Если моё здоровье ухудшится, ты позаботишься обо мне? Ты утешишь меня или позволишь пламени обуглить плоть? Если моё тело превратится в камень, ты будешь жить для меня? Будешь ли ты думать обо мне или позволишь ветру выжечь все воспоминания? Ведь любовь так просто потерять. Свободный перевод Nathan Wagner — Suffocate
Nathan Wagner — Burn
Время замедлило свой ход. Стрелки на часах замерли, когда Гарри перевёл на них взгляд, чтобы удостовериться, тикают или же остановились? Хотелось бы ему повернуть время вспять; изгнать из себя мысль найти Риддла, поговорить с ним, сказать чётко и ясно: «Я влюбился в тебя, сделай же с этим что-нибудь. Помоги мне». Хотел бы он воспользоваться чарами Перевёрнутых Часов, если бы это не было столь опасно. Сколько Гарри сейчас всего хотелось изменить, и одновременно он бы не поменял ничего. Абсолютная пустота. Когда Гарри вернулся в штаб, то не стал ни о чём докладывать. Это было глупо — умолчать, но и сообщить о непонятных поступках Тома Гарри не смог. Докатился. С одной стороны, он стал мракоборцем, получил не только привилегии, но и достаточно чёткие обязанности, однако вместо выполнения долга скрыл делишки Риддла от департамента. С другой стороны, поимка Грейбека — занятие для Группы отлова оборотней, а не для мракоборцев. Так что Гарри особой вины за собой не ощущал. Да и его показания были бы фантастично бессвязными: пришёл Волдеморт, да, тот самый, что на свободе с подачи министра Шеклболта и компании, поймал бывшего приспешника, а затем растворился в воздухе вместе с ним. Всё. — Где же был ваш напарник? — спросили бы его. — С кентаврами, наверное, прохлаждался, — пожал бы он плечами. Чистая правда, звучащая ещё чудней. К слову, о напарниках… Август Вагнер пронёсся мимо подобно торнадо, кинув на Гарри нечитаемый взгляд, а следом ему сообщили, что теперь он в паре с другим немцем. Осталось лишь гадать, попросил ли Вагнер самостоятельно о смене напарника или же так решили сверху. Но оснований для стороннего вмешательства Гарри не видел, так что, скорее всего, это Август нажаловался. Впрочем, ему было абсолютно безразлично, какой немец будет вертеться под боком. Гарри не терял времени даром и незаметно опустошил запасы зелий мракоборцев. Оптимизма ему было не занимать: всё же Грейбек находился в человеческом обличии — всё должно было обойтись. Во всяком случае, физические ощущения эдакой старой развалины успешно испарились, позволяя вернуть свободу движений. Но у этой приподнятости был минус: желание поговорить с Томом лишь усилилось. Особенно когда Гарри увидел группу немцев около портала вместе с Грейбеком. Почему им занимались они, а не отряд отлова, он не понимал. И как Фенрир оказался в их власти — тоже. Оборотня можно было опознать исключительно по замаранной кровью одежде, всклокоченным волосам и заострённым когтям. Всё остальное походило на непонятную изуродованную массу. Больше мёртвую, чем живую. Но грудь вздымалась, а значит Грейбек был жив. Нельзя сказать, что это зрелище оставило его равнодушным. Трепет — вот что Гарри испытал. В довесок к куче сомнений. Проводя параллели, он только ещё больше запутался во всей этой ситуации. Склоняясь ко второму варианту, Гарри считал, что утаил от начальства или триумфальное воссоединение соратников, или же исчезновение — смерть — Грейбека с концами. И тем не менее тот был там, в штабе мракоборцев. Живой. Почему? И это был не единственный вопрос, что тревожил его. Был другой, куда более интересный, а именно: каким образом Том знал, где искать Гарри в лесу? Мимо вновь пролетел Август. Озадаченно пялясь в его спину, Гарри с каждой секундой становился всё мрачнее. Уже бывший напарник стал озарением, подталкиваемым новоиспечённой интуицией. Только Вагнер располагал сведениями о местоположении Гарри. Точнее, о точном расположении. В свою очередь, Вагнер являлся сотрудником Кунца, а тот — недостающим звеном, что вело прямиком к Риддлу. Связь пробежала столь же быстро, как и идея воспользоваться легилименцией или же применить Империус на Вагнере. Весьма опасные мысли, несомненно. Что до вежливого ответа, то Гарри не ждал его от Августа. И не получил. — Fick dich, Поттер! — злобно процедил тот. Подобную реакцию Гарри вызывал нечасто. Казалось, Вагнер теперь его ненавидит, и это, стоило заметить, озадачивало: или ему почудилось, или это была какая-то неадекватная реакция. Импульсивная и весьма утрированная для едва знакомых людей. В любом случае Гарри не стал возвращать ему любезность — только помахал рукой, вежливо улыбаясь. У него были другие дела. День рождения Тома, к примеру. Желание сделать Риддлу подарок назрело само собой, как и идея, что именно подарить. Хотя Гарри понимал, что никакая другая сова не заменит Хедвиг, как и никакая другая змея не заменит Тому Нагини, но решил сыграть в эту игру: всё или ничего. В голове назревал пусть и не гениальный, но вполне достойный план — его Гарри и принялся реализовывать. В магазине ждал сюрприз в виде взъерошенной рыжей макушки лучшего друга, увиденной меж стеллажей. Рон сделал вид, что Гарри не существует — прохаживался из стороны в сторону, активно его избегая, но стоило отвернуться, как Гарри затылком ощущал тяжесть чужого взгляда. Рон явно был не готов к разговору, а Гарри не собирался быть тем, кто его начнёт. Неприятных бесед ему хватило с лихвой. Поэтому он также сделал вид, что ничего не происходит, и прошёл в зону пресмыкающихся. Змею Гарри выбирал долго. Он точно собеседование проводил: каждая имела собственные привычки, даже тембр, и, конечно же, норов. Сложно было угадать, какой совпадёт с характером будущего хозяина, так как с недавнего времени характер Риддла стал для него полнейшей загадкой. В конце концов, змея выбрала Гарри, а не наоборот. — Хватит на нас с-смотреть, человек. Надоел уже, — гордо прошипела та и отвернулась от Гарри, скрутившись в клубок. Королевская кобра была прекрасна: совсем юная, но уже достигшая солидных размеров. А пока Гарри втихаря донимал её расспросами, ему вспомнилась самая первая беседа с питоном. В тот момент он не увидел ничего отталкивающего в чешуйчатом создании. Как и сейчас, впрочем. По возвращении домой наступил самый сложный этап: осознание того, что он собирался сделать в ближайшее время. Нужно было найти Тома. Кричера Гарри оставил на экстренный случай, сперва решив попробовать по-другому. Димбл отозвался сразу же. — Ты не мог ни сказать, ни показать, куда переместил Тома в то утро, так? — начал Гарри, а эльф настороженно кивнул. — Предположительно, этот приказ относился к той точке, куда ты его перенёс, — удовлетворённо продолжил он. — Совпадает ли то место с местом временного проживания Риддла? Димбл молчал, поглядывая исподлобья огромными чуть озорными глазами. Гарри понимал, что нащупал лазейку в приказе и обрадовался, как ребёнок, чуть ли не подпрыгнув вместе с домовиком. — Димбл полагает, что это не секрет, ведь Гарри Поттер хочет навестить Тома Риддла, — забавно покачиваясь, начал эльф. — Гарри Поттер просто желает сходить в гости, — подчеркнул тот, — а не следить за мистером Риддлом. — Именно так, — хмыкнул Гарри. — Запрет был наложен на перемещения, но не на название места проживания, — Димбл довольно кивнул. — Мистер Риддл живёт в отеле «Призрачная Империя». Только Гарри Поттеру придётся пробраться туда самому. Интересное убежище себе выбрал Том: странное, как и всё, что его окружало в последнее время, и вместе с тем весьма ожидаемое. Как обычно — противоречиво. Призрачная Империя была знакома Гарри, хоть сам он там ни разу не был. В отеле чаще всего селились иностранные волшебники, делегации или же гости Министерства магии. Для всех остальных Империя была закрыта. Можно предположить, что Кингсли поспособствовал размещению Тома в отеле, ведь Империя хранила анонимность и отчитывалась напрямую перед Конфедерацией. Иногда там проходили конференции или официальные мероприятия, а также празднества. И нет, этого Гарри не знал: он связался через камин с Драко, и тот во всей красе расписал ему место, куда он собирался бесцеремонно ввалиться. Как и весьма скептически отнёсся к его намерениям. Пробраться в такое место равнялось набегу на Гринготтс, но раз Гарри уже проникал в банк и даже успешно выбрался, то прогулка в отель казалась сущим пустяком. В крайнем случае он мог воспользоваться служебными полномочиями мракоборца или же своим громким именем. Воспользовался, называется. Лучше бы он ничего не делал; лучше бы остался дома; лучше бы администратор Империи вышвырнул его, а тот управляющий промолчал; лучше бы, лучше бы, лучше бы… Гарри ожидал высокого уровня конспирации и анонимности, как выразился Драко, а Риддл даже имени не сменил. Зачем только тот итальянец разрешил ему воспользоваться порталом, почему кинувшийся следом администратор не остановил Гарри тогда у двери?.. В его голове было так много этих зачем и почему, как секунд в бесконечности. Предопределённость судьбы. Он столько всего хотел ему сказать, когда направлялся в отель, столько мыслей в голове не давало Гарри покоя, и куда больше — эмоций. Внезапное осознание, что он чувствует всё острее, чем когда-либо, а чувства гулко резонируют, будто пробуждаясь ото сна, хотя всё это должно было остаться позади. После войны Гарри ощущал себя состарившимся на пару десятков лет, повзрослевшим, наверное, а теперь наоборот, как если бы вернулся на несколько лет назад — в пубертатный период. И он нервничал. Гарри не знал, как Том воспримет его появление. С одной стороны, внутри жила уверенность в себе, даже, можно сказать, гордость, что он смог отыскать это место самостоятельно, найдя лазейку, с другой — Гарри боялся, что подарок будет обесценен или же вовсе принят за досадное недоразумение. Недопустимую ошибку с его стороны. Всё-таки Нагини была не простой змеёй, а Маледиктусом — её разум был совершенно на ином уровне. Можно ли восполнить подобную потерю? Разумеется, это было не всё. Существовала одна вещь, что больше прочих заставляла его нервничать, покрываться холодным потом и вздрагивать от предвкушения: Гарри хотел предложить Тому каплю силы. Или не совсем каплю, а сколько тот сочтёт нужным забрать. Безусловно, это было простым предлогом для чего-то большего. Он всю неделю пребывал в каком-то странном состоянии отрешенности, но стоило повстречать Риддла в лесу, как его будто встряхнули и лавина чувств обрушилась. Страсть смешалась с тоской, раздражение от поведения Тома с новоявленной нежностью. Эта гремучая смесь буквально душила его, оборачиваясь нуждой поскорее увидеть причину своих нескончаемых мук совести. И Гарри увидел. Казалось, свет вокруг померк, тем самым помещая в фокус одну точку перед его глазами: место, от которого хотелось отвернуться. Сцену, которую хотелось забыть. Разжигались угольки и тлели — они обжигали его внутри. Испепеляли. Обугливали плоть. Каждую секунду, что он находился там, Гарри умирал и возрождался; срывался в бездну, желая упасть, и цеплялся за край, не позволяя себе такой роскоши — словно оказался заперт в собственном теле. — Пришёл… поздравить тебя. Он помнил свой голос, пусть тот казался чужим. Неестественно хриплым и громким одновременно, точно он сам себя пытался перекричать; точно два человека ругались и кричали до хрипоты наперебой, пока он находился в роли стороннего зрителя. Незнакомка прижалась к Тому, а тлевшие угольки внутри вновь заполыхали, разъедая душу с большим рвением, рождая непонятные желания, настолько тёмные, что он сжал кулаки и сцепил зубы до скрипа. До боли в челюстях. Она смотрела на Гарри с откровенным недоумением, а жалась к Риддлу с такой уверенностью в себе, что он на мгновение прикрыл глаза: не хотелось видеть это. Ощущать это. Понимать и переживать то, как увиденное отравляет его не менее действенно, чем некогда яд Василиска. Надо было просто уйти. Сбежать оттуда. И тем не менее он остался. Всё оказалось выжжено дотла, а из пепла прорывалось нечто острое, что с каждым ударом сердца кромсало его изнутри, превращая каждый вздох в мучительную пытку, что никак не кончалась. Он сам позволял этому случиться. Шаг вперёд. А затем второй и следом третий. Остановился. Потом поворот. И снова остановился. Нужно было что-то сказать змее, но Гарри плохо соображал, что именно. — Можешь показаться. Служи… и будь верна. Он не видел, но почувствовал негласное согласие змеи и также её раздражение. Раздался еле слышный скрип бумаги, глухой стук крышки об пол, тихое, ничего не значащее шипение кобры… И опять нужно было открыть рот и произнести какие-то слова, но те давались всё сложнее, а язык словно прилип к нёбу. Гарри буквально приходилось извлекать из себя звуки, выталкивая их насильно. — С днём рождения, Том. Вот и всё. Гарри не помнил, как оказался за дверью. Ощутил лишь, как силы стремительно покидали тело. Он просто шёл, шёл вперёд. И шёл дальше. Он не мог думать, не мог здраво рассуждать, не мог ничего понять, только ощущал, как жгло нутро; как разнородные чувства смешивались, плавились, а он продолжал идти, желая оказаться как можно дальше от проклятой комнаты. Гарри вошёл в портал, а из него буквально вывалился. Администратор на повышенных тонах что-то говорил, но он не понимал ни слова — в ушах стоял оглушающий звон. «Нужно идти», — одна лишь мысль билась набатом в голове. Идти куда глаза глядят. И он продолжил путь. — В таком виде на улицу нельзя, — Гарри дёрнули за плечо. Он послушно остановился, мазнув взглядом по руке, удерживающей его. — Вы, похоже, в состоянии аффекта. Не делайте глупостей, Гарри, — мягкий голос с лёгким иностранным акцентом прорывался сквозь шум и оседал запоздалым восприятием окружения. Точно. На нём была форма мракоборца. Гарри мельком заметил взмах руки управляющего и опустил взгляд. Дезиллюминационное заклинание. — Так лучше. И всё же, может, вам стоит отправиться домой? На улице дождь и снег. Не самая благоприятная погода для поздних прогулок… — То что нужно, — пробормотал Гарри и вышел из здания, не оглядываясь. Магическая дверь сомкнулась за спиной, исчезая. Переулок оказался пуст, а хлопья снега с примесью дождя тяжело оседали на плечах и лице. Улицы тоже пустовали: канун Нового года вкупе с плохой погодой разогнали маглов. Пошатнувшись, он замер. Клубок пара вырвался изо рта, и Гарри шагнул вперёд. Ему хотелось ощутить беспощадный холод, пробирающий до костей, пусть зима была на удивление тёплой в этом году. Однако форма мракоборца мешала этому, как и наложенные на неё чары. Медленно расстёгивая застёжку за застёжкой, он стянул мантию, уменьшил её и сунул в карман. Ощущая, наконец, как влажность пробирается под ворот рубашки, а ткань неспешно намокает, Гарри встрепенулся, застыв, и уставился на небо. Простудиться ему не грозило: с тем количеством лечебных зелий, что циркулировало в организме, наверное, даже драконья оспа была не страшна. А вот остудить голову казалось просто жизненно необходимым. Остудить себя. Немножко встряхнуть. Мысли потихоньку появлялись, и Гарри набирал полные лёгкие морозного воздуха, шумно выдыхая. Вот так — вдох-выдох. Вдох и выдох. Успокоиться и отпустить. Колючий холод каждой капли приятно обжигал кожу, пропитывал рубашку, капал с кончиков волос, скатываясь по лицу, застывал на ресницах. Сглотнув комок в горле, Гарри шагнул вперёд и аппарировал буквально в прыжке. Глухой хлопок откликнулся звоном в ушах. Согнувшись, Гарри оперся руками в колени, и намокшая ткань пристала к коже. Так… Так!.. Так, так, так. Попытка номер два прийти в себя окончилась неудачей. Мысли рассыпались, а на сердце стало ещё тяжелее. Чёрт! Думать не хотелось, вспоминать — ещё меньше. Гарри просто не мог. Дело было даже не в увиденном, а в том, что он ощутил и что это открыло для него. Гарри ясно понимал одно: чувства... они есть. Далеко не призрачные, а наоборот — неоспоримые. Слишком сильные. Для него и для того, кому они предназначались. Что беспощадно и методично убивало его. Гарри заживо разлагался изнутри, столь же ярко осознавая, насколько в безвыходной ситуации он оказался. В том номере осталась не только змея, но и часть его прошлого. Та часть, которая продолжала отрицать и переубеждала себя, что всё настолько серьёзно; та часть, что переживала последние иллюзии возможного выхода из безвыходного положения... Как же глупо. Как же чертовски глупо его провели… Он сам себя провёл. Пальцы впились в колени. Стало больно, и Гарри сморгнул. Хотелось кричать от собственного бессилия, и это случилось: тихий рык завибрировал в груди, взорвался в горле раскатистым звуком, больше похожим на лай. За чем последовал смешок, и Гарри судорожно закашлялся. В горле неприятно защекотало при каждом сглатывании. Видимо, он временно охрип. Зато тугой узел внутри, состоящий из гнева и разочарования, ревности и тоски, немного ослаб. Самую малость, и тем не менее этого хватило, чтобы перевести дыхание. Смешно, но он не мог винить Риддла ни в чём. Том ничего не обещал ему, и он не имел права на ревность, но когда доводов рассудка было достаточно, чтобы остановить это чувство? Гарри ревновал Чанг к Седрику, ревновал Джинни к Дину… но никогда ни одно из этих чувств не опустошало его настолько быстро, не терзало его настолько сильно, не превращалось в столь осознанную невыносимую боль, как эта. Почему именно он? Почему они?.. Присев на корточки, Гарри уткнулся лбом в колени, запустив пальцы в волосы, и судорожно потянул насквозь промокшие пряди. Он промок до нитки. Это помогло. Позволило восстановить эфемерное равновесие, вот только дыра внутри никак не хотела затягиваться. Все эмоции ускользали через неё — они проваливались внутрь, исчезая без следа. Зачем?.. Зачем он цеплялся за Риддла? В лавке Ваблатски, в лесу, а теперь ещё и домой наведался, точно влюблённый дурачок, преследующий объект своей привязанности. Гарри представил, как выглядел со стороны в тот момент, и захотелось вновь завыть, теперь уже от стыда и затравленной гордости, что жалобно пищала на задворках сознания. Кого он пытается обмануть? Он и правда влюблённый дурачок, преследующий объект своей привязанности. И с этим определённо надо что-то делать. Вот только что? Перед глазами всплыла изящная спина незнакомки, обвитые вокруг шеи Тома руки, прижатые друг к другу тела, и Гарри потёрся лбом о влажную ткань брюк. Шрам будто до сих пор мог болезненно жечься. Он знал, что не сможет изгнать из себя это воспоминание, отрешиться от него и забыть. Такие вещи превращаются в порочный круг, застревают в мыслях, и ты их раз за разом прокручиваешь. Такие воспоминания ядовиты по своей природе. Дождь прекратился в угоду снегопаду. Буквально стуча зубами, Гарри медленно поднялся. Голова слегка кружилась. В канун Нового года, в полном одиночестве, промокший до нитки посреди леса… Чем он вообще занимается? Невольно вырвался тихий смешок. Гарри откинул голову и обхватил себя за плечи, сдавленно посмеиваясь. Смешок за смешком, а ломкий смех потрескивал в абсолютной тишине, чтобы потом превратиться в безудержное веселье. Он смеялся до слёз, собравшихся в уголках глаз, до икоты, до колик в животе и давящей боли в груди. Что ж, Том победил. Мышцы лица онемели, а улыбка медленно сползла. Пусть так. Гарри не знал, сколько времени провёл там, пялясь в одну точку, словно полоумный, но влажная рубашка отвердела, покрываясь коркой инея, как и застыла влага на ресницах. Холод мало-помалу пробрал до костей, и, наконец, Гарри будто отрезвел. Кричер в мгновение ока появился рядом, пробурчал что-то о больном на всю голову хозяине и перенёс его. Гарри не протестовал: он и был больным на всю голову. Дом встретил умиротворённой тишиной, что превратилась в продолжение той, что царила в мыслях. Время замедлило свой ход. Стрелки на часах замерли, когда Гарри перевёл на них взгляд, чтобы удостовериться, тикают или же остановились? И кто у него был, кроме него самого? Уже немало, наверное. Гермиона хоть и не обмолвилась об этом, тактично избегая новую мозоль, но, скорее всего, они планировали встречать Новый год в Норе. Драко, как обычно, сделает это с родителями. Однако его приглашение Гарри отклонил: Люциуса Малфоя, точнее, его политических агитаций и жирных намёков за такой короткий срок было более чем достаточно. Требовался отдых. Ваблатски, по сути, не была ему близка, хоть именно такой и ощущалась. Гарри не знал, как она собирается встретить Новый год, но не хотел навязываться и смущать Эдмунда — парень и так его избегал. Изморозь на ткани оттаяла, и противная, липкая влажность осела на коже. Из состояния аффекта Гарри впал в эмоциональный ступор. Отлично. Не первый одинокий праздник в его жизни. И не последний. Тем более у него сформировался чёткий план действий на этот вечер. Хотя, как показала практика, планам его частенько не суждено было сбыться. Резко поднявшись, он взмахнул палочкой, подсушив одежду, и глянул в зеркало. То вернуло безутешную картину: мертвенная бледность, синяки под чуть опухшими, налитыми кровью глазами, заострённые черты лица… Да уж. В таком виде он способен напугать не только своего крестника, но и даже нечисть какую-нибудь. Тедди. Гарри внезапно ощутил острую нужду повидать малыша, пусть тот наверняка уже спал глубоким сном несмотря на праздник. Он навещал его каждые две-три недели и ощущал вину за то, что не делал этого чаще, не проводил с ним больше времени, чего сам же когда-то желал от Сириуса. Только тот не делал это из-за обстоятельств, а Гарри... а что Гарри? У него не было отговорок. Он мог отправиться к Тедди пораньше, а вместо этого пошёл к Риддлу. Тишину прервал очередной горький смешок. Подсушив волосы и кое-как заправив торчащие во все стороны пряди, Гарри подхватил подарок и спешно шагнул в камин.***
Как он и ожидал: Тедди спал. Андромеда всё равно провела его в детскую и, указав на кроватку, приложила палец к губам. Гарри кивнул, бесшумно подошёл и замер, поглядывая на беззаботное розовощёкое лицо. От него веяло покоем, и это чувство легло бальзамом на душу. Едва коснувшись светлых волос, Гарри мягко провёл по ним и отнял руку, заметив, как Тедди смешно сморщил нос и повернулся на бок, сонно причмокнув губами. Застыв каменным изваянием, Гарри прислушивался к размеренному дыханию крестника и ни о чём не думал. В голове, как и на сердце, стало безнадёжно пусто. Он простоял так, в некоем подобие мыльного пузыря, пока Тедди не заворочался, словно ощущая чужое присутствие рядом. Оставив подарок на тумбочке, Гарри последний раз мазнул взглядом по умиротворённой фигурке ребёнка и покинул детскую. Каким оно ощущалось для Андромеды — осознание, что её собственная сестра убила дочь? Гарри не хотел представлять, просто восхищался чужой стойкостью. Единственное, что он понимал: смерть ничего не меняла. Месть ничего не давала. Он знал это не понаслышке. Когда Волдеморт умер, Гарри не почувствовал ничего: ни облегчения, ни удовлетворения, ни праздной радости. После момента обманчивой эйфории избавление не даровало ему ничего, кроме внутреннего опустошения: отомстив, он не вернул никого к жизни. Поэтому Гарри считал, что после войны наступило время траура, а не праздника. Дамблдор тогда хлопал его по плечу и сетовал: — Мальчик мой, ты спас миллиарды жизней. Освободил многих, а другим даровал надежду. Ты стал символом, воплощением того, что чёрная полоса рано или поздно заканчивается, а за ней всегда следует светлая. Новое начало. Наше будущее! И Гарри верил ему. Понимал, что это воодушевление необходимо, чтобы продолжать жить. Или, может, просто так было легче. Но, похоже, будущее было далеко не столь светлым, каким он себе его представлял. Последствия, всё те же кошмары, опустошение... и новое начало. Новым началом снова стал он. Горько усмехнувшись, Гарри нашёл хозяев дома по звукам гремящей посуды и громким причитаниям. Андромеда порхала по гостиной, а вместе с ней и Лайелл. — Сядь ты уже, — указала она на стул, легонько хлопнув его по руке. — Я хочу помочь, — возразил Люпин-старший. — Без твоей помощи как-нибудь обойдусь, — беззлобно толкнула Андромеда его, расставляя бокалы. Заметив Гарри, она спешно вытерла руки, поинтересовавшись: — Останешься на ужин? Мягко улыбнувшись, Лайелл опустился на стул и вопросительно вскинул брови, поглядывая на неё. Приглашение было заманчивым, но Гарри понимал: он похоронит всё праздничное настроение в этом уютном кругу. Возможно, за это время его актёрское мастерство значительно улучшилось, но не настолько, чтобы скрыть своё паршивое настроение. Сидеть с каменным лицом было бы невежливо, а улыбаться через силу — не в его власти. — Благодарю за приглашение, — Гарри растянул губы в улыбке, — но меня ждут. — Ты уверен? — осторожно поинтересовалась Андромеда. Гарри сглотнул под её пристальным, изучающим взглядом. Казалось, та видела его насквозь. — Уверен, — кивнул он, сделав шаг назад. — Если вы не против, я заскочу через несколько дней поиграть с Тедди? — Ты можешь приходить когда хочешь, — ласково ответила Андромеда, — и спрашивать незачем. Люпин кивнул, пока на щеках проступал румянец. Семейная идиллия, неужели?.. Гарри хотел бы порадоваться за них и даже выдавил из себя улыбку. Которая тут же стёрлась с лица. — Спасибо, — кивнул он, остро ощущая, что чем больше времени проходит, тем необъятнее становится дыра внутри. Умиротворение, подаренное крестником, рассасывалось. — И с Новым годом, — спешно поздравил Гарри, отступая. — Я провожу тебя, — Андромеда ловко обогнула стол, поспев прежде, чем он смог что-то возразить. Они вышли в коридор, но стоило сделать шаг, как та остановилась. — Джиневра забегала вчера к Эдварду… Гарри, если тебе нужна помощь, любая помощь. — Сделав ударение на последних словах, она выдержала небольшую паузу и продолжила: — Ты ведь знаешь, что здесь тебе всегда рады? — Знаю, — как можно более искреннее улыбнулся он. Получилось, по всей видимости, не очень, так как Андромеда поджала губы, напряжённо глядя на него. — Со мной всё хорошо, — заверил её Гарри. — Небольшие перемены в жизни, незначительные трудности... Всё как всегда. Я справлюсь. — Как обычно, — подтвердила она, наконец вернув ему приветливую улыбку. Остановившись около камина, Гарри зажал щепотку пороха, а Тонкс внезапно обняла его. С одной стороны, ему категорически не хотелось возвращаться домой, с другой — Гарри желал одного, а именно: побыть в одиночестве. Мирном. Увы, таким оно не будет — это он знал заранее. Скорее всего, гнетущим и невыносимо тоскливым, но никак не умиротворяющим. Андромеда мягко похлопала его по спине и отпустила. — С Новым годом, Гарри. Раздвигая уголки губ в последней улыбке, Гарри кинул летучий порох под ноги и выдохнул уже на Гриммо. Губы искривились, а маска сползла с лица. — Проклятие! — скорчившись, он посмотрел себе под ноги. — Хозяин, — раздался совсем рядом голос Кричера, удивительно нейтральный сегодня. — Вас ожидает… — Здравствуй, Гарри. Только этого не хватало! Гарри мысленно застонал, мазнув взглядом по застывшей фигуре в тошнотворной голубой мантии. — Здравствуйте, профессор. — Мне казалось, в прошлую нашу встречу мы перешагнули официальное обращение. — Как угодно, — пожал он плечами. — Для чего же вы пожаловали? — Раньше ты таких вопросов не задавал, — мягкий укор в голосе вызвал волну раздражения. — И это осталось в прошлом. Не будем же его вспоминать, ведь там нет ничего достойного упоминания, — усмехнулся Гарри и прошёл вперёд. — Прошу, располагайтесь. Чаю или, может быть, что-то покрепче? — отстранённо поинтересовался он. — Нет, спасибо. Альбус плавно опустился в кресло, задумчиво присматриваясь к нему. Выглядел Дамблдор получше, чем в прошлую встречу. И, похоже, на этот вечер у него тоже не было других планов. Гарри мысленно чертыхнулся. Какое ему было дело до здоровья профессора? До того, как тот проводит канун праздника? К чёрту его, к чёрту Риддла, к чёрту их всех! Хмыкнув и даже как-то повеселев, он подхватил графин и налил рома в стакан. — А я не откажусь, — пояснил Гарри, усаживаясь напротив. — Так зачем пожаловали… Альбус? — Какой-либо конкретной причины не было, просто хотел поговорить с тобой, — неторопливо отозвался тот. — Правда, я не ожидал тебя застать: думал, этот вечер ты проведёшь в окружении друзей. — Как видите, я предпочёл собственную компанию, — и Гарри сделал глоток, прищурив глаза. — Не сомневаюсь, что вы знаете почему. — Не буду скрывать, со мной говорила Джиневра. Она была обеспокоена твоим психологическим состоянием… — Так значит конкретная причина для визита всё-таки была, — выжидающе уставился он на Альбуса. — Просто побеседовать с тобой... Узнать, как ты. — Попытаться вправить мозги, — перевёл Гарри. — Лично удостовериться, что ты в порядке. — И каким же критериям вы собираетесь следовать, чтобы в этом удостовериться? — Гарри насмешливо вскинул брови, покачав стаканом. — Мисс Уизли обеспокоена твоим состоянием, Гарри, — настойчиво повторил Дамблдор. — И поэтому ни разу за это время не связалась со мной лично? Даже записки не прислала? Сейчас было не время для таких разговоров. Он был эмоционально истощён и всё, что внутри осталось, это пепелище. А на нём паразитирует всё самое гадкое. — Она напугана твоей связью с Томом. Более того — она напугала тем, что у тебя якобы есть некие чувства к нему. Мисс Уизли считает, что он... — Дамблдор прервал себя на полуслове, кашлянул, как-то неловко поправив свободные рукава мантии, и добавил: — Если дословно, то Джиневра предполагает, что Том тебя околдовал, и ты не ведаешь, что творишь. — Забавная терминология, — кивнул Гарри. — Для Джини всё может быть и так. Но мне интересно другое. В чём хотите убедиться лично вы, Альбус? Переспали ли мы с Томом по вашей указке и передал ли я ему силу, как послушный мальчик? Или же убедиться в том, что я не воспылал нежными чувствами к врагу, а только позволил себя отыметь, точно шлюха? Взгляд Дамблдора стал острым, сам он помрачнел и напрягся; сухощавые руки вцепились в подлокотники. — Если честно, профессор, — добавил Гарри, чувствуя, как уголок губ опускается, а улыбка становится кривой, — хотел бы я, чтобы оно так и было. Полагаю, моих слов достаточно, чтобы вы додумали остальное и разгадали эту славную загадку. — Мне не стоило обременять тебя, — отрешённо сказал Альбус. Обременять? — Том слишком сильно повлиял на тебя, — продолжил профессор, — хотя я ожидал, что влияние будет обоюдным: что ты изменишь его. Мне жаль, Гарри, что так получилось. — Если говорить о влиянии, Альбус, то сперва на меня повлияла правда. А это случилось давно. А вот моё терпение закончилось совсем недавно. Вы рискнули моим состоянием в ожидании, что я смогу изменить Тома; вы сделали очередную ставку и на этот раз проиграли. Мои соболезнования, профессор, — заявил ему в тон Гарри. — Всё было не так, — сурово возразил Дамблдор. Гарри даже померещилось, что впервые от того повеяло явственным раздражением. — Разве можно интерпретировать ваши слова как-то иначе? В любом случае сегодня не лучший день для подобных разговоров, Альбус. Я очень устал, хочу поужинать и лечь спать пораньше. Или напиться вдрызг. Лицо Дамблдора расслабилось, принимая прежнее спокойно-задумчивое выражение. А затем лёгкое, будто пёрышко, почти щекочущее прикосновение заставило Гарри дёрнуться. Раньше он не замечал этого, сейчас же ощутил настолько остро, насколько сильно вцепился в стакан — до хруста костяшек. «ВОН!» — вытолкнув постороннее сознание из собственного разума, Гарри стиснул стакан в руке. — Вы всегда вторгаетесь в чужие мысли без разрешения? — в притворном спокойствии поинтересовался он, сделав огромный глоток. Холодная ярость дребезжала внутри, заставляя тело еле заметно дрожать. Альбус лишь вздохнул. — Напрасно ты так думаешь, Гарри. Я никогда не злоупотреблял этой способностью: ни с тобой, ни с кем-либо другим. Иначе зачем бы я старался оградить твой разум, посылая к Северусу? — Возможно, вы понимали, что я не смогу овладеть окклюменцией? Северус был ужасным учителем и лишь запутал меня сильнее, — прищурился он. Теперь ему было с чем сравнивать, по крайней мере. Гарри едва ли частично овладел легилименцией, окклюменция же ещё ими не затрагивалась, но Ваблатски упоминала, что обе способности тесно взаимосвязаны. Теперь он понимал почему. — Что вы хотели узнать? Спросите, и я честно отвечу. Альбус приподнялся, устало покачав головой. — Что так огорчило тебя? — участливо поинтересовался он после короткой паузы. — То же самое что и вас, профессор. То, о чём вы столько раз говорили мне. Любовь, — не медля ни секунды, ответил он и отвёл взгляд от проницательных искорок, загоревшихся в глазах Дамблдора. — Полагаю, вам пора. — Ты уверен, что не хочешь остаться в школе? Дети к тебе прикипели… — Им, скорее, лестно, что первые шаги по дуэльному подиуму они делают под присмотром самого Гарри Поттера, — парировал Гарри, с горечью вспоминая свою стычку с Грейбеком. — В любом случае у тебя ещё есть время подумать, — мягко проронил Дамблдор и направился к камину. — С Новым годом, мой мальчик, — вполголоса сказал он, исчезая во всполохах яркого света. — С Новым годом, профессор, — прошептал Гарри и одним глотком допил ром. Тяжело поднявшись, Гарри заблокировал камин, дабы избежать очередных гостей, подхватил графин и отправился в кабинет. У него был план. Впервые такой заурядный; впервые так просто выполнимый: возможно, напиться — это банальность, но Гарри желал этого каждой крохотной частичкой души, что у него осталась. В какой-то прострации добравшись до комнаты, он грузно опустился в кресло и немигающим взглядом уставился прямо перед собой. Тяжко. Ему было тяжко. Сейчас, когда он остался наедине с собой, чувства плитой вдавили его в кресло: было трудно сидеть, трудно дышать, трудно удерживать стакан. Холодные пальцы переходили во вспотевшие ладони — дикий контраст, из-за которого рука дрожала, а тёмная жидкость беспокойно плескалась внутри. Гарри не представлял, что ему делать дальше; не понимал, как реагировать на Тома, если они снова встретятся. Но от мысли, что он никогда его больше не увидит, становилось только хуже. Гарри застрял меж молотом и наковальней — ни один из вариантов не мог стать решением его проблемы. Действительно, от чувств нет противоядия. Пока что. Залпом осушив стакан, Гарри опять наполнил тот до краёв. И вновь осушил. Вкуса алкоголя он уже не чувствовал, лишь обжигающий горло состав. Тепло и приятно. Джинни, значит. Она была у Андромеды, а затем — у Альбуса. Жаловалась ли им? Впрочем, даже если это так, винить её он был не вправе. Он причинил ей боль. И какую — теперь Гарри понимал. Пусть Джинни не могла быть до конца уверенной в измене: она не заставала его с Риддлом на коленях — и лишь одна эта мысль вызывала смесь иронии и горечи понимания, — но он вытворял вещи куда хуже. Постоянные поцелуи, мастурбация, оральный секс… Гарри нахмурил лоб, скользя взглядом по коллекции мётел, и вновь припоминал всё, что он делал с Томом ещё до Гриммо. Аргумент в пользу «высшей силы, что заставляет его» уже давно изжил себя. Наверное, намного раньше, чем он сам это осознал. Чем осознал, что трусливо прятался просто потому, что ему было чего страшиться: увлёкшись Томом, Гарри обрёк себя на несчастье. Это игра в одни ворота. И, возможно, произошедшее сегодня и есть наказание за то, что он столько времени медлил, тем самым предав и чужое доверие, и чувства. Это своего рода воздаяние. Плеснув новую порцию, Гарри прикоснулся губами к стакану и, буквально давясь, осушил его. Кратковременное облегчение растаяло под грузом мыслей. На душе заскребли кошки, а перед глазами встала чужая обнажённая спина и глаза Риддла. Тот был удивлён, да. Впервые он застал его с таким вот взглядом: полным искреннего изумления. И это выражение обрадовало бы его в любой другой момент, только не в этот. Гарри хотелось ухватиться за дурманящую мысль, что он всё спланировал, что всезнающий Волдеморт мог специально оттолкнуть его таким до простого омерзительным способом. Однако то удивление было неподдельным. Риддл мог сыграть, но не мог обмануть его интуицию. Вместо того чтобы остыть, пепелище внутри снова задымилось. Гарри ощутил искры ярости. На мгновение он представил, что всю эту неделю Риддл встречался с той волшебницей, а может, были и другие… Рядом раздался хлопок, и Гарри вздрогнул, чуть не выронив стакан. Жаль, что трансгрессия эльфов не поддавалась никаким запретам и временным рамкам. Димбл стоял перед ним, сложив руки за спиной, и неуверенно поглядывал. — Зачем ты пришёл? — устало поинтересовался Гарри. Эльф замялся, энергично затряс головой, и вновь смущённо посмотрел на него. — М… м… м-м… Гарри вскинул брови: — М-м-м-м, что? Шумно выдохнув, домовик понуро шевельнул ушами и сбивчиво заговорил: — Том Риддл хотел узнать, к-как самочувствие Гарри Поттера?.. Это что, шутка такая? Гарри своим ушам не верил. — Самочувствие? — процедил он. Домовик дёрнулся в сторону, точно от пощёчины. — После дуэли, — быстро опомнился тот и шустро защебетал: — Мистер Риддл заметил, что раны от когтей ещё не зажили, и велел передать это Гарри Поттеру. Димбл щёлкнул пальцами, и на столике появился флакон. — Это лекарственное зелье, никак не отрава. Димбл лично проверил, — важно кивнул тот. Гарри с каждой секундой трясло всё сильнее. Вцепившись в стакан, он сделал огромный глоток, и, помедлив, мягко, почти что ласково, сказал: — Так как Том спросил о моём состоянии, передай ему вот что, — он подманил к себе дневник, но чары дали сбой, и тот свалился на пол, прямо к ногам эльфа. — Верни ему это вместе с чёртовым зельем и скажи, что он может быть счастлив. Он победил: сегодня я умер. Димбл побледнел, покачал головой и тихо пискнул: — Гарри Поттер уверен? Нахмурившись, Гарри покрутил в руках стакан. — Уверен. Раздался новый хлопок, и он откинулся на спинку кресла, растерянно замерев. Как его самочувствие? Как его самочувствие?! Каков вопрос, таков и ответ. Том просто издевался, и Гарри не отставал. Это была насмешка, плевок в лицо… Желание растоптать окончательно. Всё то, что он испытал той ночью, постепенно меркло в памяти. Это было видение, не более. Он поддался чарующей иллюзии, совершив ошибку. Глянув на руку, Гарри вздрогнул. Артефакт по-прежнему был там. Его он забыл вернуть. Ну и ладно. Столь опасную вещь лучше вообще спрятать подальше от чужих глаз, а от загребущих всякие ценности рук Риддла и подавно. Когда он в очередной раз поднял его, графин на столике явно стал легче, а вот тело, наоборот, — тяжелее. Гарри безучастно смотрел в потолок и ощущал приятное онемение: чувства, что ранее в который раз за день превратились в какофонию, вновь немного затихли. Отступили. Но Гарри понимал, что это временное затишье и что завтра начнётся очень тягостный для него период. Раздался очередной хлопок. Какое-то издевательство, честное слово! — Почему меня никак не оставят в покое? — сквозь зубы процедил Гарри и обернулся. Из-за резкости движения ром пролился, запачкав руку, и расплескался на кожаную обивку кресла. Глаза же недовольно мазнули по комнате, сфокусировавшись на стоящей фигуре. Рука ещё больше дрогнула, и алкоголь пролился прямиком на пол, а сам Гарри беспомощно оцепенел.