демонические художества

Петр Степанович имел уважение во многих кругах нашего города. крупных балов, конечно, не устраивали, но были мелкие посиделки, будь то у Виргинского или еще где-нибудь. часто вместе с Пьером засиживалась и Юлия Михайловна. сидеть с больным мужем иногда ей наскучивало, поэтому она оставляла его с прислугами, а сама ехала к молоденькому Верховенскому. Андрей Антонович, губернатор и муж Юлии Михайловны, не раз находил свою жену в компании этого молокососа, устраивал скандалы жене, но это ее не останавливало. Лембке только зря тревожил нервы, вследствии чего и стал нездоров. в один из дней Петру пришла записка, вновь с приглашением на встречу. Юлия Михайловна заинтриговала его тем, что на мероприятие придет Николай Ставрогин. Николай Всеволодович никогда не посещал светские мероприятия, только Пьер вытаскивал его туда. видимо, жена губернатора насулила ему чего-то такого, на что бы согласилась даже такая скептическая личность, как Ставрогин. встреча была назначена сегодня в доме одного мелкого чиновника, в восемь вечера. все приготовления Петра состояли в подборе костюма, шляпы и прически. пунктуальный Пьер бесцеремонно и спешно вошел в дом чиновника ровно в без пяти минут восемь, поприветствовав всех фразой: — простите, я не опоздал? — нет, Петр Степанович, не опоздали, — едва поклонилась Лембке. Верховенский оглядел присутствующих: Лямшин оторвался от пианино, Липутин застыл с оливкой, украденной со стола, Эркель, стоявший у стены, повернул голову на Петра. — благодарю вас за ожидание, друзья, — с привычной лестной улыбкой поклонился Верховенский всем посетителям и вновь обратился к губернаторше, — Николай Всеволодович уже пришел? — нет, его еще не было. — ну, это уж черта его самолюбия. вы же помните его появление на вечере в пользу гувернанток? — разумеется, помню. вспоминаю и выступление вашего папеньки. — даже не вспоминайте. полный позор с этими прокламациями. Лямшин продолжил наигрывать какуюг вариацию на "Франко-прусскую войну" — его собственное творение. — Липутин, не поможете мне? — помогу, о чем разговор? — и Липутин присел за фортепиано, послышались знакомые нотки Войны. — они бесконечно эту Войну играют, вам не наскучивает? — тихо шепнул Верховенский губернаторше, но Юлия Михайловна не ответила. не ответила она потому, что вошел главный гость встречи. Николай Всеволодович неслышно по своему обыкновению вошел в залу. — вы, верно, заждались меня. простите мое невежество, пришлось задержаться у... одного достопочтенного господина. — опоздание на пять минут не воспрещается законом, — заметил Эркель, подвигаясь пересесть на кресло в глубине залы. за это неумелое замечание Верховенский отправил в его сторону взгляд, который обычно посылают людям, которые раздражают своим глупым дурачеством. само мероприятие происходило довольно нудно и скучно. тот самый чиновник рассказывал прескучнейшую историю о его дочери, которая чем-то занималась в провинции. остальное слушатели не запомнили от скукоты повествования. когда началось что-то вроде танцев, то Ставрогин подхватил Петра Степановича за руку и едва шевеля губами пробормотал: — Верховенский, можете выйти со мной? я должен сообщить вам кое-что. — разумеется. Юлия Михайловна, мы на минутку, не теряйте. выйдя в безлюдный коридор и убедившись, что их никто не подслушивает, первым начал Ставрогин. — вы завтра свободны? — в его лице, речи и тоне было абсолютное безразличие, как и всегда. — ну разумеется, я вам могу быть полезен? — знаете, я хочу попробовать в художества. водили же ко мне в детстве гувернеров. — как Кириллов? — нет, Кириллов мосты рисует, а я — людей. — то есть, вы хотите, чтобы я был вашей натурой? — ну да. — с удовольствием, — удовольствие было льстивое, разумеется, — так когда приходить? — я вам завтра подам записку. и еще попрошу, не плачьте сегодня ночью. — а с чего вы взяли, что я буду плакать? я по-вашему баба, чтобы слезы лить? — ну, мало ли. плачут все. вы главное ночью не плачьте. — ла-адно, — недоверчиво протянул Пьер, — не буду вдаваться в ваши фантазии. на следующий день Николай не забыл подать в два часа дня записку Петру. для похода в Скворешники он выбрал лучший костюм, хотя бы для того, чтобы предстать в лучшем виде перед Варварой Петровной, а уж тогда она расхвалит-расхвалит! это ужасно прельщало самолюбие Верховенского, а уж если генеральша Ставрогина сравнит его с его отцом, то Петр просто умрет от гордости за то, что он будет выдающимся наследником фамилии Верховенских, не то что Степан Трофимович. летя на крыльях радости и предвкушая похвалы Варвары Петровны, Петр Степанович и сам не заметил, как оказался на широком крыльце поместья Ставрогиных. когда он вошел в главную залу, где порядком полтора месяца назад была ссора Шатова и Ставрогина, он встретил саму генеральшу и Дашу Шатову — ее воспитанницу. — добрый день, Варвара Петровна, — состроил добродушную рожицу Пьер и поклонился генеральше. — и вам добрый день, Петр Степанович, — Ставрогина подала Петру морщинистую руку, которую тот мигом поцеловал. Дарья сидела в кресле и молчала, притупив взгляд. на ее бледном лице не дрогнула ни одна мышца. — Даша, что же ты не поприветствуешь Петра Степановича? или ты не рада его видеть? — простите, я сегодня сама не своя, — Дарья едва переменила взгляд на другую точку на полу. — и правда, я вас не узнаю, — приблизился Верховенский, — сербезно больны, как и ваш брат? — я, право, не хочу знать о нем ничего. — ба, так вы поссорились? никогда не думал, чтобы брат и сестра Шатовы могут быть в ссоре. вы всегда были так дружны, а что сейчас? — это не важно. — она еле приподняла замученные и больные глаза. — вы пришли к Николаю Всеволодовичу? взглянув в глаза Шатовой, Верховенский прочитал в них что-то нездоровое. — Варвара Петровна, может, стоит послать за лекарем? она еле держит головы. — да, пожалуй, — будто давила из себя генеральша, — Алексей Егорович! пока Ставрогина дожидалась старенького лакея и отдавала ему приказы, Петр Степанович не удержался от собственной корысти и предложил Дарье Павловне сопроводить ее до комнаты. — большое спасибо, Петр Степанович, но я могла бы попросить слугу... — нет-нет-нет, не стоит тревожить их напрасно. я ведь рядом, а мне можно довериться всегда, — с этими ужасно лестными словами он принял дрожащую Дашу и повел ее в комнату. — вновь премного вам благодарна, — пробормотала она, когда легла в постель. — все, мы вам не мешаем, — прошептал Пьер и закрыл дверь, оставив Дарью с врачом. рядом с комнатой ожидала Варвара Петровна, — я надеюсь, что в скором времени она поправится. — я тоже на это надеюсь. но ведь дело совсем не в этом. когда Даша вот в таком состоянии, у нас постоянно что-то происходит! например, летом, она тоже была больна, и что вы думаете? раскрылась тайна этих мерзких писем про "чужие грехи"! и так было уж не один раз; даже не знаю, что будет сегодня.. — Варвара Петровна, я думаю, что это просто череда случайностей. вы ведь взрослая женщина, а до сих пор верите в эти глупости и попросту изводите свое сердце! — уж не знаю... — шмыгнула она, утирая еле заметные слезы белым платком, — мы, наверное, вас задержали? ведь вы сюда не ради нас пришли, да и при параде. — да, меня пригласил Николай Всеволодович, без понятия для чего. — вы уж простите, что Дарья вас обеспокоила.. вы проходите. — ничего страшного, мы ведь все люди, — ухмыльнулся он, подходя к комнате Ставрогина. нельзя сказать, что мы все люди. в каждом из нас сидит маленький чертик, даже в самом маленьком котенке, и если его не приручить, то он станет огромным голодным зверем и станет пожирать нашу душу, сделав из нее душонку. — Nicola-as, — постучала в дверь генеральша, — к тебе Петр Степанович пришли. не дождавшись ответа, Верховенский сам вошел в комнату Николая. Ставрогин уже поставил мольберт ближе к одной из стен, напротив него поставил стул, видимо, для Петра, а сам сейчас искал что-то в шкафчике. — как вы и просили, Ставрогин, — это прозвучало как-то слишком надменно, — я тут как тут. — я в вас и не сомневался, — выпрямился Ставрогин, уже держа в руках несколько баночек с краской и палитру, — Вер-хо-вен-ский. Пьер улыбнулся уголком рта. с Николаем он был намного искренее, нежели со всеми остальными, но и с ним он был не против поюлить. — ну-с, я к вашим услугам. Ставрогин указал ему место, а сам уселся за мольберт. — и все-таки, зачем вы мне вчера сказали не плакать? — едва шевеля губами сказал Петр. — а знаете, — быстро оторвавшись от мольберта только лишь для того, чтобы взглянуть на натуру, а потом вернувшись обратно, протянул Ставрогин, — я это вам зря вчера сказал. и можете сидеть с нормальным лицом, я сегодня только с плечами работаю. в то же мгновение Петр расслабил лицо, но оставил плечи неподвижными. — и их тоже не держите, мне нужна естественная форма. — вы мне скажите, что я должен изображать, иначе у нас так дело не пойдет. если я изображаю какого-нибудь министра, а на деле должна быть обезьяна, то это никуда не годится. Николай опять оторвался от мольберта, но лицо его изображало какое-то замешательство. — а я вам не скажу. пока что. сейчас держитесь расслабленно. Верховенский недовольно хмыкнул, но продолжил сидеть смирно. — вы видели, Дарья Павловна сегодня не в себе? бледная вся, еле рукой двигает. — мне до этой сиделки нет ни-ка-ко-го дела. глаза Петра наполнились непониманием. — да что вы, в конце концов, решили устроить всемирный бойкот? что Шатов с ней, что вы, все ссорятся! что дальше? Кириллов не застрелится? свиньи полетят в небо? — Верховенский, — своим любимым лениво-скептическии тоном проговорил Николай, — вы такой ерунды, главное, на публике не скажите. иначе я не хочу, чтобы вашу клоунскую манеру раскрыли. — ну разумеется. это я так, между нами, — между фразами прозвучал нервный смешок, — да и кстати, с чего это такая прелестная девушка стала сиделкой? — а вам это зачем? — ну, как, разве у нас должны быть друг от друга секреты? Николай бросил кисть на комод, стоящий рядом. во взгляде его уже были гнев и нетерпение. Петр, в свою очередь, недоумевал. — если вы сейчас же не замолкните, — процедил сквозь зубы раздраженный Ставрогин, — я возьмусь за палку. — ну и беритесь, мне-то что? Николай Всеволодович был таким человеком, который только услышит "падай в реку", то он моментально упадет, исключительно из того, чтобы доказать всем, что сделать для него такое пустое дело проще пареной репы. сейчас настал как раз тот случай. Ставрогин без колебаний, не сводя глаз с Верховенского, поднялся из-за мольберта, Верховенский — за ним. едва улыбнувшись, Николай ловко схватил свою черную трость и стал ее рассматривать. — вы знаете, мне ничего не мешает ударить вас этой палкой. — ударить меня? но для чего? только сломать палку? это смешно. — поверьте, эта трость не настолько хрупка, чтобы сломаться о ваше немощное тельце, — после этих слов Ставрогин замахнулся, и палка взмыла в воздухе, попав в шкаф и едва не задев Верховенского. — право, сумашедший дом, — почти проблеял Петр, поднимая палку, но он тут же ее бросил, завидев надвигающуюся злобную фигуру Николая, и ускользнул за дверь. Ставрогин яростно сжал трость в руке, жалея, что он не попал в этого клоуна. выехав со Скворешников с небольшим чувством страха, Верховенский послал кучера к церкви, где когда-то устроил ту нелепую историю с крысой. сейчас от гудения в голове хотелось зайти в какой-нибудь трактир, расслабиться хоть бы и на деревянной скамейке и попросить самый лучший бифштекс, что у них есть. по близости, увы, были лишь нечто вроде харчевен, от которых трактиром было одно название. может, зайти к Кириллову? Богоявленская улица была недалеко. темнота медленно поглощала небо. солнце вяло пряталось за горизонт, в воздухе пахло чем-то жухлым и вялым. подойдя к дому Филлипова, Верховенский услышал из верхнего окна чье-то фальшивое, но красивое пение: — 🎵я думаю, ты не считал себя богом, ты просто хотел наверх, резонно решив, что там теплей, чем внизу, и мне любопытно, как ты себя чувствуешь там теперь — теперь, когда все бревна в твоем глазу🎵 оно было слышно из окна Кириллова, но это пел точно не он. неужели это горланил Шатов? Верховенский ухмыльнулся, в его голове промелькнула мыслишка об использовании этой шатовской способности, как она улетучилась из-за того, что к Шатову присоединился еще один голос. и теперь уже дуэтом продолжалась песня. — 🎵ты смеялся в лицо, ты стрелял со спины, ты бросал мне песок в глаза, ты создал себе карму на десять жизней вперед. ты думал, что если двое молчат, то и третий должен быть "за", забыв уточнить, чем ты зашил ему рот🎵 — неужели они там напились? — тихо пробормотал Петр, — лучше не портить им рандеву, — и, усмехнувшись своей же шутке, стал ловить ближайшую повозку. Ставрогин оставил несколько неприятное впечатление после себя, и сам это понимал. услышав стук, а после и увидев убегающего Петра Степановича, Варвара Петровна ничуть не страшась зашла в комнату Николая. — Nicola-as, что здесь произошло? почему Петр Степанович так спешно уходит? ты его обидел? — мольберт упал, а Верховенскому стало плохо, пришлось уйти. — так почему же ты его не проводил? — сам не знаю, он очень быстро ушел, — не изменяя лица, соврал Ставрогин. бросив недоверчивый взгляд, генеральша скрипнула дверью и скрылась за ней. Николая стали терзать сомнения, правильно ли он поступил, чему сам удивился. как это? он, хладнокровный и бесчувственный самолюб, смеет думать о чем-то кроме себя? "вот именно, — думал он, — Верховенский знает, что мне все равно на него. он для меня только натура, кувшин, который я без проблем разобью". ночь, как и всегда, выдалась для Ставрогина бессонной. то кровать жесткая, то шорохи отвлекают, то мысли не упорхают. тяжело поднявшись с кровати, Николай совсем не думая подошел к широкому окну. оно вело в сад, а за ним — три пруда, наследие Ставрогиных. на улице был прохладный и легкий дождь, от окна веяло сыростью. капли дождя без тяжести падали на увядающие листья деревьев. луна вместе с маленькими звездами пряталась за облаками, одинокая и большая. что-то непонятное томило его душу, от одного вида на луну его грудь проваливалась в бездну. может, он все же поступил не так? утро Верховенского началось спокойно. неторопливое пробуждение, отменный завтрак, беседа с прелестными женщинами за чашечкой кофе. последствия вчерашнего визита к Ставрогину как рукой сняло. все было хорошо. — господин Верховенский, — оторвал от разговора лакей, — вам просили передать-с... — что передать? какую-то ненужную бумажонку от недовольного отца? — этой фразой Петр вызвал смешки в отдаленных углах зала. — велено передать записку-с. в ту же секунду Пьер получил аккуратно сложенную маленькую записку. она гласила: "прошу простить за вчерашнее. сегодня в два часа дня. вы знаете, что будет, если не явитесь. Н.В.С." прочитав ее, Петр приподнял одну бровь, ехидно улыбнувшись. — ну, от кого же? — нетерпеливо спросила одна молодая прелестная девушка. — от одного достопочтенного сударя, — уклончиво ответил Верховенский, — ничего страшного, наша встреча запланирована через три часа, так что я еще с вами, дамы. Ставрогин решил на этот раз убрать палку подальше, все-таки не хотелось вновь возвращаться за решетку, только за убийство. вновь слышатся знакомые шаги и взволнованная речь мамаши. и он опять здесь. — честно говоря, я даже не знал, что мне будет за мою неявку, — снова решил поюлить Пьер, — да и испытывать не хотел. — проходите, я не хочу задерживаться. сегодня я приступлю к самому важному. — это хорошо, мне не терпится посмотреть на вашу шедевральную работу. Николай лишь немного помазал краской по старому рисунку, как лег руками на мольберт, чему способствовал небольшой размер мольберта, и интригующе посмотрел на натуру через него. — Верховенский, — дружелюбно улыбаясь, но не скрывая гадких замыслов в глазах, обратился Николай, — ответьте мне на несколько вопросов. это очень мне нужно. Петр что-то заподозрил. если бы Ставрогин захотел бы что-то спросить, тем более важное, то он спросил бы это быстро, скрытно, нервно, как угодно, но только не так, как сейчас. — хорошо..? — вот и отлично. первый вопрос. помните ли вы, как вы выразились о вашем желании устраивать пожары? — что? я никогда такого не говорил! — тогда я вам напомню. мы шли от Кириллова, после встречи у Виргинского. я, разумеется, был зол на вас, а вы в горячке пытались извиниться передо мной. ужасно нелепо. вы назвали меня красавцем, идолом, предводителем, солцнем... даже руку мне целовали. а после и вовсе: "мы устроим пожары, мы провозгласим разрушения", и прочие упоминания анархии. теперь вспомнили? — д-да... кажется, вспомнил, — не робея, но ужасно боясь, пробормотал Пьер — вопрос второй. готовы ли вы устроить этот самый пожар здесь и сейчас? — он не изменял своего приветливого лица, которое с каждой секундой становилось все страшнее. — я не могу! здесь вы, Дарья Павловна, Варвара Петровна, ваше имущество! — только по этому? — упрекнул Ставрогин, — а разве не потому, что огня боитесь? Верховенский нервно сглотнул, руки в момент похолодели. действительно, он с детства боялся огня. причину он не помнил, но отчетливо помнил ощущение, когда он в первый раз увидел огонь. дрожь, холод, бешеный стук сердца. — не можете? что же, — его улыбка стала ужасно самодовольной и садистской, — это могу сделать я. он ловко вытащил из кармана брюк коробочку спичек. худыми пальцами Николай с абсолютным безразличием в движениях и выражении лица достал спичку и чиркнул ее о бок коробка, та в момент загорелась. дыхание Верховенского участилось, а без того бледное лицо стало еще бледнее. — ну чего вы боитесь, Пьер? — прозвучало как-то ласково, но в то же время надменно, — я же не бросил ее, например, на ковер или занавески. спичка просто у меня... Ставрогин помедлил, наблюдая за встревоженным видом Петра, а потом, ничуть не боясь, поджег рукав своей рубашки. реакция Верховенского не заставила себя ждать: он мгновенно как-то по-девичьи вскрикнул, подбежал к художнику и стал изо всех сил дуть на огонь, иногда конвульсивно побивая его. Николай с самодовольной улыбкой наблюдал за этой смехотворной сценой. — ну чего же вы стоите? — нетерпеливо выкрикнул Петр, — почему вы молчите? вам разве не больно? — вот! — Николай радостно выпучил глаза и помахал указательным пальцем, — вот-вот-вот! это мне и нужно было! не меняйте лица и сидите смирно! это был первый раз, когда Верховенский видел своего друга в приливе такой безумной радости. обычно это был либо презрительный смех, либо нервозный хохот, но сейчас это была искренняя радость, которой не было вообще никогда. после наставления Ставрогина Петр будто окаменел. ни одна мышца лица его не могла дрогнуть, как бы он не пытался. "у него всегда была эта волшебная сила, — только и думал Пьер, — Ставрогин всегда манил к себе всех, но неосознанно, непроизвольно. теперь и меня он превратил в статую, но, вероятно, думает, что я очень послушный, а это будет вряд ли мне на руку" — все, мой дорогой, больше я сегодня работать не буду. завтра придете? — к-конечно, — снова вернулся к нормальному состоянию Петр, — в то же время? — да-да. — хорошо, приду. и знайте, что вы — чародей. — с этими словами шокированный Верховенский оставил Ставрогина одного в комнате.