Что-то пошло не так

      — Маленькая дрянь! — прыгалки опустились на ягодицу, оставляя ярко-красный след. — Шалава подзаборная! Соска дешевая! Дырка зашкваренная! Будешь знать, как не слушаться папочку!       Удары сыпались один за другим, вызывая жалобные стоны, судорожные всхлипы и вздрагивания.        — Что, грязная тварь, понравилось, когда тебя толпа вонючих мужиков ебет? Так ты любишь? Когда грязные, потные, грубые алкаши ебут тебя во все дыры и пускают по кругу?       Пощечина резкая, но аккуратная, что бы не оставить на лице следы. И кулаком за волосы ухватить и резко дернуть, потянув на себя.        — Открой рот, малолетняя хуесоска! Покажи всем сколько кончи в твоей растраханной глотке. Покажи сколько немытых лап тискали тебя за сиськи, — и удары по мягкой белой плоти груди. — Сколько хуёв кончало на них.       Сжать и с силой вывернуть съежившиеся соски. До жалобного вскрика.        — Визжи, сучка! Давай, визжи, как ты визжишь под солдатнёй, когда в тебя суют свои огромные красные залупы солдафоны. Голодные, готовые тебя ебать часами напролет, лапать твои жирные ляжки, тыкать хуями в твой грязный рот, бить тебя по лицу, по щекам своими текущими дубинами. Тебе это нравится, маленькая блядина? Чтобы насаживали твою мокрощелку на елдаки, чтобы отжарили тебя, отфачили как последнюю шмару, на которой пробы ставить негде.       Зажать сиську в кулак, резко отпустить и шлепнуть по ней, по щекам, по ляжкам.        — Плохая девочка!       И ничего, что «девочке» уже за пятый десяток перевалило.        — Где твой грязный ротик?       «Ротик» скрыт под бородой, искусно сформированной в каком-то престижном барбершопе за деньги, наверняка превышающие недельный Тёмин доход в автосервисе.        — Где, сучка ебливая, твоя грязная пизденка?       И вместо пизды кулаком в жирный мягкий лобок, чтобы ухватить спрятанный там возбужденный отросток, сжать, подергать, пошлепать по нему и яйцам. Аккуратно.        — Кому давала себя трогать здесь? Чьи тухлые рты его сосали? Чьи мокрые слюнявые языки тебя вылизывали? Твои жирные складки, твои дырки. Кому ты давала, шалашовка драная, ебать себя в жопу?       Поставить раком «маленькую сучку» ростом не ниже метр восемьдесят и весом хорошо за центнер. И бить, бить, бить по оттопыренному заду.        — Вот так, шлюшка. Вот так, маленькая блядь. Будешь знать, как свою дырку всем подряд подставлять. Вот так тебя! За папу! За маму! За всех, имевших твою рваную манду, твою сраку, твой рот!       Стоны всё громче, всё жалобнее, дыхание надрывное, прерывистое. Одной рукой дергать отросток, другой лупить по волосатой жопе, по жирным бокам.       У Тёмы не стояло. Обычное дело в последнее время. И он достал заранее приготовленный столовый огурец. Отпустил на минутку дергающуюся тушу, натянул на овощ гандон, капнул смазки и вставил в волосатую дырку «плохой девочки»:        — На колени! Тебе нужны хуи, чмошница?       Он шлепал членом по довольной морде, увиливая от ищущих губ.        — Гадкая девчонка не заслужила вкусняшку. Кто здесь маленькая блядуня?        — Я, — томно шептал бородатый толстяк.        — Кого всей бытовкой гастеры шкварили?        — Меняяя…        — Кто хочет получить моего хуя в свою жадную хлюпалку? Кому надо прочистить дымоход от чужой кончи? Кто у нас тут подстилка мусорская?        — Я! Я-я! — стонал, но не пытался трогать руками.        — Хочешь, чтобы я тебе засадил по самые гланды, чтобы отжарил тебя как шаболду тухлодырую? Чтобы захлебнулась в моей конче?        — Хочу! Да! Да! — и ухватил таки губами желанный член. Присосался жадно и расслабил горло, нанизываясь.       Член наливался, дело пошло. Тёма прикрыл глаза, тыкаясь в горло. Да, «эта девочка» действительно умелая, явно не один десяток хуев через себя пропустила. Борода чуть щекотала яйца, но умелый рот затмевал этот легкий дискомфорт.        — Стоять, грязная сучка! — Тёма залепил пощечину, почувствовав головкой приятную отдачу через щёку, и отобрал член.        — Раком вставай! Показывай, как ты привыкла всем дупло подставлять, пиздодешевка.       Мужик бухнулся к нему задом, успев подсунуть под пузо подушку.        — Шире ноги! Давай-давай! Ну-ка раздвигай свои булки сама. Где твоя пихальня? Где дупло твоё разъёбанное?       Перед ним зависло волосатое коричневое очко, обхватывающее зеленый ствол огурца. Кожа на жопе ещё алела от ударов. Огурец выскользнул и откатился.        Тёма сжал свой поднявшийся от минета член, раскатал на нём презик и навалился на развернутую лягушкой тушу, засаживая до конца и начиная тут же долбиться, перемежая собственные вздохи с матюгами «плохой девочке»:        — Дрочи, шлюшка! Давай, дергай свой хвостик.        Он протянул свою руку, поймав ладонью дергающуюся от их движений сиську, ущипнул сосок. Туша под ним сладострастно вздохнула и усерднее стала насаживаться. Тёма покрутил сосок и отпустил. Затем размахнулся и звонко ударил по ягодице пониже хозяйской руки, оттягивающей обширные шары ягодиц.       И ещё раз. И ещё. Тело под ним задрожало, застонало и задергалось в оргазменных спазмах, пачкая подушку и падая плашмя на разъезжающихся ослабевших от оргазма ногах. Тёма подхватил выскользнувший из дырки член, стянул гандон и рукой додрочил, кончив на волосатый зад «развратницы» и «негодницы».       Можно было идти в душ и уезжать.