Клинок и Пламя

      Четыре треугольника в Ламберти, четыре треугольника, что носят названия по сторонам света. И все они разные, все имеют свою отличительную особенность. Южный славится своими банями, куда каждый может прийти отдохнуть, полежать на горячем камне, вдыхая насыщенный ароматами цитрусов воздух. Или войти в бассейн, наполненный пузырьками прохладной воды, а потом бегом в горячую, наполненную паром комнату, где стены обиты драгоценными деревом с далёких островов, и в воздухе витают запахи смолы и трав. И выйти отдохнуть и понежиться на диванчиках, попивая прохладные ягодные взвары. А ещё можно позвать искусников, чтобы те размяли каждую мышцу в твоём теле, и выйти из знаменитых бань обновлённым и телом и душой.       В Западном треугольнике сосредоточены все заведения, где можно весело провести время, посетить концерт знаменитой певицы или послушать уличного музыканта. Там можно встретить начинающего поэта, декламирующего свои стихи всем желающим, юного ученика магической школы, который захотел заработать несколько медяков, показывая простенькие иллюзии, заглянуть к Оракулу или даже бросить несколько монет уличной гадалке. Несколько парков разбивают веселые кварталы, добавляя смеха и веселья своими каруселями и прочими развлечениями на любой вкус. В Западном треугольнике есть улица для развлечений иного рода — продажной любви, от самой дешёвой, когда за одну монету тебе доставят удовольствие, поработав ртом. Или за две задерут тунику — жрицы и жрецы уличной любви одеваются одинаково. В домах, отличающихся нарочитой роскошью можно встретить артистов обоего пола, владельца игорного дома или содержанцев богатых аристократов или торговцев. Весёлое место!       Восточный треугольник отличается от своего собрата как небо от земли. Если в Западный идут за развлечениями, то сюда — за мудростью. Здесь сосредоточены школы и лицеи, библиотеки и галереи. Тут публика иная, спокойная и серьёзная, здесь живут профессора, наставники и их ученики, постигающие знания. Драки и пьяные выходки? Что вы! Это порицается жителями Восточного, за этим пожалуйте в иные места. Восточный славится небольшими уютными скверами, куда любой мастер может поставить своё творение, главное, чтобы это позволил совет треугольника. По узким аллеям там прохаживаются учёные мужи и леди, бегают дети, няни выгуливают своих подопечных, а у фонтанов назначают свидания влюблённые.       Северный треугольник самый суровый, там находятся кварталы мастеровых, там живут спокойные и уверенные в себе люди, там, среди суровых елей и легкомысленных лиственниц, можно встретить и серьёзного профессора, и весёлую содержанку. На улицах сияют вывески многочисленных лавочек и магазинов, скромных кафе и дорогих ресторанов, там царит спокойствие…       Четыре треугольника в городе Ламберти, и все они отличаются, но у всех их есть что-то общее. Во-первых, это храмы. В каждом есть своё место поклонения богам, даже если главным выбирают того бога или богиню, что лучше всего подходит жителям. А, во-вторых — жители города, которые не чурались развлечений, с упоением катаясь на каруселях, и внимали голосу наставника в тихих залах лекториев. Могли устроить шуточную потасовку зимой, обстреливая снежную крепость, и чинно и благородно прохаживаться по залам галереи, рассматривая полотна какого-нибудь модного столичного мастера. И никого не волновало, что рядом за одной партой сидит парень, ночью принимающий клиентов в борделе, и дочь добропорядочного горожанина. Столичные жители не любили ламбертианцев, называли простодушными глупцами, и втайне завидовали лёгкости и чистоте, надеясь когда-нибудь стать своими в этом непростом городе.       Дом Риссы был в Северном треугольнике.       Но в этот вечер Фэллон, впервые за всё время, предложил пойти в Западный треугольник и провести этот вечер в каком-нибудь уютном кафе. Рисса и не догадывалась, что у мужа для этого были свои, очень веские причины. И не одна! Дроу довольно жмурился, проводя супругу по улицам так ловко, что они с лёгкостью избегали встреч с прохожими. Он знал, куда им нужно — небольшая чайная на пересечении улиц Яблоневой и Сиреневой, находилась на самой границе двух треугольников, и по сути больше относилась к Северному, отделяясь от Западного зелёным сквером, проулком и двориком, где догадливый владелец поставил несколько увитых плющом беседок. Там можно было уединиться, наслаждаясь ароматным чаем и заедая его крохотными печеньицами, пирожным на один укус и совершенно восхитительными конфетами. Говорят, что раньше здесь жили не очень хорошие люди, но весной дом купил молодой человек откуда-то издалека и открыл тут уютное кафе. Днем, со стороны Сиреневой улицы работало окно, куда подавали закуски навынос, это сразу оценили и работники мастерских и забегающие сюда школяры и студенты — через центральную площадь было совсем недалеко до Восточного треугольника. И несмотря на то, что кафе открылось совсем недавно, оно уже пользовалось успехом. И это не говоря уже о том, что блюда тут были очень вкусными.       Первым делом Фэллон выбрал беседку в глубине дворика и проводил туда супругу, усадил со всем уважением и направился к стойке, заказать угощение: подавальщиков здесь ещё не было, но народ не роптал, сам ходил за своим заказом. Рисса устроилась поудобнее и принялась ждать, радуясь тому, что муж начал оттаивать от своего прошлого. Она смотрела, как дроу о чём-то переговаривается, выбирает то одно, то другое, а потом возвращается, нагруженный поднос с мисками, плошками и тарелочками.       — Моя леди, — торжественно начал он, — позволь угостить тебя в честь… ох       — О! Ты начал говорить мне «ты»? — восхитилась Рисса. — Я так рада, что ты, наконец, признал меня своей. Спасибо, мой хороший.       Фэллон, осёкшийся было, нерешительно улыбнулся, а потом, будто растеряв все слова, выложил на стол меч. И Рисса ахнула, провела пальчиками по узорам на лезвии, огладила герб на клейме, восхитилась балансом и с гордостью глянула на мужа.       — Я рада за тебя, Фэллон, очень. Ты… ты не только отличный мастер, ты достоин носить этот меч.       — Я денег немного заработал, — смущённо проговорил дроу.       — Ого! — и Рисса смотрела, как муж выкладывает на стол одну монету за другой.       — Вот…       Вместо ответа девушка наклонилась к мужу, целуя его. Пусть так, пусть немного, но это его первые заработанные деньги в Верхнем мире. Потом будут другие, больше, конечно же, больше. Но эти несколько монет они запомнят.       — Вкусно?       — Да, очень. Откуда ты узнал про это место?       — Услышал, как о нём говорили в мастерской. Хозяин тут совсем молодой парень, его хвалили.       — Есть за что, он молодец, очень вкусно.       — Не только за это, — проговорил дроу. — Бывшие хозяева… они не очень хорошо поступили со своим старым родичем.       — Как это? Что они сделали?       — Продали дом, уехали, а его оставили.       — Выкинули на улицы? Вот… твари.       — Да, у нас… у дроу так не делают.       — А как? Как вы относитесь к старикам? Или увечным?       Фэллон облизнул ложку — тягучее белое лакомство очень нравилось ему. Даже не верится, что его готовят из молока. Впрочем, ему нравилось и простое молоко. И сливки, и сметана. Хоть он и старался есть их поменьше, помня о том, как болел живот в самом начале его жизни здесь, наверху. Дроу тянул время, раздумывая, как же ему ответить на вопрос супруги — ох, он точно был уверен, что ответ ей не понравится. Вот точно! Слишком жестоко относились в Подземельях к тем, кто уже не мог приносить пользу Дому. Но отвечать на вопрос всё равно нужно, и Фэллон медленно начал рассказывать, что у них почти не бывает увечных, что такие погибают ещё в бою, бросаясь в самое жаркое место — знают, чем закончится их жизнь. И где… Ллос примет любую жертву, и ей всё равно, полный ли комплект рук или ног, и насколько ранено тело, уложенное на алтарь.       — А стариков у нас нет, дроу погибают в бою или умирают во славу Ллос.       — А твоя мать?       Фэллон подумал и ответил, что гранд-леди исключение из правил, все остальные могут в любой момент попасть на алтарь.       — Даже женщины?       — Да, — кивнул дроу. — Особенно, если они не могут более оставлять потомство. Я не видел ни одной по-настоящему старой илитиири. И мне кажется, что моей матери помогли уйти к Ллос.       — Прости…       — Госпожа!       — Что?       — Леди не просит прощения у мужчины.       — Да? Почему?       — Но… леди!       — Пф-ф-ф… во-первых, ты мой муж… — начала Рисса.       — Тем более, — непреклонно заявил Фэллон. — Место мужчины у ног леди.       — Там жёстко, — заметила магесса. — И скучно. Фэллон, ты не в Подземельях, ты наверху, а я не леди илитиири, я человек. И я твоя жена. И… ты мне очень нравишься. Ты заботливый, внимательный и мой. Всё, если я ошиблась или обидела тебя, я извинюсь.       — Как пожелает моя леди.       — Так и пожелаю. А что это за вкуснятина? Вот это?       — Не знаю, госпожа. Но…       — Но?       — Мне они тоже нравятся, — смущённо признался дроу.       — И вообще, здесь хорошо. Спасибо, что показал это место, придём сюда ещё?       — Как пож… конечно, моя леди…       Они сидели в кафе до самого глубокого вечера, и только когда на небо высыпали звёзды, а воздух ощутимо похолодел, направились домой. Рисса почему-то не стала вызывать коляску, пошла пешком, рассказывая по пути историю города. Она говорила, что когда-то тут были настоящие трущобы, где селились бедняки, но около пятидесяти лет назад новый градоначальник снёс все хижины и построил тут многоквартирные дома, куда и переселил людей. В это время суток тут ещё кипела какая-то лихорадочно-весёлая жизнь. Из окон доносились выкрики, брань, пьяный смех, где-то с упоением визжала женщина. Дроу дёрнулся было, но был остановлен Риссой, пояснившей, что там ничего не происходит, обычные семейные разборки.       — Тут такое часто бывает, а там, видишь? Патруль стражи, они разберутся без нас.       Дроу хотел спросить, зачем же они вообще пришли в этот квартал, но остановился. Властным жестом остановил супругу, которая пыталась узнать, в чём дело, бросил коротко, чтобы она оставалась на месте, и скользнул в узкий проулок между домами. Магесса проследила за ним взглядом, улыбнулась тому, как быстро Фэллон превратился в уверенного в себе воина. И осталась ждать.       — Госпожа!       В переулке было темно — ночь уже накрыла Ламберти — и пахло кровью. У стены лежало тело женщины. Бесстыдно раскинутые ноги едва прикрывала юбка, разорванное платье обнажало дряблую грудь, в сточную канаву медленно стекал ручеёк крови.       У стены, зажатый рукой Фэллона, скорчился прилично одетый мужчина, чьё лицо скрывала маска.       — Так… держишь его?       — Да, госпожа. Она мертва.       — Вижу, — магесса нажала на знак стражи и внятно произнесла: — Рисса Голд, убийство в Третьем секторе Западного треугольника. Убийца взят на месте преступления. Жду отряд.       — А как они вас найдут, госпожа?       — В знаке есть метка, пойдут на неё.       — А это кто?       — Сейчас узнаем, — и Рисса стянула маску с убийцы…