Травы расцвели

Чеен никогда не считала себя слабой — вернее, она такой и не была. Аккуратная, собранная, словно отлитая из стали и жилистых стеблей колючих роз — она знала точно, чего она хочет и как это получить. А еще она ничего не боялась. Совсем и вовсе. Она выросла в Австралии, где все вокруг были свободными и смелыми. Не было в ней восточной мудрости и сдержанности — она умела делать все и сразу, не боялась перемен, а даже желала их. А еще она была сексуальной и откровенной — то, чего делать в Корее было не разрешено никому, даже богу. И этим выгодно отличалась от всех вокруг. Скромная Лалиса, скрытная Джису, подавленная Дженни — Чеен всегда была немного обособлена, отстранена, всегда шла по своему пути, усыпанному розами. Потому ее и звали — Розе — она была красива, и она любовно растила свои шипы. Никто и никому. Никогда. Мужчины редко нравились ей — почти никогда. Все они уступали ей хоть в чем-то, и тогда она сразу теряла к ним интерес. Пак Чимин был единственным, с кем ей было хотя бы интересно. Она снимала свои видео-влоги, он их смотрел, а вместе они обсуждали музыку, которую оба любили, политику, в которой оба ничего не понимали, высокую культуру, о которой оба хотели узнать. И незаметно начали встречаться — потому что Чимин влюбился, а Чеен стало неловко отказывать ему. Чимин был первым ее мужчиной — и она ни разу не пожалела об этом, потому что он научил ее любить свою наготу и чужую, получать удовольствие, использовать свое тело и чужое, умирать во время оргазма и оживать, когда любящий человек называет твое имя снова и снова. С Чимином все было снова и заново — и она хотела однажды стать его женой и родить ему сына или дочку. Но, конечно, не в этой восточной стране, где им стыдно было даже за руку держаться, а где-нибудь в свободном месте, на берегу моря, среди равных им людей. И именно тогда Чимин сам привел в ее жизнь Чон Чонгука. И сразу разрушил все. Этот красивый парень не понравился ей, слишком наглым он был, слишком открыто держался. Он окинул ее взглядом, будто бы оценил, а потом просто стал звать ее по имени и шутить про них с Чимином. Ее это рассердило, ей стало плохо от мысли, что он считает ее равной себе, она стала хамить ему и расстались они почти врагами. А потом по-настоящему поссорились на дне рождении Чимина, и наговорили друг другу страшных слов. Чеен ушла из кафе злая, а когда пришла домой, долго не могла успокоиться. Ее раздражало все, даже тиканье часов и голос новостей на радио, она просто хотела почувствовать тишину внутри себя, лишь бы забыть красивые темные глаза мерзавца и его насмешливый тон. Чонгук действительно был умнее ее. Он много читал и много умел. И Чимин считал его братом. Чимин восхищался им. Она не заметила, как уснула — быстро от злости — и проснулась от стука в дверь. Конечно, это был Чимин, он пришел, чтобы извиниться и побыть с ней. Но в открытую дверь вместо Чимина вошел Чонгук. Он улыбнулся ей так, словно ничего и не было, и просто вошел без приглашения. — Чего тебе надо? — крикнула она. — Убирайся прочь! — Я хочу тебя, Ченги, — просто сказал он. — И я знаю, что ты тоже хочешь меня. Она оторопела от ненависти и желания размазать его улыбку по лицу — руки ее бросились вершить свое правосудие, а он просто поймал ее запястье и провел по нему языком. Никогда раньше Чимин не делал с ней того, что делал с ней Чонгук… И позже тоже… За одну ночь она прочувствовала свое тело в миллион раз лучше, чем за тысячи ночей с другим мужчиной. Чонгук не спрашивал, не смотрел заискивающе, не читал ее желания — он просто поворачивал ее, вертел ею как хотел, поднимал ее и снова бросал на кровать. А она подчинялась, подчинялась — шла туда, куда он ее вел и благодарила его. Он целовал ее в тех местах, на которых Чимин не смотрел — стыдно. Он оставлял свои укусы там, куда Чимин не дотягивался. Он кончал в нее — и на следующий день она от ужаса пила таблетки, из-за которых потом чувствовала себя плохо. Чонгуку было плевать на ее мир — он просто брал ее, брал так, как хотел сам, сколько хотел сам и как ему было нужно. А потом, лежа на мокрой постели, гладил ее волосы и пел — и она подпевала ему. — Ты же его не любишь, — сказал он ей. — Моего брата. Вы такие разные. Зачем ты ему? Зачем он тебе? — Чтобы я могла встретить тебя? — спросила она, а рука ее сжимала его член, чтобы он поскорее снова оказался в ней. — Нет, — Чонгук качнулся вперед. — И я тоже не для тебя. Но мы с тобой похожи, Ченги. Я тебя так захотел сегодня, что готов был изнасиловать, если бы ты отказала мне. Она сразу поняла, что он не лжет — и почувствовала, как его семя стекает по ее бедрам. Так грязно… Так красиво… — Ты меня любишь? — спросила она, не надеясь на ответ. — Нет, — сказал он. — Но зато ты теперь полюбишь меня. Потому что я лучшее, что было и будет с тобой. Даже если я умру сегодня, ты всегда будешь помнить меня. Ты никогда не забудешь. Так оно и случилось… Она не смогла его забыть. И позже, когда Чимин узнал про ее измену и проклял их обоих. И много позже, когда она узнала, что Чонгук теперь встречается с Лалисой… Она все еще помнила. Помнила его теплое тело, его горячие пальцы, его лживые слова. И даже не мечтала однажды позабыть. Чеен всегда считала себя сильной — такой она и была. Ей чужды были чужие слабости и страхи, она жила по сердцу, брала то, что было ей положено, шла туда, куда хотела попасть. Но внутри жило еще огромное испуганное чувство, которое помог ей получить Чонгук, и которое он же и отнял. И она боялась, до ужаса боялась однажды снова открыть заветную дверь, чтобы получить свое счастье, а там увидеть Чонгука и услышать снова слова о том, что он хочет ее. Потому что она знала — она не сможет отказать ему снова. Она сделает так, как он захочет, и столько раз, сколько он захочет. Не потому что любит его — а вопреки любви к нему. Просто Чеен тоже была слаба, а единственной ее слабостью был этот человек. И она примирилась с этим. … Чимин написал ей в разгар их скандала, когда Дженни Ким снова принесла в группу сложности. Она не сразу ему ответила — посчитала, что не должна это делать. А потом просто решила, что ничего неправильного и нехорошего не произойдет. Чимин писал слова поддержки, Чимин хотел закончить вражду, Чимин по-прежнему был ее первым мужчиной и человеком, который любил ее. Она ответила ему. А он предложил ей встретиться… Пришлось обратиться к Джису-онни, потому что сейчас только у нее была индульгенция на выход. Та мудро решила не вмешиваться — будь на месте Чеен Дженни или та же Лалиса, Джису бы предупредила о последствиях, но Чеен ничего плохого не могла совершить, поэтому Джису пригласила ее переночевать у себя. Сейчас Джису из-за прессы и давления перевезли в новые апартаменты, где охраны было больше, чем жителей, и Чеен отпустили, пусть и не сразу. Они приехали домой в сумерках, и Чеен вдруг поняла, что Джису тоже не одинока — и простила это ей. — У меня двухуровневая квартира, — сказала Джису. — Я буду наверху. Я и… мой друг. А ты можешь поболтать с ним внизу. Там две гостевые комнаты. И отдельный выход. Я выпишу ему пропуск. Завтра суббота, в общежитие можно приехать к обеду. Но, пожалуйста, Ченги… — Онни, я все поняла… — сказала звонко Чеен. — Хорошо. Чимин приехал не один — водителем был высокий парень с красивым лицом, и Чеен сразу его узнала. В чате айдолов ее года рождения Ким Тэхен был популярен. Но он не просто привез своего друга — он приехал к Джису, и это было странным. А по лицу своей онни Чеен вдруг сразу поняла, что эта связь надолго — эта связь сильнее, чем всем кажется. — Возможно, он и есть ее будущее, — промелькнуло в голове Чеен. — Он такой странный, а она такая обычная. Это идеальный союз. Чимин вошел в гостевую комнату и подарил ей цветы. Ромашки. Раньше он всегда дарил ей розы. Он любил полевые цветы, но она-то была розой. А вот теперь роз не было. — И не будет уже, — сказала она самой себе. — Я скучаю, Чеен-и, — сказал он ласково. — Прости меня, что не писал раньше. Я очень хотел, очень хотел этого. — Что хотел? — спросила она. — Вернуть меня? Начать все заново? В ее голосе была надежда, потому что в глубине души Чеен тоже страшилась одиночества. А еще она до конца не понимала, куда именно ей идти, и только с ним могла признаваться в своих страхах. Ей нравился Чимин. Он любил ее больше, чем она любила себя. Возможно, он мог помочь ей в будущем или настоящем, если уж не помог в прошлом. — Нет, Чеен-и, — с грустью сказал он. — Я сейчас встречаюсь с Дженни Ким… — А… — вырвалось у нее, ей стало неловко, губы ее задрожали. Однажды Дженни уже встала между ней и Чонгуком — она забрала его себе, а потом просто бросила, как ненужный материал. Теперь вот Дженни забирала у нее и Чимина — зачем? Для чего? — Я… Я желаю вам счастья, — сказала она криво. Слезинка скатилась с ее глаз, но Чимин был слишком слеп, чтобы заметить это. — Я не люблю ее, — сказал Чимин. — И она меня не любит. Даже больше — она меня использует, потому что латает свое сердце. Но я не могу ее предать. Понимаешь? Ты меня предала… Но я не могу предать ее… Пока она сама не бросит меня… Видишь, Чеен-и? Это ты со мной сделала… Кто-то раньше уже говорил ей такие слова — жестокие, но правдивые, но вспомнить, кто это был, она уже не могла. Просто кивала, машинально думая о том, что новая квартира Джису очень холодная — все такое белое, белое, как снег, как облака. — Ты превратила меня в подобие меня. Я словно кукла, без души. Танцую идеально — и только. Ничего у меня нет. Дженни это чувствует — вы, женщины, всегда это чувствуете. Но она берет ровно столько, сколько я даю. Никто больше. Никогда больше… — Зачем ты все это говоришь мне? — ужаснулась Чеен. — Я ждала другого разговора. — Я знаю, — кивнул он. — Но я могу дать только этот сейчас. Мне совсем нечего тебе предложить, Чеен-и. И ей. И всем женщинам мира. Я пуст теперь. — Тогда… — выдавила она из себя, и голос ее зазвучал глупо, глухо, низко как-то. — Начни любить мужчин. Может, им ты дашь больше. — Возможно, так я и сделаю, — признался он. — Прости. Я хотел сказать, что прощаю тебя, но не могу. Я не прощаю тебя, Чеен. Ты навсегда разрушила меня. Из-за этого я и пришел. Я желаю тебе счастья. Он ушел, тихонько ушел — и Чеен осталась одна в темной комнате. Она просидела несколько часов кряду, в тишине и темноте, медленно переваривая все его слова, пытаясь их прочувствовать и понять. Она запуталась. Она потерялась вконец. Она забыла, что делала и куда шла. Впервые. На рассвете она подкралась в спальню Джису. Та спала — нагая — ее обнаженная грудь покоилась под ладонью Ким Тэхена. Странно было смотреть на то, как они близки — но Чеен порадовалась за них. Она уже видела их будущее — и оно казалось ей странным. Странным, потому что было слишком красивым для этого мира. Странным, потому что не было ее будущим. — Онни, — прошептала Чеен. — Онни, проснись. — Ченги… — Джису приложила палец к губам. — Тсс… Он спит… Он вчера был встревожен, у них скоро возвращение. Я сейчас спущусь вниз… Приготовлю тебе кофе… А Чимин-оппа ушел? — Он ушел, — соврала Чеен. — Он просто хотел попросить у меня прощение. Мы простили друг друга, и он ушел. Я тоже хочу вернуться домой. Я устала, онни. — Я понимаю… — прошептала Джису, ее рука ласково натянула одеяло на спящего рядом мужчину. — Домой, в общежитие, да? Я вызову тебе машину. — Домой, в Австралию, — поправила ее Чеен. — Я хочу туда вернуться. Я должна туда вернуться. Я устала, онни. Мне тут нет места. Прости меня. И попроси у других прощение за меня. — Хорошо, — Джису печально посмотрела на Тэхена — словно жаль было оставлять его одного. — Иди вниз. Я сейчас спущусь. Я провожу тебя, идет? Я помогу тебе. Ты не одна, Ченги. Ты не одна. Она говорила так, как сказала бы Чеен ее сестра Элис или мама. И Чеен послушно спустилась вниз, поставила чайник и расплакалась. Впервые за несколько месяцев. И впервые — искренне — за несколько лет. Она тосковала по своему чистому прошлому. Она ненавидела Дженни. Она хотела петь свою музыку. Она устала. Джису пришла — и села рядом, руки ее лежали на плечах Чеен, голос мягко нашептывал слова утешения. Ни слова упрека, ни слова поучений — Джису просто была рядом, и Чеен любила ее. Любила так, как никого и никогда — и единственное, чего ей хотелось, это быть рядом с Джису, чтобы время остановилось. — Ты любишь этого парня? — спрашивала она, не ожидая ответа. — Ты любишь Дженни? Есть ли жизнь после смерти? Я научусь летать? А? — Да, да, да, да, — отвечала ей Джису. — Да. Они так и просидели до самого утра, когда оставшийся один в постели Тэхен проснулся и стал громко звать Джису. Тогда Чеен проскользнула в свою комнату, чтобы позволить Джису проводить своего мужчину — и впервые она отчаянно завидовала глубине сердца своей онни — несмотря на один разбитый его край, она все равно сумела заполнить его до конца. В общежитие они вошли вместе — и тут же к ним бросилась Лалиса, которая умоляла Джису попросить Тедди-оппу, чтобы он отпустил их куда-нибудь. Ни в чем неповинная Лалиса была единственная, кто сидел в полной изоляции, за ее спиной вышла Дженни и стала посмеиваться над ситуацией — и как показалось Чеен — над всеми. Чеен бросилась к ней, отчаянно и гордо, вцепилась в волосы и свалила ее на пол. Она была младше Дженни, но выше и сильнее, сумела сорвать с нее кофту, с силой расцарапала ее руки, надавала ей пощечин, пока из не растащили Джису, Лалиса и менеджеры. Но Дженни не дала ей сдачи, не попыталась оторвать ее от себя. Она просто лежала на спине и широко раскрытыми глазами смотрела на то беззаконие, что творила Чеен. И примирялась с ним. Она просто все поняла. И готова была нести свое наказание. Такая она была, эта Дженни. Искренности и смелости в ней было не занимать. — Что ты скажешь, если я запишу еще несколько песен с Квон Джиеном-оппой, а? Если трахнусь с ним? Если трахнусь со всеми, кому ты дала? Если уничтожу твою смазливую рожу? Если грохну тебя ночью? Если разорву все твои платья? Чертова шлюха, поганая тварь! — Прости, Чеен-и, — просто сказала Дженни. — Прости. Она даже звала ее так, как звал Чеен Чимин. И совсем не так, как звал Чеен Чонгук. Она шла по ее следам — и обошла ее. Чеен заблудилась в лесу, а Дженни вышла к свету. Чеен проиграла — а Дженни снова была впереди. Даже Джису любила Дженни больше, чем Чеен. И она совсем не сидела в изоляции, выходила и трахалась с Чимином, наверное, песни тоже записывала, строила планы и жила своей жизнью. Чертова шлюха… Грязная чертова шлюха… Чеен плакала, плакала — отчаянно рыдала, пока била Дженни — и лишь когда их растащили вдруг поняла, что не сможет больше скрывать свою слабость. И не хочет. И тогда она разрыдалась еще сильнее, а Лалиса испуганно упала ей в ноги, чтобы та никуда не ушла, и Джису пошла уговаривать стафф никому не рассказывать, а Дженни подошла и обняла ее. Она действительно были больше чем группой — и горький комок грязи в душе Чеен, наконец, расстаял.