Когда придёт время

      — Девочки часто вырастают на сказках о волшебных феях и чудесных принцессах — это искажает их картину мира. Они знают, что тоже принцессы, что их ждёт «долго и счастливо» с принцем, даже если приходится пройти через много проблем. Моя мать не была исключением.       Я бы сказал, начало этой истории похоже на сказку о современной Золушке. Большой город, наслаждающийся бессонницей. Маленькое кафе, открытое с утра до ночи, блистающее пошлыми неоновыми огнями. Молодая официантка, уверенная, что это временная работа, что совсем скоро произойдёт чудо и она получит потрясающую работу по своей «не женской» специальности. Харизматичный перспективный бизнесмен, сбежавший в командировку от жены — об этом он, конечно, «забыл» упомянуть в вечер, когда очередной бокал, улыбки и тёплые слова породили симпатию, спустя несколько дней продолжившуюся на застиранных простынях в номере отеля. Иногда от таких связей остаются нежелательные сюрпризы. У неё остался я.       Может, это неверное определение. Оглядываясь назад, я думаю, что мама всё же любила меня. Может, она одна. Только ей было бы лучше без такого «сюрприза».       Узнав, что случилось, она стала трудиться ещё больше, хватаясь за любой дополнительный час работы, чтобы обеспечить будущего ребёнка до приезда отца. Ведь он обещал вернуться.       Она всегда описывала его очень приятным и добрым человеком, говорила, что он приедет вновь, мы втроём будем счастливы, — скорее убеждала себя, чем меня, тогда ещё младенца. Но всё же я ждал.       И наконец-то отец вернулся. Мне было около трёх лет, я не должен помнить, но это въелось в меня невыводимым уродливым пятном. Она привела его к нам в квартиру, призналась, что родила ребёнка, видимо, уверенная, что он будет рад. Но ведь жизнь не всегда похожа на сказку.             — У меня есть ребёнок, дочь. И планируем с женой ещё одного. Мне не нужен ублюдок. Я заплачу, сколько захочешь, только держись подальше от меня и моей семьи.       Это был единственный раз, когда я услышал, как она ругалась. И через крошечную щель видел, как мама вытолкала этого человека за дверь. Тогда я ещё не понимал, что именно случилось, но точно знал: ничего хорошего. Поэтому просто стоял у стенки, глотая слёзы и не имея возможности объяснить, в чём дело.       Жизнь налаживалась. Будни официантки сменились буднями сотрудницы небольшого офиса. Та «не женская» профессия… Мама любила компьютеры — я перенял это от неё и с тех пор, как научился говорить и читать постоянно просил показать мне что-нибудь. У нас даже был уговор: одна прочитанная книга — и она учила какому-нибудь трюку с кодом. Я помню те вечера перед старым треснутым монитором, тепло её руки и жужжание старого системного блока, которое ни с чем не спутаешь, её усталое, но освещённое улыбкой лицо, звонкий смех. Помню, будто прошло несколько дней, а не двадцать лет.       Шли годы. Мне тогда непросто давались дни в школе, так бывает, если ты слишком тих, чтобы как следует защититься. И рассказать маме я тоже не мог — ей и так непросто — но, похоже, что-то в моём поведении изменилось, ведь вечерами она садилась рядом со мной на нашей крошечной кухне, долго смотрела в глаза и только после мягко говорила:             — Ты же знаешь, что можешь рассказать мне, если что-то не так?             — Знаю.             — И что я сделаю всё, чтобы помочь тебе?             — Знаю.             — А то, что я не смогу ничем помочь, если ты не доверишься мне?       После этого я никогда не отвечал. Прижимался к плечу и молчал. Она смотрела, как остывал чай и трепала меня по волосам, я каждый раз противился. Слишком взрослый для таких нежностей!       В то время я… пожалуй, был счастлив. Но в этом мире за всё надо платить. Особенно за счастье.       Так иногда бывает: предчувствие неприятностей не оставляет целыми днями, но разум цепляется за нелогичность ощущений, отказывается воспринимать очевидное и позволяет реальности обрушиться камнем на голову. Может, я мог бы сделать что-то… Она говорила, что я могу рассказывать всё, но сама молчала. Я даже не заметил, что она больна. Всё стало очевидно, когда изменить ничего невозможно.       Я возвращался из школы и хотел рассказать, как расправился с очередной задачей, ведь у мамы наконец-то был выходной. Но у дома ждали машины медиков и полиции. Я замер среди зевак, молясь, чтобы это не имело отношения к моей семье, хотя в глубине души знал, что тело в машине… Я не мог пошевелиться. Даже когда ублажённые зрелищем люди начали расходиться, я стоял там и смотрел вслед отъезжающей машине, пока не подошёл офицер полиции. Мы общались и до этого из-за моих… экспериментов в школьной сети. Я даже доверял ему в некотором смысле.             — Пойдём со мной, Джейк. Поговорим       Я плохо помню дорогу: на ватных ногах дошёл до машины и открыл глаза уже в кабинете офицера. У меня на плечах плед, рядом кружка приторного чая. Тот офицер за столом, рядом человек в костюме. И все молчали, будто никто не знал, с чего можно начать разговор.             — Что ж, — офицер прочистил горло, немного подался вперёд. — Мне жаль, что приходится сообщать тебе об этом. Понимаю, это непросто вынести, но ты сильный малый, правда? — всё эти хождения вокруг да около… Он не мог сказать то, что я знал и сам. — Сегодня около часа дня соседка обнаружила мисс Уолкер на лестничной клетке. К сожалению, врачам не удалось спасти твою мать, Джейк, — в этой части фразы его голос дрогнул, он сам замер, поглядывая на меня.       Я знал, что должен быть в ужасе, но не чувствовал ничего. То есть… Чувствовал мальчишка, сгибавшийся в рыданиях на стуле, а я… Я просто наблюдал со стороны за происходящим, слушал о новых деталях: что они рассматривают версию с самоубийством, но будут заниматься делом дальше.             — Она не могла.       Я уверен в этом — она всегда такая безумно сильная, отважная… Была. Такое бегство не в её стиле.             — В её кармане было это письмо. Оно для тебя, было бы не совсем верно с моей стороны скрывать его.       На стол легла копия письма, выполненного её бесконечно аккуратным почерком. И всё же «я» вчитывался несколько раз, чтобы осознать написанное не отдельными буквами, но после каждая строчка, каждый символ въелся в память и сердце.       «Мой дорогой Джейк, если ты читаешь это письмо, значит у меня не осталось способа передать тебе наставления лично. Здесь, на этом клочке бумаги я буду с тобой честной как никогда. Мне придётся уйти. Возможно, ты будешь зол, станешь считать меня предательницей, но прежде знай: я поступаю так из благих побуждений.       Возможно, ты заметил и сам, но я не совсем здорова и шансов исправить эту ошибку почти нет. Меньше всего на свете я хочу, чтобы детство моего ребёнка было омрачено наблюдением за агонией и бессмысленными попытками борьбы. Может, я эгоистично желаю остаться в твоей памяти сильным человеком, а не бледной тенью. Не знаю. Я всё ещё в поисках истины, поэтому можешь поверить мне по крайней мере в одном: я люблю тебя, Джейк. Ты — лучшее, что случилось в моей жизни, и даже сейчас, когда мой разум затуманен, я всем сердцем желаю, чтобы ты был счастлив. Ты достоин этого, мой мальчик. Тебя ждут великие поступки, я не сомневаюсь.       С этого момента я не смогу продолжить этот путь с тобой, но знай: я всегда с тобой. Может, как образ из памяти, может, как незримое существо из-за черты. Не знаю. Я просто буду здесь, чтобы оберегать тебя.       Кажется, пора заканчивать. Я люблю тебя, сынок, и всегда буду. Никогда не забывай об этом».             — Пока будут осуществляться поиски твоих родственников…             — Больше никого нет.       Разве мог я назвать отца частью своей семьи? В тот момент этого человека для меня не существовало… Лучше бы он был, потому что дальше всё стало ещё хуже.       В то время были — кажется, сейчас с этим всё строже — такие семьи, которые брали к себе практически каждого ребёнка. На первый взгляд это кажется исключительно добрым поступком с их стороны. Мне расписывали их именно так перед оформлением документов, но всё оказалось менее приятно.       Я смутно ощущал, что что-то не так уже в момент, когда перешагнул порог дома в небольшом непривычно сонном городке, где был восьмым ребёнком. Все в непримечательной одежде и с какими-то пятнами на лицах. Все просто смотрели на меня из соседней комнаты — кто-то испуганно, кто-то с неприязнью, которую тогда я не мог объяснить.       Дети бывают жестоки. Дети бывают более жестоки, чем взрослый может представить, глядя на, казалось бы олицетворение невинности. Почти в одиннадцать я понял это отчётливо.       Затылок ударился о стену, из глаз посыпались искры. В темноте комнаты я видел только глуповатое лицо Майка — старшего из этой компании и, кажется, единственного родного для той семьи ребёнка. Он был слишком близко — я даже ощущал дыхание на коже и от этого внутренности скручивались в тугой клубок.             — Что ты творишь? — я прошептал это, стараясь не показывать, что задыхался от страха.             — Заткнись и слушай, — ладонь с глухим стуком впечаталась в стену. — Ты, дрыщонок, должен следовать правилам. Их тут три: не лезть на родительскую территорию, не пытаться связаться с кем-то и слушаться каждого моего слова. Уяснял?             — Или что?       Усмешка на полных губах — и колено впечаталось в живот. Закашлялся, упал на ноги. Девочка с извиняющимся выражением лица сунула в рот грязную тряпку. На спину с силой давили — казалось, он вот-вот расплющит меня. Другой поставил ногу на голову. «Что я сделал?». Я лежал там, задыхаясь, не в силах даже позвать кого-то. Пропитывался беспомощностью и погружался во тьму.             — Если скажешь хоть слово «против», я покажу тебе настоящий ад.       У семьи было что-то вроде своего дела — до сих пор не понимаю, чем именно они занимались, но для этого нужен был металл. Много металла, который всегда можно было взять в промзоне, что начиналась к западу от дома, а дети — рабочая сила. Мы впятером носили эти странные куски арматуры, девочки очищали их, потом отец семейства и Майк переносили в подвал. Вечером ели постный суп и без сил валились на кровати.       День сменялся днём и ни один не отличался от другого, если только кто-нибудь не нарушал правила. Обычно это делал я. Однажды пробрался в кабинет отца семейства, забрал телефон и попытался заглянуть в подвал, чтобы собрать доказательства, что тут что-то не так, но кто-то увидел и…       Стоило войти в комнату, я повалился на пол от пары приветственных ударов в живот.             — А теперь покажите стручку, что бывает за нарушение правил.       Я успел только прикрыть голову, но это мало помогло. Теперь они даже не пользовались тряпкой, позвоночник снова трещал под весом капитана, его отряд веселился во всю: град ударов ногами сыпался на руки, рёбра, бёдра, пока у меня не осталось сил даже на крик.       Приходил в себя тяжело. Тело разваливалось на части, голова гудела. Ледяные капли на лице. Откуда-то издали доносились голоса.             — Перестарался, сынок. Будь аккуратнее с этим.             — Сорри, па. Пацан нарушил всё, что можно нарушить. Даже к тебе в кабинет пробрался.             — В таких случаях надо просто проводить воспитательную «беседу». Майк, помоги-ка мальчишке дойти до подвала, куда он так хотел.       «Помочь» — это слишком сильное слово. Майк просто схватил меня за футболку и потащил вниз по лестнице. Ноги волочились по полу, сквозь протёртые штаны в кожу впивались занозы, но сил противиться не было. Больно… Можно просто снова отключиться? Я мечтал об этом, но не мог, ощущал каждый удар, каждую новую царапину. Ощущал вкус металла во рту от падения на бетонный пол в жарком подвале. Едва приподнялся на руках, замутнённым взглядом рассматривая огромную печь и груду металла рядом. Что?.. Зачем они?..             — Вставай. Ты мужчина или кто?       Вместе с грубым голосом позади слышался звон. Я слышал подобное. Где? Когда? Не вспомнить. Я просто… Упёрся ладонями в пол, поднялся. Ноги дрожали, раскалывалась голова. Я будто завис, теряя ориентацию в пространстве и времени.             — Доволен? Теперь ты знаешь, что в подвале.             Я не знал. Может, не хотел знать, зачем нужно столько металла, зачем нужно странное серое вещество на заднем дворе. Я просто…             — Отпустите, — едва хрипел, даже не зная, услышит ли тот человек мой голос. — От меня ни одна душа не узнает.             — Нет. Теперь ты точно до конца с нами. Может, я даже прослежу, чтобы Майк не увлекался так сильно, — смешок, опять звенящий ото всюду.             — Я не хочу оставаться в этом притоне!             — Как некрасиво, юноша. Мы с женой ведь заботимся о тебе и каждом из этих детей.             — Да вы просто эксплуатируете каждого из них! Будет здорово, если об этом узнают, да?       Может, мне не стоило этого говорить. Особенно не так, дрожащими руками опираясь на стену и не находя в себе сил даже повернуться.             — Без воспитательной беседы не обойтись. Только я не очень хорош в речах.       Я успел услышать несколько шагов прежде чем собственная кофта оказалась натянута на голову, а в следующую секунду я просто кричал от удара тяжёлым ремнём по спине.             — Сегодня одного раза хватит. Будешь совать свой нос в чужие дела — будет больше. А пока отдыхай.       Было так странно, что после всего он просто одёрнул кофту и почти заботливо уложил на старый матрас. Сознание ускользало.       Это был первый и далеко не последний раз. Несколько месяцев я вмешивался в их дела, их главный устраивал такие «беседы». Когда это уже вошло в привычку, удары ремня почти не ощущались на огрубевшей коже, я решился на серьёзные действия. Вновь пробрался в кабинет — теперь среди ночи, чтобы было время хакнуть старый компьютер, — и отправил в соцслужбы запрос на проверку, кратко описав ситуацию и приложив всё, что успел добыть. Чтобы пришли наверняка.       Представители явились на следующий день и, пока они разговаривали в кухне, а Майк прикладывал ухо к двери, я сбежал. Может, мне стоило вытащить и остальных, но… Я не герой, и собственная шкура была важна мне больше всего остального.       Потребовалось несколько дней, но в конце концов я дошёл до города, в котором родился. Что делать дальше? Куда идти? Как вести себя? Я не знал ответа ни на один вопрос. Просто ходил между бесконечных домов, прячась от полиции, в поисках… чего-то. Без цели и средств я ходил среди построек, пока силы не начали покидать тело.       Когда не знаешь, куда идти, порой любая мелочь может показаться знаком. Для меня таким знаком стал найденный на лавочке в парке ноутбук. Я не видел таких прежде, тогда это была новая модель, но уже с испорченной матрицей — при попытке включить его вся левая часть покрывалась цветными пятнами. Может, его просто забыли здесь, может, владелец оставил из-за дефекта. Честно, мне было всё равно. Я не был героем или даже злодеем, просто потерявшимся голодным ребёнком, который решил воспользоваться возможностью. В конце концов у меня были некоторые навыки. Нужны были только Интернет и умение направить их в нужное русло.       Если я не буду наглеть, никто даже не обратит внимания. Я был уверен, когда впервые оказался глубоко в Сети. Поэтому сначала всего лишь похищал лёгкие пароли. Какими-то пользовался сам, какие-то продавал. И всё это время учился новым трюкам. Очевидно, мне было интересно попробовать каждый из них — и в какой-то момент я поддался желанию.       День за днём я оказывался всё глубже в этой паутине. Мои коды могли забраться во многие устройства, я мог добыть почти любую информацию. Полезное умение в мире развивающихся технологий. Там, в глубине, я был вроде как нужен кому-то — непередаваемое ощущение. Я упивался чувством собственной важности и не заметил, что тоже совершал ошибки. Они были у меня на хвосте. Ближе, чем я мог представить.       Осознав всю мощь информации, я попытался найти отца. Не чтобы сблизиться, понадеявшись на внезапно вспыхнувшие чувства. У меня и самого из чувств была только неприязнь. Просто взглянуть ему в глаза. Увидеть, как он живёт, вспоминает ли… Я был зол. Даже не так. Кровь обращалась в чистую жгучую ненависть от одной мысли о нём. «Он тоже должен страдать», — в такие моменты идея почти завладевала сознанием. Я искал… Правда, вместо него я отыскал Ханну, и это усмирило мой гнев на семью Донфортов. Не настолько, чтобы отказаться от цели, которую наконец-то обрёл. В семнадцать я впервые оказался в Дасквуде, впервые увидел Дженнифер и Фила и второй раз оказался в полиции — на этот раз как подозреваемый в серии взломов. То есть я думал, что это просто полиция, потому что не видел, куда они привезли меня, когда схватили в дороге.             — Значит, Джейк Уолкер, — толстая папка хлопнула о поверхность стола, как будто небрежно уроненная полицейским в деловом костюме. — У нас достаточно материалов, чтобы засадить надолго. Можешь посмотреть некоторые.       Я откинулся на спинку стула, пытаясь показать, что мне всё равно, даже если на деле тело деревенело от страха. Попасть в тюрьму? Вот так просто? За то, что пытался выживать и немного увлёкся? За то, что всего лишь заглядывал в персональные данные других… Да, несколько лет подряд, но это всё ещё моё единственное реальное преступление. Остальное на совести тех, кто использовал полученную информацию. Я н е в и н о в а т. Нет. Никогда я не мог подумать, что это возможно. К тому же… Я был уверен, что не оставил ни следа, был уверен в мощи своей анонимной маски. Они не могли вычислить! Им не за что применять наказание ко мне. Наверняка всё в этой папке — фикция.       И всё же рука потянулась к бумагам. Я листал файлы, присматривался к фотографиям. У них не было доказательств и для половины случаев, но этого всё равно достаточно. Законы относительно этого у нас официально строги.             — Должен признать, впечатляет. Но что-то мне подсказывает, — я взглянул на полицейского, вальяжно расположившегося напротив, — вы не просто так пытаетесь произвести впечатление. Кстати, разве вам не нужен диктофон для допроса?       Там, в Сети, я видел фразу вроде «полиция и дикие звери похожи: нападают, едва учуяв страх». Неизвестно, имело ли это отношение к реальности, — и проверять особого желания не было — но всё же следовало сохранять хотя бы внешнее спокойствие. И я немного откинулся на спинку стула, стараясь принять позицию максимально похожую на ту, в которой сидел он. Словно прочитав это, он тут же изменил позу — подался вперёд, облокотился о стол. Я не мог скопировать это — не хотел усиливать подозрения.             — Молодец, юноша. Ты наблюдателен, как о тебе и говорили. Тем лучше.       «Если окажешься в допросной, любое слово может быть использовано против тебя». В голове всплывали обрывки инструкций, прочитанных когда-то в Сети, и я продолжал хранить молчание. Если буду только осторожно отвечать на вопросы, возможно, ситуация повернётся даже в мою пользу.             — Похоже, ты не хочешь со мной говорить. Жаль, — он откинулся обратно на спинку стула. — Тем не менее нам стоит продолжить беседу, — от одного этого слова по телу прошла волна дрожи. Шрамы на спине заболели снова. Краем глаза я заметил, как офицер достал телефон, голос доносился как будто через слой ваты. Сердце пульсировало где-то в горле, а комната стала слишком подвижной. — Доктор Конт, загляните в первую допросную. Да, срочно.       В уплывающем размытом мире я плохо видел, что происходит. Вроде бы кто-то вошёл в комнату и делал что-то. Не помню, какое-то время я только ощущал прикосновения к коже, а потом стало легче. Комната перестала качаться, и из тумана выплыло лицо смуглого мужчины. Я дёрнулся в попытке отодвинуться, он качнул головой.             — Без резких движений, молодой человек, — сказал и повернулся к офицеру, который всё ещё сидел за тем же столом, записывая что-то. — Теперь в обморок упасть не должен, но ты всё же будь нежнее с ребёнком.             — Куда ещё нежнее, — тот только фыркнул. — Мы потеряли много времени, перейдём к делу. У тебя есть неплохие навыки, у нас — возможность удалить некоторые пятна из твоей биографии.             — Вам нужна моя помощь, не так ли? — я не мог сдержать улыбки. — И либо я оказываю эту помощь, либо отправляюсь за решётку?       За спиной послышался смешок. Я обернулся — смуглый мужчина с улыбкой рассматривал использованную ампулу.             — А мне нравится этот юнец. Мозги у него работают.             — Значит, ты и возьмёшь над ним шефство.             — Вот блин… Крах человека в его языке. Я вообще-то врач, а не агент, ничего?             — Вы двое уже решили, что я согласился? — бросил взгляд на офицера в костюме, затем на врача. — Вы правы. Что я должен делать?             — Доктор Конт расскажет. С этого момента поступаешь в его распоряжение, так будет проще найти объяснение твоему пребыванию здесь. На случай, если кто-то не понял: это секретное задание. А теперь по местам.       Мужчина, у которого были доказательства моей причастности ко всем этим взломам, просто собрался и вышел. Я же повернулся ко второму, его звали Андреас, стараясь осмотреть его внимательнее. Он спрятал ампулу в карман халата и теперь рассматривал ногти. Не слишком крепкий, не похож на своего коллегу, вряд ли этот человек — боец.             — А вы не боитесь, что я сбегу?             — Нет, я же вживил тебе микроботов, которые прикончат тебя, если отойдёшь далеко от меня.             — Чт?..             — Шутка, малец, — очевидно, что-то в моей реакции заставило его заливисто расхохотаться. Да и я… Вынужден признать, его шутка показалась забавной. Почему-то. — Здесь просто охрана на каждом шагу. Пойдём в моё царство, маленькая Персефона. Чемоданчик захвати.       Сунув руки в карманы, Андреас направился к выходу из допросной, пришлось следовать за ним — оставаться одному в этом месте не хотелось.             — И всё же я не могу рассматривать вас как своего мужа.             — Полагаю, моя жена тоже не может рассматривать меня в роли твоего мужа, — он хохотнул, но уже в следующее мгновение даже голос стал казаться серьёзным, почти командным. — Малец, часто с тобой такое случается?             — Как в допросной?.. Первый раз, наверное. А что было?             — Острая артериальная гипотензия, бледность кожных покровов и редкая штука при этом — кровь из носа. Чтобы сказать больше без обследования, я должен быть магом девяносто девятого уровня, но уж чего нет.       Путь казался бесконечно долгим. Длинные коридоры, этажи практически одинаковые по устройству. Я смотрел на Андреаса, твёрдо шагавшего вперёд и иногда приветственно кивавшего знакомым. Казалось, он знал дорогу идеально. Это не просто полицейское управление, они не такие большие. Но от мысли, где я мог оказаться на самом деле, по виску стекала струйка холодного пота. С одной стороны, это бы объяснило форму человека, который говорил со мной сначала, с другой… Какого чёрта? Я не крупный преступник. Случаев, может, и много, но даже вместе сумма ущерба не могла считаться действительно серьёзной. Сомнения рассеялись, когда на первом этаже я наконец-то увидел лого организации. Сомнения рассеялись, но вопрос остался. Почему из всех хакеров в Сети внимание ФБР привлёк именно я? Там были куда более любопытные личности.             — Кстати, малец, ты забыл, что Персефона — не только жена, но и племянница Аида.       Голос Андреаса заставил вздрогнуть. Я так задумался, что даже не заметил, как мы прошли по переходу в другое здание. Теперь стояли перед дверью кабинета с его именем на табличке.             — Не забыл, но всегда старался игнорировать. С такой деталью история выглядит особенно жутко. Как вся античная мифология.             — На самом деле мифология не жуткая, — Андреас покачал головой. — Жутко, что такие люди есть и в реальности. Добро пожаловать.       Он приложил документ к сканеру справа от двери и отступил, пропуская меня внутрь.             — И мне тоже дадут такую вещь? — спросил я, оглядывая небольшой кабинет, заполненный в основном отчётами. — Этот пропуск?             — Конечно. А в пункте должность напишут «любопытная лиса». Теперь давай серьёзно, — он сел за рабочий стол и принялся искать что-то в ящике. — М-да, с чего бы начать… Я медик, а не детектив, но кое-какими данными обладаю. Вкратце: есть одна крайне неприятная группировка. Бюро точно известно, что они замешаны в крупных взломах гособъектов. Но есть подозрения, что члены группы вовлечены и в физические преступления. Очевидно, подшить подозрения к делу они не могут, нужны доказательства и добыть их легче всего изнутри. Поэтому им нужен ты. Внедришься в группу, узнаешь всё, что возможно, и назад, под нашу защиту.             — А если ошибусь и попадусь им, будет не так жалко, потому что не свой.             — Заметь, не я это сказал. Так, малец, — хлопок по столешнице, — отправить тебя туда прямо сейчас равносильно убийству. Поэтому отклеивайся от стены и пошли смотреть, что тебе придётся видеть, если они правда делают то, в чём их подозревают. Держи.       Андреас передал мне пустой бумажный пакет, и вскоре я понял, зачем. Мы перешли в морг, он показал… тело. Обезображенное изначально — с сожжённым чем-то лицом и пальцами — а теперь ещё и подготовленное к экспертизе. Пакет оказался очень кстати.             — Вы сами… Не боитесь… такого?             — Пока есть живые, нет смысла бояться мертвецов.       Если честно, я не могу выбросить из головы фразу, произнесённую с удивительным спокойствием над тем телом. Андреас был прав, даже если это сложно принять — особенно когда тебе только семнадцать и в открытую труп ты видишь впервые.       С этого момента началась моя тренировка. Больше года в разных отделах меня учили отмечать самые мелкие детали, пользоваться оружием, спокойно реагировать на тела… Всему тому, что должен уметь хороший агент. И преступник тоже.       Странно признавать, но я сблизился с Андреасом за это время. Может, даже чрезмерно. С ним было интересно. Он никогда не скрывал, что я нужен только для достижения цели и тщательно прятал факты, указывающие на привязанность. Обычно со мной бывало наоборот, так что… Ощущение выбивало из колеи, но впервые растерянность была приятной.       Я начал жить, как преступник. Было непросто, но в конце концов я сделал так, чтобы именно эти ребята заинтересовались мной.       Оставалось только разгадать загадку и отыскать место встречи. Они думали, что защищены таким образом… Наивные.       Той ночью шёл дождь. Пока добрался до склада, вымок насквозь и едва мог назвать кодовую фразу.       Их было человек десять — все разные, насколько это только можно представить и жившие, как огромная дружная семья. То есть так говорил их лидер — я буду называть его А, полные имена там не в чести — мне-то откуда знать, что такое полноценная дружная семья.       Я был уверен, что на уловки таких групп могут попасться только люди с неокрепшим разумом, легко внушаемые. Свобода, равенство, честность… Невозможные идеалы. Я знал это и потому совершенно точно был защищён от любого влияния. Я думал так и на самом деле был крайне наивен.       Сначала, в первые месяцы, казалось, что они всего лишь кучка любителей, возомнивших себя великими деятелями. Тем легче было собирать информацию. Я записывал любые детали, которые впоследствии могли помочь с идентификацией: реальные и сетевые привычки, излюбленные ходы. Например, В. была правшой, но кодила только левой рукой, выглядя при этом довольно неловко. А. — ярый поклонник социальной инженерии, постоянно использовал этот метод и в сети, и в жизни. Тренировал навыки. Но на самом деле в этом не было ничего важного.       Время шло. Я следил за ними, отправлял данные, но ничего не происходило. Даже начало казаться, что всё это ошибка, что эти ребята просто не могли иметь отношения к делам, о которых говорилось в штабе… Просто кучка активистов. Как раз это было ошибкой, ведь преступления продолжали происходить, а расследование не сдвигалось с точки.       Наконец-то я заметил кое-что, на что не обращал внимания. Мы все жили в том заброшенном складском комплексе, однако люди из группы время от времени пропадали. Казалось, в этом нет ничего удивительного — за гранью этого активистского мира у них наверняка были свои семьи. Но удивительная деталь: каждый раз всё происходило по особой схеме. А. подзывал человека или двух, чтобы поговорить, через несколько часов они испарялись. Но главное вот что: это происходило именно в те дни, когда совершались преступления.       Совпадение ли это? Нет, очень сомнительно. Но я оказался в той же ситуации, что и мои «наниматели»: подозрения есть, доказательств никаких. Нельзя просто проследить за участниками группы, они наверняка заметят, и миссию можно будет считать проваленной. Если бы спровоцировать А. пригласить меня на одно такое задание… Только даже спустя полтора года он не доверял мне полностью. Надо сделать что-то безумное, что бы точно доказало, что я с группой. Но что? На помощь снова пришли наниматели. Всё же они помогали мне добиться их цели.       Да, в какой-то момент я перестал считать это задание своей или нашей целью, только их. Идеи А. прилипали ко мне, будто смола. Я терялся в них, забывал, что в действительности должен сделать. Это могло означать только одно: пора выбираться из этой ямы. Но теперь я не мог сделать это без помощи.             — Чего-о? Да ты шутишь, котёнок!       Меня передёрнуло от прозвища — терпеть их не мог, но В. постоянно придумывала что-то в этом роде, даже не сосчитать, сколько их скопилось за время участия в группе.             — Нет, я серьёзно. Покажем федералам, кто реально крут.             — Это невозможно, Д. Слишком хорошая защита, — А. махнул рукой. — Забудь об этом.             — Возможно. Я как раз смог утянуть одну любопытную вещь… Код доступа. Неплохо, да?       Мы с несколькими настоящими агентами разработали план вместе. От меня требовалось забрать код, сообщить точное время, провести группу на место. Но, если честно, не думаю, что кто-то смог бы проникнуть туда так просто, особенно по искусственно созданному коду, если бы система безопасности не была ослаблена. Эти ребята хороши как минимум в защите, очень хороши.       План сработал идеально. Несколько «важных» документов — и эти активисты поняли, что со мной лучше дружить. Потребовалось совсем немного времени, чтобы А. наконец-то позвал меня поговорить.             — Ты первый раз в этой части базы, Д.? — он шёл всего в нескольких шагах от меня, запрокинув руки за голову.             — Да. Что здесь?             — Ничего. Совсем старые склады, их давным-давно никто не использует. Зато удобное место, чтобы поговорить… И спрятать что-нибудь.             — Спрятать?       Он просто сделал несколько шагов вперёд, игнорируя вопрос. Потом остановился — я видел, как сжались кулаки.             — С первого дня я пытаюсь понять, кто такой Rednym0s и был ли ты им с самого начала.             — Что это значит?             — Никогда не думал, почему тебе написали тогда? — круто развернулся на пятках. — Я интересовался тобой задолго до этого, но с момента, когда ты пришёл сюда, у меня ощущение, что с тобой что-то не так, но вот что?             — Задаюсь этим вопросом всю жизнь.       Как, чёрт возьми, он догадался? Я думал, что вёл себя достаточно естественно, так же, как другие в группе. Это было ошибкой, которую я не заметил? Или А. настолько проницателен? Может, это результат его психологических увлечений?       А. смотрел на меня, не отводя взгляд ни на секунду. Может, он ждал ещё каких-то слов. Может, всё ещё пытался анализировать. Я помню только тяжёлый взгляд из-под рваной чёлки и ухмылку, от которой мурашки бежали по коже.             — Что ж… Я и не ожидал, что услышу честный ответ. Пусть твоя тайна пока остаётся спрятанной в этой части базы. Сейчас для тебя есть… особая проверка.             В тот момент я почти потерял контроль над эмоциями. Это та проверка, о которой я думал? Неужели цель наконец-то достигнута? Ликование лилось из меня таким неудержимым потоком, что пришлось сжать кулаки, позволить ногтям впиться в кожу. Впервые пришло осознание, насколько физическая боль помогает обуздать эмоции, сохранить лицо в любой ситуации.             — Проверка?             — Точняк. Насколько, — несколько шагов вперёд — настолько быстрых, что я почти не заметил, как расстояние между нами свелось к минимально возможному, — ты готов запачкать руки, а, Джейк?             — Я… Я пойду на всё. Ради цели.       Нет, правда. Пока есть хоть какая-то цель, я буду делать всё. Потому что пустое существование отвратительно.             — Это мы ещё увидим, — снова та усмешка, — Информация — это прекрасно, но за спокойное обитание нужно отдавать нечто более осязаемое. В этот раз цель — вот.       Он достал портретную фотографию блондинки-подростка. Он серьёзно? Вмешивать в это ребёнка? Ещё и ребёнка с такими невероятно знакомыми глазами. Невероятно… И даже зная, что это не будет доказательством, нажал на кнопку диктофона. Теперь я умел делать это незаметно.             — И что нам нужно сделать с этой девочкой?             — Нам? Просто перехватить по дороге из точки А в точку Б и охранять, пока не прибудет заказчик. Дальше они сами разберутся. Простое задание для новичка. На это ты тоже готов?             — Конечно.       Конечно, нет. Но что бы я ни пытался сделать, всё шло не так.       Попытался предупредить своих нанимателей, но они решили, что не будут предотвращать преступление, ведь гораздо выгоднее поймать всех — заказчиков и исполнителей — с поличным, когда всё свершится. Случится ли к этому моменту что-то с похищенной? Нет. Наверное. А если да — что ж, очень жаль.       Во время отслеживания девочки попытался связаться с этой ней, попросил её сменить привычный маршрут. Она посчитала это шуткой.       Она провела в старой части комплекса несколько дней вместе с нашими заказчиками, которые тоже оказались просто исполнителями. Я даже не пытался подойти к тому месту, не мог заставить себя взглянуть на неë. Я ответственен за то, что они знали каждый её шаг.       Штурм базы должен был пройти в день передачи девочки реальному заказчику, они хотели арестовать всех разом. Конечно, всё не могло закончиться действительно мирно.       Гром выстрелов, пули над головой, в воздухе витал запах гари. Каждый шаг приходится делать, пригибаясь и зная, что следующий может стать последним. Как для тех, чьи трупы приходилось огибать. Почти на месте. Очередная дверь открылась с протяжным скрежетом, сразу за ней — один из заказчиков. Рук не видно из-за большого ящика.             — Слышь, пацан, топай сюда. Девка бойкая больно, упаковать поможешь.             — Конечно.       Я подошёл достаточно близко, чтобы увидеть девочку — кусавшуюся, колотившую его опутанными верёвками руками. Достаточно близко, чтобы дрожащими пальцами надавить на спусковой крючок. Девочка бросила взгляд на упавшего охранника, на меня и рухнула на пол.             — Не могу я больше… Делай что хочешь.             — Тогда цепляйся за меня, малютка. Я просто спасаю тебя.             — Развяжи, пожалуйста. Я сама пойду.             — Нет времени, извини.       Пришлось забросить еë на плечо и нести ко второму выходу со склада в надежде, что этот путь немного свободнее. Наконец-то не ошибся. На выходе была полиция, но это не проблема, пока не приходит в голову делать резких движений.       Девочка была совсем без сил, едва в сознании, когда я усадил её на землю.             — Малютка, если выживешь, надеюсь, мы больше не увидимся. И ещё… Пожалуйста, отдай это агентам в костюмах.       Может, это было трусливым поступком, но желания возвращаться на эту «работу», просто видеть кого-то из этих людей не было. Быстро объяснив полиции, кто я, сбежал при первой же возможности. Уехал из города, ушёл в подполье. Я знал, что они будут искать, знал, что должен быть осторожнее, ведь если они поймают вновь… Скорее всего, не будут так добры. Пришлось оставить позади всю жизнь, создать новую личность, спрятаться так глубоко, как теоретически возможно, чтобы забыть обо всех усилиях, когда спустя несколько лет Ханна пропала.       Джейк говорил медленно и тихо, прикрыв глаза в надежде, что теперь в их уголках не будет так щипать. Теперь, когда наконец-то открылся ей полностью, почему он ощущал себя настолько незащищённым? Броня, которую отращивал с самого детства, пошла глубокими трещинами.       Эви не сказала ни слова, Джейк только почувствовал касание пальцев к щеке — и остатки самоконтроля треснули, как хрупкое стекло. Он обхватил её за плечи и притянул к себе. Она была права, когда говорила, что эти «объятия» помогают, но сейчас даже этого мало.             — Малютка…             — Не называй меня так, я давно выросла.       Её пальцы чуть сжали волосы на затылке, губы прижались к губам. Настойчивое слишком влажное прикосновение с солоноватым привкусом.             — Эви, ты…             — Мне так жаль, — она шептала прямо ему в губы, — что ты прошёл через всё это.             — Не нужно этого, как раз я в порядке, просто… — не договорив, Джейк только чуть сильнее обнял её, прикоснулся лбом ко лбу. Слабое тёплое дыхание ощущалось на щеке. — Понимаешь теперь? Я не… Не имею права даже прикасаться к тебе, но никогда не справляюсь.       Руки безвольно повисли вдоль тела.             — Джейк, прозвучит грубо, но… — она отстранилась, упорно стараясь пресечь его попытки спрятать взгляд. — Не тупи, а? Я не злюсь на тебя.             — А я не могу себя простить, — Джейк осмелился посмотреть ей в глаза. Сердце глухо стучало, но шум слышался как будто издали. Эви не шевелилась, казалось, даже затаила дыхание. — Всё в порядке?             — Твои глаза тёмные и стеклянные какие-то. Я испугалась, ты сейчас просто в обморок рухнешь.             — Не думаю. Хотя… — Джейк упал на спину, закрыл мокрое лицо рукой. Ощущения притупились — как если бы для терзавших душу эмоций существовал регулятор. — Всю жизнь я старался казаться сильным, пытался скрыть, что моя жизнь — пустышка. Но в последние дни даже это не получается. И ты… Я вижу в твоих глазах тьму, но иногда смотрю на тебя и думаю, что ты можешь очистить меня. А потом понимаю, что скорее всё будет наоборот. Я просто сделаю тебя грязной, если буду прикасаться так часто.       Он услышал тихое шуршание, почувствовал только касание пальцев к груди и даже так знал, что она выполняла не высказанную просьбу и не смотрела на его мокрое лицо.             — Джейк, я не уверена, что способна сделать тебя чище, вообще не умею рассуждать в таких категориях, — пальцы чуть сильнее сжали футболку. — Поэтому скажу вот что: никто никогда не обязан быть самым сильным. Что это вообще за абстракция такая? Твоя слабость делает тебя человеком. Настоящим, с бьющимся сердцем и меняющимися эмоциями, а не идеальным роботом. Пожалуйста, Джейк. Позволь мне попробовать […] человека.       Эви прижималась к нему. Его тёплая малютка сжимала его кофту в кулачках. Такая нежная, чувствительная, добрая. Слишком добрая, чтобы быть настоящей. Может, она иллюзия растревоженного сознания, чистое воплощение желания не быть одиноким? Джейк приобнял её чуть сильнее. Всё ещё ощущалась настоящей. Малютка… Вытерев рукавом слёзы, он спрятал лицо в еë волосах. Этот её цитрусовый аромат…             — Спасибо, — пробормотал он. — Ты знаешь.       Она сжала его кофту ещё немного сильнее.             — Джейк, а разве чтобы попасть в ФБР не нужны особые условия? Как минимум совершеннолетие?             — Нужно. Возраст, стаж, образование, идеальная репутация… Если хочешь быть сотрудником. А преступником можно стать в любом возрасте и статусе. А уж отказываться от очистки биографии, которая им реально доступна, хотя и не очень поощряется законом, мало кто станет. Я был их инструментом. Не больше.