***
Утро встречает ярким полуденным солнцем, приятным запахом свежих блинчиков и болезненным стоном, так нагло врывающимся в уши. Арсений вдыхает через силу, потому что от каждой порции воздуха по лёгким словно наждачкой проходятся, ненароком отмечает, что в кармане всё ещё лежит тяжёлая медаль, и зажмуривает глаза, подготавливая себя к их открытию. И первое, что он видит перед своим носом, — чужая ступня. Арсений хмурится, причмокивая губами, всё ещё не в силах отойти ото сна, когда настойчиво отодвигает незнакомую ногу, вынуждая её владельца подать очередной протяжный звук. — Ар-р-рс, — мычит Антон и крепче обнимает «Калашникова», подтягивая ноги под себя, расположившись на другом конце дивана. Попов хмурится, когда озирается по сторонам, потому что перед глазами всё плывёт, но по шуму из коридора — звуку нарочито приглушённых голосов — и знакомому с детства запаху блинчиков он понимает, что проснулся у себя дома. Приводит тело в вертикальное положение и проводит ладонью по лицу, которое словно стянуло узкой плотной маской. Мысли вразброд. Он медленно встаёт и не менее расчётливо идёт в сторону двери, наконец понимая, что испытывают герои ужастиков, когда осточертело бегут в какую-то сторону, а расстояние совсем не сокращается. Ощущение дверной ручки под пальцами равносильно сладостному пониманию контроля над ситуацией. Дверь открывается со скрипом, который вызывает недовольный стон из-за спины. — Арсений проснулся, — произносит дед, столкнувшись с внуком в коридоре. Парень кривит губы наподобие приветственной улыбки и проходит дальше, сталкиваясь в кухне с бабушкой, кропящей у печи. Честно говоря, Попов идёт на запах, повинуясь инстинкту, потому что мысли вышибло прочно апгрейдом Макаровского коктейля. — Арсюша, доброе утро, — расплывается в улыбке бабушка, обернувшись на внука, и, даже не смотря на руки, умело переворачивает блин на сковородке. — Как вчера погуляли? Валентина Сергеевна замирает, ожидая рассказа, но Арс способен только скривиться, пытаясь разомкнуть губы, и, поняв свою несостоятельность, двинуться в сторону холодильника. — Неплохо, — отвечает Попов, хлебнув холодного молока из горла, и прикладывает бутылку, покрытую конденсатом, к голове. — Смотри, что принёс, — добавляет он, вынимая бархатную коробочку из кармана брюк и вручая в доверительно раскрытую ладонь. — Красота, — констатирует бабушка, но быстро переключает внимание на начинающий подгорать блин. Арсений делает ещё один глоток и невольно охает, потому что головная боль и другие обширные последствия похмелья медленно начинают отпускать. — А Антон не собирается вставать? «Антон вчера выжрал в три раза больше чем я, успел облапать всех легкомысленных девчонок и некоторых парней, а потом попытался забраться на голову памятнику Ленина на площади Революции». — Не, пока не собирается, — поразмыслив отвечает Арсений и убирает живительную бутылку молока в боковое отделение дверцы холодильника. — Я тогда блины на столе оставлю, а то нам с дедом надо в город съездить по делам, — произносит бабушка, возвращая внуку заслуженную медаль. — Мы очень рады за тебя, — всё-таки срываясь на эмоции с утра пораньше, говорит она тихо-тихо, придерживая руки парня чуть дольше необходимого. Арсений улыбается, несмотря на сверлящую головную боль, и обнимает бабушку со всей теплотой, на какую способен.***
— Блять, Арс, у тебя офигенная бабушка, — произносит Антон, уплетая блин за обе щеки, и чуть нервно зачёсывает назад мокрую чёлку — если Попову хватило пары глотков молока для возвращения в нормальное состояние, то Шастуну потребовался ледяной душ с лёгкой руки друга. — Пожил бы с ней двенадцать лет — по-другому заговорил, — хмыкает Арсений, флегматично отпивая свежий кофе из своей кружки, и задумчиво смотрит через окно на огород, который к концу июня расцвёл всеми оттенками палитры. Бабушка действительно очень старается на благо этих девяти соток глинисто-песчаных почв, поэтому под её началом тут и овощные культуры в виде теплицы с помидорами и огурцами, и несколько яблонь, но самое яркое и выделяющееся — небольшой розовый садик, который к этому времени приобретает буйство красок. Каких сортов тут только нет — Арсений честно хотел бы назвать хоть парочку, но по-французски не говорит от слова «совсем», поэтому закусывает язык, чтобы не позориться, и пригубляет кофе. — Арс, — слышится из-за спины голос друга, который даже прекратил уничтожать запасы семьи Поповых, — ты чего залипаешь-то уже второй день? Парень поджимает губы, понимая, что Антон чувствует его даже сильнее, чем он сам, — дружба, проверенная долгими годами. С первого звонка в первом классе, когда у Шаста была смешная причёска с торчащими в разные стороны волосами и абсолютно комичные уши. По большому счёту с тех пор не много изменилось, потому что, когда Арсений оборачивается к другу, то видит всё те же торчащие в разные стороны мокрые волосы и оттопыренные уши. — Шаст, ты хоть понимаешь, что школа, вообще-то, закончилась? — медленно протягивает Арсений, отставив кружку в сторону. — Всё, впереди взрослая жизнь, все дела. Ты переедешь в Москву учиться на IT. Я свалю в Питер, постигать актёрское искусство. И всё как бы. Никаких тебе «Арс, я приеду через пятнадцать минут. Надо заценить «Джентльменов» или «Арс, срочно скинь домашку по геометрии» или «Арс, срочно выкинь в окно презики — я ловлю» или «Арс, блять, вытаскивай свою жопу. Мы идём дуть кальян в поле». Тош, всё кончилось. В комнате повисает неуютная тишина, во время которой между бровей Шастуна появляется складка, и он задумчиво вытирает руки полотенцем. А потом резко вскакивает с места, подходит к другу и улыбается совершенно по-плутовски. — Но сейчас только июнь, — произносит Антон, глядя прямо в глаза напротив. — У нас впереди ещё есть время, чтобы совершить что-то самое авантюрное и безумное за всю нашу карьеру совершения таких вещей. Чтобы поставить точку и не жалеть ни минуты. Странный запал Шастуна передаётся от прикосновений его ладоней к Арсовым плечам. Антон смотрит прямо в глаза, и от этого взгляда, наполненного здоровой идеей, что-то внутри переворачивается. Минорные настроения, которые так плотно атаковали Попова на протяжении последних нескольких дней, отступают и передают бразды правления мажорным, которые проходятся по внутренним органам приятной щекоткой, и побуждают к активным действиям. Зелёные глаза уверенно смотрят в голубые и служат искрой, которая поджигает Арсеньевский запал, потухший под толстым слоем страхов. — Рванём куда-нибудь далеко? — вдруг выдаёт первое, что пришло в голову, Попов, и хватка на плечах ослабевает. Шастун смеётся чему-то своему, когда слёту падает на стул, и окунает палец в банку сгущёнки. — Я имел в виду секс втроём, — признаётся парень, облизывая сладкую массу с пальца. Арсений даже не обращает внимания на предложение друга, увлечённый идеей. — Это может и покажется странным, но только представь: ты, я, длинная трасса М-4, сменять друг друга за рулём, громко слушать Би-2 в салоне, гонять на речку каждый день, читать пыльные книги из бабушкиного серванта, искать тебе провинциальную красотку… — Ну ладно, уломал, — сдаётся Шастун, глядя, как друг почти летает по кухне, воодушевлённо описывая картинки в голове. — Где поставить подпись? Арсений замирает на месте, когда видит на абсолютно серьёзном лице Антона глаза, которые выдают его с потрохами, потому что смеются. Значит он тоже загорелся. Значит вместе можно и пойти на эту авантюру.