Травы расцвели

Как-то незаметно в отношениях трепетной Дженни и любящего Джиена начались перемены. Сложно было обозначить их — но они уже чувствовались, в каждом движении, в любом слове. Дженни, наивно полагая, что они давно уже стали большим, чем просто возлюбленные — семьей, слишком поздно заметила их, Джиен, которая в последнее время жил только музыкой, не обращал внимания на холод между ними. Они реже виделись, реже созванивались, чаще стали думать о другом — что-то, кроме Дженни, что-то, кроме Джиена, впервые стало важно для них. И апогеем стала вышедшая песня — песня, написанная Джиеном, но не для Дженни. Эту песню пела Чеен. Чеен — Розэ — солнечное чудо, цветок из рая, лучший голос Тедди Пака — и худший характер из всех. Нежная ее внешность и нежное ее имя шли вразрез с ее резкими повадками, грубой честностью и хладнокровием. Чеен могла расстаться с любым человеком в любой момент — потому что с главным человеком для себя она уже рассталась. Чеен могла обменять чужой покой на свой собственный — потому что знала ему цену. Чеен делала всегда только то, что хотела — и этим восхищала всех вокруг. И пугала. Первой такие ее перемены заметила Пранприя — последней, впрочем только потому что узнала ее позже других, Джису. — Ченги эгоистка, она добьется успеха, — замечала Джинни. — Я бы тоже хотела быть такой. — Она резкая и открытая, но иногда слишком… — Пранприя подбирала слова — боялась обидеть. — Я бы не хотела быть тем, кого Чеен-а не любит… — Просто профессионал, — Миен старательно отпускала другим комплименты — чтобы задеть Джису. — И все. Нечего говорить о ней. — Человек с большой буквы и лучший голос, — говорила Дженни. — Одинокая в душе девушка, вот кто она, — сказала Джису, — С разбитым сердцем. Но то, что ее голос чудесен, это вне сомнений. Девочки рассмеялись — и только Дженни внимательно смотрела на свою онни — Джису всегда видела людей вокруг себя чуть глубже, чем обычно, чуть дальше, чем хочется. Откуда ей знать, что сердце Чеен разбито? Откуда она знает, что Чеен одинока? Джису забралась в историю Чонгука, Дженни и Чеен — и Дженни вдруг стало страшно, неужели и ее одиночество так видно издалека, что рукой можно потрогать его… Вдруг его видит не только Джису? Есть в ее окружении еще один человек с всевидящим сердцем — и она любит его. — Не пой больше с Пак Чеен, — попросила она Джиена, когда, наконец, оторвалась от его рук. Он испуганно приподнялся, разглядывая нагую и счастливую свою любовь — семя его остывало на ее бедрах. — Почему? — удивился он. — Тебе не понравилась песня? Или мы не раскрыли деталей? Мы старались, она настоящий профессионал, любую ноту берет именно так, как нужно, и… — Я ревную, — открыто сказала Дженни — попробовала говорить, как Джису и Чеен. — Мне больно, что ты поешь не со мной. Я не могу принять это. И жить так не смогу. — Но я люблю тебя, — мягко сказал Джиен. — Ты моя любовь, ты же знаешь. — Я хочу тебя всего, — Дженни говорила серьезно и просто. — Не кусочками, а целиком. Ты должен быть только моим. Весь ты. Песни твои, мысли, слова, твое тело и душа твоя. Будь моим, пожалуйста. Не отдаляйся. Не пой с другими. Не будь с другими. — Но я не смогу постоянно петь только с тобой… — Тогда пой один, — попросила Дженни. — Один — и иногда со мной. Я научусь петь лучше, сделаю все так, как тебе будет достаточно. Буду прекрасно петь и двигаться, я стану совершенством. Через года два вся Корея будет в восторге повторять мое имя. — Будет. Обязательно. — Но я буду только твоей. Я скажу это целому миру — я принадлежу Квон Джиену. И ты, пожалуйста, сделай то же самое. Скажи миру, что ты мой. — Человек не может принадлежать кому-то, Дженни-я. Ты умная девочка, ты должна понимать. — Я не хочу понимать, — Дженни дернулась — Джиен упал на нее, глаза его смотрели ей в душу. — Я хочу тебя полностью. Чужого мне не надо. Но мое я не отдам. — Кому не отдашь? — Пак Чеен или целому миру. Матери своей. Судьбе. Мое — есть мое. — И я твое? — Будь моим, — Дженни закрыла глаза. — Я обещаю, ты не пожалеешь. Не пой больше с Пак Чеен. — Она не нравится мне как девушка… Не мой типаж. Тебе не о чем беспокоиться, — невпопад сказал Джиен. — Я чувствую, что она может понравиться. И не только она. Они все смотрят в твою сторону, но ты, прошу тебя, люби только меня. Верь в меня. Береги меня. И я буду беречь тебя. Пройду с тобой до самого конца, если он будет. — А если нет? — Тогда просто умру, — Дженни повернула лицо Джиена к себе — глаза ее сияли. — Люби меня, прошу. Только меня люби. Любой, кто увидел бы сейчас Дженни, подумал бы, что она прекрасна. Словно воплощение самой веры и откровения, чистое евангелие по первой осознанной любви, само естество, эгоцентризм и чистота в одном флаконе. Любой. Но Квон Джиен был сам человеком извне — рожденный в искусстве и одиночестве, он только им поклонялся и верил. И вся его любовь к Дженни была основана прежде всего на единстве их сущностей и душ. Он ее любил, потому что она была собой. Но прежде всего, потому что видел в ней родственную душу. А сейчас то, что говорила ему Дженни, увы, не казалось ему родственным. И правильным не казалось. И настоящим. Джиен готов был отказать Дженни в ее небольших слабостях ради их общего великого будущего — и в этом было начало их конца. Она любила его и только его, он любил ее и себя не меньше. Ничьей вины в этом не было — а оправдания они оба не заслужили. Джиен был готов, конечно, пойти навстречу Дженни. Он готов был сделать все, что угодно, лишь бы успокоить ее сознание, лишь бы заставить ее сделать ее счастливой — но, черт возьми, какой же красивый голос у Пак Чеен, а ведь она всего лишь безымянная трейни. И сколько еще на земле таких же прекрасных и талантливых, с которыми он мог бы работать, которых он мог бы спасти — и все они вокруг него, и все они счастливы, и его собственная музыка обретает новое звучание рядом с ними. Разве Дженни не сможет принять это? Пусть и не сегодня — но однажды? Квон Джиен после будет корить себя за свое собственное малодушие, но сделать ничего со своими мыслями он тогда не смог. И не захотел. *** Джису честно выполняла свои обязанности — сопровождала Джунмена, когда ему это было нужно, и согласилась на очередную совместную фотосессию, о которой просили продюсеры. Последним образом на ней было свадебное платье — точь-в-точь то, что она надевала на мюзикле. Странное было ощущение — платье похоже, наряды оба прекрасны, а фата словно паутинка, но разной была Джису и отношение ее было разным. Она с надеждой вглядывалась в глаза Джунмена полная любви тогда полтора года назад — и равнодушно смотрела мимо него теперь. Стафф шутил, Джунмен галантно подавал ей руку, а Джису думала о двух вещах — как же она хочет домой и какой красивый шарф на фотографе. На этом все. — Я отвезу тебя в студию или в агентство, — предложил Джунмен, когда все кончилось. — Уже довольно поздно, а я сегодня за рулем. — Разве тебе можно садиться за руль в разгар промоушена? — удивилась Дара. — Если журналисты заметят, они будут очень недовольны… — Я им особо уже не интересен, — с улыбкой говорил Джунмен. — Про Бэкхена написал какой-то фансайт, что его новая подруга известная певица, и теперь они следят за ним, ну и за другими тоже. Джису поняла, что он говорит о Сехуне — слухи о его романе с милой китаяночкой в новой дебютировавшей группе снова циркулировали в сети. Странно — такое же чувство, как с платьем — когда-то одно имя Чжоу Цзыюй причиняло ей душевную боль, а сейчас Джису уверена, что, если у Сехуна с ней что-то есть, то так даже лучше. Возможно, рядом с хорошей девочкой, которая не помешана на другом мужчине, у него получится стать самому хорошим, любить просто и открыто. Джису была счастлива, когда думала о том, что им, наконец, удалось поговорить. Она хотела пойти дальше — там, где ее ждал Юнги, и лишь изредка она начинала бояться, что, возможно, где-нибудь или как-нибудь забудет ее и свое обещание, данное ей. — Даже если это и случится… — думала она. — Я все равно буду благодарна ему за его любовь. Он спас меня, и я никогда этого не забуду. — Я все-таки не думаю, что тебе нужно садиться за руль, — вяло сопротивлялась Дара. — Джису-я устала, я сама бы отвезла ее домой. — Я так мало видел ее последнее время, — сказал Джунмен. — Не думаю, что займу много ее времени. Просто дайте нам побыть вместе. Совсем немного. На следующей неделе у меня забитое расписание, я буду очень занят, скорее всего, я даже позвонить ей не смогу. А вот сегодня… — Джису-я не согласится… — Дара посмотрела на Джису, и та запоздало покачала головой — Джунмену ее согласие и не требовалось. — Она не откажет мне, — сказал он твердо. — Она любит меня, а я люблю ее. — Если только недолго, — перебила его Джису. Она неплохо изучила его за последние месяцы и отлично знала, что если она не поедет с ним, он найдет другой рычаг давления на нее и все равно добьется своего. Какая разница тогда, упиралась она или нет — можно обойтись меньшей кровью. Джунмен не вызвал в последнее время у нее ненависти или злости — только жалость, потому что теперь Джису была точно уверена — она никогда уже не сможет полюбить этого человека, и все, что осталось ему от нее, только оболочка. Душу и сердце Джису отдала Юнги. — Я включу тепло, — сказал он в машине. — Ты замерзла… Надеюсь, я не слишком давил на Дару-нуну, но она слишком уж строга. Я думаю, тебе тоже нужен отдых. — Я достаточно отдыхаю, — поморщилась Джису. — И ты знаешь, я теперь трейни. Мне нужно много работать. — Я поддерживаю твою решительность, — Джунмен погладил ее по щеке. — Я уверен, ты добьешься успеха во всем, к чему прикоснешься. Ты талантливая и способная, и я всегда буду верить в тебя. — Потому что я талантливая и способная? — Потому что я люблю тебя… Джису рассмеялась, Джунмену пришлось убрать руку — автомобильная пробка, наконец, начала двигаться вперед. Странно было смотреть на эту девушку, которая совсем недавно не дышала, когда он говорил с ней — теперь она держалась холодно и спокойно, словно другой человек. Джису из его детства, которой он обещал подарить самый красивый в мире цветок, стала Джису, о которой ему говорила Айрин. — Я буду скучать по тебе, — сказал он, когда они подъехали. — Я не солгал, когда сказал, что на следующей неделе буду занят. — Я понимаю, — девушка пожала плечами. — Удачной работы. Не буду тебе мешать. Мне тоже будет не до отношений, особенно таких. Джису посмотрела в окно машины — это не был ее жилой комплекс, обернулась к Джунмену, нахмурилась. — Я же сказала, что не могу отлучиться надолго, — Джису смотрела прямо. — Я не кокетничала и не врала, когда говорила это. — Это мои апартаменты, — словно не услышав ее, сказал Джунмен. — Я купил их недавно. Они пока еще нежилые, все от застройщика, но самое нужное там есть. Хочешь подняться и посмотреть? — Нет, — покачала она головой. — Почему? — словно удивился он. — Разве это не будет вежливым? Я пришел показать тебе место, где мы сможем встречаться. И ты первая, кого я привез сюда. Он тоже смотрел прямо — и Джису вдруг стало неловко. Говорить с Джунменом нужно было только на его языке, на другом он не понимал. Упрямый и твердолобый, когда дело касалось его убеждений, он не терпел неповиновения, хотя всегда был обходителен и вежлив. Джису вдруг почувствовала необыкновенную усталость от общения с ним. — Если я поднимусь, то он отвезет меня домой… — промелькнуло в ее голове. — Чем меньше я ему сопротивляюсь, тем спокойнее он относится ко мне… И всю следующую неделю я буду предоставлена сама себе… — Хорошо, — сказала она. — Раз уж так хочешь показать мне апартаменты, я поднимусь. Но потом я поеду домой. Если не с тобой, то вызову онни. Я устала, и мне предстоит много работы завтра. — Договорились… — Джунмен заглушил мотор, вышел из машины, открыл дверцу и помог Джису выйти. Взгляд его скользил по ней с нежностью и заботой, он вдруг представил, что она его жена, а на ее руках его ребенок, или же они только планируют завести ребенка. Жаль, что она еще слишком глупа, чтобы понять свои собственные чувства и разделить счастье с ним — но у нее все впереди. — У меня отдельный вход с улицы, — сказал он. — Чтобы не сталкиваться с соседями. Впрочем, апартаменты все выкуплены, но заселились только несколько человек. Скорее всего, кто-то просто инвестировал в недвижимость. — Умно, — Джису подумала о своих доходах — она предпочитала деньги копить, потому что ей совершенно не на что было их тратить. Дара и Тедди были против машины, жилье ей оплачивало агентство, одежду зачастую предоставляли спонсоры. Она, конечно, отсылала деньги родителям, но те и без нее жили неплохо, а у онни и ее мужа был свой бизнес. Джису думала о разных вещах — купить акции, открыть депозит, но чаще всего она просто понятия не имела, что ей сделать и как. Дара на этот случай просто советовала держать деньги при себе — карьера публичного лица слишком непостоянна, иногда приходится жертвовать всем, финансовая подушка Джису поможет. — Осторожно, тут ступеньки… — сказал Джунмен, помогая ей подняться, напоминая о том дне, когда она слетела со ступенек во время злополучной ссоры с Сехуном. Джису словно обожгло — она вдруг вспомнила, именно так она и потеряла своего ребенка, единственное, что еще могло спасти ее, и ей вдруг стало все равно, что будет, лишь бы поскорее избавиться от Джунмена, вернуться домой и уснуть. — Красиво? — спросил он, открывая двери и впуская ее вперед. — Тут довольно большая квадратура, я бы сказал. В любом случае, я старался сделать все красивее. Дом довольно просторный. В будущем можно сделать ремонт, но пока и так хорошо. — Красиво, — равнодушно сказала Джису, осматриваясь — она действительно находила место красивым. Дорогой район, элитное жилье, конечно, все явно постарались сделать здесь идеальное модное гнездышко — по крайней мере, Джису оно понравилось, почему бы и нет. — Довольно красиво, — повторила она. — Я поздравляю. Хорошее вложение средств и… Она осеклась, потому что вдруг поняла — она впервые с Джунменом в пустой квартире, один на один, и он уже успел закрыть дверь, а теперь стоял напротив нее и внимательно смотрел на нее, словно стараясь запомнить каждую черточку ее лица. Джису старательно отогнала от себя страшные воспоминания, покачала головой, постаралась сделать вид, что ей все равно. — Теперь мне пора домой, — напомнила она. — Тут красиво. Ты мне все показал. Я устала и… — Не торопись, — попросил Джунмен. — Я обещал, что отвезу тебя домой, я отвезу. Но неужели ты не хочешь побыть со мной наедине? Я так редко тебя вижу… Это не ресторан, это мой дом. Мы можем побыть вместе и… — Только попробуй прикоснуться ко мне, — процедила сквозь зубы Джису. — Я закричу, и завтра же развяжу такой скандал, что твоя группа… — Ничего ты не сделаешь… — вздохнул Джунмен. — Ты же думаешь обо всех и сразу, Джису-я. Я хорошо тебя знаю. Пожалуйста, обойдемся без обвинений и угроз. Побудь со мной. Он подошел к ней, и она инстинктивно прижалась к стене, старательно прячась от него, Джунмен был выше ее и сильнее — а она прекрасно помнила то, что сделал с ней Сехун, и пытался сделать Бэкхен. Он почувствовал ее страх — и сам испугался, у него не было в планах сделать ей больно. — Я не собираюсь тебя насиловать, глупая, — Джунмен взял ее за руку, другой приподнял ее лицо за подбородок. — Хотя, признаюсь, я очень тебя хочу… Но пока мне хватит и поцелуя. Не считаешь, что это будет честно? Я твой парень, но ты ни разу не поцеловала меня… — И не поцелую. Наши отношения неискренние и… — Но ты же целовала Мин Юнги, — пожал плечами Джунмен. — Разве я недостоин одного поцелуя? — При чем здесь Мин Юнги? — Джису осеклась, глаза ее расширились, губы задрожали. — Что ты ему сделал, оппа? Ты же обещал не трогать его и… — Я его и не трогал, — успокоил ее Джунмен. — Но я заслуживаю один твой поцелуй, Джису-я. Я же храню вашу страшную тайну. Не хочешь отблагодарить меня хотя бы за это? Его лицо склонилось над ее — и Джису крепко закрыла глаза.