Новая партия

Декабрь 2000       — Дрожишь? — блеснул насмешливый взгляд в полумраке. — Чего так испугался, Поттер?       — Не дрожу. Твоё подозрительное поведение меня настораживает. Стоит только…       — Чем же оно подозрительное? Тёмным цветом накидки? — перебил он почти ласково и демонстративно скинул капюшон.       Гарри тоскливо вздохнул, потерев глаза. Какими такими грехами в прошлой жизни он смог заработать себе столь длительное и утомительное наказание?       Сегодня был максимально неудачный день: звёзды не только не сошлись, но и рассыпались по небу кто куда. Тело болело после полёта: в совокупности и каждая мышца по отдельности. Он свалился с метлы, как новичок. Хорошо, что скользил почти параллельно земле и зацепился за непонятно откуда взявшийся корень. Просто не заметил. Обошлось без переломов, зато заработал себе парочку новых синяков и мучительную головную боль. И пока отлёживался в больничном крыле, будто вернувшись в прошлое, то пропустил ужин. Сейчас Гарри был слегка истощён, довольно-таки утомлён и единственное, чего хотел — это спать.       — Поведай-ка мне, куда это ты направляешься в такое время? Я устал повторять: ты не можешь бродить по школе как у себя дома. Особенно после отбоя.       Да. Гарри желал завалиться на кровать и уснуть, а не следить за этим субъектом целый день, да ещё и всю ночь.       — Ведь бродить после отбоя — поведение, присущее только Поттерам. Ты прав, — протянул тот с толикой иронии, понизив голос и поглядывая исподлобья со свойственной ему плотоядной ухмылкой.       В своё время желание поступить на курсы мракоборцев превратилось в настойчивую идею, а затем стало конечной целью, к которой Гарри неторопливо шёл. В период обучения он думал об этом весьма поверхностно, делая некоторые зарисовки своего будущего, однако то были лишь наброски — ничего конкретного. А за последние несколько лет стиль жизни продиктовал ему совершенно иные правила. Правила, которые буквально въелись в кожу, проникли в саму его суть: скрываться, защищаться, охотиться и нападать. Сражаться, одним словом. Постоянно бороться за своё место под солнцем.       Задумывался ли он о том, какая жизнь его ждёт после войны?       Ещё бы. Когда скрывался от Пожирателей Смерти вместе с друзьями, то, ворочаясь ночами в палатке без сна, Гарри бредил тем самым мигом триумфа. Представлял, как он веселится и празднует в окружении самых близких освобождение от оков Волдеморта; представлял, как в душе становится светло и он уверенно поднимает бокал, произнося тост за долгожданную победу. Всё это обязательно должно было произойти. Совсем скоро. Если ему удастся выжить, конечно. А в свою удачу он верил до конца, и та, нужно заметить, его не подвела.       Вот только реальность оказалась несколько иной.       Первые дни резко наступившего будущего прошли в суматохе. И эта беготня, шум, чрезмерное внимание к каждому его вздоху не столько друзей, сколько мастеров пера и скандала, желающих во всех деталях прознать о ярком финале «Сами-Знаете-Кого», стала последней каплей. Он решил скрыться ото всех.       В гостиной Гриффиндора зияла огромная дыра, и хоть спальни были отчасти целы, Гарри проник в опустевшую обитель Снейпа. Именно там он смог найти немного покоя, вдыхая столь обыденный аромат трав, воска и бумаги. Он предавался нескончаемым размышлениям и помогал в реконструкции Хогвартса, конечно. Все помогали. Даже Драко Малфой.       Время непрерывно текло, но Гарри стало некуда спешить. Да никто его особо и не торопил. Бешеный ритм последних лет сменился ленивым распорядком дня, кому-то, возможно, кажущимся однообразным и скучным, но не ему. Он, начиная с фундамента, стал строить свою новую жизнь.       А потом случилось это, и всё полетело в тартарары: и планы поступить на курсы мракоборцев, и планы поселиться в особняке на Гриммо, как только ремонт школы закончится, и даже простое одиночество стало роскошью.       Сейчас Гарри сожалел, что не проклял его, едва увидев.       В первый момент, когда профессор Дамблдор настойчиво просил Гарри явиться, а он проигнорировал распоряжение (ведь имеет мальчик-который-выжил-и-спас-весь-этот-чёртов-мир право отдохнуть хоть год, хоть два), то нынешний директор прислал профессора МакГонагалл.       Гарри ожидал всё, что угодно: например, приглашения на чашечку чая для разговора по душам или же ненужную ему очередную похвалу, а больше всего — гениальных идей типа «не хочешь произнести речь, Гарри?» Нет, он не хотел произносить никаких речей: ни вступительных, ни приветственных, ни торжественных. Вообще никаких. Погибших не вернуть, а его сладкие слова никого не утешат, не умерят чужую скорбь, не сотрут никому воспоминания вместе со следами слёз на щеках. После войны наступило время тишины. Время траура. И Гарри с радостью молчал бы и дальше.       Но создания, вальяжно сидевшего в кресле и лениво постукивающего пальцами по подлокотнику, словно воспроизводившего какую-то свою мелодию, Гарри никак не ожидал увидеть — ни наяву, ни в самых худших своих кошмарах.       «Гарри, я хочу кое о чём тебя попросить, — начал тогда профессор. Этой фразой была вымощена дорога в ад. В его персональный ад. — Так получилось. Надеюсь, ты поймёшь, что это временная необходимость».       Да он был самым понимающим человеком на этом свете. Вот только кто поставил его первым в списке благодетелей, решающих все проблемы магического мира?       «Мы не можем объявить об этом. Начнётся паника, Гарри, начнётся паника, — твердил Дамблдор, поглаживая седую бороду и поглядывая на него поверх очков. — Поэтому…»       Поэтому решение приняли за Гарри, буквально навязав ему оказание гуманитарной помощи каждому нуждающемуся, даже если этот некто — его личный враг.       В том дне было мало приятного. Гарри не кричал, не бился в истерике — он мысленно испепелял его вновь. Скользил взглядом по этому вымораживающему его лицу, которое отображало странную комбинацию эмоций — выжидание, интерес и тревогу, — и предавал огню возмездия. Раз за разом. Пока в гнетущей тишине не сказал своё «да», а Дамблдор, спохватившись, не забормотал, что Гарри нужно будет всего лишь присмотреть за ним (в переводе «стать личным надзирателем»), ибо «он беззащитен, мой мальчик, истощён магически, да и палочки у него нет, а если была бы — едва ли он сможет использовать люмос».       Перед лицом щёлкнули пальцами:       — Поттер, на тебя наложили Конфундус?       — Просто задумался о твоём наказании, — протянул Гарри и еле заметно усмехнулся. — Тереть котлы до блеска? Гм, будь я Локхартом, заставил бы отвечать на письма своих поклонниц.       Во всём были свои плюсы. Иметь полную власть над беспомощным, однажды уже побеждённым врагом и видеть в его глазах искры недовольства, злости и раздражения каждый раз, когда Гарри напоминал о том, как грандиозные планы столь выдающегося ума распались как карточный домик; наблюдать, как поджимаются губы, когда он на уровне рефлексов взмахивает несуществующей палочкой или впустую щёлкает пальцами, мгновенно осознавая, что великий и ужасный теперь немощнее презираемых им маглов.       Да. В первое время Гарри наслаждался минутами мести. Быстрая смерть не оплатила чужого долга. Быстрая смерть была милосердием, а тот заслуживал вариться целую вечность в личном аду бессилия. И Гарри даже вошёл во вкус.       «Твой обед». — И поднос рассек воздух и буквально обрушился к ногам разъярённого пленника, пачкая и пол, и его одежду.       «Не хочешь — не стирай. Будешь разгуливать голышом, потому что предоставлять тебе сотни комплектов одежды никто не обязан», — почти скучая, напомнил Гарри. А затем, прислонившись плечом к косяку, наблюдал за чужими потугами и ручьями мыльной воды, которые стекали по стенам и собирались в лужицы на полу.       Ведь Том Риддл слишком гордый. Болезненно гордый.       «Увы, было только это. Но рекомендации отличные, как сказали в книжном», — с оглушительным хлопком Гарри опустил на стол тонкий том. Мягкую обложку украшали золотистые с вульгарными завитушками буквы: «Падение Лорда Волдеморта». Бульварное чтиво авторства Опалы Тоадс, выпущенное за рекордные сроки.       Словно это было вчера, он помнил, как сверкнули алые глаза, раздулись ноздри и заиграли желваки на бледном лице. Гарри показалось, что ещё чуть-чуть — и тот ринется в бой. Такой вот совсем магловский кулачный бой. Нет, не ринулся — сдержался.       «Если хочешь выйти из комнаты — надевай. — И он бросил тому самый обычный комплект магловской одежды —джинсы да свитер, — который тотчас полетел обратно в самого Гарри. — Что ж, раз не хочешь — открой окошко, подыши свежим воздухом. Ах да, оно запечатано».       Тогда до Гарри доносилось хриплое бормотание вперемешку с ругательствами, пока тот переодевался с таким видом, будто натягивал на себя пропитанную доксицидом ткань.       Да, больше года прошло, и разнообразных шалостей (а никак иначе он это именовать не желал) за это время было много. Только вот потом начала происходить какая-то чертовщина...       — Я всего лишь проголодался, — вырвал его из размышлений низкий голос, — а с памятью пока что у меня проблем не имеется, Поттер. Мне разрешено выходить гулять, слава Альбусу, — добавил Риддл насмешливо.       «Проголодался?» — Гарри бы поверил, застань он Дадли посреди коридора ночью, возможно, с парой пончиков в руках и во рту, но Риддл? — «Он что, серьёзно?»       — После десяти перемещаться по школе запрещено, — машинально выдал Гарри, зацепившись взглядом за струящуюся тёмную ткань. Память — тонкая материя. И очень прилипчивая. Гарри моментально вспомнил ночь, лес, собственный страх, крик Малфоя, мёртвого единорога, такую же чёрную накидку и то монструозное явление, прячущееся под ней.       Много воды утекло с тех пор, но некоторое осталось неизменным: они друг напротив друга в полумраке.       Когда странное решение профессора дать больше свободы пленнику было озвучено, Гарри воспротивился: пленник на то и пленник, что он не может шастать, где ему заблагорассудится. Это было непредусмотрительно и опасно для всех, в особенности для учеников.       Однако, вопреки его опасениям, Том держался отчуждённо. Чаще всего пропадал в библиотеке или в небольшом дворике, о существовании которого Гарри и понятия не имел. И всё же ему приходилось следовать за ним по пятам, неустанно следя, чтобы тот не протянул свои длинные ручонки в Запретную секцию. Хоть всё самое «запретное» Дамблдор давно переместил к себе.       Если Риддл и мелькал в более людных местах, то в своём неизменном одеянии. Капюшон всегда спадал до самого подбородка, скрывая хищные черты лица, будто в страхе, что кто-то может его узнать, и тем самым превращая чужую фигуру в вытянутую тень, от которой ученики, особенно с первых курсов, испуганно шарахались.       Без Гарри здесь не обошлось, конечно. Он не доверял Риддлу и поэтому распространил слух. Просто так, на всякий случай. Однако сплетня превратилась в страшилку и стала передаваться от одного ученика к другому: «Человек в чёрном обезображен тёмным заклятием похуже «Сами-Знаете-Кого». У него отсутствует один глаз и обгорела черепушка… Если увидите — бегите без оглядки».       Естественно, нескольких особенно «заинтересованных» учеников такое представление от героя магической войны взбудоражило ещё сильнее. Гарри отлично помнил себя в этом возрасте, не столь отдалённом во времени, нужно заметить, и ту ночь в одной комнате с Пушком. Однако Риддл, похоже, отваживал от себя всех любознательных поэффективней трёхголового пса, и даже самые смелые и отчаянные со временем сдавались.       Что же до поведения «Лорда-В-Тёмном-Капюшоне», как называл его Гарри, провоцируя очередной приступ раздражения, то он подозревал, что здесь было замешано не желание скрыться ото всех и вся, а неприятие собственного облика. Слишком человечного (и уязвимого), что ли. Тем не менее его предложение помочь в избавлении от тёмных волнистых локонов с помощью очень эффективного заклятия — или проклятия — вызвало очередную волну негодования. Риддл нервно стянул капюшон, демонстрируя хищный прищур и звериный оскал, а затем чуть ли не стал плеваться ядом, тем самым возвысив Гарри на пик блаженства.       И всё равно Гарри не понимал и не принимал решения профессора. В любой момент могли нагрянуть из Министерства и найти вполне себе живого Волдеморта, мирно отдыхающего на скамеечке с книгой. А если этого до сих пор не произошло, то лишь потому, что нынче все были заняты новыми послевоенными реалиями и никого не посещала вопиющая мысль об очередном возрождении Тёмного Лорда.       Внезапный беззаботный хохот отозвался мурашками по коже и приступом раздражения.       — Ну я же с самим профессором Поттером, великим героем... Спасителем! Мы оба знаем, что следовать правилам — это явно не твоё. Впрочем, как и не моё. В этом мы очень похожи, Гар-ри, — это хриплое полувосклицание-полушипение взбудоражило. — Вот смотрю я на тебя и никак не могу взять в толк: как ты не пропустил ни одного смертельного проклятия в свою сторону? Постоянно витаешь в облаках.       Да уж. Издёвки и насмешки стали обоюдным времяпрепровождением, но арсенал у обоих противников разнился. Риддл с завидным постоянством упражнялся в словесных перепалках, ежедневно совершенствуясь. Иногда наплевав на последствия, заставляя Гарри сомневаться, а не доставляла ли эта боль ему наслаждение?       — Иди в свою комнату. — Гарри развернулся и, освещая дорогу палочкой, побрёл вперёд.       — И даже не проводишь пленника? — послышалось за спиной. — А если я заблужусь в темноте без палочки?       — Иди, Том. У меня нет ни сил, ни желания скручивать тебя.       — А жаль. Очень жаль, — послышался очередной смешок, и Гарри обернулся.       Том Марволо Риддл.       Последняя — и весьма доставучая — частичка души, которая совершенно непонятно каким образом оказалась целой, а вдобавок и телесной.       Дамблдор бормотал что-то о разделении души в момент смерти Гарри, но сам он отлично помнил то место между жизнью и смертью на вокзале Кингс-Кросс, помнил пищащий ошмёток души Волдеморта и неожиданную встречу с профессором Снейпом.       Крестражей оказалось много. Настолько много, что это войдёт в анналы истории магии, наверное. И, несомненно, общими усилиями все они были уничтожены. Всё-таки чужая душа — не пакет припрятанных по углам конфет. Не мог же один крестраж заваляться где-нибудь под кроватью?       Однако стопроцентная уверенность пошатнулась, а причина сему нашлась прямо перед глазами у Гарри: Риддл. Тот стоял, чуть отклонившись вбок, и криво улыбался. Такой беспомощный и совершенно непонятный. Чуждый. И всё ещё крайне опасный. Как затупленное лезвие в ожидании заточки.       Гарри не видел резона в содержании Риддла внутри школы. Он не понимал, отчего Дамблдор не сообщил о нём в ту же секунду, а опять проявил своеволие, приставив вместо мракоборца-надсмотрщика няньку в его лице. Хотелось припереть профессора к стене и открыто поинтересоваться, чего он ждал от их с Риддлом дуэта?       Ведь чего-то да ждал. Иначе и быть не могло. Во избежание общественной паники, конечно, было хорошей причиной, но раз пленнику можно почти что свободно разгуливать по школе, то и «тайно» перевезти, а затем заточить тоже не составило бы особого труда. Тем более в нынешнем его состоянии.       — Всё-таки скрутишь? — позвал он.       — Том…       Гарри наблюдал, как тот медленно приближается в своей обыденной, расслабленной манере. Шаг за шагом. С еле заметной улыбкой, которую игра тени и света делала зловещей, и совершенно уверенный в себе, словно не он пленник этих стен, а наоборот — Хогвартс до сих пор в его власти.       Беспомощный — не значит безобидный, а Риддл как был змеёй, так ею и остался. С магией или без.       — Какая жалость, что наши разумы больше не связаны, Гарри. Однако я уверен, что такая неприкрытая неприязнь может быть вызвана только мыслями обо мне одном, — Риддл буквально врезался в него и сделал шаг вперёд, вжимая в стену своим телом.       Вот это! Именно эта чертовщина начала происходить несколько месяцев назад и медленно, но настырно сводить Гарри с ума.       С кем поведёшься, как говорится. Том был безумцем, фанатиком, непримиримым идеалистом в чём-то — этой картинки Гарри и придерживался. Он отчётливо ощущал: ещё совсем немного, и тот доведёт его до помешательства, до паранойи.       Иметь Тёмного Лорда в качестве врага всё-таки было гораздо удобнее. И безопаснее для рассудка.       — Отойди, — прохрипел Гарри.       — Да-да, — Том склонился улыбаясь и провёл носом вдоль скулы, глубоко вдыхая. — На самом деле ты этого не желаешь, — горячее дыхание защекотало кожу.       В такие моменты все светлые идеи испарялись, а в голове образовывалась каша из нелепых предположений и ещё более абсурдных желаний. Кожа полыхала там, где Риддл дотрагивался: каждое его прикосновение было подобно ожогу. Сколь томительному, столь и болезненному ожогу.       — Отойди! — процедил он сквозь зубы и даже толкнул.       Ответа не последовало — Гарри нагло заткнули. Чужой рот накрыл его, жадно ловя нервное дыхание, а язык скользнул внутрь, углубляя поцелуй в неистовой схватке. Пока Риддл скользил руками вдоль тела, по-хозяйски забираясь под его одежду, напряжение внутри Гарри возрастало с каждой секундой. И он не мог с этим абсолютно ничего поделать. Даже откусить этот поганый язык, который сейчас прихватывал губами, жадно отвечая на ласку. Он будто цепенел — застывал, обездвиженный трепещущими прикосновениями змеи.       В душе разгорались искры злости, но это чувство тотчас истлевало, перерастая в наслаждение, столь бурное, что Гарри мысленно проклинал своё либидо, нелепую ситуацию, в которой оказался, и злосчастную судьбу, которая не только вновь подкинула на его пути Волдеморта, но и связала их на двадцать четыре часа в сутки.       Жалобный стон пронзил тишину, и Гарри позорно осознал, что тот принадлежал ему.       Риддл исследовал его шею, скользя языком и покусывая, а ладонью касался ремешка, всё настойчивее пытаясь расстегнуть штаны. Гарри сжал его плечо одной рукой, то ли желая оттолкнуть, то ли — удержаться, пока палочка во второй руке дрожала, отчего неяркий свет светлячком мерцал во мраке коридора.       — Погаси свет, — вкрадчиво прошептал Том и отвёл палочку в сторону. В такие моменты тот мог спокойно выхватить её, а Гарри не успел бы вовремя отреагировать. Просто продолжил бы стоять истуканом, хватая воздух опухшими от поцелуев губами. Но Риддл по необъяснимым для Гарри причинам этого не делал.       Он поймал блуждающий, мутный взгляд тёмных от желания глаз и вновь приоткрыл губы, когда тот жадно впился. Снова поцелуи: жаркие, глубокие, торопливые… Словно он хотел сожрать Гарри целиком и полностью. Будь возможность поглотить магию через поцелуй — Риддл точно преуспел бы.       — Нокс, — сдавленно шепнул Гарри, и огонёк потух.       — Повернись, — хрипловатый приказ отозвался новой волной истомы, и Гарри, словно безвольная марионетка в руках опытного кукловода, последовал указанию: неуклюже повернулся и упёрся руками в стену. Палочка едва не выскользнула, и он придавил её ладонью.       Едва утихшее раздражение всколыхнулось внутри:       — Ты же не хотел, чтобы я поворачивался к тебе спиной, — огрызнулся он, желая хоть как-то кольнуть, отомстить за такое самонадеянное вторжение в личное пространство.       — Молчи, Поттер. — Мочку уха больно укусили, и Гарри содрогнулся.       Риддл втиснулся коленом меж его ног и развёл их, поступательно двинув бёдрами, позволяя Гарри ощутить всю степень чужого возбуждения. Движение повторилось, а горячее дыхание коснулось затылка, и Гарри чертыхнулся, резко подаваясь назад в знак протеста.       Раздался одобрительный смешок, а на него нахлынуло мгновенное осознание. Осознание того, что собственный протест вылился в противоположное по смыслу действие. Гарри потёрся или ещё хуже…       Где-то вдалеке раздался скрип, а совсем рядом — шорох одежды. В мертвенной тишине каждый звук был отчётливо слышен, включая тяжёлое дыхание Тома и его собственное мычание в кулак, в который он в какой-то момент вцепился зубами — не больно, но ощутимо.       Выталкивая совесть на задворки сознания, Гарри буквально плавился от чужих жадных прикосновений. Изредка те отзывались тупой болью, стоило Тому пройтись кончиками пальцев по свежим синякам, но боль мгновенно стихала, когда его ладони сжимали бока, опускались вдоль косых мышц живота и цепляли край штанов.       В кромешной темноте всё ощущалось намного острее, ярче. Будто лишение одного из чувств обостряло все остальные.       Риддл внезапно отстранился и спешно задрал его мантию вместе с рубашкой на голову. От неожиданности Гарри сам придержал складки ткани, а жар губ тотчас коснулся лопаток. Том стал покрывать его спину поцелуями, чуть покусывая и даже царапая, а ладонь легла на ширинку и слегка сжала, будто в попытке удостовериться, возымело ли это эффект.       Или сам воздух стал влажным, или это Гарри стало душно, но он судорожно выдохнул, толкнувшись бёдрами в чужую руку. Факт того, что в этой части коридора нет картин и чужие глаза не засвидетельствуют его скандальных действий вкупе с задушенными стонами, вызывал несказанное облегчение.       На такой ли исход надеялся профессор Дамблдор?       Определённо нет. Он же не мог знать… Или мог?       В мыслях нарисовалась хитроватая улыбка и понимающее выражение глаз.       — Мне не нравится то, о чём ты сейчас думаешь, — явное раздражение в голосе позабавило бы его, если бы не сами слова — они насторожили. Ведь Том не мог больше злоупотреблять легилименцией. Больше нет.       И это привело Гарри в чувства словно ушат холодной воды.       — Круцио! — процедил он, из-под руки указывая палочкой на Риддла и разворачиваясь на ходу.       Том отшатнулся от него, резко сгорбился и замычал. К его стону присоединился дверной скрип и громкий стук. Огни в коридоре стали зажигаться один за другим, скупо освещая помещение. Звук спешных шагов распределялся эхом и стремительно приближался.       Риддл согнулся пополам и, сжав губы в ниточку, посмотрел на него снизу вверх. Гарри чувствовал чужую боль и втайне восхищался такой выносливостью, таким упорным нежеланием показывать, сколь болезненно это заклятье для него. Лишь необычайная бледность, искривлённые в странной гримасе — меж усмешкой и отвращением — губы, а также череда морщинок на лбу выражали степень испытываемых им мучений.       — Скрутил… всё-таки, — прошипел Том и упёрся руками в пол, то сжимая, то разжимая кулаки.       О разумеется! Какой позор, если под действием одного из своих любимых заклинаний Тёмный Лорд закричит, начнёт извиваться, кататься по полу и просить о снисхождении.       — Что здесь происходит, Гар… профессор Поттер? — МакГонагалл обеспокоенно глянула на него и кашлянула, поправив съехавшую на одно плечо накидку. Она явно ещё не ложилась, но собиралась, о чём свидетельствовало не только её одеяние, но и наспех собранные в чудной пучок волосы.       Гарри медленно выдохнул. В сложившейся ситуации то, что он не успел переодеться, до сих пор пребывая в длинной мантии, полностью скрывающей последствия «недавних забав», не могло не радовать.       Досчитав до трёх, Гарри слабо улыбнулся:       — Профессор, мне кажется, что пленник злоупотребляет подаренной Дамблдором свободой перемещения…       Тихий, чуть осипший смех отвлёк его. Алые глаза Риддла искрились гневом, опаляя даже на расстоянии.       — Он игнорирует нормы школы, не выражая и капли благодарности за уступки, — продолжил Гарри, — с нашей стороны. Вы, профессор, сейчас стали свидетелем тому, что я застал его одного в коридоре. После отбоя и с неясными намерениями, о которых он отказывается говорить. Нужно заметить, что не все Пожиратели Смерти были пойманы, а его свобода, даже ограниченная, может вылиться в побег и начало очередной магической войны. Искренне считаю, что вольное перемещение на территории Хогвартса надо отменить. Возможно и временно, но в срочном порядке.       — Браво, Поттер! Браво! — воскликнул Том, всё ещё загнанно дыша и время от времени морщась, а затем приподнялся.       — Что ж, — подчеркнула МакГонагалл официальным тоном, игнорируя при этом третьего участника разговора, — я согласна с этим разумным решением. Не знаю, о чём думает Альбус, — сбивчиво пробормотала она, понизив голос, — но я буду настаивать на магическом ограничителе, как минимум. Сплошной произвол и никакого порядка. Все эти решения… и свобода, — профессор возмущённо махнула дрожащей рукой. — Нельзя удерживать в школе опасного преступника. Позволять ему бродить среди детей… Просто возмутительно, Поттер! Но кто меня послушает?       МакГонагалл недовольно покачала головой, и повисла напряжённая пауза. А затем она вздохнула и уже более спокойно заключила:       — В любом случае сейчас уже поздно. Пожалуй, с остальным мы разберёмся поутру. Предлагаю вам, Поттер, отвести его в комнату и проследить, чтобы он остался там до завтра.       Гарри, понимающе кивнув, рванул Риддла за ткань одежды, а тот пошатнулся, всё ещё ослабленный и весьма недовольный непочтительным отношением к себе. Видимо, несвойственное ему в таких ситуациях молчание тоже было последствием непростительного.       Профессор МакГонагалл окинула их нечитаемым взглядом и, вновь нервно поправив накидку, направилась обратно по коридору.       — Я восхищён, — сипло протянул Риддл. — Настоишь на выдаче меня мракоборцам, Поттер? Знаешь, а я буду только рад в конце концов избавиться от твоих детских проказ и от мерзкого чувства, что нас связывает, — буквально выплюнул он.       — В одном я с тобой согласен, Риддл: мерзкое это чувство, — мрачно произнёс Гарри, подталкивая того в спину.       Влечение появилось не сразу, но повлияло на обоих в равной мере. И началась борьба не только внешняя — друг с другом, но и внутренняя — с самими собой.       Гарри не мог ни сопротивляться, ни забыть. Стоило Риддлу оказаться рядом — мысли превращались в кисель, а руки прямо-таки начинали чесаться от желания коснуться. Сладкий дурман, которому он сопротивлялся, которому он желал поддаться. Именно это выводило его из себя больше всего.       Гарри ходил мрачный и вновь проклинал тот момент, когда позволил себя уговорить, когда произнёс судьбоносное «да». Или же ещё раньше: то самое мгновение, когда, увидев Риддла в кабинете директора, подумал, что не может убить безоружного.       Из-за всего этого Джинни стала бесконечно далека. Чужая отрешённость тоже проявилась не сразу, но чем больше они с Риддлом кружили в смертельном танце, то соприкасаясь, то отскакивая друг от друга, тем сильнее он ощущал, как та плавно отдаляется. Однако вслух не было сказано ни слова.       Стоило лишь вспомнить недавнее свидание в кафе мадам Паддифут.       Это заведение вызывало у него не самые радужные воспоминания, напротив, оно пробуждало почти что хроническое раздражение. Однако Гарри пересилил себя и даже улыбался. Джинни что-то рассказывала про тренировки по квиддичу, пыталась узнать о временной работе в качестве преподавателя Защиты от Тёмных искусств, настойчиво интересовалась, как долго он собирается оттягивать с поступлением на курсы… Он слушал вполуха, отвлечённо поглядывал на улицу и отвечал невпопад, что стало причиной чужого недовольства.       «В последнее время ты странно себя ведёшь, — напряжённо начала она. — Постоянно скрытничаешь. Гарри, я пыталась тебя понять — встать на твоё место. Пыталась не торопить, ожидая, что однажды, когда ты сам будешь готов двигаться вперёд, всё вернётся на круги своя. Естественно, каждый переживает последствия войны по-своему. Тебе же сложнее, чем нам всем вместе взятым… Но прошло уже достаточно времени. Ты, — она задумчиво покрутила рыжий локон на пальце, глянув в окно, — уже собирался переехать, когда реконструкция школы закончилась. Казалось, что всё осталось позади и ты собираешься начать новую жизнь — я видела это в твоих глазах, Гарри, — Джинни вновь вперила в него изумлённый взгляд, будто на неё снизошло озарение. — А затем всё ухудшилось. Ты стал закрываться, чаще нервничать… начал быть невнимательным, задумчивым. Даже не знаю, какое определение этому дать. Знаешь, я хотела заглянуть в Хогвартс недавно, сделать тебе сюрприз, но меня не пустили. Точнее, не выпустили из кабинета директора, а потом и вовсе отправили обратно. Чудно, да? Скажи мне, как нам видеться, скорее, когда нам это делать, если ты оттуда почти не вылезаешь?» — заключила та и требовательно уставилась, словно у Гарри определённо должен быть ответ. А ответа попросту не нашлось.       В последнее время вся эта ситуация с Риддлом стала похожа на помешательство.       После того как они однажды вцепились друг в друга ртами, а затем отскочили как ошпаренные, и Риддл, багровея от ярости, схватил его за грудки и зашипел: «Амортенция, Поттер, или какую другую гадость мне подлил?! Если всё так, то я задушу тебя собственноручно, даже если это будет последнее, что я сделаю!»       А затем и вправду начал душить, странно так, медленно сжимая пальцы и пристально вглядываясь в его глаза, чтобы моментально впасть в ступор и тут же отшатнуться.       Риддл ничего ему не объяснил. Просто скрылся в ванной комнате, хлопнув за собой дверью.       И какая к чёрту Амортенция? По нему что, можно было сказать, что он мечтает вступить с Волдемортом в запретную связь?       Их отношения подразумевали под собой Напиток живой смерти или Медленнодействующий яд на крайний случай, но никак не любовное зелье. Однако отрицать, что подозрения Риддла были отчасти оправданы, Гарри не мог. В качестве очередной «пакости» такая выходка имела право на существование, ведь он прекрасно знал о чужом прошлом и роли Амортенции в нём. Тем не менее даже на пути своеобразной мести имелась некая черта, которую Гарри никогда не стал бы пересекать. И уж тем более не стал бы превращать себя в цель для любовных притязаний Тёмного Лорда.       Всего на мгновение остановившись возле двери, Гарри помедлил, а затем всё-таки зашёл внутрь и оглядел пополнение в новой «библиотеке» Риддла. Книги лежали на столе, на полках, на кровати; они стопками стояли на полу, а Гарри был уверен, что и в ванной комнате обнаружит скопления, например, на краю раковины или под ней — в шкафчике. Словно желающий угодить хозяину домовик перетаскал часть библиотеки Хогвартса в личные покои, дабы не утруждать Риддла вынужденными визитами туда. Но в чём прок?       Неужели там может отыскаться что-нибудь, что уже не было проштудировано Томом, и не раз? Какие-нибудь спрятанные тёмные фолианты в стенах, на скрытых полках, замаскированные меж книг — фантазия Гарри бушевала вовсю. А если нет, то всё это больше похоже на рассматривание рекламных буклетов, чем на действительно увлекательное занятие. Хотя… от скуки чем только не увлечёшься. Если бы Риддл начал вышивать крестиком, Гарри бы не удивился.       Почувствовав крепкие объятья со спины, он вздрогнул, напрягаясь. Окно с решёткой, так напоминающее о его комнате у Дурслей, отразило сплетённые силуэты.       — Как же я хочу убить тебя, Пот-тер…       — Твоё желание взаимно, Том.       Гарри не мог не заметить, что облик Риддла, на первый взгляд, не вызывал мгновенных ассоциаций с чем-то определённым. По каким-то необъяснимым ему причинам Том походил на себя прежнего — того студента, встретившегося Гарри ещё в Тайной комнате, но на десяток лет старше, если не больше. Однако стоило ему открыть рот, как этот низкий, на выходе шипящий, а когда нужно — бархатный, и такой ненавистный Гарри голос, от которого сердце начинало заходиться... Чёрт!       Невесомое прикосновение около уха вызвало табун мурашек. Отражение вернуло картинку того, как Риддл, прикрыв глаза, неторопливо зарывается лицом в его волосы, а черты лица размываются, не позволяя Гарри интерпретировать чужие эмоции. В тот же самый момент он ощутил, как руки на талии напряглись и сильнее сжали его, притянув к себе.       На мгновение Гарри прикрыл глаза, чуть откинувшись. Но лишь на короткий миг. Больше всего его беспокоило, что это физическое влечение стало управлять не только его телом, но и мыслями, словно прогрессирующая болезнь, которая началась со слезящихся глаз, а закончилась температурой под сорок и искрами из ноздрей. А то и хуже. Будто Риддл до сих пор мог влезать в его разум и путать, навевать образы и нашёптывать о своём присутствии, заставляя вспоминать о его существовании постоянно. Ежеминутно.       Гарри не отрицал возможности, что профессор Дамблдор был прав и Риддл каким-то непостижимым образом воплотился из частички души, что была в нём спрятана с ранних лет. Души, с которой он просуществовал большую часть своей жизни. Но могло ли это вновь связать их, притягивая друг к другу в сексуальном плане?       Ответа у Гарри не было, а спрашивать Дамблдора, откровенно говоря, он стеснялся. Что он мог ему поведать? Какую формулировку использовать? «Мол, простите, профессор, но у меня тут возникла небольшая проблема с пленником… Понимаете, как только я вижу Тома, то желаю одного — и это явно не придушить его, а засосать по самые гланды… Ужасно? Я согласен, но это не самое страшное! Пожалуйста, помогите мне, сэр!»       Воображение подкинуло яркую картинку вероятной беседы, и Гарри смущённо хмыкнул, ощутив жар в области лица, словно съел лихорадочные леденцы братьев Уизли. Благо фурункулами это не грозило.       Ну расскажет он обо всём, и что ему ответит Дамблдор?       «Мальчик мой, потерпи немного, ведь это не смертельно…» — Нет, конечно не смертельно. Даже угрозы для жизни не представляло на первый взгляд, а вот его жизнь с большой буквы катилась из-за этого в тартарары — туда же, куда канули все планы, стоило Риддлу появиться вновь.       Что до профессора, то у него остались некоторые сомнения. Тот всегда знал обо всём, что касалось Гарри, раньше самого Гарри. Поэтому, когда Дамблдор мягко, но настоятельно предложил ему «перевоспитывать Сам-Знаешь-Кого» (а в понимании Гарри это звучало именно так), он предположил, что это очередной способ удержать его рядом. Возможно, повторно использовать.       А мотив налицо. Если призадуматься, Гарри ещё не выполнил своего предназначения: Волдеморт убил Гарри, Гарри убил Волдеморта. Ничья.       Гарри до сих пор жив и здоров, а Тёмный Лорд вот он — стоит за спиной и обнимает его, словно ничего дороже в руках не держал. Будто на месте Гарри воплощение медальона Слизерина, самое меньшее.       Возможно, они оба сойдут с ума — хотя куда уж больше, Риддл и так безумен, — а затем один из них умрёт. Хотелось бы надеяться, что на этот раз окончательно и бесповоротно. Хотелось бы надеяться, что это будет не Гарри.       Вот только гнетущее чувство внутри мешало с радостью представлять, как он скинет с шеи удавку в лице Тома Риддла и заглянет в остекленевшие глаза врага.       Как же Гарри ненавидел чувство, обуревавшее его всё чаще; ненавидел томление, которое зарождалось сию секунду внутри и разливалось по телу леденящей дрожью и лихорадочным жаром одновременно; ненавидел, как перехватывало дыхание, а биение сердца ускорялось, разгоняя кровь по жилам, а вместе с кровью — и желание; ненавидел, как собственный разум предавал его, а тело отказывалось повиноваться, не желая скидывать с себя эти руки.       Всё это он ненавидел столь сильно и столь отчаянно, что хотелось кричать от ярости, от боли, от несправедливости, от чего угодно, лишь бы выбить из себя это гигантское скопление чувств и забыть. Освободиться от них.       И Гарри резко сжал чужие ладони, убирая их от себя, и сделал шаг вперёд. Впрочем, сопротивления оказано не было и удержать его никто не попытался. Поэтому, стремительно обогнув Риддла и избегая малейшего взгляда в его сторону, он направился к выходу.       — Лучше бы тебе не приближаться ко мне, Поттер, — раздражённый и слегка растерянный (что вызвало лёгкое удивление) голос Тома настиг Гарри уже на пороге комнаты.       — Тогда оставайся паинькой, Риддл, — хмыкнул он, заметив, как в ответ недобро сощурились алые глаза, и захлопнул дверь. — Коллопортус!