Травы расцвели

Однажды в юности, когда Дженни рассказывала, как ее поцеловал какой-то взрослый оппа, Джису подумала — хорошо бы и ее поцеловал бы Ким Джунмен, самый настоящий принц в ее истории — и это таинственное желание осталось с ней на долгие годы. Первый ее поцелуй забрал Сокджин — она сама его отдала, по неопытности и глупости не посчитав это чем-то важным, а кто забрал второй? Ханбин, конечно же. И был еще Бэкхен, когда попытался сблизиться с ней силой. А отдельно от них всех стоял Сехун — ее первый мужчина. Теперь Джису хотела только поцелуев Юнги — и именно их у нее не было. Юнги стал недосягаем, как звезда, и все ради призрачного будущего, в котором, возможно, не будет места им обоим. Джису задумалась. Странно, когда все твои мечты сбываются. Вот и ее мечты понемногу становятся явью — смотри, она стала актрисой, а вот уже и песня появилась, и даже контракт с Тедди Паком, до сих пор в такое не верится. И самым странным было то, что сбылась мечта ее детства — Ким Джунмен, ее принц, хочет быть с ней, хочет будущего с ней, и нежно просит о поцелуе — его губы так низко, пальцы впиваются в кожу. — Я не хочу, — отчетливо сказала Джису. — Не надо. Джунмен отстранился — немного удивленно, даже обиженно. Странно посмотрел и выпустил ее руку — он не такой как тот же Бэкхен или даже Сехун. Джису, пережившая насилие, не смогла бы принять его еще раз, если бы он настоял — Джунмен легко потянул ее за руку, сел на диван сам и посадил ее рядом. — Ты не любишь меня? — спросил он. Джису покачала головой, почему-то ей вдруг стало стыдно — словно она обманывала его все это время, а не он сам обманывал себя. — Но я ведь люблю тебя, — как ребенок сказал он. — Этого мало, — аккуратно сказала она. — И это неправда на самом деле. Любви в тебе нет, оппа. — А что есть тогда? — удивился он. — Наверное, ты просто решил, что любишь… — Джису подняла глаза — и Джунмен внутри себя обомлел, какая же она все-таки красивая. — Ну или ты захотел поверить в это. Еще два года назад ты меня отвергал. Зачем же теперь играешь в чувство? — Потому что оно возникло. — Лучше бы ты полюбил Айрин-онни, — вырвалось у нее. — Она заслуживает твоей любви или хотя бы благодарности. — Бэчу переросла меня, — мягко сказал Джунмен. — А вот ты — это мое все. И если ты хочешь отвергать меня дальше, я просто подожду. Рано или поздно ты меня примешь. Хорошо бы это произошло побыстрее… Он казался ей неопытным и наивным — хотя на деле он был самым умным мужчиной, которого она знала, а теперь он словно ребенок ждал наступления праздника. Будто бы Джису должна была поздравить его, когда он, наконец, уснет, и положить подарок в подвешенный чулок. Джису же спустилась по дымоходу с угольком в рукаве — и твердо знала, что не хочет даже пытаться быть с ним другой. — Я могу быть нежным и твердым, каким ты захочешь, — предложил он. — Любым. — Тогда будь другом, — попросила она. — Наблюдателем. Товарищем. Дай мне право выбора. — Таким как ты, Джису-я, право выбора только вредит, — философски заметил он. — Я знаю кое-что о тебе и о нас. Я буду рядом, и тогда и тебе станет ясно, что именно это нам и нужно было всегда. Понимаешь, с самого детства нас ведет один и тот же путь… — Да ничего нас не ведет вместе… — Джису устало откинулась назад. — Я не такая умная, оппа, и не такая романтичная. Я скажу просто. Мужчина, который любит по-настоящему, любит полностью, отдается этому чувству без остатка — и растворяясь в том, кого он любит, остается честным, открытым и настоящим. Именно такого мужчину я ждала. Именно такого видела в тебе, оппа. Но ты не такой. Ты и не обязан был быть таким. Ты можешь быть любым на самом деле. Теперь, когда я понимаю это, мне действительно стыдно за свою обиду, когда ты отказал мне. Мне действительно больно, что я была настолько глупа. Мне стоило быть намного прозорливее, мудрее — ведь ты не обманывал меня, это я сама обманула себя. — Но твои чувства, чувства, они… — Настоящие чувства у меня тогда были к себе, — перебила его Джису. — Я себя ужасно жалела. Именно эта жалость и испортила меня, извратила мое понимание любви. Я больше не хочу себя жалеть. Я хочу бороться за свое чувство. Я хочу расти со своим чувством. И если однажды мое чувство не будет принято или понято, я все равно хочу гордиться им. Понимаешь? — То есть… — Джунмен улыбнулся. — Ты считаешь, что сейчас я совершаю ту же ошибку, да? Я жалею себя, да? Свои собственные чувства? — Именно, — Джису кивнула с жалостью. — И чтобы тебе не было в будущем больно, как мне, попробуй не совершать ошибок. Живи и, возможно, однажды ты встретишь… — Я встретил тебя, — Джунмен легко коснулся ее щеки, как ребенка. — И мне этого хватит. Я рад, что я встретил тебя. Мои поиски окончены. Ты лучший вариант, я сам тебя выбрал, и если ты борешься за свои чувства — прими то, что я тоже борюсь. Он нагнулся — легко поцеловал Джису в уголок рта, она не успела увернуться или испугаться. — Бэчу была права, — сказал он. — Ты бьешь меня моим же оружием… Но мне это нравится. Легкая победа развращает — а твоя история дарит мне надежду. И обещает будущее… Светлое будущее, Джису. В нем будет много нас с тобой. Он встал и помог ей подняться, провел по квартире и показал, как все устроено — будто бы не было задушевного разговора и признаний. — Я надеюсь, у тебя будет хорошая неделя, — сказал он. — Не перетрудись, твое здоровье важнее всего. Береги себя. — Я тоже желаю тебе хорошо потрудиться, оппа, — отозвалась Джису. — Удачи. Когда она вышла из машины, он долго смотрел ей вслед, изучая каждую черточку ее фигуры, каждый кусочек ее тела, каждый ее шаг. На самом деле он не чувствовал больше спокойствия или уверенности. Он был расстроен и утомлен. — Бэчу была права, — думал он. — Я столько отталкивал ее, и вот теперь нашелся тот, кто оттолкнул меня. Но оттолкнул с такой жалостью, что моя гордость уязвлена в самое свое нутро. Джису, на самом деле, единственная, с кем я смогу быть. Он думал о том, что должен как можно скорее упрочить свои позиции, но без насилия или боли — и единственный вариант, который приходил ему на ум, казался самым странным и самым правильным тем не менее. — Мин Юнги должен исчезнуть, — думал он. — Она настолько сильно погружена в него, что, как только он исчезнет, ее жизнь станет проще и яснее. И я, наконец, смогу занять его место — и место кому-то еще в ее сердце не останется. *** — Шуга-оппа, ты сегодня злой, — шутила Наен. — У тебя морщинки появятся, а ведь ты и так не красавец… Все смеялись — и даже Юнги улыбался, хотя никому другому он бы не позволил так шутить над собой. Наен, девушка или не девушка Тэхена, казалась ему странноватой — очаровательной в своей грубости, прелестной в своей легкомысленности, словно фарфоровая бабочка, ожившее вдохновение. С такой женщиной не испечешь блинчиков и не родишь сына, но с ней можно взлететь так высоко, чтобы потом упасть раз и навсегда. Юнги безошибочно выделял таких людей — они были противоположностью ему самому. Тэхена он жалел — тот надежно припал к ее источнику вдохновения, хотя и не видел, что она играет им и обманывает его. Когда-то давно Тэхен сам ее нашел и выделил — и с того дня она расцвела так, что теперь их роли поменялись — теперь уже Наен терпела его подле себя, а не наоборот. Наен же нравились все мужчины — все, кто был молод, красив, богат и талантлив — Юнги ее смешил, Намджун же вызывал восхищение, он писал красивые тексты, и она позволяла себе шутить над ними. С собой в их компанию она всегда приводила подруг. То легкую тоненькую Момо, японку с острым языком, то молчаливую Мину, у которой что-то было на уме, то вежливую Джихе, образец хорошего воспитания. Чонгук, правда, больше спрашивал про аристократичную Цзыюй, которая была крайне избирательна в общении, или про нежную Сану, японку с актерскими корнями, но те редко когда приходили на посиделки. А вот Пак Джихе приходила — стоило ей услышать, что Юнги будет там, и она тоже приходила посидеть и поболтать о чем-либо. Мило подбирала темы, поддерживала во всем, иногда приносила угощение или напитки. И всегда посматривала в сторону Юнги так легко и ненавязчиво, что даже равнодушному Джину было ясно — он ей нравится. — А почему нет? — спрашивал он Юнги. — Она классная. Милая и у нее такие большие… — Джин, — укоризненно говорил Намджун. — Она же девушка. Будь вежливее… — Но когда девушка красивая, разве это плохо? — Нет, — Намджун объяснял, как ребенку. — Но обсуждать ее неприлично. Не надо так. — А что такого? — Джин толкал Юнги в плечо. — Ты большие любишь или поменьше? А, я забыл, ты же сохнешь по моей бывшей… Он шутил грубо и несмешно, но Юнги не обижался — он давно привык к иронии Джина, в ней мудрости было побольше, чем в пафосе Чимина или философии Намджуна. Юнги знал, что Джин тоже любит, и его любовь невозможна, знал он и то, что у Джина глубокое чувство вины перед Джису. Юнги знал, что Джин хороший малый, верил ему больше, чем себе. Потому и терпел. С Джином ему было проще, чем с правильным Намджуном. А с Джихе ему было спокойно — она ничего не просила. И еще — ее настоящее имя было Джису, и это тоже согревало его. Хорошо бы она всегда была рядом, надежный добрый друг — с такой можно помолчать о чем угодно. Джихе послушно приходила, садилась рядом, изредка вставляла пару слов и называла его оппой. — У тебя красивые тексты, — сказала она как-то. — Они о той девушке, да? — О какой? — удивился Юнги — он никогда ни с кем не обсуждал Джису, кроме Джина или Намджуна — и изредка Тэхена, тот подружился с Джису через друзей-актеров и нередко болтал о ней. — О той, в кого ты был влюблен, — наивно сказала Джихе. — Я ее не знаю, но я так поняла, что она есть. Невозможно писать о любви, когда ты ее не испытываешь. — По себе судишь? — Ага, — Джихе кивнула. — Я пробую писать, но получается плохо. В последнее время эмоций стало больше — и тексты лучше. Все просто. Нужно вдохновение. — Ты права. Но иногда хватает просто таланта. Я пишу песни, потому что я талантлив. — И скромен, — рассмеялась она — ее смех ему понравился, нежный, — В любом случае, песни действительно потрясающие. И ты потрясающий, оппа. Они оказались рядом — другие играли в бильярд и танцевали, и Юнги вдруг стало неловко. Никогда и никто не хвалил его так откровенно и так искренне — кроме Джису. Никогда и никто не восхищался им так просто — кроме Джису. Кроме Джису никто не садился так рядом и не смеялся для него. Зачем эта девочка так близко? Чего она хочет? Неужели не видит — ему все равно? — Наен-а смелая, — вдруг сказала Джихе. — Я восхищаюсь ею. И немного завидую. Берет все, что хочет. И кого хочет, — добавила она. — Тэхену с ней ловить нечего, да? — спросил Юнги, вспомнил про слухи о Наен и том долговязом парне из супермодной группы, Пак Чанель кажется. — Она делает все, что хочет, да? — Она ему не врет, — развела руками Джихе. — Много раз говорила — расстанемся. И он уходил, но возвращался. Он честный и простой. И немного странный, Тэхен-оппа. Жаль, что она его не любит, если бы любила, смогла бы раскрыть его полностью. — И такой Наен ты восхищаешься? — У нее есть то, чего не хватает мне, — просто сказала она. — Я хочу тоже взять то, что полюбила. Но не могу. Боюсь. — Чего боишься? — Отказа, — Джихе подняла глаза — и он вдруг понял, она очень красивая, — Не того, что мечта рухнет — рано или поздно все равно мне предстоит пережить это. Я боюсь, что сам факт отказа лишит меня сил и надежды. И я не посмею любить в следующий раз. — Негативный опыт тоже опыт. — Боль тоже опыт, да? — улыбнулась она. — И страх тоже полезный. И даже ненависть учит. — Не признаешь такую философию? — Я просто хочу быть счастливой, — Джихе кивнула. — Жаль Тэхена-оппу. Жаль, что так вышло с ним. Однажды он станет самым счастливым на земле. Когда ваша группа станет популярной, весь мир будет мечтать о нем. — Правда? Настолько хорош? — Он светлый и непонятный. Таких можно любить и желать. И Чон Чонгук тоже. И Пак Чимин. Они будут на высоте. Возможно, стоит сейчас взять их автограф. — А что насчет нас? Джин, я, Хоби, Джун? Мы не в рейтинге? — И вы тоже будете популярны, — Джихе кивнула. — Но не среди юных умов. У вас будет слава не такой яркой, но зато свет будет глубже. Я вижу так. Есть камни, которые хороши без огранки, а есть камни, к которым нужно присмотреться. Я надеюсь, вы все найдете свое счастье. И ты тоже, оппа. — Я найду, не переживай, — Юнги вдруг протянул руку и потрогал ее по плечу — захотелось. — Я надеюсь, что она любит тебя хотя бы немного, — вырвалось у Джихе. — По крайней мере, если она ведет себя как Наен, я ей не прощу этого. Юнги вдруг вспомнил — в последнюю встречу Джису казалась испуганной и одинокой. Они провели ночь вместе в той квартире, а потом она проснулась от страшного сна, и он долго укачивал ее на коленях. Голую. Как ребенка. И думал, что хочет умереть вместе с этой девушкой в один день. Физически боится оставить ее без себя, а себя — без нее. Джихе такую философию любви не поймет. Она еще не умеет любить. Чистое доброе дитя. Влюбленное — да. Любящее — нет пока. — Ты можешь сходить со мной на свидание? — вдруг набралась она смелости. — Дружеское. — Нет, — честно сказал он. — Я не могу. Я люблю другую. — Жаль, — с грустью сказала она. — Я была бы рада прогуляться с тобой или поужинать. — Потом тебе будет больно, — заметил он. — Привыкать легко, а разочаровываться — нет. — Я знаю, — кивнула Джихе. — Поэтому я и завидую Наен-и. Она-то ничего не боится. Она отдается любви как в последний раз. Падает ниц и теряется. И никогда ничего не боится. Даже смерти. Открытая и смелая. Лучшая из всех. Я бы умерла за один день такой жизни. — Ты только что сделала то, что хотела, считай, на шаг ближе к своему идеалу… — Но на целый шаг дальше от оппы, — заметила Джихе. — Я тебе совсем не нравлюсь? Я некрасивая и толстая? — Нет, — покачал он головой. — Ты чудесная. Вот только не моя история, понимаешь? Я не могу перестроиться. Я люблю ее давно. Я болен этой любовью. — Но разве это правильно? — Не знаю, — честно сказал Юнги. — И не хочу я знать. К черту. Мне и так хорошо. Где-то вдалеке грохнула музыка — Наен громко рассмеялась, и следом Тэхен. И Юнги, и Джихе поняли, что ему на самом деле совсем не смешно, он просто мечтает приблизиться к Наен. К Наен, которая сейчас очень популярна. К Наен, у которой много поклонников. К Наен, которая вторую неделю встречается с другим. — Жалко, — сказала Джихе — и заплакала. И Юнги не мог понять, кого ей жалко — себя, его или Тэхена. — Я пойду с тобой, — вырвалось у него. — На дружеское. Только не плачь. Ему вдруг стало страшно от одной мысли, что он волей или неволей причинит Джихе боль. Словно самому богу или родной матери. Вытирая мокрое лицо, Джихе смотрела на него с восхищением — она сегодня немного была Наен. Юнги же чувствовал звенящую тоску внутри себя. Так звучало сердце Джису. Так звучал его собственный страх. Так звучало начало конца.