Травы расцвели

Айрин никогда не считала себя глупой и некрасивой. Она любила в себе только два качества — но и то, и другое спасало ее от одиночества и дарило ей надежду. Айрин знала, что она не очень талантлива и грациозна, знала, что она совсем не гибкая и не добрая. Многое то, что восхищало ее в людях, в ней отсутствовало напрочь, и с этим нужно было смириться — да. Но Айрин была красива — и это было бесспорно. А еще она была умна. Это позволяло ей жить дальше. Она любила себя — просто за то, что она была такая, какая есть. Обычная — если покопаться сквозь макияж и манеры. И живучая, та, которая прошла сквозь странные токсичные отношения с Джунменом к спокойной красивой жизни с Шивоном. Она любила себя. Любила свои достоинства, прощала себе недостатки. Умело лавировала обстоятельствами и проходила сквозь стены. И гордилась собой. Как и все люди. А еще ей нравилось то, что происходило вокруг. Все это вписывалось в рамки странной счастливой жизни — единственные критерии, она жива, сыта и счастлива. Ей нравилась дружба с Дженни, нравился секс с Минхо, нравилась молчаливая неприязнь товарищей по группе, отношения с Шивоном тоже нравилось. Всем этим Айрин могла управлять, все это поддавалось коррекции и манипуляциям. Во всем этом не было ее сердца. Она могла жить с этим — и жила. Единственное, что пугало ее, что было неподвластно ей, что еще могло изменить ее — это чувство к Джину. Айрин знала, если она постарается, она сможет снова вернуть его — но знала, что любовь и уважение никогда не позволят так поступить с ним. Джин был особенный для нее — как раньше был Джунмен, наверное. Джина она мечтала сберечь в собственном сердце, Джина хотелось держать на груди, лелеять и оберегать. И играть с ним и его будущим она не могла. Хотя очень хотела снова взять его за руку. И держать ее долго. Она с нежностью вспоминала первые дни в Сеуле — старенькую съемную квартиру, в которой они до утра говорили обо всем на свете. Вспоминала, как он в первый раз поцеловал ее — и она подумала тогда, что Джин станет ее лучшим другом. Он им и стал. Он стал им, актером стал, потом дебютировал — и она ушла от него, чтобы вырасти, чтобы дать ему вырасти. Она всегда считала, что сможет вернуться, что они с Джином должны быть связаны, а оказалось, он забыл ее и вспоминал только изредка. Точнее — совсем редко. Вернее — никогда. Она его любила — в этом не было сомнений. Джин был нужен ей, тут и сегодня, но его не было, а позвать его она не могла — и тогда она выбирала Минхо, потому что он давно желал ее, а еще он был хорош собой, и в сексе, и в жизни. Минхо она могла управлять, к нему ее подход был открыт и ясен, а еще он словно латал ее раны нежностью. Порой, всматриваясь в него, Айрин понимала, еще немного — и он влюбится, дать только ему шанс, но от его любви у нее сводило скулы и тянуло в животе. Она не хотела, чтобы Минхо любил ее. Она не хотела, чтобы ее любил Шивон. Ничья любовь ей не была нужна, кроме своей собственной. А еще — любовь Сокджина, но она отчаялась получить ее. Поэтому она продолжала играть в странные игры, вызывала к себе Минхо, спала с ним по поводу и без, порой заигрывалась во все это и теряла рассудок — но чувств не возникло, и в этом она была права. К новому году она совсем потеряла бдительность — она видела рождественские концерты, на которых Джин щедро дарил улыбки влюбленным в него женщинам, и ее желание усиливалось стократно. Джин был ей нужен — но за неимением его она приходила к Минхо, и он увозил ее за город, в гостиницы, а порой просто уводил в пустые гримерки. Она понимала — стафф шепчется, некоторые гримеры догадываются, даже у ее товарок есть глаза и уши, и они умеют ими пользоваться. Но отчаяние и пустота внутри становились невыносимыми. Ей было все равно. Как если бы завтра мир остановился бы навсегда. Главное — заглушить это странное звенящее чувство внутри. Заполнить себя. Остановиться самой. А там — хоть потоп. … В тот вечер она втащила Минхо под выдуманным предлогом в пустую комнатку — тут обычно хранили подарки от зрителей, а потом закрыла замок на один оборот — не на два… — Ты шутишь? — шептал он. — У тебя выступление через полтора часа, сейчас мы должны… — Ты должен… — поправила она его строго. — А мне нужно расслабиться. Сейчас. Она деловито спустила ему брюки, стянула модные боксеры. Член Минхо был вялый — длинный и средней толщины, все, как она любила. А еще он был полностью гладко выбрит — и это он тоже сделал ради нее. Айрин аккуратно вытянула губы в трубочку, чтобы не смазать помаду, прежде чем взяла его в рот. Минхо никогда не просил ее об этом — и Шивон тоже. Она делала это только с Джунменом — будь он неладен, но сейчас она нуждалась в этом, и Минхо застонал, подаваясь вперед. Слюны стало много, и она сплюнула прямо на пол — какая разница. Член во рту стал тверже, упираясь в глотку. Айрин вдохнула и задержала дыхание — сглотнула, шумно и громко, вцепилась в его бедра. Его рука легла ей на голове — инстинктивно — но она строго посмотрела на него, и руку он убрал. Она подавалась вперед ровно до того момента, пока не почувствовала — теперь можно. И потом просто деловито поднялась, задрала короткую юбку и спустила защитные шорты и тонкие трусики. Остальное Минхо сделал сам. Он знал ее границы — просто проникал в нее и делал это нежно, но интенсивно. Ему нельзя было трогать ее, нельзя было нежничать, нельзя было причинять ей боль и ласку. Она просто хотела секса — но больше ничего, и Минхо знал, если он нарушит правила, она больше не позволит ему прикоснуться к себе. Отказаться от Айрин он не мог. Отказаться от этой странной игры тоже — хотя ему причиняло боль все это. Он был влюблен — и мирился с обстоятельствами. А еще он испытывал удовольствие от секса с ней, хотя ему и стыдно было в этом признаться. Айрин была очень хороша. Он любил ее. Разве этого мало?.. Ему больше хотелось быть с ней на ее квартире или у себя. Там она позволяла себя раздеть, разрешала ему трогать себя — но тут, когда на ней сценический образ, нельзя было даже прикоснуться. Приходилось просто трахать ее, хотя ему до ужаса хотелось потрогать ее груди или просто поцеловать ее. Он ее любил. А она любила кого-то другого, даже ему, Минхо, удалось разглядеть впереди далекий образ. И он точно знал, что этот кто-то лучше него. Даже такая холодная красивая девушка влюбляется. Ее глаза горят от надежды, она тянет пальцы к кому-то, мечтает просто прикоснуться к пуговицам на пиджаке и поймать улыбку… Это нормально и правильно — и Минхо завидовал тому, кого не знал, за то, что у того в руке было сердце Айрин… Он мечтал хотя бы раз в жизни получить ее настоящую улыбку — но знал, что этого не будет никогда. Ему отказано от сердце. Но он получил все ее тело. А зачем?.. Она такая ранимая — это он четко знал. Ранимая и нежная. Светлая. Добрая. Обычная девочка, как и сотни других. Но такой она будет с тем, другим, если тот позволит. Ему она позволит взять себя за руку, ему положит голову на плечо и расскажет о своих мечтах. Минхо дозволено только трахать ее и проникать в ее тело — не в душу. Туда его не пустят. — Айрин-а, — позвал он ее, — Я почти… Почти все… — И что? — недовольно поморщилась она. — Я нет. Терпи… Не кончай… Молча… Ее раздражало все живое в Минхо, его эмоции, его слова, даже его жалкий оргазм. Ей хотелось только телесного — духовное она оставила другому. Шивону? Нет. Кому-то еще. Минхо не так глуп, чтобы различить, когда она настоящая. И его охватила досада, чувство зависти к незнакомому неизвестному мужчине… Почему он получил то, о чем мечтает Минхо, а ему не дают даже шанса?.. Оргазм скрутил ее через пару минут — Айрин была чувственной, легко достигала пика. Она деловито выдохнула, позволив ему отпустить ее, а потом отошла к стене и стала поправляться. На ней было его семя, но Минхо знал, что внутри Айрин спираль, а еще отсутствие желания иметь детей или иные общие темы с ним. Он одевался, а сам в глубине души любовался ею. Мечтал он только об одном — чтобы она однажды позволила ему хотя бы поговорить о том, о другом, о том, кому она отдала сердце — и тогда он сможет понять ее чуточку лучше. И именно в эту минуту повернутый на один оборот замок подвел. Дверь дернулась и открылась — и в нее ввалилась гример, которая ойкнула и опустила голову, а за ней стоял, выглядывая из-за плеча, высокий оператор и еще кто-то из стаффа. Айрин было нечего бояться — она была одета, просто поправляла прическу. Минхо тоже успел одеться, но мужчина и женщина не должны запираться в пустой комнате, это выглядит странно. К тому же люди не были слепыми… Они давно обо всем догадывались — и это было последней каплей. — Ты знаешь, кто там был? — спросил Минхо, закурив, — Это стафф из СМ. Он работал раньше на дочерку, но теперь… — И что? — равнодушно сказала Айрин. — Какая разница? — Он расскажет Шивону, — просто проговорил Минхо. — Шивон в СМ. Его там уважают и любят. Он богат и влиятелен, о нем будут говорить. — И что? — повторила она. — Я… Я возьму ответственность, — пробормотал Минхо. — Я скажу, что я сам затащил тебя сюда, и… — Даже если бы они пришли на час раньше, мне было бы все равно, — спокойно сказала Айрин. — Понимаешь? — Почему? — спросил Минхо. — Ты хочешь… — и его качнуло в сторону, словно ветром повеяло. — Я расскажу всем, если ты хочешь, я… — Да нет же… — буркнула Айрин. — Не хочу. — Тогда почему? Тебе все равно? Ты ненавидишь меня? Или его? Или всех? — Рано или поздно люди узнают, — пожала она плечами. — И разницы нет, когда и как. Я хочу другого. Того же, что ты знаешь. Хочу всего и сразу. Тут и сейчас. Нет тебя — будет кто-то еще. В любом случае будет. И тогда я смогу жить дальше. А люди будут говорить. Обо мне — слава богу. Я ведь айдол. Существо, так сказать. Об айдолах должны говорить. В этом и состоит смысл. Помнишь, чему ты учил нас после дебюта? — Я совсем не то должен был тебе сказать, Айрин-а, и я… Я скажу Шивону. Я не хочу ему врать, я устал врать. И самому себе тоже… Ты мне дорога… Ты понимаешь? Ты… — Я не буду с тобой, Минхо-оппа, — улыбнулась она. — И не надо ничего говорить Шивону. Не ты, не он. Никто уже. Она улыбнулась, поправив юбочку, показала ему язык. Она хотела плакать в этот момент — но ее выступление было не за горами. Пришлось идти в зал и снова выступать перед людьми. По дороге она встретилась глазами с той самой гримершей — она широко улыбнулась ей, и Айрин поняла — она расскажет Шивону, обязательно расскажет. Но самой Айрин было уже все равно. Она вышла на сцену и спела так, что у зрителей дух захватывало. А потом станцевала так, что осталась довольна сама. На этом ее длинный день кончился. Хватит… Когда она пришла к себе домой, Шивон уже ждал ее. Эту новую квартиру он подарил Айрин. Поэтому у него был свой комплект ключей, и он частенько встречал ее там. Правда, обычно приезжал за полночь. Но сегодня сделал исключение. Айрин сразу поняла — он все знает. Его красивое правильное лицо было непроницаемым. Улыбка застряла где-то там. Он смерил ее взглядом и сделал паузу. Ждал. Хотел, чтобы она начала говорить, призналась или ушла в несознанку. И тогда Айрин поняла — он заранее согласен с любым ее планом. Она действительно красивая и умная. И Шивон простит ее сегодня. И простит снова, если она захочет. Простит ей и Минхо, и Джунмена, и Джина тоже. Вот только самой Айрин это уже не было нужно. — Я тебе изменяю, — просто сказала она. — Я сплю с другим. Не за деньги. И не по любви. Прости. Она легко прошла мимо него — достала в гардеробной чемодан. Тут много вещей, подаренных Шивоном, но есть и то, что она сама купила себе. Это она заберет. Полезные вещи — одежда, белье, косметика. В старой квартире им будет лучше. А завтра она пришлет ему его машину. И еще кое-какие бумаги на подаренную ей землю за городом и… — Куда ты пойдешь? — спросил он. — Уже решила? Вернешься в родной город? — У меня еще есть контракт с агентством, — вежливо отозвалась она. — Буду петь столько, сколько потребуется. А потом посмотрю на дела… Пока что планы есть, их даже много. Но спасибо за беспокойство, я… — Но зачем ты собираешь вещи? — спросил он. — Это твой дом. Твое убежище. — Я не могу остаться тут, — Айрин вежливо кивнула. — Ты купил его. Тебе тут и жить. — Я не выгонял тебя, — заметил он. — Оставайся тут. — Я не могу жить так, после нашего расставания, — Айрин опустила голову. — Я знаю, по мне не скажешь, но мне действительно неуютно и неудобно. Я знаю, что я не права. Ты хороший человек, и я не хочу причинять тебе боль. — Ты не поняла, Джухен, — сказал он серьезно. — Мы расстаемся. Мы больше не пара. Но оставайся тут. Я бы никогда не смог выгнать тебя отсюда. — Но ты не слышал? — она подняла красивые глаза, посмотрела в сторону. — Я трахалась с другим. И не раз. И давно. Стоило сказать тебе раньше, но я набралась смелости только сейчас. — Я знаю, — кивнул он. — И я не глухой. И я прекрасно понимаю, почему ты стала так популярна, хотя у тебя нет иных достоинств, кроме твоей красоты. Ты плохо поешь и неуклюже рифмуешь. И я понимаю, что с тобой мы вряд ли сможем построить настоящую историю любви. Но ты красива. И мужчины бегают за тобой. Как и я. И если Минхо-ни думает, что я ничего не замечаю, он ошибается… — Как давно ты знаешь? — спросила она. — С самого начала… — кивнул он. — Мои люди следили за тобой всегда, Джухен. Они сказали, что он пришел к тебе, чтобы выяснить с тобой отношения, а ты переспала с ним. Я даже зауважал его — его мечта сбылась. Но потом ты снова и снова вызывала его. Как думаешь, это нормально — звать менеджера каждый день? — Нет, — покачала она головой. — Нет, конечно. — Я это тоже понимал, — улыбнулся Шивон. — И я понимал, что ты хочешь чего-то другого. Секса тебе недостаточно. У нас с тобой тоже был секс. Но ты хочешь большего, не так ли? Хочешь, чтобы исчезла пустота внутри. — И это невозможно? — Нет, потому что ты сама расковыряла ранку, — как ребенку объяснил ей Шивон. — Если бы ты хотела залатать ее, все получилось бы. Но ты сознательно причиняешь себе боль. Тебе так привычнее… Ты умеешь, когда все болит. А просто жить — нет, так ты не можешь. Ты не способна к эмпатии. И больше всего страдаешь от этого сама. Тебе себя не жаль. Ты себя не любишь. Тебе больно и пусто внутри. Ты ничего не хочешь. — Откуда так много обо мне знаешь? Неужели просто наблюдал? — Ты мне нравилась, — с сожалением сказал Шивон. — Вот и изучал тебя. Жаль, что так вышло. Ты хорошая, Джухен. И выгонять я тебя не собираюсь. Как и портить тебе жизнь. В узких кругах знают, что ты моя девушка. И ты останешься ею в их глазах. Месяца через два я скажу, что мы расстались друзьями. Твоя репутация будет спасена. Сможешь жить дальше. — Почему? — вырвалось у нее. — Из жалости? — Из благодарности, — вежливо сказал он. — Спасибо, что избавила меня от иллюзий. Он ушел, а она осталась стоять с собранным чемоданом — и пустота внутри казалось осязаемой и огромной. Айрин только что поняла, кого она потеряла. И она жалела об этом.