Что задумал Драко Малфой?

      Утро выдалось дерьмовым. Вместо ожидаемого рождественского снега за окном летала мерзкая осенняя морось. Солнце затянуло рыхлыми тучами, готовыми превратить мелкие серые капли в настоящий ливень. Даже без дементоров в Хогвартсе всё выглядело так, будто счастье вытянули из мира и оставили только холод, лень и неудачи.       Гарри посмотрел в окно ещё раз и попытался придумать причину, по которой он должен был встать с кровати в субботнее утро и куда-то пойти. Причина, однако, сама ворвалась в комнату.       — Гарри!       Гарри, различив без очков только мутную рыжую макушку, залез поглубже под одеяло и взмолился, чтобы на Рождество ему подарили Маховик времени и несколько лишних часов сна на каждый день. Его снова мучили кошмары, в магловском мире это назвали бы ПТСР*.       — Гарри! Мы должны были выйти в Хогсмид ещё час назад. Ждём только тебя, приятель.       Гарри стало почти стыдно, настроение опустилось до отметки «критически херовое». Он скинул одеяло на пол, вскочил сразу на ноги и, потягиваясь, прошёл в ванную мимо Рона. Тот был одет в уродливый оранжево-зелёный свитер, связанный для него миссис Уизли. Что-то меняется, что-то остаётся вечным. Гарри усмехнулся.       После ванной и недолгого выбора одежды он вышел из спальни вместе с Роном. В гостиной его действительно ждали. Выдавив из себя улыбку, Гарри обернул вокруг шеи шарф и помахал всем рукой:       — Доброе утро!       Джинни закончила прихорашиваться перед наколдованным зеркалом, обернулась и ответила своим «добрым утром». У Гарри не получалось вести себя с ней, как раньше, после расставания — то он был излишне приветливым и дружелюбным, то невольно начинал избегать её, а спохватившись, опять возвращался к неуместно короткой дистанции.       — Доброе утро, Джинни, — повторил Гарри, начиная ненавидеть себя за это. А ещё за то, что когда-то посчитал хорошей идеей отношения с сестрой своего лучшего друга.       Джинни улыбнулась ему так непринужденно, что плечи сами собой расслабились. Гарри выдохнул, утро стало казаться не таким безнадежно дерьмовым. Он направился к выходу и увидел, как Дин поправляет согревающие чары на мантии Гермионы.       Поправляет чары для Гермионы.       Гарри обернулся, ожидая увидеть напряжённое лицо Рона, и не ошибся. Вспыльчивость Рона теперь, в основном, проявлялась в ревности ко всему живому. Гарри рассмеялся и обнял друга за плечи.       — Ты же знаешь, это чисто по-дружески. Расслабься.       — Ага, а если бы Дин помогал Джинни забить квоффл в кольцо? — Рон дёрнулся, сбрасывая чужую руку, помрачнел и добавил: — Извини, я забыл. Не могу привыкнуть.       Гарри отошёл на шаг, продолжая смеяться.       — Всё окей, правда. Я чувствую себя неловко, но всё хорошо.       Рон поднял голову, взирая на него с явным недоверием, но кивнул после короткого вздоха.       — Меня это бесит. Меня всё бесит. — Рон взъерошил и без того неопрятные волосы на голове и понизил голос. — Чёрт, мне приснилось сегодня, что она нашла себе какого-то парня с Рейвенкло и обжимается с ним за Слепой Ведьмой.       Гарри увидел, как Дин придерживает дверь для Гермионы, и попытался представить, что это его девушке улыбается высокий красавец с идеальной кожей. Внимание сконцентрировалось скорее на «высоком красавце», но он наконец нашёл нужные слова:       — Сливочное пиво или огневиски?       Лицо Рона прояснилось впервые с утра, и Гарри уловил его одобряющий благодарный взгляд.       В Хогсмиде уже все было готово к Рождеству: огромная ёлка посреди площади, украшенная гирляндами и остролистом; светящиеся жёлтым огнём окна; красные с белым леденцы-трости у «Сладкого королевства». До Рождества оставалось каких-то две недели, и для завершённой картины не хватало только снега — мокрого, подходящего для игры в снежки. Гарри вспомнил, как Дадли ломал его снеговиков и смеялся над снежными ангелами, но он всё равно думал об этом времени с теплотой. Петуния оставляла у чулана остатки вишневого пирога и разрешала ему сидеть у камина, когда дяди Вернона не было дома.       Гарри открыл дверь «Трех мётел» и с удовольствием вдохнул запах корицы и имбирного печенья. Утренняя лень сошла на нет, день становился всё лучше.       — Привет, Энди! — Симус поздоровался с барменом у массивной деревянной стойки. — Три огневиски и три сливочных пива, пожалуйста. — Он протянул руку с галлеонами и положил их на стойку.       Бармен с покрашенными в зелёный усами и красной повязкой на глазу кивнул и взглянул на Симуса с деланным неодобрением.       — А не слишком ли рано для огневиски, детишки?       — Уже не детишки, — Рон выпятил грудь и подмигнул. Гермиона рассмеялась, прикрывая рот ладонью.       — Рон, не позорься. — Она взяла его под руку и потянула за свободный столик.       Гарри занял место между Джинни и Гермионой и дёрнулся, когда Джинни случайно коснулась его бедром. Та, казалось, ничего не заметила, но он всё равно поморщился и усилием воли заставил себя расслабиться. Гарри знал: расстаться было правильным решением, но всё равно чувствовал себя виноватым.       Гарри уставился в окно, погружённый в свои мысли, и неожиданно для себя скорее почувствовал, чем увидел, что-то необычное. Пригляделся в окно магазина напротив, и — да, вот оно! — увидел белобрысую голову Малфоя у прилавка и его серую мантию. Над окном, прищурившись, увидел вывеску: «Магические антикварные изделия Кобба и Уэбба». Гарри напрягся. У «Кобба и Уэбба» на пересечении Косой аллеи и Лютного переулка продавались только предметы, связанные с тёмными искусствами. Он посещал магазин единожды и по ошибке, перепутав Косой переулок с Косой аллеей при первом использовании магического камина.       «Что ему там понадобилось? Наверняка хочет проклясть кого-нибудь или сделать ещё что-то гадкое», — мысль была полна разочарования. Гарри был уверен, что под надзором Министерства Малфой не станет промышлять чем-то сомнительным. Теперь он невольно жалел о своём свидетельстве в защиту Малфоев, ладони сами сжались в кулаки, внутри уже росла волна злости. «Я что, зря дураком себя выставлял в суде?!. Как бы выяснить, что он там делает?»       Его мысль прервало появление сливочного пива на столе. Гарри повернул голову и уставился на Рона с бокалом огневиски в руке. Всё еще не отпустив до конца раздумья о Малфое, он старался вникнуть в тост:       — За то, чтобы Рождество в этом году было самым чудесным, лучше, чем все предыдущие! — Раздался громкий звон бокалов. Со временем и увеличением числа пустых стаканов разговор становился всё веселее. Они провели в «Мётлах» уже полтора часа, и Гарри вспомнил о Малфое. Он перевел взгляд на «Магический антиквариат», заранее сожалея об упущенном однокурснике, но с удивлением обнаружил его там же — у прилавка, теперь без мантии, лишь в белой рубашке с закатанными рукавами.       «Что? Что он может делать там так долго?» Огневиски стёрло все сомнения, и Гарри вскочил с места, натягивая пальто уже стоя.       — Гарри, что случилось? Ты куда? — Гермиона выглядела встревоженной, готовая сорваться вместе с ним.       — Эм… Я это… Увидел Полумну на улице, позову её к нам, — Гарри выдумал мало-мальски правдоподобную ложь и, убедившись, что ему поверили, вышел из бара, стараясь выглядеть спокойным. Ему не хотелось делить тревоги с друзьями, хотелось, напротив, подарить им немного безмятежности. На крыльце Гарри увидел, как Малфой выходит из «Кобба и Уэбба» с пакетом, и, вытянув мантию-невидимку из кармана, поспешил за ним.       Он нагнал Малфоя уже на краю Хогсмида, так и не решив, что делать дальше. Разговаривать в Хогвартсе было плохой идеей — скорее всего, последовал бы разговор на повышенных тонах и кто-то из преподавателей мог бы увидеть их. Чертыхнувшись, Гарри огляделся в поисках прохожих и, не обнаружив их, сорвал с себя мантию.       — Малфой!       Тот вздрогнул и обернулся. Он выглядел смущённым.       — Чего тебе, Поттер? — голос звучал почти дружелюбно.       — Я… эм… увидел тебя. У магазина. — Гарри не знал с чего начать и жалел, что не придумал речь заранее. — Что ты замышляешь? — Импровизация выходила плохой, но Гарри уже не мог остановиться, злость затопила его. — Я ведь поручился за тебя на суде, какого чёрта ты вытворяешь?!       Выражение лица Малфоя сменилось со смущённого на раздражённое.       — Замышляю? Поттер, я не могу спокойно побывать в Хогсмиде? Или мне нужно спрашивать тебя каждый раз, когда я выхожу из Хогвартса? — Диалог не клеился с самого начала. Впрочем, как и всегда. Гарри снова подумал, что некоторые вещи навсегда останутся неизменными.       — Ты можешь хотя бы не выглядеть так… тупо?! Я не могу верить, что всё в прошлом, когда ты явно придумал какое-то новое дерьмо! — Гарри даже не пытался сдерживать себя, он чувствовал, что перегибает палку и ничего не добьётся обвинениями, но взять слова назад уже не мог. Грудь жгло яростью и разочарованием. — Серьёзно, я думал, что сделал правильный выбор, когда забыл обо всём, но оказывается, что ничего не изменилось!       С полминуты стояла тишина. Гарри пытался понять по лицу Малфоя, о чём тот думает. Отчаянно старался словить его взгляд, но Драко смотрел только в землю. Его лицо покраснело беспорядочными пятнами, когда он снова поднял голову. Он явно пытался справиться с собой, но когда открыл рот, то выкрикнул с презрением, окончательно теряя самообладание:       — Мерлин, какой ты придурок! Блять, какой же ты придурок! Мог бы не ручаться за меня, раз думаешь, что я этого не заслуживаю!       — Уже жалею об этом!       — Ну извини, что не оправдал твоих надежд, бедный Потти. Не все такие «альтруистичные герои», как ты. — Малфой, кажется, цитировал «Пророк», пытаясь его задеть. Без толку, Гарри всё равно не читал эти газетёнки после того, как его начали подозревать в романе с Колином Криви.       — Блять, да пошёл ты! Я сам отведу тебя в Азкабан, когда узнаю, что ты задумал.       Малфой вздрогнул. Теперь его фигура вдруг стала совсем безжизненной. Пакет, который Драко левитировал за собой, помчался к Гарри и ударил его в грудь. Гарри почувствовал острый угол предмета даже сквозь толстое пальто и отскочил. Малфой, тем временем, развернулся и удалился в сторону Хогвартса. Гарри проводил его усталым взглядом, не делая попытки догнать, и снова кинул взгляд на пакет.       Пакет — дорогой, из хорошей бумаги — выглядел очень неправильно, лежа в луже. Он притягивал взгляд; его уголки, красные на чёрном, уже начали темнеть из-за влаги.       «Если там что-то вроде ожерелья, то трогать его нельзя». Гарри вынул палочку из кобуры на предплечье и раскрыл пакет Вингардиум Левиоссой. Потом осторожно извлёк содержимое и проверил его на наличие проклятий и тёмной магии. Искры из палочки, превратившиеся в осенние листья, заверили его, что злонамеренных чар на коробке нет.       Гарри взял её в руки. Коробка была небольшого размера, кубическая, мерцающая красным огнём. «Красивая и дорогая», — отметил Гарри невольно. Он прикоснулся к крышке, – шершавой, очень плотной, — и погладил. Потянул крышку вверх, желая обнажить содержимое, и вдруг заметил тисненую серебром надпись на ней: «Гарри Поттеру, в благодарность от семьи Малфоев».       «Чёрт. Чёртчёртчёрт!». Гарри почти сразу покраснел от стыда. Он стоял, держа в руках подарок от Драко Малфоя, и хотел провалиться под землю. «Не может быть. Стоило Малфою сделать что-то хорошее, как я всё испортил. Я проклят», — он застонал почти в голос.       Гарри прикоснулся к коробке снова, дрожащей теперь рукой, и стянул крышку до конца.       Внутри лежал снитч. Кто бы мог подумать, что Малфой может повторить Дамблдора. Снитч был необычным, Гарри никогда не видел таких. Бронзовый, матовый, старинный, и крылья отличались от обычных; очень длинные, они лежали на чёрной бархатной подушечке и выглядели почти прозрачными. Гарри сжал снитч между пальцами и поместил его на ладони. Крылышки затрепетали так быстро, что стали совсем невидимыми. На круглом боку сверкнула надпись: «Годрик Гриффиндор». Гарри судорожно вдохнул. Теперь ему казалось, что он держит в руках баснословно дорогую драгоценность.       Пора было возвращаться.