Игроки

У правого уха лязгнул механизм, но выстрела не прозвучало. Время словно замедлилось. Он чувствовал, что отнял пистолет от виска и смотрел на него безумными глазами, словно видел первый раз. Первой мыслью было, что с оружием что-то не так и он резким взмахом вновь вернулся к виску и выстрелил. Опять тишина. Только резко сорвавшаяся с места фигура гусара, хватавшая его руку с невиданной силой. — Довольно! Вы что убить себя хотите? — разъяренный Беринг выхватил у Сидни пистолет. — Не испытывайте судьбу! — Гусар направил оружие в пустую бутылку на другом конце комнаты и нажал курок почти не целясь — бутылка рассыпалась в дребезги. На шум сбежались люди, опасливо оглядываясь по сторонам. В комнате все еще пахло порохом и стояла зловещая тишина, а две мужских фигуры лицом к лицу стояли и не двигались. — Прошу прощения, господа! — рассмеялся Беринг. — Иначе нельзя было привлечь ваше внимание и заказать новую бутылку! А лучше две! Обещаю, стрелять больше не буду. Патроны кончились. — Он поднял в верх две руки, демонстрируя, что сдается. Группа сбежавшихся джентльменов расслабилась. У входа волной прокатился неуверенный смех. — Сэр, в этой комнате нельзя стрелять и приносить сюда оружие. Все упражнения по стрельбе производятся только в зоне тира. Прошу, сдайте оружие. Вы сможете забрать его на выходе. Беринг кивнул и протянул пистолет, держа его на вытянутых руках открытыми ладонями. — Мистер Паркер, вы в порядке? — обеспокоенно спросил администратор, прежде чем взять оружие у гостя. Бледный Сидни кивнул и ответил. — Да, но мне надо выпить. — Он расправил фалды и сел. Вечерний администратор клуба кивнул в ответ и вышел за двери. Толпа к тому времени уже рассосалась. Пока несли выпивку в комнате напряженно молчали. Сидни сидел, тупо глядя в даль, а Беринг все еще стоял рядом и не двигался, лишь левый сапог нетерпеливо отстукивал дробь. Когда что официант покинул комнату и закрыл за собой дверь, гусар резко развернулся и пристально посмотрел Сидни. Он хотел было что-то сказать, но понял, что его собеседник в трансе. Пришлось потрясти его за плечо, прежде чем всучить в руки бокал с рубиновой жидкостью. — Прошу прощения за это испытание, — его рука все еще покоилась на плече Сидни, а взгляд проникал в самую душу. — Мне нужно было убедиться, что вы достойный человек и держите слово, прежде чем ввязываться в решение вашей проблемы. Мне важно было знать, что ради любви вы действительно готовы идти до конца. Сидни поднял на него невидящий взгляд, а Беринг продолжил. — Я не самодур, как вы, должно быть, подумали, но глубоко несчастный человек. Меня не забавляют кровавые игры. Да в прочем и ничто остальное на свете. Я слишком устал, чтобы находить в чем либо удовольствие. Я пуст. И уже довольно давно. Он медленными шагами подошел к краю стола и зажег от огарка две свечи. Затем взял расписку Сидни и медленно поднес к огню, глядя как корчится бумага под натиском пламени. — Ваша лошадь мне не нужна. Мне вообще ничего от вас не нужно. Напротив, вы оказали мне неоценимую услугу и позволили вновь поверить в жизнь и… в любовь. — Он грустно улыбнулся и бросил почти сгоревший лист на поднос. — Вы первый человек, который довел игру до конца. Хоть это чуть не стоило вам жизни! Обычно игроки, согласившиеся на это, не приходили в назначенный день и час, либо слезно просили сжалиться над ними, или того хуже — направляли пистолет на меня. Но как я говорил, это экспериментальное оружие. Его мало кто видел. И уж точно никто не провел с ним больше времени, чем я. А я знаю одну его особенность! — Беринг стукнул костяшками пальцев по столу и начал бродить по комнате, нервно прикасаясь к безделушкам, украшавшим зал. Речь его стала четкой и неторопливой, словно он тщательно подбирал каждое слово. — Если вставить в пистолет одну только пулю, а после раскрутить барабан, то пуля своим весом остановит барабан так, что первые 2-3 выстрела будут пустыми, и только к 3 или 4-му пуля попадает в дуло. Так что я не собирался никого убивать. А только проверял вашу твердость. И тест этот вы блестяще прошли! В голове Сидни слова отдавались далеким эхом, словно во сне. И все, что он видел сейчас перед собой, это образ Шарлотты. Обеспокоенные глаза в свете свечей. Тот самый образ, который настиг его после разрушительного заявления, что он вынужден обручиться с миссис Кэмпион. Он и сейчас преследовал его и словно упрекал, что Сидни совсем не так переписал свою историю. То, что задумывалось им как попытка приблизиться хоть на шаг к Шарлотте могло перечеркнуть ВСЕ и навсегда разлучить его с ней. Каким глупцом он был! Он чуть не пустил себе пулю в лоб, поддавшись на уговоры постороннего человека! На что он вообще надеялся? Злость капля за каплей наполняла его, приводя в чувства. Адреналин, господствовавший в теле, больно бил по вискам. Хотелось бежать, драться, сражаться. Делать хоть что-нибудь! И он болезненно сжал кулаки до хруста пальцев, следя за гусаром одним лишь взглядом, как за добычей. Если этот наглец произнесет еще хоть слово, он точно не сможет сдержаться и врежет ему в его беспристрастный лик. Однако Беринг к нему не приближался, и до Сидни постепенно начал доходить смысл сказанных слов. Секрет. Пустой выстрел. Не пытался никого убивать. Проверял. Тест. Прошли… — Что? — неуверенно произнес Сидни, гордо поднимая голову. — Мистер Паркер, вы мне нравитесь. Вы сильный человек. И переживете… это. — Он небрежно кивнул на стол. — Вы мужественно сели за стол, зная, что ставки очень высоки и от смерти вы не застрахованы. И сделали это не от отчаянья погасить долги и не из пустого азарта, а во весьма веской причине — ради любви. И я как никто другой ценю это. Вы счастливый человек, мистер Паркер. Ваша любовь жива, и вы все еще можете ее вернуть. Мне повезло гораздо меньше… София… — он мечтательно произнес ее имя, словно смакуя. — Эта чертова мода убила ее! Ну кто, скажите, решится выйти на 20-градусный мороз в легком муслиновом платье в ветреном Санкт-Петербурге? А между тем молодые барышни сознательно мочили платья, оформляя складки, и в таком виде выезжали на светские мероприятия! Включая Софию и мою сестру. Сестра всегда отличалась крепким здоровьем и лишь немного простыла, а вот София… София умерла. Ее не стало 7 декабря 1812 года, за 2 недели до моего возвращения из лазарета, где я провел почти 3 месяца после бородинских ранений. Вы видели шрамы. — Беринг вяло махнул рукой. — Порой мне кажется, что она пожертвовала своей жизнью ради меня, — он продолжал бродить по комнате. — Видите ли, я суеверен. И с детства воспитывался в традициях мистицизма. Верю в тайные знаки и предзнаменования. Я был сильно ранен в Бородинском сражении. 3 пули угодило в меня и одна из них — прямо в грудь. — Беринг стукнул себя в грудину, а на глазах появились слезы. — В обычных условиях я бы погиб на месте, но свершилось чудо и именно эта рана оказалась не опасной. Но какой ценой! София защитила меня! Под ментиком, в нагрудном кармане, со мной всегда была книга, что подарила мне София до войны. «Максимы» Ларошфуко. Строки о любви. Они утешали меня в пути и питали мои чувства к ней. Я неизменно сравнивал все высказывания поэта с ее образом и лелеял надежду на скорую встречу. Как закладку в книге использовал медальон с ее миниатюрой. Таким образом, она всегда была со мной… Я читал ей стихи, рассказывал ей, засыпая, как прошел мой день, где я, какие города и страны посещаю и что бы ей могло понравиться в этой местности. В тот день книга также покоилась под формой и это спасло мне жизнь… Он вытащил сверток и бережно развернул его, открывая взору алую карманную книгу и медальон, пробитые ровным круглым следом насквозь. И то, что было медальоном, изображало теперь женский торс в белом шелковом платье, но… без головы. — Пуля протаранила книгу и медальон, впившись в мое ребро на самой поверхности. О, если б не эти препятствия, она бы угодила прямо в сердце. К несчастью, пуля повредила медальон — единственный образ моей Софии. И теперь с каждым днем ее образ все больше исчезает из моей памяти. И я с ужасом жду того дня, когда я не буду помнить, как она выглядела. И хотя прошло уже более 5 лет, я до сих пор не могу поверить в ее нелепую смерть, и думаю, что, если бы не этот случай, она, возможно, была бы сейчас жива. И каждый день я виню себя за то, что остался жив. И с радостью бы обменялся с ней жизнью! О, если бы только это было возможно! Но я как никто другой понимаю, что сделать, увы, ничего нельзя. Я не могу ее отпустить, хоть и понимаю, что моя агония безнадежна. Беринг нежно провел кончиками пальцев по портрету и закрыл глаза, пытаясь возродить в памяти любимый образ. — Так что, мистер Паркер, берегите свою любовь. Говорите, что действительно чувствуете, пока не стало слишком поздно. Ваша любовь жива и все, что отделяет вас от нее, это всего лишь деньги. Я дам их вам в память о моей Софии и буду знать, что выполнил свой долг перед ее памятью, ведь все хорошее, что есть во мне, сформировалось лишь под ее влиянием. Только благодаря памяти о ней я остался человеком…– и Беринг настойчиво протянул Сидни расписку, согласно которой банк Лондона обязуется выплатить предъявителю 80 000 фунтов. Сидни несмело взял лист бумаги и развернул его, читая словно чужое завещание. — Но почему вы делаете это? Вы не обязаны. Ведь это слишком большие деньги. Я не могу это принять! — Я так хочу. И этого хотела бы София. Она всегда была столь романтична и добра, пытаясь осчастливить всех вокруг. И я поклялся на ее могиле, что найду действительно любящих друг друга людей и помогу им соединиться в память о ней. Беринг отпил вино прямо из бутылки и продолжил. — К тому же я чрезвычайно богат. За 5 лет, что я пробыл на Кавказе, я не потратил ни рубля из собственных средств. Военных в ранге содержит государство, а человеку без желания жить и не на что тратить. Так что фонды остались нетронуты. Я все равно бы потратил их на благотворительность. Так пусть же вам они принесут реальную пользу. Вы еще можете переписать свою историю. Так сделайте это! — Он поднял бутылку в воздух, словно произнося тост, и вновь прислонился к горлышку, отпивая прямо из бутылки. Сидни смущенно отпил из своего бокала и поставил его на стол. Сомнения все еще его не покидали. — Но ротмистр, как я могу отблагодарить вас? И как вернуть вам эту сумму? Не сомневайтесь, я ее верну! Беринг облокотился на спинку стула Сидни и приблизил свое лицо, глядя Сидни прямо в глаза. — Ответьте честно на пару вопросов. — И продолжил, когда Сидни кивнул. — Чем заняты ваши мысли, когда вы находитесь в одиночестве? — Шарлотта, — растерянно ответил Сидни. — Выжили бы вы с Шарлоттой на необитаемом острове? — Безусловно. И смею сказать, она быстрее меня нашла бы выход или укрытие, — и легкая улыбка скользнула по губам. — Какого цвета глаза у вашей Шарлотты? — Карие, — ответил Сидни, не понимаю к чему этот вопрос. — А какого цвета глаза ваших детей, которые являются вам в мечтах? — Карие, — ответил смягчившись Сидни. Он опустил глаза, а на губах заиграла понимающая улыбка. — Это все, что вам нужно знать о будущем, мистер Паркер. Я был прав. Это любовь! — и Беринг приложил ладонь к груди Сидни. — А это — всего лишь деньги. — он небрежно кивнул на лист бумаги, который Сидни все еще держал в руках. — Так выпьем же за любовь, мистер Паркер. — Беринг игриво подмигнул, наполняя бокалы. — Зовите меня Сидни. — А вы зовите меня Александр. — И выпив бокал до дна Беринг протянул Сидни руку. — Прощайте, Сидни. Желаю счастья вам и вашей возлюбленной. И удачи. А мне после наделанного здесь шума похоже придется убраться из Лондона как можно скорее. Беринг сделал несколько шагов в сторону выхода, когда неожиданно развернулся и сказал: — Но обещайте мне, что одну из ваших с Шарлоттой дочерей вы назовете Софией! — Обещаю! А сына я назову Александр. Искренняя улыбка коснулась глаз иностранца, но произнес в ответ он лишь привычные светские слова: — Как вам будет угодно.