перебивает, до сих пор не отпустив руку мужчины. Ему нравится этот контакт, и пусть раньше Чонгук всегда делал то, что ему говорили, а не то, что ему нравилось, мужчина, будто перевернул всё с головы на ноги. Дышать стало легче. Бровь Хосока картинно гнется, но он высвобождает свою руку из плена чужой ладони, чтобы водолазку чёрную задрать, демонстрируя перебинтованную грудь. Заодно и поджарый живот с хорошо проступающими мышцами пресса. Его тело будто вовсе не содержало и капли жира. Кости да сухие мышцы. – Намджун пидор. Запомни, попытки кинуть меня заканчиваются смертью. Чонгук понимающе кивает, глядя на внезапно на голову свалившегося Хосока, чьё лицо не должно было походить на лик ангела в тусклом освещении, а фигура не должна была представлять из себя что-то изящное и пугающее одновременно. Отчего-то сомневаться не приходилось, если бы Чон хотел, он бы давно убил его. Но Чонгук жив. Смотрит на то, как педантично Хосок ладонью приглаживает водолазку, чтобы не топорщилась и сидела идеально, а затем вновь вскидывает уставшие глаза на младшего. – Куда поедем? – Спрашивает Чонгук раньше, чем невысокий мужчина вновь начал бы тыкать пистолетом ему в лоб. У Хосока то ли эмоции все атрофированы, то ли его сложно удивить из-за богатого жизненного опыта, но он ровно никак не реагирует на вопрос. Лишь молчит, глядя проницательно. По самые потроха. – К морю. – Наконец, отвечает он. – Недавно смотрел "Достучаться до небес", вдохновился. – Круто. – Чонгук прикидывает в голове, какой маленький городок подойдёт им для беззаботной жизни. – Хочу в провинцию Чолла-Намдо. – Родители будут искать тебя. – Хосок, наконец, двигается с места, направляясь на выход из комнаты. – Где кухня? – Они неспешно выходят в коридор, где Чонгук тут же берёт старшего за руку, а тот лишь пистолетом почесывает висок, да им же непослушную прядь челки за ухо заправляет. Она вновь падает на лоб. – Напишу им, что забрал все деньги, чтобы открыть бизнес в Китае. – Весело бросает младший, пока они спускаются по лестнице. – Они подумают, что это похищение. – Я оставлю подпись "Чонгук" на корейском. Для них это будет значить, что со мной всё хорошо. Они с детства так тряслись надо мной, что даже заставили придумать шифр, в случае моего похищения. Типа, если бы я подписал подобную записку "JK", то они бы поняли, что дело дрянь. – За пустой болтовней Чонугка, они доходят до кухни. – Ясно. Открой холодильник. Я не хочу, чтобы мои отпечатки пальцев светились хоть где-то. – Я могу быстро приготовить рис с морепродуктами, если хочешь нормально поесть. Хосок молчит ровно три секунды. – А давай, малец. Чонгук не чувствует себя странно, хотя эту ситуацию только подобным словом и возможно описать. Он кидает морепродукты на сковородку, рис в рисоварку, а сам болтает с Хосоком о недавно прочитанных книгах. Тот отвечает не сказать, что объёмно, но и скучающим его назвать сложно. Видимо, привык кратко излагать свои мысли. А ещё матерится много. Чонгук каждый раз оборачивается на него в эти моменты, чтобы удостовериться, что это действительно этот ангельский мужчина издает такие звуки. То, что Хосок ангелом не мог являться по ряду весомых причин, Чонгука не заботило. Ну убивал, ну грабил, да кто вообще идеальный? – Ты, правда, ненормальный какой-то. – Чуть обнажив верхние зубы, хмыкает старший, а Чонгук замечает ямочку на щеке. Ну, пиздец. А потом оказывается, что ямочек целых две, и их прекрасно видно, когда мужчина еду пережевывает, а потому Чонгуку кажется, что выстрелить он всё же успел тогда у камина. Прямо в сердце. А ещё младший думает, что у мужчины понятие нормы должно быть весьма искаженным, однако даже так он считает Чонгука ненормальным и это забавляло. Не более. Хосок расправляется с едой достаточно быстро, пока Чонгук упирается поясницей в кухонную гарнитуру, да тупо пялится на старшего, не произнося и звука. Старший убирает палочки в боковой карман рюкзака и со стула встаёт, вновь прикладывая руку к грудной клетке. Чонгуку почти болезненно хочется задрать сейчас водолазку того, чëртовы бинты с запекшейся корочкой крови развязать, чтобы лично лицезреть, что пидор Намджун оставил на теле грабителя. Если бы тот не был мертв, возможно, Чонгуку так же захотелось бы раскрошить его зубы об асфальт, раз за разом головой впечатывая в него. Как он посмел тронуть Хосока? – Пошли. – Сухо бросает мужчина, тут же чуть сгорбленно направляясь к выходу. И Чонгук слушается. Даже не думает о том, чтобы прихватить какие-нибудь свои вещи, ведь путь планируется долгий и всё в этом роде, только вот его это не заботило. Он же, наконец, может оставить всё это фальшивое существование позади, впервые в жизни делая то, что ему действительно хочется. И сейчас ему хочется выйти вслед за Хосоком из родительского дома, ступая на промозглую дорожку из мрамора, направляясь прямиком к парадному выходу. Привычный лай собак парадоксально был не слышен, как и шаги Хосока. Только гулкое эхо от чонгуковых кроссовок нарушало звенящую тишину. Чонгук был уверен, что чуткие псы спали сейчас не просто так, а виной тому был мужчина впереди. Если бы не дурацкий рюкзак на спине того, юноша уверен, он бы смог разглядеть его талию. – Ты такой красивый. – Зачем-то шепотом проговаривает Чонгук, будто боясь спугнуть тишину. Хосок на мгновение оборачивается на него с нечитаемым выражением лица и тут же дверь плечом толкает, чтобы не оставить отпечатков на ручке. Как-то вырубил сигнализацию, значит, иначе так просто она не отворилась бы. Вместо того, чтобы ужаснуться тому, что из себя представляет вообще этот Хосок, Чонгук слепо восхищается очередной раз. Они заваливаются в старенькую машину, временем или бременем потрепанную. Хосок закидывает рюкзак на заднее сидение, а пистолет убирает в бардачок перед Чонгуком, в котором младший также замечает несколько шоколадок Сникерс да какой-то олдскульный, кнопочный телефон. Круто. – Малой, какую музыку слушаешь? – Мужчина проверяет своё отражение в зеркале заднего вида, поправляя рыжую челку очередной раз за всё то время, какое они знакомы и настраивает зеркало вновь так, чтобы было видно дорогу позади. Машину заводит. В темноте ночи мужчина выглядел ещё притягательнее, его раскосые глаза вовсе стали чёрными, а блики на лице из-за падающих теней создавали сюрреалистическую картину, которую хотелось зарисовать. – Нет определенного жанра, меломан. – Это хорошо, потому что у меня всё равно здесь только один диск с блюзом. Не переношу, кстати. – Чонгук хмыкает, когда из старой магнитолы вырывается первый протяжный стон саксофона. – Достань карту, к какому шоссе хоть ехать, чтобы до этой твоей провинции добраться? Только не води нас кругами, умоляю, я выкину тебя из машины, если мы сделаем лишний крюк. Чонгук понимающе хмыкает и лезет в бардачок, чтобы достать карту, которую он в прошлый раз не заметил. Отчего-то доставать телефон из кармана джинс не хотелось, он его, наверное, вообще выкинет, когда ближе к утру напишет родителям о том, что украл их деньги. Они едут молча, Хосок отчужденно и устало следит за дорогой, пока Чонгук откровенно сел боком, чтобы неотрывно смотреть на старшего. – Дыру прожжешь. – Только спустя час проговаривает водитель, не меняя заебаного выражения лица. В свете фонарей мешки под его глазами казались больше, но вид это не портило. Острая линия подбородка, идеальный профиль, тонкие пальцы крепко сжимают руль, а спина вновь сгорблена. Отчего-то Чонгуку кажется, что будь у Хосока всё в порядке с грудной клеткой, он непременно сидел бы болезненно прямо, широко расправив худые плечи. – Ага. – Флегматично соглашается младший. Больше они вновь не разговаривают. Мишель Бубле из колонок на фоне зауныло тянет ко сну, как и бессонная ночь, а потому младший не замечает, как резко отрубается, пуская слюни на сидение машины. Просыпается он от того, что Хосок тычет ему пистолетом в висок, стоя возле открытой двери машины с его стороны. Было раннее утро, с улицы тянуло свежей прохладой, а капот автомобиля отражал первые солнечные лучи, слепя в глаза неистово. Чонгук пару раз моргает отчаянно да спину выпрямляет с болезненным стоном. Неудобно было спать сидя, что уж. Юноша поворачивает голову, отчего дуло пистолета теперь, холодя кожу, прижимается к его лбу, зато так можно увидеть нависающего Хосока, который с ничего не выражающим лицом пережевывал хотдог. Чонгук ежится от забирающегося под футболку холода с улицы, да выходит из машины, хрустя суставами. – Отправляй родителям весточку. Младший покорно кивает, протирая глаза тыльной стороной ладони, чтобы кумар быстрее спал, да телефон выуживает. И минуты не проходит, как сообщение отправляется по адресу, а Чонгук замахнувшись как бейсболист, выкидывает телефон так далеко в противоположную сторону от одинокой заправки, возле которой они остановились, что его становится не видно. Хосок пистолет тут же обратно в бардачок убирает, да протягивает младшему до этого висящий на локте пакет. Два ещё не остывших хотдога выглядят как лучший завтрак в мире. Оба парня присаживаются на капот, глядя как лениво солнце заполняет своим светом всё больше пространства их бренного мира, да молча жуют. – Я тебя поцелую. – Предупреждает Чонгук, прежде чем к старшему склониться, да за талию придерживая, губы того своими накрыть. Они в соусе сырном и кетчупе, но губы мягкие, да и Хосок не отстраняется, поэтому в один момент это приходится сделать младшему с довольной, идиотской улыбочкой. – Ещё раз поцелуешь меня, не почистив зубы, и я убью тебя. – Чонгук уже сбился со счета, сколько раз Хосок грозно угрожал, что убьёт его, но в этот раз не согласиться не может. Целоваться с грязными зубами, да ещё только что поев, прямо таки мерзко, но он бы натурально сдох, если бы ещё хоть секунду существовал без знания того, какие губы у старшего. – Хорошо. – Когда у меня заживет рана на груди, ты трахнешь меня. – Хорошо. – Чонгук довольно лыбится, глядя на расслабленное, видимо по жизни уставшее лицо старшего. Они сидят так ещё несколько минут, пока ветерок треплет волосы обоих, забираясь заодно под ткани одежды, пока солнце ещё не окончательно завладело этим миром, а, после, не сговариваясь, одновременно спрыгивают с капота, да садятся на передние сидения хосоковой развалюхи. Пора продолжить путь. К морю.