Гуще крови

      208 год Четвёртой Эры,       Миддас, 17 Руки дождя       Мирак сделал глубокий вдох — и тут же скривился. Густой, сладкий от рыбьей гнили и набухающий от туманов рифтенский воздух влился ему в грудь. Он закашлялся, чувствуя, как подступает к горлу жгучая кислота.       «Вечно тонущий город», называли Рифтен в народе. Вечно гниющие сваи, на которых он стоял, веками уходили обратно в озеро Хонхирх, их заменяли, на старые мостовые накидывались новые, и так год за годом, век за веком. Только воздух здесь не менялся — удушающий влажный воздух, сгущающийся в вечерние туманы.       По собственной воле Мирак никогда бы не оказался в Рифтене. Но жизнь давным-давно решила, что его воля мало что значит в общем плане вселенной. Пока что.       План нарождался в его голове. Безумный план, почти неосуществимый.       Главное слово — почти.       Месяцы занял поиск последователей Хермеуса Моры. И тут же — первая преграда на пути. Древний Свиток, который он искал, оказался в одном из самых защищённых мест Скайрима. Не по слухам, нет — просто он не смог ни переместить себя туда, ни проникнуть в сознание местного Архимага, ни даже взглянуть на Коллегию изнутри. Это здание защищала древняя магия, и она ему оказалась не по зубам.       И тогда Мирак понял, что ему одному не справиться.       Это бесило его до дрожи. Он сжимал и разжимал кулаки, выдыхая пар в ночную мглу.       На кого он мог положиться в этом полном идиотов мире? Глупость — глупость окружала его повсюду. В перекошенных переполненных нордских лачугах, что они называли домами. В продуваемых всеми ветрами имперских гарнизонах. И самое главное, глупость была в головах. И мало кому хватало сил или решимости от этой глупости избавиться.       Поэтому Мирак потратил ещё месяцы, чтобы найти кого-то достаточно безумного или жадного для осуществления своего плана.       И так он отправился в путь из центральной части Скайрима на юго-запад, в славный, пропахший вином и гнилым деревом доков город Рифтен — искать самых жадных людей этого мира.       Воров.       И ему крупно повезло, потому что он нашёл самых странных воров, о которых только можно было подумать.       Воров, поклоняющихся даэдра.       Мирак снова вернулся к первой мысли, что он подумал, проснувшись здесь: он повидал много странного, но ничего с ним не случалось страннее, чем жизнь.       Он двинулся вперёд сквозь белый сумрак. Перед ним вдруг вырастали тени людей, мелькали обрывки плащей, озлобленные и усталые лица глядели из-под капюшонов. Не раз и не два в свете трепещущих на столбах фонарей поблёскивала сталь.       Но сталь не пугала его. Стоило любому всмотреться ему в глаза, как они тут же отводили взгляд и спешили скрыться в лабиринте скрипящих досок и рваных тентов. Он двигался сквозь город в сторону закованного в камень канала.       Он провёл в Рифтене всего пару дней, но уже возненавидел этот город. Одно было хорошо: за звонкую монету тут каждый продаст родного отца и мать. Ему не составило труда узнать, где здесь располагается знаменитая рифтенская Гильдия Воров.       Но ещё было лучше, что природа не наделила рифтенцев сильной волей. Они были все наповал скользкие и изворотливые, как угри. Но она плыли вместе с потоком. А он был камнем, который разрезал этот поток, и потому под его взглядом они пресмыкались и гнули, гнули свои спины.       Спустя два дня и несколько ясных намёков он получил своё приглашение от беззубого оборванца с завязанными платком глазами. Таких оборванцев в городе было как крыс и тараканов. Даже на расстоянии вытянутой руки от него разило перегаром. Мирак поморщился и двинулся по скрипучим деревянным лестницам вниз, к воде. Ступеньки будто нарочно пытались выскользнуть из-под его ботинок. В вечернем сумраке он едва не пропустил вход в то, что оказалось городскими канализациями.       «И в них находится знаменитая рифтенская Гильдия Воров?»       Гильдия когда-то знаменитая, во всяком случае. Войдя в каменное чрево города, поражённое такой же сыростью, и пробираясь по его каменным кишкам, втягивая зловоние, он не мог не думать, что воры, пользующиеся покровительством Ноктюрнал, должны были обитать в месте получше.       Наконец он попал в подземную, наполовину развалившуюся таверну. И тут же у него закололо в пальцах, будто в него втыкали иголки — глаза. Он чувствовал на себе десятки пар внимательных, чуть прищуренных глаз. Если бы взгляды были остры, как ножи, он бы уже истекал кровью на полу. И эти взгляды из-под нахмуренных бровей, масок и капюшонов провожали его в настороженной тишине, пока он шёл к тяжёлой деревянной двери в самом конце зала.       Один громила-полуорк вдруг отступил от стены, у которой стоял, и схватил своей массивной рукой его за плечо.       — Эй, ты! Капюшон сними, а то…       Мирак еле удержал усмешку. Лёгкий взмах брови — и каблуки сапог полуорка заскрежетали об пол, когда его тело вдруг понесло в сторону и с грохотом опрокидываемых стульев повалило на пол.       Стряхнув грязь с плеча, Мирак толкнул дверь.