Гонка Красного Помидора

В 1890 году моя жизнь перевернулась с ног на голову. Тогда я, ничем не примечательный подросток, живущий такую жизнь, которую до меня множество раз проживали мои предки из рода Помидорио, столкнулся с большими проблемами. Но обо всем по порядку

***

Тёплой июльской ночью, когда освежитель, висящий над нашими грядками, наполнял воздух ароматом морского бриза, а разбрызгиватель небольшими капельками, словно легкий дождик, отрезвлял юношеский влюбленный ум, я шёл домой, ступая по сырой темной земле, оставив свою подругу на соседней грядке. Сейчас было важно остаться незамеченным сыром, патрулировавшим территорию, иначе у меня могли быть проблемы. Я ненавижу сыры. У меня с ними личные счёты. Знаете, мой отец предпочёл одну из таких. Не понимаю, что такого он нашёл в этой дырявой профурсетке. Продолжая размышлять о неблагородной работе девушек-сыров, я добрел до дома. Прокравшись на грядку, я залёг под свой лист, притворившись спящим. Мать ничего не заподозрила: похоже, даже не заметила мое отсутствие. Возможно, из-за того, что весь день провела, горько плача над изменой мужа. Как любая женщина своего времени, она не могла не принять эту оплошность: все-таки, он мужчина, и, как считалось в обществе, он может иметь более одной партнерши. Однако я считаю, что это не о’кей, это, блять, очко! Утром за обеденным столом, где мы вновь потребляли наши удобрения, не забыв сначала помолится Помиванам, нашим богическим предкам, было необычно тихо. Отец ковырялся в импровизированной тарелке, а мать прикусывала губу, чтобы не заплакать. Ни о каком нормальном завтраке не могло быть и речи, а потому я решил закончить трапезу уже в школе, со своим другом Боб по кличке Циклоп, с которым договорился встретиться у его грядки. Он жил на криминальной грядке: на них экспериментировали яды. Собственно говоря, ещё будучи ребёнком его глаз подвергся действию подобного яда, после чего начал разлагаться. Со временем Боб его лишился, что вынудило его носить повязку. Однако здесь меня знали довольно хорошо, более того, даже побаивались в силу моего роста: наша грядка как раз этим и славилась. В конце улицы мелькнула знакомая повязка: Боб шёл за руку с какой-то сыркой. Она мне сразу не понравилась по уже известной причине. Когда она наконец освободила моего друга из своих костлявых дырявых лап, оставив стоять у калитки, и пошла в обратную сторону, я спросил: — Это че за сыр ебанный? — в моем лице, как мне кажется, явно читалось отвращение, пока я провожал взглядом даму. — Почему ебанный? — широко раскрыв свой единственный глаз уточнил Боб. — Дырки видишь, долбоеб? — спросил я, указывая ей вслед. — Это новая любовница моего отца, — уже по дороге в школу, слегка замявшись, ответил он. — Совсем скоро она возьмёт нашу фамилию — Поблядор. — Разве это не запрещено? — уточнил я, искренне удивившись. — Поблядорам можно, — ответил он, тупо глянув вниз, — на нас Помиглавкам плевать.