Перенастройка

Работа за границей была одним из самых спорных моментов в геройской жизни. Мидория, на самом деле, не уделял этому столько внимания (Всемогущий вон вообще сам несколько лет прожил в Штатах как студент, и как про-герой), потому ему как-то в голову не приходило, что быть героем означало проводить кучу времени вдали от дома. Плюс, давление статуса героя номер один. Если злодеи не сидели на месте — первейшие из героев так же не могли спать спокойно. Деку ещё не было двадцати пяти, и пусть он достиг такого желанного уровня Всемогущего, было ещё очень рано расслабляться. Он считался странным в геройском сообществе — первейшим, но без своего геройского агентства. В отличие от Бакуго и Тодороки, ему не было нужды с этим спешить. После окончания учёбы такая идея у него была, но работая за границей, он понял, что сможет взять на себя гораздо больше работы без привязки к конкретному месту посреди Японии. Агентство означало определённый застой и определённую ответственность — и он желал не этого. Не его это был путь. Но по родному дому он всё так же скучал. Звонки, переписки, редкие беседы по видеосвязи и электронная почта могли сдержать, но не утолить тоску по дому. Он изо всех сил старался быть в курсе последних громких событий родного города, но понимал, что невозможно знать всё. Какие-то новости только и ждали момента, чтобы свалиться на голову наихудшим из сюрпризов. В школе точно так же было. Честное слово, как у главного героя из школьного аниме — все главные события преследовали его буквально по пятам. А теперь, вернувшись домой, Деку хотел только отдохнуть. Пусть недолго — два-три дня, а то и меньше — но ему нужна была передышка после того кризиса в Китае. Хотелось съесть тарелку маминого кацудона, получить от Всемогущего обнадёживающие похлопывания по плечу (он даже в своём истощенном виде всё ещё был выше) и обнять всех своих друзей. Они не виделись слишком много месяцев, и он соскучился — по яркой улыбке Урараки, ободряющему слову Ииды, бесстрастному, но хитрому взгляду Тодороки и даже взрывным крикам Бакуго. Так соскучился. Мама и Всемогущий не знали, что он сегодня приезжает — Деку решил их удивить. Мама наверняка расплачется от нежданного визита, но он ещё с детства усвоил, что в некоторых случаях не грех и поплакать. Он не стеснялся, что мама научила его не сдерживать слёз — наоборот, быть честным с собственными чувствами помогало в геройской жизни чаще, чем он мог сосчитать. Не все герои были на это способны. Очень тихо открыв входную дверь, Деку положил дорожную сумку, чтобы на цыпочках пройти по коридору — Аизава лично обучал геройский курс основам шпионажа, так что передвигаться неслышно не было проблемой. Герой не всегда мог тупо пробить себе путь к преступникам, и скрытный стиль Сотриголового как раз хорошо сочетался с дальними атаками Деку. Он уже знал, что Всемогущий у них дома — увидел его авто на парковке — и судя по приглушённым голосам, они как раз что-то обсуждали за чаем.  — Понятия не имею, как он это выдержит, — говорил Всемогущий с явной горечью.  — Он уже не раз доказывал, сколько в нём упорства, — ответила мама.  — Всё равно, — вздохнул Всемогущий. — Это же совсем другое, и он слишком гордый и упрямый, чтобы принимать помощь. Я не знаю, что с ним делать. Мама легко хохотнула.  — Кого-то это мне напоминает.  — Я бы тоже посмеялся, если бы это касалось только него, — проворчал Всемогущий достаточно громко, чтобы Деку мог расслышать даже сквозь дверь. Какой странный разговор. Деку непонимающе нахмурился. О чём — а главное, о ком — шла речь? Он мог по пальцам одной руки пересчитать людей, о которых Всемогущий говорил в таком тоне. Одним был сам Деку. Вторым был Каччан. Третьим — и именно тем, обсуждать кого не любил никто — был Томура Шигараки.  — Кто знает, вдруг он тебя удивит, — попыталась успокоить мама.  — Я на это надеюсь. Не жду, что он всё сделает идеально, не все же такие герои, как ты…  — Ой, хватит тебе! — хихикнула она.  — …Но даже если терапия помогла Шигараки приспособиться к жизни, к отцовству там его точно не готовили, — закончил Всемогущий. Мидория чуть лицом в пол не шмякнулся. Чего-чего? Шигараки… отец? Не в силах скрываться дальше (его так переполнило адреналином, как будто он снова вернулся в школьные дни и пытался разгадать особенности «один-за-всех»), Изуку влетел на кухню, чтобы неловко-истерически пропищать:  — У Шигараки ребёнок? Всемогущий чуть не опрокинул чашку чая себе на ноги, едва не вскрикивая «Изуку!», и только мама, причудой подтянув в руки чашку, спасла от маленькой аварии. Он смотрел на Мидорию с таким шоком в запавших голубых глазах, что стало ясно — это была новость далеко не для сегодняшнего дня. Всемогущий наверняка планировал рассказать чуть позже, когда узнает больше о ситуации. Но он так же не совсем хорошо умел хранить секреты, когда это касалось близких ему людей. Он бы не смог долго держать это при себе. Разум продолжал выписывать несуществующие фортеля в попытке осознать ситуацию. У Шигараки ребёнок. Значит, он (хотя бы случайно) был с девушкой? Он с кем-то встречался? Боже, Шигараки с кем-то переспал? О, нет, воображение, за что? Были вещи, о которых он думать хотел и любил, а было такое, о чём так сильно думать не хотелось, что даже подсознание избегало таких мыслей. Сейчас это было как раз вторым, но остановиться он уже не мог. Не то чтобы из тюрьмы он вышел последним уродом. Мидория как-то его видел после амнистии — одолевало любопытство и, чего греха таить, здравая настороженность. Ничего здесь было не поделать — этот человек три года кряду пытался его убить (тем более, когда выяснилось, что он — протеже злейшего врага), и отчасти благодаря показаниям Мидории ему позволили так быстро подать прошение об условно-досрочном. Было так странно видеть Шигараки мирным жителем. Он выглядел таким… нормальным. Он подстриг волосы и немного похудел, но главная перемена была в его лице. Он, должно быть, вправду взял себя в руки. Мидория знал, что из-за причуды Шигараки жуть как сушит кожу, но при должном уходе этого было практически не заметить. И он больше не выглядел так, будто вынашивал супер-хитрый план мести. Если он выглядел так же и сейчас, то Мидория мог бы допустить мысль, что какая-то девушка могла бы… найти его… достаточно привлекательным, чтобы носить его ребёнка. От подобных мыслей голова так и шла кругом, а в животе неприятно сводило. Он знал, что со временем бывшие одноклассники и друзья детства тоже переженятся и заведут семьи. Иногда думать об этом было странно, но данную перспективу он принимал. А вот о старых врагах в этом ключе он совершенно не размышлял.  — Я… — Всемогущий шумно сглотнул и снова вздохнул. — Ну что ж, ты бы всё равно скоро узнал. Он, наверное, уже смирился с фактом, что Мидорию, независимо от его желания, судьба постоянно бросала в центр всех самых горячих событий, и это невероятно истощало. Отчасти потому, что он сам по себе был отзывчивым и старался всем помочь, отчасти потому, что он не мог избежать шумихи, даже если пытался. Вот сейчас был как раз такой случай. Мидория плюхнулся в кресло.  — Откуда? — и тут же покраснел, когда что Всемогущий, что мама одарили его красноречивым взглядом. — Нет, то есть, я знаю, откуда! Просто… я не понимаю… Это же было бессмысленно. Ладно, может, он слишком много думал. Шигараки только недавно вышел из тюрьмы, пытался жить своей жизнью. Это могло включать в себя определённого типа отношения.  — Просто я не думал, что он из тех, кому придёт в голову «остепениться» или типа того.  — Согласен, — признал Всемогущий. — Но не думаю, что он сам много на эту тему размышлял. Ребёнок не особо запланированный.  — О… А, так это случайно получилось! — моргнул Мидория, прежде чем почесать затылок. — Ну, тогда всё сходится. Не то чтобы Шигараки был законченным эгоистом — он просто пытался вести самую тихую и непримечательную из жизней. Мидория накопал достаточно информации, не в последнюю очередь благодаря Тодороки — он работал в мелком магазине видеоигр, жил один и всё ещё общался с Даби-который-Тойя. Он помнил, как Шото рассказывал, как остановился в гостях у сестры и наткнулся у них в гостиной на Шигараки, как раз собиравшегося на выход. Там почти что самая настоящая драка разгорелась, пока Фуюми не объяснила, что Шигараки всего лишь подбросил до дома напившегося Тойю (а тот уж пьянел чуть ли не с первого стакана). Тодороки был в таком шоке, что аж забыл позвонить Мидории — вспомнил только на следующий день. Но деталей Мидория не знал. Он был в курсе отдельных событий по разным причинам — начиная от настороженности и заканчивая искренним желанием знать, всё ли, мать его, хорошо в жизни бывшего заклятого врага — и хотел, чтобы у Шигараки всё получилось. Он полжизни варился в собственных травмах и страдал от манипуляций. Хотелось бы дать ему шанс дожить эту жизнь самостоятельным человеком. Ну что ж, дожил. Нашёл себе девушку, ждут ребёнка. Фигасе.  — Так… а когда ребёнок родится-то, известно? — с живым интересом спросил Мидория. — Интересно, кто мать. Интересно, она знала, кто он такой, когда они сошлись? Наверное же, знала. Он, вроде бы, до сих пор отзывается только на «Шигараки», не считая работы? Ух ты, он станет отцом… Эй, да он же раньше меня весь жизненный квест прошёл! Вот это нечто!  — А-а… ребёнок уже родился. Ей три месяца, — неловко объяснил Всемогущий и улыбнулся так слабо, что наверняка сам не осознавал, как расплылся в улыбке. — Прекрасная малышка. Она унаследовала его глаза.  — Ты её видел? Получается, его тоже? — наклонился вперёд Мидория. Всемогущий кивнул. — И как он там?  — Истощён, — подчеркнул Всемогущий. — Он под сильным давлением. Ребёнок появился в его жизни слишком внезапно, он был не готов.  — У него же было, э-э-э, целых девять месяцев? Нам Полночь на «секс-просвете» всё рассказывала. Он вздрогнул от воспоминаний. Это был весьма информативный опыт, на грани с душевной травмой. После всех объяснений и зрелища, как Полночь красноречиво надевает презерватив на банан, ему по возвращении в общежитие в компании кучи других ошалевших от гормонов подростков только хотелось, чтобы Урарака своей причудой отправила его куда-нибудь в открытый космос.  — Если бы. Мать ребёнка не говорила ему о беременности. Она только неделю назад вернулась в город и попросила его присмотреть за ребёнком, чтобы… — Всемогущий покривился. — Чтобы ей никто не мешал, пока она продолжает свою серию убийств.  — Чтобы что? — брови Мидории взлетели так высоко, что ещё немного — и оказались бы на затылке. А он, такой наивный, думал, что всё не может быть ещё большим абсурдом. Это всё звучало очень и очень нехорошо и Мидория задумчиво пожевал губу. — У него ребёнок от убийцы? Он же не…  — Нет-нет, — покачал головой Всемогущий. — Шигараки, конечно, ведёт довольно скудный образ жизни, но старается не выходить за рамки закона. На самом деле, это он вызвал полицию, чтобы её задержали. Судя по всему, он не знал, кто она такая, а вот она ещё в первую встречу его узнала. А-а, так она знала, кто это такой и чем он знаменит. Наверное, поэтому она с ним переспала? Чёрт, надо было брать и Шигараки на секс-просвет с бананами и презервативами.  — Вот это… ничего себе поворот… — только и смог пробормотать Мидория. Он теперь не мог просто сидеть и ничего не делать. Новости были слишком громкие, чтобы ни с кем этим не поделиться. Одно дело — молчать всем (не считая Каччана) о том, откуда у него в пятнадцать причуда появилась, совсем другое — Шигараки, заделавший ребёнка злодейке, и сам узнавший только через год. Нужно было кому-то рассказать — только кому? Раз уж Шигараки до сих пор общался с Тойей — тот точно уже был в курсе, а значит, Шото либо знал, либо скоро узнает. Можно было бы рассказать ему, раз уж это было вопросом времени. Он бы не стал обсуждать это с Иидой или Ураракой (во всяком случае, не сейчас), но чувствовал, что нужно высказаться, пока у него не взорвалась голова.  — Это для него слишком, — сказал Всемогущий.  — И он отказывается от любой поддержки, — нахмурившись, добавила мама. — Я… не могу сказать, что до конца ему сочувствую, учитывая, что он с вами обоими сделал. По своему опыту могу только сказать, что воспитывать ребёнка в одиночку очень тяжело, даже если в итоге оно того стоит. — Ты была самой лучшей мамой, — со всей искренностью сказал Мидория. — И останешься такой навсегда. Она смутилась, но улыбнулась.  — Сделала всё, что смогла.  — И думаю, ты вырастила хорошего юнца, — хохотнул Всемогущий, но смешинки в глазах потухли, едва он мысленно вернулся к другому родителю-одиночке. — Я так за него переживаю. По нему видно, что он хочет правильно воспитать дочку, но у него же нет никакого положительного примера. Я предложил помощь, но… Мидория смог только кивнуть. Он знал, что Всемогущий имел в виду — Шигараки бы скорее самого себя разложил, чем принял бескорыстную помощь от человека, которого столько раз пытался убить и который уже столько всего для него сделал. Это бы только вбило последний гвоздь в гроб и без того хрупких остатков его гордости. Это было всё равно, что навязывать помощь Каччану — пришлось бы эту помощь вбивать, и в процессе он бы триста раз задался вопросом, а стоит ли оно того. Конечно, стоит. Мидория был уверен, что любой заслуживал помощи. Но сейчас он думал об этом в самую последнюю очередь. Ему нужно было свободно высказаться, и здесь он бы просто не смог — пусть он обожал Всемогущего, но тот слишком узко мыслил, когда дело касалось Шигараки. Нужен был кто-то, кто поймёт все его внутренние переживания.  — Что ж, занятно получилось, — начал Мидория, поднимаясь со своего места, — но я должен… позвонить.  — Изуку, — строго сказала мама.  — Я обещал Шото созвониться, как вернусь в город! — оправдался он и даже не соврал. Он обещал позвонить Тодороки, только немного не по той причине, по которой собирался звонить сейчас. Он обнял маму и Всемогущего, и спустя обещание прийти как-нибудь на ужин с недолгими прощаниями он почти что бегом выскочил за дверь. Он даже закрыть за собой не успел, как набирал на телефоне знакомый номер. Тодороки ответил после третьего гудка.  — Изуку?  — Я не знаю, чем ты там занят, но у меня такие новости — закачаешься! — возбуждённо протараторил Мидория, перепрыгивая через три ступеньки на улицу.  — У меня тоже.

***

Тодороки не был так близок ни с кем из своих старших, пока не переехал. С таким отцом, который сам расколол семью и кое-как печально пытался потом собрать воедино, Шото не сразу понял, что сам может решать за себя. Может, он всегда мог, только отцовская идеология мешала — игнорировать свою огненную половину уже было достаточным бунтом с его стороны. А наладив отношения с мамой, он логично решил, что было бы неплохо узнать брата и сестру поближе. Но семья всегда была неполной. Старший из его братьев всегда был в сердце, но не наяву. Со временем Тойя стал скорее смутным воспоминанием, чем настоящим братом. Он когда-то был, но его никогда не было. Мама сводила все разговоры о нём до минимума. Он был скорее мифом, жизненным уроком. Не будь, как Тойя. Не провались, как Тойя. Не сломайся, как Тойя. К своему стыду, со временем Шото легко его забыл — скорее всего потому, что они нечасто общались. Вся его память о Тойе была наполнена криками, ссорами и фальшивыми улыбками. Лучше всего он запомнил, как однажды Тойя странно на него покосился — из всей семьи только старший брат (даже мама не знала) точно мог понять, через что Шото проходил на тренировках. Была ли в его взгляде жалость? Ревность? Стыд? Отвращение? Страх? Он уже никогда не вспомнит. Он не мог вспомнить даже сейчас, когда Тойя вернулся в их жизни. Шото, сидя на диване в гостиной, поднял глаза, когда Тойя, хлопнув входной дверью, прошёл в квартиру, где и жил с Фуюми с того дня, как вышел из тюрьмы. Точно, какой забавный факт: Тойя всё это время был Даби. Как же «неожиданно и приятно» было узнать это накануне второго курса Юэй.  — Я дома! — крикнул он.  — Где тебя носило? Туда же ехать буквально вот… — Фуюми выглянула из ванной, где как раз накладывала макияж. Она не хотела говорить, что собиралась на свидания (обычно она красилась только на работу), Тойя начал бы вскипать от тревоги. Он не столько выступал против её свиданий, сколько против потенциальных партнёров. Как раз вспоминался тот непонятный опекающий взгляд из детства. Пройдя через гостиную, Тойя взъерошил Шото волосы (пусть тот успел немного его перерасти).  — Знаешь, у меня и личная жизнь должна быть. Ты сама меня отправила проветриться. Фуюми прищурилась, ничуть не приняв его оправдание — ну, или настолько плохо без очков видела.  — Не прикидывайся, будто сам за него не переживал.  — Да плевать мне, — усмехнулся Тойя, прежде чем плюхнуться на диван и по-кошачьи потянуться. Нет, у него наверняка был какой-то комплекс по поводу роста. В первом его воспоминании о Даби в их первую встречу в тренировочном лагере он всегда казался таким высоким и внушительным, хотя на деле был ненамного выше. А когда всё встало на свои места, Шото понял, почему от вида Даби становилось тоскливо — его глаза, глаза Тойи были мёртвыми. Когда он вернулся в жизнь, это было больше похоже на жизнь с призраком. Спустя пару лет он стал кем-то вроде… э-э-э, домашнего упыря — вроде бы семья, и даже вёл себя как старший брат, но друг другу они не открывались. Интересно, ругала ли его за это Фуюми. Скорее всего, да. Она стала намного жёстче, когда всплыла правда о Даби.  — Ну? — наводяще спросила Фуюми, выходя из ванной уже в очках.  — Мартышка живая, — махнул рукой Тойя. Шото тупо моргнул. Какая мартышка? В смысле, «живая»? Что?  — Я так и поняла, раз уж ты не снёс дверь в панике, — сказала Фуюми.  — Пф-ф, нет, ты точно думала, что я что-то скрываю.  — Как ты можешь! Я знаю, ты бы не стал сейчас мне врать, — расстроенно посетовала Фуюми и обвиняюще ткнула в него пальцем. — Да и не отрицай, всё равно никто не поверит, что ты не переживаешь.  — Переживать я сейчас собираюсь в самую последнюю очередь, — сказал он, прикрывая лицо рукой, как будто собирался подремать на диване. Шото бы не удивился, он уже видел, как Тойя засыпал на диване, в кресле, да хоть на полу посреди комнаты. Он мог уснуть где угодно, и эта усталость была знакомой — отцовские тренировки, плюс, истощение собственной причудой так сильно накатывали, что Тойя отрубался где угодно, лишь бы дали расслабиться. Но сейчас мысли были не о том, а о странной «живой мартышке». Чем бы оно ни было — Тойя определённо переживать об этом не собирался (как и о многом другом), но Фуюми как раз-таки нервничала, и скорее всего, оправданно, даже если контекст был неясен. Тойя вообще любил сделать вид, будто ему плевать на всех и вся, и вообще, он единственный стоит здесь такой красивый, но все и так знали, что этому притворству не стоит верить ни на йоту. Просто его забота была не такой, как у всех. Он ненавидел само понятие опеки до такой степени, что вёл себя слишком агрессивно, холодно и отстранённо даже с теми, кого любил. Сейчас был как раз такой случай, и Шото был намерен во всём разобраться. Хотелось бы просто довериться Тойе, но после всего пережитого это было откровенно тяжело. Единственное, что могло успокоить — он бы не посмел втянуть свою близняшку во что-то незаконное. Но даже так не было и близко понятно, что здесь вообще происходит.  — О чём идёт речь? — прервал их Шото и своим вопросом ну точно перерезал любую намечающуюся ссору. Тойя и Фуюми посмотрели друг на друга (он специально чуть приоткрыл один глаз), и какое-то время между ними происходил невербальный диалог. Поражала эта связь между близнецами, которая сохранилась даже несмотря на исчезновение Тойи из их жизней, всех его деяний как террориста в Лиге и проведённых в тюрьме лет. Даже несмотря на то, что его тоже в своё время ограждали от общения с Нацуо и Фуюми, пока у Шото не проявилась причуда и отец не переключился на него. В обычной ситуации он просто почувствовал облегчение. После всего, через что прошла их семья — Фуюми и Тойя в частности — незримая связь между ними не исчезла. Вот только сейчас это немного бесило и оставляло ощущение, будто он — посторонний, подглядывающий в чужое окно. Как будто он — мелкий назойливый младший брат, а не выросший во второго по рангу героя мужчина.  — Ну? О чём вы? — снова спросил Шото и перевёл взгляд уже на Фуюми, зная, что она не сможет долго выдерживать такой его взгляд. Он-то думал, что сам умеет хранить секреты — но у Тойи под это дело, наверное, было выделено целое отдельное хранилище, куда не проник бы даже самый искусный воришка. — Какая мартышка? Фуюми закусила губу.  — Рассказать ему?  — Мне по барабану, — пожал плечами Тойя и вздохнул, когда получил от Фуюми красноречивый взгляд. — Он всё равно рано или поздно узнает, ты же просила позвать его на обед. Если у этого идиотища найдётся время явиться…  — Вы про папу? — спросил Шото.  — Ага, про папу, да не про того, — Тойя усмехнулся собственной остроумной шутке, которая была слишком непонятной, чтобы можно было смеяться. — Ты всерьёз думаешь, что я сяду с ним за один стол? Я ещё не проработал это со своим психотерапевтом. Фуюми нервно заламывала руки, наверное, пытаясь придумать подходящие объяснения. Тойя фыркнул и выпрямился на диване.  — Помнишь ту внезапную поимку бабы, которую сейчас обвиняют в убийстве… сколько их там вообще было… двадцати человек?  — Конечно, сейчас это дело у всего сообщества на слуху, — кивнул Шото. — Никто не думал, что убийцей будет молодая девушка.  — Бля, я только сейчас допёр, что она уже с пузом их мочила… — задумчиво протянул Тойя в пустоту и покачал головой. — Ладно, что бы ей там в голову ни ударило (всё равно мы тебе много нового не расскажем), но оказалось, что она в перерыве между убийствами трахнула Шигараки, залетела от него, и сейчас скинула на него трёхмесячного ребёнка. Он в тот же вечер вызвал копов по её душу. Он собрался оставить ребёнка себе. Эта идея точно возглавит топ-5 самых ебанутых его решений, и это он придумал план переманить у вас Бакуго.  — Этот план исполнял ты, — не забыл добавить Шото, чтобы хоть как-то отвлечь свой мозг от бешеной обработки только что услышанного потока сознания.  — Так я себя и не оправдываю. Сглотнув, Шото зарылся пальцами в волосы. У Шигараки ребёнок? При чём, ребёнок от самой прославившейся в последнее время серийной убийцы Японии. Которую арестовали, буквально, с его руки. Какие же интересности происходят в родном королевстве. Он самолично следил за всеми переменами в жизни членов Лиги после ареста и судебного процесса. Даже не будь среди них его брата, он бы не оставил их в покое чисто за тонны убитых за три года обучения нервных клеток что у него, что у его друзей. Они все были неразрывно связаны с того самого первого нападения посреди тренировки в Юэй. Он и к своему брату не знал, что чувствовать, вплоть до дня, когда он должен был высказываться в суде. Шото не сказал в тот день ни слова. Всё заседание закончилось в момент, когда Тойя согласился признать все обвинения. На следующий день отец покинул пост героя номер один. Героем быть не перестал, но полностью вышел из рейтинга, что доселе было неслыханно. Медиа не знали, что думать. Никто не знал, что думать. Даже Шото — и тот не знал, но отец так и не объяснил своё решение. Шото до сих пор не понимал, почему Тойя передумал давать официальные показания. Его свидетельство в суде раскрыло бы правду, о которой никто, кроме семьи и единиц избранных, никогда не знал. Разве не этого хотел Даби — уничтожить отца? Почему он остановился, как только метафорический нож уже был приставлен к горлу Старателя? В деле Шигараки происходило нечто подобное, но оно не прекращалось до самого финального вердикта. История обо всём, что сделал Все-за-одного, чтобы превратить Шигараки в идеального послушного преемника, даже сейчас пугала и вызывала тошноту. Шото ходил на каждое из слушаний (даром, что их с Тойей слушания проходили практически в одно время), и нет, не были они похожи друг на друга, ни капли — но как бы ни ненавидел Шигараки, Шото видел в нём отчасти самого себя, ослеплённого чужой идеологией. Как же всё-таки… ему не повезло. И даже суд не был последней встречей с Шигараки — Фуюми в отчаянии вызвала его на встречу, лишь бы добраться до Тойи, который уже несколько месяцев заключения отказывался от каких-либо свиданий. А едва их обоих выпустили, они снова завели дружбу, если это так можно было назвать. Они сами не называли. Шото не называл. Они больше походили на кошку с собакой, которых вырастили в одном доме. Очередным потрясением стал поход на очередной обед к Фуюми, куда, как оказалось, Шигараки тоже пригласили — тот вырядился в какую-то уродскую рубашку с логотипом магазина видеоигр неподалёку и намазался лосьоном, чтобы кожу так не сушило собственным «разложением». Тогда Шото чуть не набил ему морду прямо в гостиной. Они пересекались ещё не один раз (и всегда — случайно), но Шото всё равно не ожидал, что из всей компании именно он в основном будет контактировать с Шигараки. Ему-то казалось, что это будет Мидория. Кстати о нём…  — Ты как-то… тихо это принял, — нервно прокомментировала Фуюми его долгое молчание.  — А как ещё этот пиздец принимать? — спросил Тойя. — Я бы на его месте тоже в одну точку втыкнул.  — Шигараки стал отцом… — в итоге сказал Шото. Фуюми кивнула. — И он решил растить ребёнка в одиночку?  — Я говорил сдать её куда-нибудь, пока ещё не слишком поздно, но он когда-нибудь меня слушает? — Тойя вздохнул. — Не-а.  — Я бы твои кошмарные идеи тоже не слушал, — не задумываясь сказал Шото. — Мне нужно позвонить. Фуюми смущённо на него глянула.  — Я думаю, он не хотел бы, чтобы об этом все знали.  — Как будто ты не знаешь, что он всё равно позвонит Мидории, — сказал Тойя, снова прикрывая глаза рукой. Он выглядел очень уставшим. И как назло, говорил он чистую правду. Не успел Шото подняться и выудить телефон из кармана, как тот начал звонить. Он выгнул бровь, когда увидел имя — «Мидория Изуку». Ну что ж, теперь точно никто не будет ставить ему в вину, что он пошёл «стучать». Шото вышел в соседнюю комнату.  — Изуку? — Я не знаю, чем ты там занят, но у меня такие новости — закачаешься! — тут же выдал ему Мидория и судя по такому приветствию, он уже всё знал. Хотя, с таким же успехом он мог располагать новостями из жизни Бакуго. Нужно было убедиться.  — У меня тоже, — ответил он, закрывая за собой дверь. — Говори первым.  — Так, окей! — Мидория взял паузу на глубокий вдох. — Шигараки собрался воспитывать свою дочку от какой-то преступницы! Значит, всё-таки про Шигараки. Всё стало ещё проще.  — Да, я тоже только что узнал. Как раз собирался тебе позвонить. Мидория, вроде бы, даже не разочаровался — вместо этого облегчённо вздохнул.  — Откуда знаешь?  — Тойя и Фуюми рассказали. А ты?  — Случайно подслушал, как мама со Всемогущим обсуждали. Неловко-то как получилось. Вряд ли Мидория собирался именно таким образом обо всём узнать.  — Фуюми как раз посылала Тойю проверить, что у него происходит. Ты же помнишь, они до сих пор общаются… — Шото припомнил тему разговора, пока он ещё не перебил их. — Думаю, стоит ожидать его здесь на обеде в пятницу?  — Да ну? — выдал Мидория то ли потрясённо, то ли заинтересованно. — У вас же каждый месяц пятничные обеды всей семьёй? Шото подпёр рукой подбородок.  — Верно. Как бы он ни ненавидел обедать в компании человека, который столько раз пытался его убить… Ладно, это было не совсем корректно. Тойя то же самое делал, а потом неловко объяснялся, что либо сдерживался, либо пасовал в последний момент. Фактически, были случаи, когда он своими атаками перекрывал другие и случайно спасал Шото жизнь. Всё было так сложно, особенно с Шигараки, у которого теперь на руках был ребёнок. И это наталкивало на совершенно другого рода мысли. У Шигараки не было хорошего примера отца, на которого можно было бы равняться, но опять же, такового не было ни у самого Шото, ни у его братьев с сестрой даже при условии, что их папа несколько лет к ряду старался хоть что-то исправить. И даже так он не мог не переживать за бедного ребёнка. Пусть сейчас Шигараки был мирным жителем, в прошлом он же слыл известным террористом и серийным убийцей. Да и обед был уникальнейшей возможностью. Если Шигараки действительно руководствовался какими-то высокими побуждениями — по ребёнку это будет видно. Фуюми хорошо в этом разбиралась. Даже на работе в школе она всегда искала в детях любые признаки домашнего насилия — никто лучше неё не знал, чем чревато игнорирование этого со стороны взрослых. Да и сам Шото мог бы использовать это, чтобы лучше разобраться в ситуации.  — Ну что ж… — начал Мидория. — Обед будет интересным.  — Показательным точнее. Даже если хотелось верить в искупление и реабилитацию — даже если он наблюдал это своими глазами — Шото был насторожен. Он знал, что с его стороны это прозвучало бы очень лицемерно. Он был искренне счастлив, когда Тойя вернулся в их жизни, получил помощь, в которой ему отказывали годами. Но даже тогда Шото настораживался, когда характер и старые привычки начинали брать верх. А если бы он предпочёл не обращать внимания? У Тойи и без того хватало душевной боли с ненавистью ко всему миру, чтобы в своё время свернуть на кривую дорожку. Шигараки с детства растили преступником, и для преодоления этого ему предстоял долгий процесс лечения. Мидория и Урарака из всех его знакомых активнее всех выражали надежду на лучшее. Отец воспитал Шото реалистом. Он не собирался верить чему бы то ни было на слово, особенно Шигараки. Пообещав Мидории держать в курсе, Шото повесил трубку. Он так сильно сосредоточился на недолгом разговоре с Изуку, что даже не обращал внимания на оставшихся в гостиной брата с сестрой. А повесив трубку, он понял, что там беседа всё ещё продолжалась.  — …Меня не радует, что он столько берёт на себя, — говорила Фуюми. — Мы оба знаем, как сложно делать всё в одиночку.  — Ха, — с явной ухмылкой выдохнул Тойя. — Не скажу, что он совсем в одиночку всё делает.  — Ну, не совсем, — согласилась она. — Мы всё равно будем готовы его поддержать, даже если он ещё этого не понимает.  — Я не об этом, — фыркнул Тойя. Шото заинтересовался. Шигараки мог рассчитывать на помощь ещё кого-то из Лиги? А они вообще с кем-то, помимо друг друга, общались? Судя по Тойе, у них осталось не так много друзей, и даже на тех тому было плевать. Впрочем, даже если Тойя был таким ещё до того, как сбежал из дома, Шото знал, что это всё — дешёвое притворство.  — У него там… — начал было Тойя, но тут же замолк, когда Шото вернулся в гостиную. На его лице мелькнуло странное выражение, прежде чем он продолжил: — …У него руки ещё не отсохли позвонить психотерапевту. А там за него переживают чуть ли не сильнее, чем убиваешься ты. Фуюми, судя по виду, тоже немного этот контекст не поняла, но всё равно медленно кивнула.  — Это хорошая моральная поддержка, но физически он всё равно вынужден справляться в одиночку.  — Эх, не дави на него, — пожал плечами Тойя. — Хочешь помочь? Подожди, пока он сам приползёт. По-другому с ним не получится. Было странно слушать, как Тойя рассуждает о чём-то подобном. Он не пытался оскорблять или насмехаться — просто констатировал, так как знал Шигараки со всеми его привычками и закидонами. И Шото не сомневался, что наоборот дело в их отношениях обстояло так же. Ему казалось, что он хорошо знает своего брата, но только по прошествии лет он понял, сколько Тойя утаил от них. Пусть он в какой-то момент стал преступником, но предпосылки этому появились задолго до этого. Даже если Шото понимал, через что Тойя прошёл на тренировках с отцом — именно Шигараки, скорее всего, мог по-настоящему сочувствовать этому аспекту его личности. Было похоже на… дружбу самого Шото и Мидории, что само по себе было мыслью ещё более безумной, чем факт, что Шигараки придёт к ним на семейный обед со своей дочерью. Пятница обещала быть весёлой.