Игроки

«Сперва дела — потом эмоции» — так рассудил Сидни еще в понедельник, встретившись с адвокатом для составления завещания. Ведь если порядок поменять местами, неделя будет пустой, грустной и бесперспективной. Теперь, когда Генри и Джеймс Паркеры обеспечены и солидный капитал будет выплачен им по достижению 21 года, можно смело войти в струю чувства долга и обязательств, и вновь не думать о любви. Он всю неделю посвятил деловым вопросам, пытаясь делать вид, что жизнь идет своим чередом. Рутинные операции, встречи и письма структурировали и разбивали его жизнь на прогнозируемые временные блоки, создавая иллюзию контроля и чувства защищенности. Чем больше был занят день — тем меньше времени на размышления. И все ж, оглядываясь назад, он понимал, что за неделю, пожалуй, сделал больше, чем за последние 2 месяца. И если б завтра, в пятницу, над ним не висел дамоклов меч, он вероятно мог бы существенно продвинуться в своем деле, применяя новый опыт как модель управления. Успеет ли он сегодня зафиксировать свои наблюдения для управляющего? И действительно ли его волнует этот вопрос? Контрастом с загруженным днем служили пустые ночи. Сна не было. Его охватывало какое-то нервное чувство возбуждения, сменяемое волнами внезапно нахлынувшей паники. Ужас сковывал разум и тело, а унять страх мог только крепкий алкоголь. И засыпая в 5-м часу ночи он неизменно просыпался опустошенным и разбитым, но чувство долга и ответственность быстро возвращали его в строй, когда в голове пульсировала мысль, что ждать осталось не так уж и долго. Но сегодня все должно быть иначе — завтра ему нужна ясная голова. Дневное обязательство перед Элизой уже отняло у него два часа времени. Два пустых часа он расхаживал по гостиной с чашкой остывшего чая на глазах у всех. Два часа мило улыбался ее друзьям и знакомым, столь удачно навестившим вдову именно в этот час. Он был рад этой мнимой компании, в тайне радуясь, что не нужно оставаться в этот вечер с ней один на один. Однако скопление в ее гостиной такого количества жен и вдов говорило о том, что Элиза готовится к маневрам. А значит скоро он услышит от нее, что ОНА выбрала дату ИХ свадьбы. Как ему справиться с этим? Хотелось просто закрыть глаза и обо всем забыть. Что он и сделал, когда каминные часы торжественно отбили час его свободы. Возвращение в Бедфорд-плейс было тревожным. Осталось так мало времени, а нужно еще так много сделать! И все же прежде, чем сесть в кабинете за стол, он с ностальгией прошел по пустующим комнатам, словно прощаясь с тем, что останется после него. Дорогие семейные воспоминания. Вещи, хранившие семейные истории. Любимые безделушки Артура, любовно собираемые им в коллекции и расставленные в малой домашней гостиной на втором этаже. Ужасающее количество склянок с мазями и лекарствами, принадлежащих Диане… Беспокойный неустроенный гардероб Тома, выглядевший так, будто туда с трудом запихнули все то изобилие одежды, которое не могло уместиться в Сандитоне в связи с расширением его семьи… Он должен объяснить все своей семьей. По крайней мере попытаться. Им будут нужны ответы. Ему бы точно были нужны, случись что-либо с кем-нибудь из них. И он устало спустился вниз, чтобы составить письмо Тому. Письмо давалось не легко. Он уже 20 минут смотрел на пустой лист бумаги в попытках составить текст без тени упрека. Но правда была в том, что Том невольно запустил колесо истории, приведшее Сидни к печальному финалу. Сидни понимал это. И судя по всему это понимала Мэри. Но только не вечный мечтатель Том. Но правда также заключалась в том, что, если брат вдруг все поймет и осознает, второй трагедии в семье не избежать. И потому письмо должно мягко сгладить грани и оставить Тому легкое чувство завершенности. Но как это сделать? Быть честным, но немного скрытным. Впрочем, как всегда. «Бедфорт Плейс, Лондон 23 сентября 1819 г. Мой дорогой брат, Я проиграл свою жизнь безвозвратно. И вынужден проститься раньше времени. Поверь, я ни о чем не жалею, и доведись мне шанс исправить или что-то изменить, я предпочел бы только окунуться в личное семейное счастье. Но не с Элизой. Она давно закрытая книга, а при ближайшем рассмотрении и вовсе выглядит пустым листом. Прости, что не смог жениться на миссис Кэмпион ради денег. Когда в твоей жизни появляется истинное чувство все остальное уходит на дальний план. Так было и со мной. В попытках прояснить свои чувства и желания я бродил в лабиринте слишком много времени и просто упустил свой шанс на счастье. Но часть меня по-прежнему верила в чудо и ждала. Я слишком устал исполнять свой долг и закапывать глубоко внутри свои эмоции. Они подобно вулкану бурлили во мне, готовые выбраться наружу. И каждый божий день я просыпался с мыслью вырваться из оков Лондона и мчаться в Виллингден. Но долг, Элиза, Сандитон и честь семьи вновь прочно заковывали меня в кандалы, заставляя остаться и накрывая отчаянием. Встреча в клубе с таинственным господином была словно ответом на мои молитвы. Его слова были знаком свыше. И я грубо ухватился за этот шанс, полностью осознавая все риски и последствия. Тогда это казалось хорошей идеей… Но, если ты читаешь это письмо, значит все пошло не так. Игра, ставкой в которой будет моя жизнь… Я сам согласился на это. Я позаботился о завещании, назначив моими наследниками твоих прекрасных сыновей. Мое дело процветает, и я верю и дальше будет приносить доход под присмотром лорда Бабингтона. Я также позаботился о частичном погашении долга перед леди Денем. Мои банкиры подробно проинструктированы о сроках и суммах выплаты, если поручение не будет отозвано мной обратно. Это лишь часть суммы, но лучше, чем ничего. Далее вам придется разбираться самостоятельно. Не злись, не печалься и постарайся меня простить. Прошу, расскажи о причинах несчастья Артуру и Диане — у меня нет слов, чтобы объяснить случившееся людям со столь тонкой душевной организацией. И правильнее было бы сказать, что это была дуэль. Но думаю они со временем сами узнают ужасающую правду. Береги детей и Мэри — они все, за что стоит бороться в этом мире. Ни деньги, ни власть и ни слава. Теперь я особенно ясно это вижу. Берегите друг друга и лучше отправляйтесь на Антигуа. Скандал рано или поздно утихнет, а в новом месте вы просто сможете быть самими собой без притворства. По-прежнему семьей, которую я так ценю, люблю и уважаю. Сидни» Часы пробили ровно 8. И он прослушал их торжественную трель. А после достал еще листы и составил записки друзьям. «Бедфорт Плейс, Лондон 23 сентября 1819 г. Мой дорогой Кроу! Ты был прав, это была паршивая идея. И если ты держишь в руках это письмо, то знай, что в подвале Бедфорд-плейс тебя ждет ящик отборного рома. Так выпей же его! Увы, не за мое здоровье… Я благодарен тебе за все. За дружбу, юмор и дельный совет. Но как всегда упрямый я остаюсь при своем мнении и дорого плачу за это. Не грусти обо мне. А лучше просто думай, что я уехал на Антигуа. И не намерен возвращаться. Береги себя. Сидни Паркер» Он быстро свернул записку в конверт и залил сургучом, закрывая печатью. «Бедфорт Плейс, Лондон 23 сентября 1819 г. Мой дорогой Бабберс, Вот и свершилось то, чего мы все опасались. Я проиграл. Простите меня за это! Вы как никто другой понимаете, что значит пылать любовью и не иметь шанса на взаимный ответ. То, что начиналось как легкая увеселительная поездка в Сандитон на выходные, изменило и мою, и вашу жизнь. Жаль только, что мои летние приключения в Сандитоне закончились иначе. Я желаю вам счастья с вашей молодой женой и очень рад был быть причастным к этому. Для меня было честью быть вашим шафером и вашим другом. Я благодарен вам и за согласие принять на себя бремя контроля судьбы моих племянников. Но есть еще один особенный человек, которого я преждевременно покидаю. Шарлотта. Она должна жить. У нее вся жизнь впереди. И выходит, что я был лишь одной страницей, как бы мне ни хотелось быть чем-то большим. Так убедитесь же, что в это сложное время она не будет одна. Ваша мудрая жена, возможно, могла бы пригласить мисс Хейвуд составить ей компанию. Но я забегаю вперед. И вряд ли вправе давать советы и вмешиваться в вашу жизнь, когда со своей не сумел разобраться. Благодарю за все! Вы были хорошим другом. Сидни Паркер.» Он сложил в стопку три письма и начал четвертое. «Бедфорт Плейс, Лондон 23 сентября 1819 г. Уважаемый мистер Хейвуд, Мы лично не знакомы и в иных обстоятельствах я бы представился лично, соблюдая все приличия, и обсудил бы с вами возможность возложить на вас заботу. Однако ситуация не требует отлагательства. Если вы читаете это письмо, скорее всего меня уже нет в живых. Я был вынужден принять очень важное решение и сдержу свое слово. У меня лишь неделя на завершение дел и потому решения принимаю в спешке. Я уже составил завещание, но остался один важный вопрос, в решении которого, я верю, помочь можете только вы. Мой брат Том Паркер отзывался о вас как о рассудительном и скромном человеке и ни раз рассказывал, какую неоценимую помощь вы оказали ему и Мэри при досадном случае с их экипажем. Я также видел, кем выросла ваша дочь Шарлотта Хейвуд, которой я безмерно восхищаюсь и боготворю. Ее доброта, забота и здравый смысл превратили этим летом Сандитон из обычной рыбацкой деревушки в модный светский морской курорт. Я искренне верю, что эти качества были приобретены ею в процессе воспитания и потому считаю вас наиболее подходящим человеком для моей последней просьбы. На моем попечении находится богатая наследница плантатора с Антигуа, мисс Джорджиана Лэм. Она сирота и до достижения 21 года, которое придется на 13 ноября 1820 года, ей нужен опекун. Ситуация усложняется тем, что состояние мисс Лем на сегодня составляет около 107 000 фунтов и этот факт может привлекать сомнительных искателей ее руки. Ей нужна защита и поддержка. И воспитание. К несчастью, воспитательница, с которой мисс Лэм живет в настоящее время, увы, несколько раз демонстрировала неспособность сдержать Джорджиану и привить ей хорошие манеры. И потому я вынужден обратиться к вам, как к достойному и честному человеку. На содержание Джорджианы ее отец выделял по 3 000 фунтов в год. Основной капитал в настоящее время сосредоточен на счетах в банках и в доходных ценных бумагах. Список счетов и банков прилагаю отдельным листом. Если вы сохраните текущее распределение капитала, то сможете и дальше обеспечивать доходность в 6,5% годовых. Процентами распоряжайтесь на ваше усмотрение. Как опекун вы вправе также назначить себе жалование в 2 000 фунтов, либо отказаться, как это сделал я. Однако принимая во внимание тяжелый характер мисс Лэм я бы рекомендовал вам от жалования не отказываться. Это все, что я могу сообщить. Мисс Хейвуд, полагаю, просветит вас по поводу особенностей поведения мисс Лэм в обществе и последствиях ее личной драмы, т.к. они с Джорджианой связаны дружбой. P.S. Надеюсь это письмо не придется отправлять, но если вы его все же получите, — не думайте обо мне слишком плохо. Полагаю, вы как никто другой понимаете, какие решения порой приходится принимать для защиты своей семьи. С уважением, Сидни Паркер» Письмо для мистера Хейвуда, конечно, не могло быть в стороне от мыслей о Шарлотте. И мысль о ней пронзила висок острой спицей, что он почти ощутил физическую боль. Как ей сказать? Как с ней проститься? Он должен это сделать! Но имеет ли он право ей писать? В порыве отчаянной злости он резким движением смахнул часы с камина. И глядя на то, как маховик тщетно пытался провернуться, увлекая за собой шестеренку, он чувствовал себя таким же беспомощным. Можно сломать часы, но нельзя остановить время. Оставалось завершить еще одно дело. И он нехотя вернулся за стол и извлек еще один лист бумаги. «Бедфорт Плейс, Лондон 23 сентября 1819 г. Миссис Кэмпион, Прошу прощения за разочарование, которое доставляю вам своей смертью. Я не смогу присутствовать на свадьбе. И не хочу.» Он зачеркнул написанное и продолжил. Сложно выдавливать из себя слова, когда тебе нечего сказать человеку. «Я не могу составить ваше счастье и рассматриваю наш союз как рабство. Именно это толкнуло меня искать иные способы помощи брату. Азартные игры. В один из дней я встретил в клубе человека, готового решить разом все финансовые проблемы Тома, и я согласился сыграть с ним в игру, где в случае выигрыша я буду свободен, а в случае проигрыша — мертв» Он снова зачеркнул написанное, смял бумагу, и отправил ее в огонь. Ему нечего было сказать самому постороннему человеку в его жизни — его невесте Элизе Кемпион. Она все равно узнает о его гибели из светских сплетен и примет ту точку зрения, которую будет диктовать свет. Он не будет писать прощания миссис Кэмпион. Есть более важные вещи… Он глубоко вздохнул, достал новый лист и, смягчившись, ровным почерком начал писать: «Моя дорогая Шарлотта…»