Истории о тихом воронёнке

      Шоё всегда слышал мир как беспорядочный и приглушенный гул где-то на заднем фоне. Порой в больничной палате в ожидании осмотра, весь фоновой шум исчезает, иногда прерываясь на короткие тики. А в те времена, когда отцы ведут его за руку сквозь загруженные улицы Чикаго, приглушённый гул уже более отчётлив. Глухое рычание следует за ним, словно облако, о присутствии которого он знает, то так никогда и не сможет почувствовать.              Это мир, в котором он всегда жил и к которому он привык. Он не нуждается в слухе.              И ничего страшного, если Тобио иногда забывает о глухоте Шоё, разражаясь долгими и радостными тирадами, которые мальчик даже не надеется разобрать. Или если он не может посмотреть фильм без того, чтобы отцы переводили ему каждое слово. Или если он не может поиграть с другими детьми на площадке, потому что они странно на него косятся, когда он не разговаривает.              Это то, с чем Шоё жил всю свою жизнь. То, что никогда особо его не беспокоило лишь по той причине, что он не знал, как может быть по-другому.              Он жил в тишине и даже не представлял, что это когда-либо изменится.              Поэтому когда доктор Иваизуми заявляет, что Шоё можно подобрать слуховой аппарат, его реакция не сопровождается широкой улыбкой или звонким смехом.              По крайней мере, не сразу. Потому что отец рядом с ним рад настолько, что мягкая вибрация от смеха и возгласов мягко тревожит тишину вокруг него. И Шоё поддакивает, смеясь и хлопая в ладоши, даже если не совсем понимает, чему так рады его родители.              Мальчик притихает, когда другой, более спокойный и мягкий папа, чей голос редко прерывает раскинувшуюся внутри головы тишину, гладит его волосы.              — Хочешь носить слуховой аппарат, Шоё?              Он хочет. Потому что его отец все ещё радостно смеётся рядом. Потому что у самого доктора Иваизуми есть два оборачивающих ушную раковину маленьких приборчика, из-за которых он немного смахивает на супергероя. Потому что даже несмотря на то, что папа спросил его, он сам выглядит так, словно уверен, что Шоё ответит: «Да, естественно я захочу носить слуховой аппарат!».              Ведь разве он не должен хотеть иметь возможность слышать?       — Они помогут тебе слышать, и тогда ты сможешь делать всё то, что могут делать и другие дети. Мне кажется, они пойдут тебе на пользу, — затем добавляет его папа.              Даже если он пока не осознает этого -ещё слишком мал, чтобы понять детскую нужду подражать окружающим его взрослым — решающим звеном в выборе Шоё становятся ожидания людей, на которых он равняется. Словно маленький мальчик, наряжаясь, меряет папин галстук и топчет начищенные кожаные туфли, которые станут ему в пору только через много лет. Он хочет походить на своих родителей, носить ту же одежду, есть ту же еду, слышать те же звуки.              Слуховой аппарат даст ему возможность ощутить мир так, как его ощущают окружающие. Это упростит его дальнейшую жизнь, и он будет способен делать всё то же, что и остальные. Но перспектива носить слуховой аппарат ему нравится не по этим причинам. А потому что комфорт тишины поглощён мнением его родителей, поглощён будоражащей радостью его отца и фразой «мне кажется, они пойдут тебе на пользу».              Воодушевлённо кивая отцу, Шоё решает, что он всё-таки хочет носить слуховой аппарат.              Даже если только потому, что это то, чего хотят его родителя.                     — Мы дома!              Акааши поднимает взгляд с папки перед ним, наблюдая за тем, как его муж вваливается внутрь с Шоё на плечах. Бокуто снимает его и усаживает на колени Акааши, чмокая мужа.              -Как прошла тренировка? — спрашивает Акааши, пока Шоё беспокойно ёрзает на коленях, пытаясь схватить что-нибудь со стола.              — Потрясно! Шоё хорошо провёл время со взрослыми ребятами, правда, малыш? — отвечает Бокуто, отодвигая карандаши и бумагу подальше от ребёнка.              — Я играл с большими ребятами, пап! — гордо, кивая, отвечает Шоё.              — Да ладно? — говорит Акааши, широко улыбаясь сыну, который уже занят пересказом того, что произошло на волейбольной тренировке у Бокуто. Начиная от собаки, которую он там встретил, и заканчивая историей о том, как подопечные Бокуто кидали ему мячи, которые он пасовал обратно. Акааши внимательно следит за ним, даже несмотря на то, что его сын, рвясь донести мысль, придумывает какие-то свои восторженные жесты.              — Кажется, ты весело провёл время, — комментирует Акааши, щекоча Шоё подмышками, и встаёт с ребёнком на руках со стула. Шоё вертится в объятиях Акааши, поэтому тот крепче прижимает сына, чтобы не уронить. — Бокуто, скажи ему, что я собираюсь уложить его спать, а то руки немного заняты.              — Почему ты перекладываешь клеймо «плохого родителя» на меня? Не хочу сообщать нашему сыну о том, что ему нужно идти спать, — дуется Бокуто, на что Акааши одаряет его строгим взглядом, и тот, скрепя сердце, показывает:              — Время спать, малыш.              — Чего? Но я не устал! — отвечает Шоё и с широко раскрытыми глазами оборачивается посмотреть на Акааши. Что было ошибкой, поскольку хладнокровный Акааши не пал перед щенячьим взглядом своего сына. Вместо этого он относит в спальню, переодевает в пижаму с ракетами, укутывает в одеяло и протягивает ему плюшевую сову. Сжав её в объятиях, Шоё трётся щекой о набитую плюшем голову и громко зевает. Акааши убирает чёлку сына, нежно целует в лоб, а затем возвращается на кухню.              В отсутствие Акааши его стул занял Бокуто, перебирая брошюры с широко раскрытыми глазами.              — Что это такое?              — Информация о слуховом аппарате для Шоё, — вздыхает Акааши.              Глаза Бокуто тут же загораются, и он начинает просматривать бумаги с уже большим энтузиазмом.              — Будет здорово, Кейджи. Он так обрадуется! Не могу дождаться, чтобы увидеть выражение его лица. Только представь: он будет так счастлив, и у нас появится возможность поговорить с ним. Он сможет услышать наши голоса и посмотреть ф… Кейджи? В чём проблема?              Не говоря ни слова, Кейджи подходит к столу и протягивает одну из листовок в сторону мужа. Нахмурившись, Бокуто ждёт от Акааши объяснения, но, когда его не следует, сам оглядывает бумажку.              Проблемой оказываются знак доллара, цифры и кучи нулей.              — Твою мать, — ошеломлённо выдаёт он и переворачивает листовку, словно ожидая на обратной стороне увидеть огромными буквами слово «КУПИЛСЯ», — так много за пару слуховых аппаратов?              — Нет, — отвечает Акааши, и Бокуто уже собрался выдохнуть с облегчением, но… — Так много всего за один слуховой аппарат.              Бокуто резко поднимается, одной рукой ударяя по столу, а другой тыча скомканной листовкой в лицо Акааши.              — Один слуховой аппарат? — на что Акааши кивает в ответ. — Так нам надо заплатить вдвое больше этой суммы? — Снова кивает. — У нас хватит денег?              — Не знаю.              — Страховка?              — Она не покрывает их. Они «необязательные».              — Что это значит?              — Что слуховой аппарат для здоровья Шоё не считается необходимым.              Долгое время Бокуто стоит неподвижно и с отвисшей челюстью смотрит на Акааши полными испуга глазами, пытаясь найти в его взгляде хоть какой-нибудь ответ. В какой-то момент он выпрямляется, расправив плечи, а его глаза загораются решительностью. Акааши уж было подумал, что тот сейчас устремится в страховую, где бы она не находилась, и потребует от них личного объяснения.              Но вместо этого он неожиданно обнимает мужа, положив голову ему на плечо.              — Что же нам делать?              — Мы справимся, — отвечает Акааши, прижимаясь губами к виску Бокуто. — У нас есть немного сбережений, и тебя только что повысили.              Они оба понимали, что этих средств будет недостаточно.              — Мы сможем их купить. Нам необходимо их купить. Для Шоё.              Бокуто согласно кивает, и оставшуюся часть ночи они проводят, подсчитывая цифры.                     Бокуто находит ещё одну — временную — работу в круглосуточной клинике неподалёку. В течение ночи он сидит на ресепшене, заполняя бумаги на пациентов в зале ожидания и вызывая врачей. Рабочие часы тянутся от позднего вечера до раннего утра, и домой он приходит, зевая, с оттенёнными синяками глазами. Ему удаётся поспать пару часов, прежде чем он уходит тренировать своих школьников.              И это действительно выматывает.              На вторую неделю в почти полчетвёртого утра, вернувшись домой, Бокуто даже не может дойти до кровати. Вместо этого он валится на диван, хватает ближайший предмет, который он может использовать в качестве подушки, засовывает его под голову и зарывается в него.              Если верить часам, Акааши будет спать ещё пару часов до того, как ему нужно будет вести Шоё в садик, а затем самому идти на работу. Если Бокуто уснёт прямо сейчас, то сможет поспать целых четыре часа, прежде чем ему нужно будет собираться в школу. Но это также означает, что он будет спать, пока бодрствуют Акааши и Шоё, и тогда он не увидит их до самого вечера.              Со стоном Бокуто переворачивается так, что его лицо утыкается в «подушку». В последнее время он видел свою семью лишь за ужином, после которого сразу убегал на работу. У него нет возможности отдохнуть с ними на диване по вечерам. У него нет возможности переодеть Шоё в пижаму и пожелать ему «спокойной ночи». У него нет возможности проспать всю ночь в объятиях мужа.              По его личному мнению, трудиться на двух работах — это отстой.              Он снова несчастно стонет, однако выходит что-то больше похожее на приглушённый крик, когда нечто болезненно врезается в его бок.              Бокуто резко садится, оборонительно закрывая себя руками, готовый атаковать любого решившего напасть на него монстра.              Но вместо монстра он встречается лицом к лицу с растерянным трёхлетним сыном.              Он тут же опускает руки, что Шоё принимает за разрешение забраться на диван к отцу. С воодушевлением Бокуто пригласительно распахивает объятия, ожидая, когда знакомая тяжесть малыша устроится у него на груди.              Вот только Шоё юркает ему под руку и стаскивает импровизированную «подушку» Бокуто с дивана, крепко обнимает плюшевую птицу, спрыгивает вниз и разворачивается унестись обратно в свою комнату.              — Нет, ты не пойдёшь, — ворчит Бокуто в глухие уши, хватая Шоё за спинку пижамки и прижимая обратно к себе. Шоё смеётся, когда они вместе с отцом ложатся обратно на диван, и разворачивается так, что оказывается распластанным на груди Бокуто, щекоча волосами подбородок отца. Мальчик роняет плюшевую сову, чтобы обнять отца, и Бокуто пользуется возможностью снова положить игрушку под голову.              Бокуто похлопывает сына по голове, и Шоё поднимает взгляд, опираясь подбородком о грудную клетку Бокуто.              — Чего это ты не спишь?              — Она пропала! — отвечает Шоё, указывая на птицу. — Мне пришлось отправиться на спасательную операцию, чтобы вызволить её!              Бокуто негромко смеётся, поскольку Акааши, скорее всего, ещё мирно спит в их спальне.              — Ты хорошо справился, — говорит он Шоё, на что его сын сонно улыбается, опуская голову и сильнее прижимаясь к Бокуто, — но сегодня она у меня в заложниках.              Шоё лишь продолжает молча лежать с закрытыми глазами, уткнувшись Бокуто в грудь.              «Вот для чего я это делаю», — напоминает себе Бокуто. Для того, чтобы Шоё не ограничивали звуки, которых он не может слышать. Для того, чтобы его сын смог с лёгкостью поддержать разговор с любым, кого он повстречает. Чтобы ему не пришлось уделять этому всю свою концентрацию.              Он делает это ради Шоё.              — Можно мне пойти обратно в кровать? — сонно, приподнявшись, спрашивает Шоё.              — Не-а, малыш, — отвечает Бокуто, целуя сына в лоб, — ты тоже сегодня у меня в заложниках.       Утром Акааши находит их в этой же позе: уткнувшийся в плечо отца Шоё и похрапывающий в ухо сына Бокуто              Акааши осторожно поднимает малыша с груди Бокуто, аккуратно выуживая его от удерживающих его в безопасности объятий. После того, как он, наконец, высвобождает Шоё, Акааши покачивает малыша на бедре, чтобы тот проснулся, а затем опускает на пол и велит одеться.              Оборачиваясь к дивану, Акааши вздыхает и накрывает мужа взятым со спинки стула пледом. Какое-то мгновение он просто стоит, наблюдая, как Бокуто зарывается глубже в плед и подтягивает один его край под подбородок. Затем Акааши наклоняется, мягко целуя мужа в губы.              Он отходит назад и чувствует, как его запястье охватывает рука, прижимая ладонь к губам. Бокуто нежно целует выгравированные на его коже линии и шепчет:              — Остался ещё один месяц или около того. Потом у нас будет достаточно денег.              Акааши прижимает руку к щеке Бокуто и зарывает его лицо обратно в импровизированную подушку в виде совы.              — Ложись спать, Котаро.              Лёгкую улыбку ему приходится прятать за своей рукой.                     Полгода спустя третье день рождения Шоё (почти четыре месяца с момента, как он официально стал «их»)они снова оказываются в офисе доктора Иваизуми. В этот раз на столе перед ними сияет пара слуховых аппаратов.              Шоё нетерпеливо подпрыгивает на стуле, пока Иваизуми заполняет документы на ноутбуке. Он с нескрываемым изумлением смотрит на слуховые аппараты, и Бокуто улыбается мужу над головой ребёнка.              — Я могу слышать? — нетерпеливо спрашивает Шоё.              — Ещё нет, малыш, но через пару минут сможешь, — смеётся Акааши.              — Как супергерои, — кивает Шоё и возвращается к гляделкам с парой слуховых аппаратов.              — Ага, приятель, как только ты их наденешь, то станешь прямо как супергерой! — отвечает Бокуто, на что энтузиазм Шоё значительно возрастает. Он взбрасывает руки в спонтанном, не имеющим ничего общего с жестовым языком движении и неуклюже попискивает в порыве энтузиазма.              Акааши убирает волосы Шоё со лба в тщетной попытке успокоить ребёнка. Шоё перестаёт ёрзать, но его стопы неугомонно продолжают стучать о ножки стула.              Так как Шоё не утихает, Бокуто усаживает его к себе на колени и, выставив руки перед собой, говорит:              — Ты станешь крутейшим супергероем в округе! И как только будешь слышать, мы пересмотрим все супергеройские фильмы, чтобы тебе было с кого брать пример.              Шоё радостно взвизгивает, и Бокуто взволнованно усыпает его голову поцелуями, протягиваясь взять руку мужа.              Акааши мягко сжимает руку Бокуто в ответ. Даже после снятия средств со сберегательных счетов, после того, как Бокуто неделями надрывался на двух работах, после часов, проведённых в поиске лучшего слухового аппарата для их сына — все усилия могут быть напрасны.              Была высокая вероятность того, что аппарат не сработает.              Иваизуми сообщил им, что глухота Шоё намного сложнее, чем тот простой факт, что он не может слышать. На самом деле, в каком-то роде Шоё постоянно слышит фоновой шум.              Глухота Шоё настолько серьёзная, что его уши не воспринимают всё, что тише рёва обыкновенного мотоцикла. Это означает, что элементарный разговор в его случае почти невозможен без помощи слухового аппарата.              После этого Иваизуми рассказал о частотах и о том, как они влияют на слух Шоё. Звуки с более высокой частотой были ещё более неразличимы для их сына, включая те, что задействованы в человеческой речи.              Хотя это не значит, что Шоё их никогда не слышал. Учитывая громкость Бокуто, он, вероятнее всего, улавливал какие-то части и моменты из их разговоров. Но из-за невозможности восприятия некоторых частот, он совершенно не мог понять что-либо, кроме неразборчивого шума на фоне.              Даже используя слуховой аппарат, какие-то частоты всё ещё будут для Шоё вне восприятия.              Однако существуют такие цифровые слуховые аппараты — лучшие из существующих, что стоят тысячи долларов, но творят невероятные вещи. Они могут изменять окружающие звуки, и при необходимости корректировать тона и понижать их до частот, которые Шоё бы сумел различить.              На это всё ещё понадобится время. И к этому также понадобится приложить усилия. Не только Шоё, но и тем, кто окружает его.              И Акааши с Бокуто готовы приложить столько усилий, сколько будет необходимо для того, чтобы всё получилось.              Хорошо, — говорит Иваизуми, отворачиваясь от ноутбука с ещё открытым на его экране сложным графиком, — готов попробовать, Шоё?              Взволнованный Шоё на коленях у Бокуто кивает словам Иваизуми. Его взгляд смещается на слуховые аппараты доктора — два черных сияющих прибора, окантовывающих ушную раковину. От этого вида улыбка мальчика становится ярче.              Подбадривающе улыбаясь, Иваизуми берёт слуховые аппараты Шоё — похожие на его собственные по форме, но отличающиеся ярко-оранжевой расцветкой корпусов. Он осторожно подвешивает каждый из них на уши малыша, поправляя резиновый рожок так, что он расположен прямо у ушного канала.              Когда он отклоняется, Шоё из-за дискомфорта сморщивает нос.              Акааши наблюдает за тем, как Иваизуми осматривает мальчика прежде, чем наклоняется проверить, удобно ли установлены слуховые аппараты. Шоё лишь продолжает радостно кивать, и Акааши задумывается, понимает ли его сын, что сейчас вообще произойдёт, или он слишком зациклен на том, что будет похож на Иваизуми, на своих родителей, на супергероя.              Но Шоё заслуживает возможность слышать. Даже несмотря на то, что он ещё слишком мал, чтобы осознать, что он упускает сейчас, слуховые аппараты в будущем принесут ему только пользу.              Наконец, Иваизуми оставляет Шоё, чтобы что-то напечатать в компьютере. Затем он разворачивает кресло к семье и улыбается.              — Готов, Шоё?              — Да, — смеётся Шоё, «кивая» кулачком.              — Некоторое время ничего не говорите. Позвольте ему привыкнуть к общей обстановке, прежде чем мы начнём знакомить его с другими звуками, — говорит Иваизуми паре, протягивая руку к слуховому аппарату Шоё.              Бокуто утвердительно мычит, в предвкушении крепче прижимая Шоё к груди.              — Конечно, — шепчет Акааши и продолжает беспокойно поглаживать волосы сына, помня о том, что Шоё может перенервничать из-за появления большого количества разных звуков так сразу. Он годами жил практически в тишине, а к звукам нужно будет привыкать.              А затем Иваизуми щелкает маленький переключатель сбоку слухового аппарата.              И реакция на это мгновенная.              Шоё замирает, а в его глазах проскальзывает что-то похожее на панику. Акааши тут же зажимает руку сына в своих, а Бокуто долго целует его волосы, отчаянно пытаясь успокоить Шоё прежде, чем тот перенервничает.              Однако из-за успокаивающих прикосновений его родителей он также быстро расслабляется. Медленно моргая, его взгляд бегает по комнате, словно надеясь найти единственный источник всех этих новых звуков.              А потом он улыбается.              Акааши облегчённо выдыхает и краем глаза видит, как на стуле расслабляется Бокуто. Даже сам Иваизуми улыбается, размахивая ладонью перед лицом Шоё в попытке обратить его внимание на себя.              — Я собираюсь поговорить с тобой, ладно? Скажи, если станет невмоготу.              Мальчик кивает в ответ.              — Шоё, ты отчётливо слышишь мой голос?              Некоторое время Шоё молчит, с удивлением глядя на Иваизуми. А затем:              — Это — слова?              Позади него Бокуто не в силах сдержать свой громкий смех, чем пугает Шоё. Он резко крутит головой, направляя всё своё удивление на отца.              — Смех! — «выкрикивает» мальчик жестами, на что Бокуто рьяно кивает.              В его глазах Акааши видит еле сдерживаемые слёзы.              Вероятно Иваизуми их тоже видит, потому что отходит от семьи и направляется к выходу.              — Думаю, его слуховой аппарат исправно работает. Я дам вам, ребята, поговорить немного, — говорит он с улыбкой, и Акааши хотелось бы найти достаточно слов, чтобы отблагодарить Иваизуми за создание этой возможности для них. Однако прежде, чем он успевает что-либо сказать, доктор уже выходит из кабинета, обещая настроить слуховые аппараты через пару минут.              Бокуто поднимает Шоё со своих колен и усаживает на отдельный стул, разворачивая его лицом к родителям.              Радостный Шоё с воодушевлением смотрит на пару широко раскрытыми глазами. Внезапно Акааши хочется выпалить так много слов, насколько это возможно; ему хочется поговорить со своим сыном; хочется, чтобы он услышал их.              Но это непременно напугает Шоё.              Они не могут просто забросать малыша словами, нагружая его хрупкие плечи каждым слогом в надежде, что он удержит вес сказанного. Им необходимо давать слова медленно — по одному за раз — и позволить научиться их удерживать.              Бокуто рядом с Акааши весь дрожит. В его глазах горят огоньки, он едва сдерживает себя, зажав в кулаке ткань джинсовых брюк. Внезапно Бокуто подпрыгивает и толкает плечо Акааши своим.              Давай.              Пара согласилась, что первым из них, кто начнёт говорить с Шоё, будет Акааши. Бокуто совершенно не может контролировать свой голос, и была большая вероятность того, что от волнения его лёгкие выдадут раздирающие резкие крики. Акааши был способен сдерживать себя и оставаться негромким — комфортным для барабанных перепонок Шоё.              Потому Акааши сглатывает комок в горле, чувствуя, как тот утопает в тяжести глубоко в груди. Он нежно улыбается всё ещё беспокойному Шоё и говорит:              — Привет, Шоё.              Шоё и мускулом не ведёт.              Акааши недолго выжидает, а затем снова обращается к сыну.              Но на этот раз дублируя слова и на жестовом языке.              — Привет, Шоё.              Мальчик тут же раскрывает рот в изумлении и прыгает вперёд, соскакивая со стула. Он втискивается между коленями Акааши и говорит:              — Это моё имя!              — Шоё, — кивает Акааши, чувствуя как у него перехватывает дыхание.              — Скажи ещё раз!              — Шоё! — ударяетпо стенам маленького кабинета голос Бокуто. Шоё вздрагивает, но затем поворачивается взглянуть на своего второго отца. Смеясь, Бокуто усаживает Шоё к себе на колени.              — Шоё, — повторяет он уже более мягким, более мелодичным тоном.              На что Шоё в ответ хихикает.              И тут же удивлённо прикрывает ладонями рот.              — Ты слышал это, малыш? — спрашивает Акааши, дублируя слова жестами. — Это был твой смех.              Шоё хлопает ресницами, но всё же открывает рот в попытке повторить те же звуки.Затем из него льётся радостный поток абсолютной несуразицы; неразборчивое бормотание, подбадриваемое бережными словами от Бокуто и Акааши.              Когда Иваизуми возвращается в кабинет, Шоё все ещё бормочет звуки себе под нос. Он укладывает руку на плечо Бокуто и протягивает ему аккуратно скреплённую пачку документов, которую Акааши тут же вырывает из его рук. Он знает, что его мужу ни в каком случае нельзя доверять какие-либо документы.              — Небольшое предупреждение, — добавляет Иваизуми, провожая их из больницы, — уличные звуки могут ошеломить его. Когда я впервые услышал с помощью своих слуховых аппаратов, то ни за что больше не хотел носить их вблизи дорог, людных или вообще каких-либо других шумных мест. С Шоё может быть то же самое.                     С Шоё и случилось то же самое.              Как только они шагнули на оживлённые улицы Чикаго, Шоё напрягся и сильнее сжал руку Бокуто. Семья смогла пройти лишь пару улиц в сторону их дома, прежде чем кто-то посигналил в машине, и Шоё начал выходить из себя.              Он тянет руку отца, пока они все не останавливаются. Когда Акааши оборачивается, глаза его сына наполнены слезами, а губа предупреждающе подрагивает.              А затем сигналит ещё одна машина.              И Шоё не выдерживает.              — Снимите! Снимите! Хочу, чтобы их сняли!              Бокуто тут же наклоняется и выуживает аппараты из ушных раковин Шоё, затем Акааши, усадив сына на бедро, мягко целует кончики его ушей.              Слезы всё ещё текут по щекам затихшего малыша, пока они продолжают брести сквозь загруженные улицы Чикаго. Он засыпает ещё прежде, чем они успевают дойти до дома, и не просыпается, пока Акааши не усаживает его на другое бедро, чтобы вытащить из кармана ключи от квартиры.              Включив в полной тишине свет в комнате Шоё, они помогли ему переодеться в пижаму и уложили в кровать, укутав одеялом. Когда Бокуто и Акааши уже собирались выйти из комнаты, Шоё говорит:              — Мне они не нравятся.              Какая-то часть внутри Акааши оседает под натиском горького разочарования: он правда надеялся, что слуховые аппараты пойдут Шоё на пользу. Они с таким трудом добыли деньги, так много времени провели за поиском подходящих аппаратов, а они даже не понравились Шоё. Бокуто падает на колени у постели сына и говорит:              — А в том маленьком кабинете они тебе тоже не нравились? Ты же улыбался и смеялся, и был так рад.              На это Шоё хмурит брови, а к Бокуто у кровати присоединяется Акааши.              — Тебя напугал городской шум? — Шоё кивает в ответ. — Что, если пока что ты будешь носить их только дома? Тебе же понравилось находиться в них у врача, так? — и ещё раз кивает. — Хотя если ты всё равно не захочешь в них ходить, то мы не будем тебя заставлять. Что тебе больше придётся по нраву, малыш. Это твоё решение.              Последовала долгая пауза, а затем:              — Только дома?              Акааши улыбается, чувствуя, как Бокуто обнимает его рукой за талию.              — Только дома.              И в ответ Шоё одаривает их лучезарной улыбкой.