аутсайдеры

– Я люблю грязные разговоры в постели. – Типа называть тебя шлюхой и всё такое? Хосок жует конец зубочистки, прострационно глядя на предштормовые волны. Чонгук по-турецки сидит рядом, маясь с норовящим улететь листом бумаги, стараясь красиво запечатлеть на нем профиль старшего, чьи волосы находились в постоянном хаотичном движении. – Ага. – Сухо, безэмоционально, младший за прошедший месяц на сто процентов убедился, что хён иначе просто не умеет. Они сидят безмолвно какое-то время, вслушиваясь лишь в грозное волнение моря, пока первые капли дождя не падают на рисунок младшего. Тогда он хмурится и с места встаёт, пряча скетчбук в полы худой ветровки. Мужчина неспешно поднимается следом, пару раз хлопая себя по пятой точке, отряхиваясь. – Ты асексуал, Чонгук? – Ленно тянет Хосок, пока на их маленькой кухоньке кофе себе готовит. – Нет, с чего ты взял? – Юноша расположился на стуле за барной стойкой, отделяющей кухню от залы с прозрачными со стороны моря стенами. Тучи выглядели совсем недружелюбно, но оба просто надеялись, что их домик выдержит штормовой ветер с косым ливнем. Из-за творящегося на улице хаоса, дом казался ещё более уютным, чем обычно. – Мы уже месяц вместе каждый день находимся в одном помещении, а ты до сих пор не попытался трахнуть меня. Чонгук обрабатывает поступившую информацию несколько секунд, глупо пялясь в свой рисунок, а после выдыхает через нос и подписывает тот, как "Моя грязная шлюха", да тут же прищуренный взгляд на старшего поднимает. – Твоя рана... Ты же сам сказал, что... – А ты всегда такой послушный? Что-то сбегая из дома ты не думал о том, что тебе сказали старшие. Наверняка, тебе не было разрешено воровать деньги своих родаков в особо крупных размерах. – Хосок фыркает, свои огненные волосы поправляя и за печеньем на верхней полке тянется. Чонгук играет желваками, да стул покидает, чтобы в пару шагов оказаться за спиной мужчины. Он прижимается сзади, своим весом заставляя хёна тазобедренными косточками впечататься в столешницу. Хосок замирает с поднятой рукой, так и не дотянувшись до печенья, чувствуя как по загривку мелкие мурашки бегут от дыхания младшего в шею горячего. – А вот это уже интереснее. – С хрипцой произносит он, ладонями упираясь в столешницу кухонной тумбы. Руки Чонгука ныряют под хлопковую футболку, холодными ладонями оглаживая четко очерченные линии пресса. Одна плавно скользит выше, задевая затвердевший сосок мужчины, а вторая с нажимом давит на низ живота, едва пальцами заползая под кромку домашних штанов, отчего старший пропускает довольный выдох. – Бля. Чонгук хмыкает похабно, заводясь с пол-оборота. Тихо рыкает на ухо хёну, потираясь о задницу того пахом. Юноша действительно в каком-то смысле свято соблюдал установку на то, что вся их близость будет возможна только после того, как грудная клетка старшего заживет. И пусть она не до конца была в норме, сейчас было всё равно. Сорри нот, как говорится. Младший нападает на шею Хосока с мокрыми поцелуями, заставляя того голову отклонить, чтобы предоставить полный доступ к нежной коже. Его тело мёд. Такое послушное. Кажется, каким бы опасным не был Чон старший в повседневной жизни, он не соврал, что обожает, когда в постели над ним доминируют. Оставлять собственнические отметины не шее такого человека по-блядски прекрасно, время от времени не отказывая себе в удовольствии прикусить зубами выпирающие венки. Его кожа солоновата из-за того, что ещё утром они купались в море, а пахнет от неё свежестью и какой-то зазывающей свободой. За Хосоком хочется идти хоть на край света. Чонгук резко отстраняется отходя на шаг, да приказным тоном произносит: – Развернись ко мне, – и Хосок слушается, после поворота заглядывая в глаза младшему с чертиками, пляшущими по радужке, – на колени. И в лёгкой усмешке хёна, Чонгук видит одобрение. О да, ему нравится такое. Легкий стук колен о брусчатый пол, темный взгляд Чонгука сверху вниз и длинные пальцы, зарывающиеся в огненные волосы старшего. Тот смотрелся великолепно, стоя на коленях с этим своим притворно преданным взглядом. Глухой звук открывающейся ширинки теряется в оглушительном громе, но если минутами ранее надвигающийся шторм порождал волнения, то сейчас хаос по ту сторону окон добавлял атмосферы бушующим гормонам Чонгука. Он уже возбужден, уже в нетерпении, свободной рукой спускает брюки с нижним бельём и тихо шипит сквозь зубы, когда худая ладонь старшего опускается на ствол. Хосок выглядит слишком довольным, необузданный чёрт, который надел маску послушного ангела. И будь младший с вагоном загонов, то такая смена в эмоциях Хосока заставила бы его забиться в депрессивный кокон. Боже. Посмотрите. Кажется, он получает удовольствие только от секса. Дьявол. Благослови. Чонгуку нравится это. Глаза Хосока направлены точно вверх, куда-то по самые потроха, он едва ли моргает и лишь издевательски медленно вводит кулаком по члену младшего вверх и вниз. Чонгук мог бы сделать вид, что он отлично контролирует свои порывы, но в этом доме доказывать что-то кому-то нет смысла, поэтому в этой игре старшего он поддаваться не собирается. Никаких издевок, мучительных ожиданий и прочего. – Открой рот. – Чонгук убирает руку старшего себе на бедро, а сам за волосы лицо того тянет ближе к члену и, кто бы мог подумать, Хосок приоткрывает губы, без сопротивления позволяя младшему запустить головку члена в горячую полость рта. Чонгук шумно выдыхает через нос, смотрит секунду вожделенно, а потом грубо толкается глубже, заставляя Хосока открыть рот шире. Тот жмурится, но не отстраняется. Чонгук, конечно, смотрел много порно. Где милые мальчики часами, кажется, вылизывают члены активов, старательно обводя языком каждую венку, но в жопу милых мальчиков. Чонгуку просто хочется вытрахать рот преступного Хосока, а после перейти к чему-нибудь поинтереснее. Он наращивает темп, время от времени головкой упираясь в горло старшего и это пиздато, потому что в такие моменты тот руками упирается в бедра Гука, с чавкающим звуком отстраняясь от члена, чтобы прокашляться, слюна стекает у него по подбородку, а рефлекторные слёзы скапливаются в уголках глаз. – Тебе же нравится это. – Надменно шепчет Чонгук и Хосок, бросая быстрый взгляд вверх, тут же вновь берет по самые гланды. Потому что да, нравится. В очередной такой момент, когда Хосок давится, младший тянет его за волосы вверх и как бы не было грязно целовать рот, который только что скользил по собственному члену, Чонгук не может отказать себе в этом. Эта грязь заводит, старающийся ухватить побольше воздуха Хосок очарователен, и языком исследовать его рот, не позволяя ему в итоге нормально вдохнуть, тоже круто. – Уебан... – В поцелуй хрипит старший, вызывая кривую улыбку на губах младшего. Окей, похоже он садист. Пока они мокро и громко целуются, руки Чонгука стягивают брюки Хосока, широкая ладонь вгрызается в ягодицу, сгребая её, вторая рука буквально вжимает тело вора в тело Чонгука. Чон обрывает поцелуй, чтобы после звонкого шлепка по обнаженной ягодице, два пальца запихать в рот старшего, не в силах думать о какой-то более щадящей смазке. Пусть Хосок пристрелит его завтра, насрать. – Хорошая шлюха. – Хрипит младший, наблюдая за тем, как старательно старший вылизывает его пальцы, но ещё дольше так продолжаться не может, иначе Чонгук кончит от одного этого вида. Ливневые капли обрушиваются на окна, младший опускает руку вниз и оглаживает анальное отверстие Хосока, отчего то рефлекторно сжимается. Сам Хосок руками цепляется за плечи младшего и в момент, когда тот без особых церемоний сквозь сопротивление мышц проталкивает внутрь первый палец, старший вгоняет ногти в кожу его спины, с рыком сквозь зубы откидывая голову назад. – Блять, я убью тебя. – Хорошо. – Душно отвечает Чонгук в шею старшего, носом втягивая как одурелый запах пота того, смешавшийся с чем-то мускусным. – Нет, я серьёзно. – Хосок злобно дергает Чонгук за волосы, отчего тот шипит громко. – Найди какую-нибудь смазку или твои родаки получат посылку с твоими конечностями. И единственное, что коробит Чонгука, – ему придется оторваться от желанного тела хёна. Он кусает того в шею, после чего убирает палец, ловя выдох облегчения старшего. Оба дышат громко и часто, Чонгук тянется к тому, что первое попадается ему на глаза, а именно к дверце холодильника. Там должен быть какой-нибудь крем, иначе он и без помощи Хосока сдохнет от нетерпения. Судорожно сдвинув бинты, которых было дохуя и больше из-за бывшей раны старшего, Чонгук находит его же крем от боли в мышцах и его это веселит так, что он разворачивается с находкой в руке чуть ли не пританцовывая, однако по дыхалке бьёт Шварц, обрывая умение дышать, когда младший видит... Как хён склонился на барную стойку. Его спина была выгнута, а взгляд, через плечо брошенный, такой похабный, что казался развратнее всей позы в целом. Задница манила, будучи оттопыренной. – Какая же ты сучка. – Поражено тянет Чонгук, но после отмирает, чтобы с глухим рыком преодолеть шаг к старшему. Он наваливается на Хосока сверху, придавливая его весом к столешнице стойки, упирается членом меж ягодиц и потеряно трется о них, шепча на ухо хёну самое пошлое, что только может выдать его опьяненный мозг. Крышка от крема падает на пол и укатывается, чтобы больше не быть найденной. Чонгук выдавливает холодный крем прямо на колечко мышц старшего, отчего тот из-за резкой смены температур вздрагивает крупно. Палец донсена на этот раз скользит внутрь гораздо легче, а после даже не следует никаких угроз от Хосока, только рваные вдохи, потому после недолгой стимуляции, Чонгук вводит в горячее нутро второй палец. Старший пропускает скулящий стон, шире расставляя ноги. Чонгук вгоняет пальцы с наслаждением, жестко и глубоко. Вгоняет до тех пор, пока Хосок не начинает подмахивать в такт их движению, и когда это происходит, смысла ждать и сдерживаться больше нет. Старший недовольно хмурится, когда внутри чувствует пустоту, хочется рявкнуть что-то на подобии "верни, блять, пальцы на место", но он не долбаеб, знает, что за этим последует. Чон прострационно размазывает крем по члену, разводит ягодицы старшего в стороны и на пару секунд завороженно замирает, глядя на того в этой ужасно откровенной позе. Он точно выстрелил тогда у камина. Иначе как ещё Чонгук мог попасть в рай. Он входит медленно, задержав дыхание. Голову откидывает назад, зажмурив глаза и пытается нарисовать в голове у себя что-то максимально мерзкое, потому что спустить в эту секунду будет очень тупо. Потому что, блять, в Хосоке так ахуенно хорошо, что никакая девушка из прошлого Чонгука не сравнится. Наверное, дело не только в прекрасном теле того, но и в чем-то эмоционально импонирующем, но об этом можно подумать и не сейчас. Сейчас он входит по самое основание, а изо рта у Хосока вырывается протяжный стон. У него меж лопаток капли пота, вся шея в отметинах Чонгука, а волосы больше похожи на воронье гнездо, но он всё равно самый лучший. И в данную минуту полностью принадлежит Чонгуку, даже если на самом деле никогда ему не будет принадлежать. Такие мысли внезапно злят младшего. Он резко выходит, глядя на метающегося Хосока. Входит обратно грубо, до шлепка обнаженных тел друг о друга, до скрежета зубов. Чон изнывающе мычит под ним, до побеления костяшек за край столешницы держится и, в отличии от младшего, не думает совершенно ни о чём. Чонгук не жалеет того, знает, что Хосок бы его не пожалел. Вдалбливается в податливое тело, крепко сжимая бедра в своих руках. Вгоняет член так глубоко, как может, заставляя хёна под ним срывать свой и без того вечно хриплый голос. Наконец, удовольствие вновь выгоняет все мысли из его дурной бошки, оставляя только вакуум, полностью заполненный звуками самого грязного секса в его жизни. Он не даёт себе передышки, хотя мышцы уже изнывают, но продолжают напрягаться на каком-то втором дыхании, невообразимой тяге. Хосок весь сжимается внезапно, а Чонгук всё прекрасно понимает, поэтому склоняется к телу того, вжимаясь в него всем весом в череде последних, жестких толчков. Хосок запрокидывает голову, весь начиная судорожно вздрагивать, да особо громко выстанывать что-то неразборчивое. Зубы младшего смыкаются на плече хёна, прокусывая кожу до крови в тот момент, когда он кончает следом прямо в нутро Хосока. За это он тоже может убить его. Пусть убьет. Спустя туманные минуты, в которых были только громкие вздохи и пляшущие перед глазами звёзды, до слуха обоих, наконец, доходит гроза. Бушующий шторм, который в отличии от них, заканчиваться не собирался.