Травы расцвели

— Я иногда вижу сон, — рассказывал Джису Тэхен. — Мне снятся белые медведи. В воде. Свободные и большие белые медведи. Она плавают вокруг меня — я падаю в воду, а они вокруг. Представляешь? А еще вокруг много подарков. Запакованных. Ледяная вода, медведи и подарки. Странный сон. — И постоянно снится? — Каждый месяц, иногда раз в два месяца, — доверительно говорил. — Но постоянно. С четырнадцати лет. — Я, напротив, редко вижу сны, — признавалась Джису. Их маленькая дружба согревала ее изнутри — она не могла стать ближе к Юнги, но зато могла говорить с человеком, который видел Юнги каждый день. Сначала крошечная жертва — теперь большое счастье. Странно было, что она раньше этого не замечала. Странно было, что она никогда не говорила с Тэхеном так легко и просто в той прежней их жизни. Наен, конечно, всегда высоко оценивала его — особенно, его красоту. Уж очень хорош был этот парень, удивительно красив, но куда больше она оценивала себя. И теперь Джису начинало казаться, что их с Джином отношения в молодости это и есть то, что удалось построить Тэхену и Наен спустя много лет. Патетика и грусть. Не больше. — Как думаешь, она когда-нибудь заметит? — иногда спрашивал он. — Должна заметить, — честно желала Джису. — А если не заметит, то пожалеет о том. Рано или поздно. Тэхен и его сны с белыми медведями, окрыленный единственно верным чувством к единственной женщине, казался ей родственной душой. Она верила в него. — Как он? — спрашивала она. — Не болеет? Хорошо питается? Спит по ночам? — Выглядит вдохновленным, — честно признавался Тэхен. — Много пишет. Насчет спит — не знаю, но всегда выглядит сонным. Знаешь, хенним странный человек, мне его иногда сложно понять. И все-таки в последнее время он мне кажется счастливым. Тем более, тот последний релиз многим понравился. Пусть и не в Корее, но зато международные фанаты оценили. — Ваше время придет, — Джису вспоминала тексты Юнги. — Талантливую музыку все равно заметят. По крайней мере, мне так кажется. Рано или поздно. Талант и вдохновение сложно скрыть. — Я тоже так думаю, — Тэхен улыбался и в этот момент казался счастливым человеком. — Не ради себя, но ради ребят. Чимин, Чонгук, хены искренне считают это делом своей жизни. И я в них тоже верю. Искренне и положительно. Они говорили еще и еще — и если не удавалось увидеться, переписывались в сети или болтали по телефону. И сблизившись с Тэхеном, Джису и не смогла сдержать свои эмоции, когда однажды, приехав навестить Джунмена — вместе с камерами разумеется, застала там Наен. Она сидела за кулисами и ждала того высокого парня, который когда-то давно учился с Дженни в академии, Пак Чанеля. — Оппа такой красивый, — вдохновенно сказала Наен. — Сегодня мы поедем ужинать за город. В ресторан, куда пускают только по строгой записи. Представляешь? — Надон… — Джису задумчиво смотрела сквозь подругу, разочарованная ее малодушием. — Тэхен-ним знает? Он ведь до сих пор уверен, что вы вместе, еще с юности… Я всегда считала вас парой и… — У нас свободные отношения, — отмахивалась девушка. — Он знает, что я ничего не могу и не хочу ему обещать. Я слишком занята, понимаешь? Я хочу всего и сразу и имею на это право. — Но он любит тебя. — И я его люблю, Джису-ни, — Наен рассмеялась. — Но не так, как любят мечту все своей жизни. Понимаешь, себя я люблю больше. Мне важны мои мечты и надежды. Только я и важна. И это правильно и нормально. Если капнуть глубже — он тоже любит прежде всего себя. Возомнил, что влюблен, хотя давно уже просто живет привычкой. Просто привычкой. Но не хочет в себе разбираться. — Почему? — Потому что ему нужно вдохновение, — Наен вдруг стала серьезной и жесткой, и Джису почувствовала — она умнее, чем хочет казаться, и сильнее тоже. — Тэхену нужно быть немного грустным и влюбленным. Тогда он работает насмерть, поражает до глубины души. Люди слышат его, смотрят и думают — этот парень пережил многое, как и я. — Но он не играет. — Конечно, нет, — Наен хмыкнула. — Но ему и играть не нужно. Не было бы меня — был бы кто-то другой. Я давно это поняла. И потому я сказала ему, что он свободен. Я могу потерпеть роль плохой и равнодушной дуры, которая не ценит его любви, пусть. Но у меня есть моя жизнь. И я буду жить ею. Вот и все. Раздался шум, за кулисы выскользнула толпа раскрашенных парней, в новых костюмах с макияжем — лица горели, в глазах сияло желание, отыграли выступление на самый высокий балл. Пак Чанель, высоченный детина с улыбчивым взглядом, дружелюбно улыбнулся Джису и протянул руки к Наен. Она тут же сладко улыбнулась ему и вплыла в подготовленные объятья. — Оппа, — нежно пропела она. — Сегодня ты был лучше всех. Впрочем, для меня ты всегда лучше всех. — Спасибо, Наенни, — улыбнулся он. — Придется подождать еще, менеджер запретила мне уезжать так сразу. Сначала отдохну, потом запись для финала, а уже потом поедем ко мне, как договаривались, да? — Я еле-еле отпросилась, — жалобно сказала девушка. — Придется тебе провести со мной весь вечер, оппа. Завтра у нас съемки, и меня точно никуда не отпустят. — Ладно уж… — он обнял ее, а она счастливо засмеялась. Странное это было зрелище — и Джису долго всматривалась в них, не замечая пристальных взглядов других участников группы — тот же Бэкхен хмыкнул, проходя мимо, Джису вызывала в нем дикое раздражение и неприязнь. Сехун скромно поздоровался и постарался пройти мимо. Кенсу, который был знаком с Джису по какой-то дораме, вежливо кивнул. Зато когда последним вышел Джунмен, он сразу же оценил обстановку и все понял. — Чанель, — сказал он. — Проводи Наен-ним в гримерку, ее могут заметить тут. Не забывай, ее группа только дебютировала, если кто-то о чем-то узнает, будут проблемы. Он обернулся к Джису, словно стараясь закрыть ее от всего того, что может поразить ее в самое сердце или оскорбить, улыбнулся широко и надежно. — Джису-я, — сказал он скромно. — Я так рад, что ты пришла меня проведать. Позволь я провожу тебя в офис, там намного теплее, чем здесь, и есть кофе. Рассеянно отвечая на его предложение, Джису впервые почувствовала к Ким Джунмену нечто вроде благодарности. Ей было действительно тяжело морально находиться в присутствии Наен и Чанеля. Она просто-напросто еще не знала, как ей к этому относиться. *** Юнги выбрал самый лучший вариант для свидания с Джихе — пригласил ее в свою студию. Он снимал небольшое помещение недалеко от общежития, где ему было легко и просто. Там было тихо и спокойно, и он мог легко проводить целые вечера с гитарой и нотами. Юнги писал так много песен в последнее время, словно не мог насытиться ими. Он хотел еще и еще, и каждая вновь рожденная песня казалась ему посредственностью. Ему хотелось написать нечто прекрасное, достойное Джису. — Меня тоже зовут Джису, — напомнила Джихе. — Можешь представить, что я это она. — Вы абсолютно разные, — заметил Юнги. — И потом — зачем тебе быть ею. Ты и так хороша. Ты мой друг. Он не представлял, как ранил ее, когда называл другом, но мудрое женское сердце решило по-своему — пусть считает другом, так тоже неплохо. Пока Юнги доверяет ей, у нее есть надежда, что однажды он ее заметит и полюбит — а если есть надежда, можно пережить любой кризис. Ожидание счастья иногда лучше самого счастья. Джихе долгие годы ждала дебюта. Потом ждала признания. Она готова была и любовь подождать, если в конце концов это принесет ей огромное счастье. Джихе любила Юнги. Она влюбилась не сразу — но постепенно — оценив его талант, глубину взглядов и прочность натуры. Она не могла отступить так сразу — и не хотела этого. — Хочешь я тебе спою? — спросил Юнги, Джихе кивнула — и он спел ей. Сначала одну песню, потом другую. Все эти песни были прекрасны, тонкие, открытые, обнаженные, как лезвие ножа, в то же время простые для запоминания. Красиво спеть было мало — Джихе это понимала — нужна была еще душа. То, что сложно назвать словами, но то, без чего песня будет просто набором букв и нот. И душа Юнги была осязаемой — рукой можно потрогать — отчетливой и правильно переносимой. И имя ей было Джису — так звали другую женщину. — Что я могу сделать, чтобы он полюбил меня? — думала Джихе. — Что-то особенное или простое, что поможет ему разглядеть во мне женщину и человека. Что-то, что отличит меня от других, выделит, и заставит его проводить со мной время без жалости, а по любви. Что-то особенное или что-то простое? Что-то, что могу сделать только я и только для него. Что-то, что согреет его и меня. Что-то такое… Она думала недолго, просто решила про себя — сделать, а не думать об этом вечность. Потому и остановила его, когда он, закончив с одной песней про Джису, собрался спеть ей вторую — про Джису же. — Что-то не так? — спросил он и улыбнулся — Джихе была особенно хороша сегодня, нежная и светлая, как летнее солнце, как ожившая мечта, как страсть. — А хочешь я тебе спою, оппа? — спросила она. — Песня, конечно, не моя, я пока плохо пишу песни. Но зато она красивая и трогательная. И я безумно люблю ее. Она о невозможном — о любви, у которой нет будущего, то есть о самой красивой любви на свете. Юнги, конечно, хотел, и Джихе начала петь — и время остановилось. Не зря у нее был самый красивый и чувственный голос в группе — и самый сильный. Она не была центром, та же Наен с этим справлялась лучше, не было у нее и удивительной красоты как у принцессы Цзыюй. Но зато голос Джихе был особенным — и теперь, когда она начала петь, Юнги вдруг понял, о чем говорили ее поклонники и критики. Слушать Джихе было благословением — сердце замирало в груди, собственное дыхание хотелось заглушить, лишь бы только слушать и слушать, слушать и слушать. — Боже… — сказал он, когда песня кончилась. — Ты удивительно поешь. Самим сердцем. — Я только это и могу, — честно сказала она. — Но зато я пою для тебя, оппа, и если тебе нравится, я спою еще и еще. Жаль только что эти песни принадлежат не мне, я не знаю, о чем они на самом деле написаны, не могу до конца понять их, как понял бы автор. — Тогда я напишу песню для твоего голоса, — решил Юнги. — Напишу песню для тебя. А ты напишешь слова к ней. И эта песня будет действительно твоей. Не для публики, для тебя лично. В знак нашей дружбы. Ты спела для меня, а я напишу для тебя. И пусть это станет только началом. В будущем у тебя будет много песен, твоих собственных и личных. Идет? Счастливая Джихе показалась ему удивительно красивой, глаза ее сияли надеждой, сердце трепетало. — Если я могу помочь ей, — думал он. — Разве это не то, что я должен делать? В тот вечер он совсем не вспомнил о Джису, лишь во сне — она пришла к нему той маленькой девочкой, какой ее впервые привел к ним Джин, с самыми грустными глазами на свете. — Прости меня, — думал он. — Подожди еще немного. Я обязательно верну тебя. *** У Чеен и Джису не было ничего общего — они были разные во всем. Тонкий сильный голос Чеен и низкий стабильный у Джису. Посредственное азиатское лицо Чеен — и удивительно правильные красивые черты у Джису. Чеен была выше, тоньше — Джису женственнее и плавнее. Чеен была резкой и упорной — Джису была мягче и мудрее. Как два цветка — но розой-то была Чеен. И обе они были вокалистки, значит в будущем сравнение будет идти на них обеих. И все-таки вместе им было комфортно — неожиданно для всех. Чеен ни с кем не дружила, ей не нравились ни Миен, ни Джинни, ни Дженни, разве что только добрая Пранприя не вызывала плохих эмоций. Но вот с Джису Чеен стало комфортно с первого дня — она снисходительно замечала то, в чем Джису была не сильна, и старалась помочь, и искренне восхищалась тем, в чем казалась слабой сама себе. — Онни такая красивая, — искренне говорила она. — И такая уверенная. Я, наверное, не смогу так держаться на публике, мне будет неловко и неуютно. — Этому можно научиться. Я подскажу, — успокаивала Джису. — Мне бы танцевать, как ты, Ченги, я была бы на седьмом небе. — Если потренируемся вместе, у тебя все получится… — и вот они уже смеются вместе и обедают за одним столом, а добродушная Пранприя летит к ним, потому что она, как бабочка, хочет греться в лучах тепла. Миен же и Джинни с тоской наблюдают за странным союзом — Джинни он неприятен, а вот Миен никогда не придет туда, где есть Джису. Как и Дженни, впрочем. Теперь к Джису ей подойти еще сложнее. — Я не люблю Пак Чеен, — честно говорила она Джису. — Но ведь это ты привела ее… — поразилась Джису. — Я помню, вы обе рассказывали. И ты ее не любишь? — Уважаю ее, ценю ее таланты и понимаю, что она нужна коллективу, — сказала Дженни. — Но не люблю. Тому есть много причин. И та история, и другая. Она не тот человек, кому я могу открыться. — И все-таки, — Джису кивнула. — В этом нет ее вины. Как и вины тех парней. Как и твоей, Джендыки. Может, пора уже пройти этот этап и начать следующий. Я уверена, если вы откроетесь друг другу… — Я не хочу ей открываться, как ты не понимаешь, — просто сказала Дженни. — В этом нет ничего такого, но открываться ей я не хочу. Она странная и непонятная для меня. И она всегда следит за мной. И потом она лидер по натуре, как и я. Мы не подружимся, пойми, онни. — Хорошо, — Джису не хотелось спорить. — Хорошо, пусть так, — кивнула она. — Я приму это, возможно, и другие примут. Это ваше решение, по крайней мере, твое. Пусть такое, но ты имеешь право. Хорошо. Что же еще? — Но… — Дженни не поняла — неужели Джису не догадалась. — Ты моя подруга. Моя. И мне будет не так приятно видеть, что вы с ней близки. Ибо не может быть так. — Но вы обе близки с милой Пранприей, — Джису пожала плечами. — Хорошо общаетесь, много болтаете. И потом вы обе будете в группе. И я в ней могу быть. Разве это не хорошо, что мы все близки? — Пранприя не моя лучшая подруга. В отличие от тебя, онни… Неужели ты не понимаешь? — Дженни терялась в догадках. — Чеен может влиять на тебя и тогда… — Я не маленькая девочка, Джедыки, — мягко сказала Джису. — Среди вас всех я старшая. К тому же я люблю тебя, и это никто уже не изменит. И Чеен люблю. Она хороший человек. Она помогает мне, мне с ней легко. Я думаю, что нравлюсь ей. И я была бы рада знать, что это правда. Она не сможет изменить моего отношения к тебе. И ты, пожалуйста, не проси меня поменять мое отношение к ней… — Но я ведь тебе ближе. — И в этом нет сомнений, — Джису улыбнулась. — Но с Чеен есть что-то такое… Она особенная… Как красивая картина — хочется вглядываться в нее снова и снова, находить новые оттенки. Я люблю такое. И люблю таких людей. Я не чувствую в ней фальши или зла. — А как же я? — А у тебя все будет хорошо, — просто сказала Джису. — Вот только ты сначала должна понять, что именно заставляет тебя так относиться к Чеен. Я не думаю, что это та история с теми парнями. Я думаю, что дело здесь в другом. Дженни поторопилась закончить странный разговор, а когда пришла домой поняла — Джису, которая лучше других знает ее, права. Дженни испытывала к Чеен не зависть или ненависть. Дженни сгорала от ревности. Самого странного и болезненного чувства на земле. Ревности. И ревность эта была направлена к Чеен из-за того, кого она любила. В тот день, когда Квон Джиен предпочел писать песни для Чеен, Дженни навсегда перестала быть его единственной музой. — Я не ненавижу ее, — думала Дженни. — Я просто завидую. Она забралась так далеко, куда хочу попасть я. И я не знаю, смогу ли я простить этот творческий тандем им обоим. И ему. И ей. И Джису тоже.