Струны его души

Яркий солнечный свет легко касается ее лица, выдергивая из впервые спокойного за последние дни царства Морфея. Англичанка открывает глаза, чуть жмурится и медленно садится на широкой светлой постели, приводя в порядок еще не проснувшиеся мысли. Она потягивается, тихонько следует в душ, окончательно скидывая с себя остатки сна, и выходит из комнаты. Взгляд скользит по огромным панорамным окнам коридора, и девушка невольно замирает, наслаждаясь открывшимся видом. Агате безумно нравится Швеция. Холодная и неприступная на первый взгляд, незнакомая страна встретила девушку теплом и уютом, которые давно затерялись в ее прошлом. Англичанка обнимает себя руками и продолжает начатое со вчерашнего дня развлечение. Агате безумно нравится дом Оливии. Современный и светлый, он словно приветливый хозяин, приглашающий задержаться подольше. И Харрис, внимательно исследующая его комнаты, не смеет отказаться. Еще бы, ведь ей очень хочется здесь остаться. А все почему? До банального нелепо и не по-взрослому, но… Агате безумно нравится Нильсен. Так, что даже самой не верится в подобную привязанность. Она вздрагивает, слыша тихие шаги на первом этаже, но, услышав знакомое ругательство, спокойно выдыхает. Александр предупредил ее еще вечером, что сегодня часть дня ей придется провести одной – у миссис Нильсен запланирована важная встреча, Рэйчел уехала к родным, а у прислуги – выходной. Сам же швед с четырех утра отлучался по рабочим делам, но, судя по всему, уже вернулся. Спустившись по лестнице, Харрис останавливается у комнаты, до которой не дошла вчера. Она чувствует себя шкодливым котенком, но не может остановиться, – легко толкает дверь, которая с легкостью поддается, пропуская ее в еще не успевшее озариться утренним солнечным светом пространство. Любопытному взгляду зеленых глаз открывается большое, практически пустое помещение. Возле светлых стен – несколько шкафов, диван с противоположенной стороны, и огромный белый рояль, горделиво замерший в самой середине. Почему-то Агате становится неуютно. Но спустя мгновение она неслышно, будто боясь спугнуть странное спокойствие, царящее здесь, двигается к музыкальному инструменту. Протянув руку, девушка касается слегка запылившейся гладкой крышки. Холод успокаивает кончики пальцев, но в следующую секунду она вздрагивает, услышав тихий голос из-за спины: – Шпионишь, Харрис? Англичанка поворачивает голову, сталкиваясь глазами с причиной повышенного сердцебиения. В дверях, облокотившись на них спиной, стоит Александр, рассматривающий ее ледяными глазами. Ее взгляд скользит по нему, а мозг на мгновение отключается, отмечая, как ему идет эта черная рубашка. Агата тут же смешно дергается, отгоняя эту мысль, после чего поворачивается к будто окаменевшему шведу всем телом. – Прости, я…, – она запинается, но, поняв, что Нильсен не злится из-за ее невоспитанности, продолжает, – у вас слишком интересный дом, чтобы сидеть в одной комнате. Он как-то неоднозначно кивает, отодвигаясь от стены, но не делая и шага к ней. Почему-то именно сейчас англичанка как никогда ощущает расстояние между ними. И ей как никогда хочется его сократить. – Умеешь играть? Ее вопрос внезапным камнем разбивает стеклянную тишину. Агата видит, как плечи мужчины напрягаются, а он как-то совсем уж странно смотрит на нее долгие несколько секунд. Но прежде, чем она окончательно пугается, шатен вдруг делает немного неуверенный шаг к ней. – Играл когда-то, – ей кажется, или голос Алекса звучит как-то глухо, – а ты? – Мама играла, – англичанка грустно улыбается, отворачиваясь к музыкальному инструменту, – а я так и не осилила эту науку. Шаги мужчины бесшумны, поэтому она понимает, что он совсем рядом, лишь когда чувствует его дыхание на шее, а крышка внезапно открывается. Нильсен медленно проводит пальцами по клавишам, и рояль послушно приветствует его торопливой симфонией. А Агата в этот момент лихорадочно молится, чтобы он не увидел предательские мурашки на ее коже, – так он близко. – Ты… сыграешь? Англичанка просит так тихо, что в первые секунды неясно, расслышал ли Александр ее просьбу. И когда девушка, повернувшись, уже начинает совсем нервничать от его близости, швед медленно садится, не сводя с нее пронзительных голубых глаз. Он плавно разминает руки, не отрывая от Агаты взгляда, а она уже чувствует, что по непонятной причине начинает краснеть. Почему-то этот момент кажется настолько личным, интимным даже, что дух захватывает. Наконец Александр опускает голову, глубоко вздыхает и аккуратно касается длинными пальцами податливых клавиш. И мурашки по ее коже бегут с удвоенной силой. Потому что в комнате разворачивается настолько прекрасная картина, что она задерживает дыхание. И дело не только в мелодии, которая похожа на произведение искусства, – легкая, нежная, с рвущими душу переходами. Просто Александр, следуя за музыкой, начинает подаваться вперед, ускоряясь. Его чуткие пальцы все быстрее двигаются, невесомо, но уверенно отдавая приказы волшебному инструменту. Агата, уже не отрываясь, следит за проворными мужскими руками, невольно отмечая, как красиво выделяются через тонкую кожу вены, уходя вверх, под ткань закатанных рукавов черной рубашки. Ее взгляд двигается выше, цепляясь за распахнутый ворот, открывающий взгляд на ключицы, скользит по шее, добирается до невозможно красивого лица. Ледяные глаза прикрыты, язык скользит по нижней губе, когда начинается условный «припев», всегда идеально уложенные волосы спадают на высокий лоб… Отдающийся музыке без остатка, Александр сейчас выглядит настолько соблазнительным, что у нее внутри все переворачивается от необходимости прикоснуться к нему. А еще – стать музыкальным инструментом, с которым он обращается так трепетно и красиво, что Агата практически начинает ревновать. Не сдержавшись, она максимально близко двигается к нему, – так, чтобы не мешать играть, но и оставить между ними минимальное количество пространства. Смотреть на его лицо сейчас – такая пытка, что ее взгляд снова сползает вниз, на руки мужчины, и Харрис окончательно заливается краской, – она не успевает запретить себе подумать о том, насколько чувственны его пальцы. Лихорадочно дернувшись, девушка вскидывает глаза вверх и ощущает, как сердце делает кульбит. Оказывается, Нильсен, продолжая играть, смотрит на нее. Агата почти что физически чувствует, как его голубые омуты скользят по ее вспыхнувшим щекам, опускаются вниз, на приоткрытые губы, которые она тут же облизывает, невольно провоцируя. Невольно ли? Музыка резко прерывается – хотя, может, он просто действительно доиграл? Алекс медленно, прожигая ее вмиг потемневшими глазами, тянет девушку к себе, располагая между разведенных коленей. Ее рука в поисках опоры касается клавиш, пуская по комнате непонятный звук теперь уже ревнующего рояля. Потому в следующую секунду его крышка с грохотом закрывается, а Агата оказывается прижатой к музыкальному инструменту. Нильсен не спешит подниматься, лишь молча смотрит на нее, практически невесомо скользя своиминереальнымичертвозьми пальцами по ее ногам, пуская очередную толпу мурашек по коже. Агата судорожно сглатывает, явственно ощущая, как внутри разгорается целый пожар от пока еще относительно невинных, но уже сносящих самообладание поглаживаний. Дойдя до ее шорт, Александр сжимает ткань и неожиданно сильно тянет девушку на себя. Мгновение – и англичанка неловко упирается коленом в стул, сдавленно охнув от ощущения горячих ладоней на своих бедрах. Еще секунда – и она, в сотый раз покраснев, оказывается на нем сверху. Память, ехидно хихикая, подбрасывает воспоминания из его комнаты в ее особняке, оставляя тянущее чувство внизу живота. А когда губы Алекса начинают целовать ее шею, опускаясь к ключицам, Агата откидывает голову назад, впиваясь ногтями в его напряженные плечи. – Мелодия…, – она рвано дышит, но старается удержать себя в руках хотя бы еще немного, пока шатен окончательно не завладел ситуацией, – что ты играл? Подрагивающий от нетерпения голос Нильсена шепчет что-то на шведском ей на ушко, заставляя ее лишь сильнее вцепиться в его рубашку, после чего хрипло отвечает на ее родном языке: – То, что я чувствую, каттен. Она дергается, заинтригованная ответом, но возмущение тут же покидает сознание – это Алекс резко накрывает ее рот поцелуем. Агата, растворившись в ощущениях, послушно обвивает его плечи руками, стараясь быть еще ближе, отвечает не менее страстно, осознав, как сильно скучала по его прикосновениям. Боже, да даже ощущая шведа всем телом, англичанке его мало. Нильсен, рыкнув на такие дразнящие действия, прижимает ее бедра к своим, заставляя девушку невольно застонать ему в губы что-то однозначно неприличное. Понимая, что все внутри плавится, остро желая продолжения, она неловко поднимается и теперь уже сама тянет его к себе, опираясь на несчастный музыкальный инструмент. Дрожащие руки скользят по черной ткани – справиться с маленькими пуговицами с первого раза не выходит, и Агата практически шипит от досады, не замечая, как внимательно мужчина следит за ее лицом, считывая все эмоции. Как же ему, черт возьми, нравится видеть ее такой из-за него – растрепанной, нетерпеливой и сгорающей от возбуждения. Его ладони обхватывают пальцы девушки, мягко отстраняя, после чего швед самостоятельно справляется с уже пострадавшей от ее действий рубашкой. Однако дальше его не пускают – Харрис ловко притягивает мужчину обратно за ремень, расстегивая его. Алекс шумно вздыхает, наклоняется к ее губам и видит, как Агата ангельски улыбается… Чтобы буквально в следующую секунду дьявольски скользнуть рукой по его возбуждению, так заметно оттягивающему ткань на черных брюках. Нильсен облокачивается на нее, собирая по крупицам силы, чтобы устоять на месте. Он чувствует мелкую дрожь, но не думает о том, насколько уязвимым выглядит сейчас перед ней, – все мысли уходят лишь на то, чтобы удержать себя в руках и не быть слишком грубым, испугав англичанку своим напором. А Агата, совсем распрощавшаяся со смущением, лишь ускоряет плавные движения пальцев, прикрывая глаза от его сбивающегося дыхания и ощущая, что сама еле терпит. Но, не сдержавшись, ведет языком по его влажной шее, и тут же понимает, что руки Александра торопливо стягивают с нее одежду. Его губы сталкиваются с ее в подходящий момент – заглушая громкий стон, который издает англичанка, наконец-то почувствовав его полностью. Сначала подозрительно нежный, Нильсен, лучше девушки понимающий желания ее тела, послушно ускоряется, выбивая из нее хриплые вздохи, вторящие его движениям. Харрис впивается ногтями в спину шведа, невольно царапаясь, но шатен не ощущает боли, сосредоточившись лишь на том, чтобы она окончательно потеряла от него голову. Как и он от нее, в принципе. Когда Агата кусает Алекса за плечо и выгибается его в руках, мужчина довольно улыбается, совершая последние толчки. Когда он хрипло стонет в ее шею, девушка лишь сильнее прижимает его к себе, перебирая влажные темные волосы. У них уходит время на то, чтобы привести себя в порядок. Все еще раскрасневшаяся Агата обводит виноватым взглядом оскорбленный музыкальный инструмент и, чуть смущаясь, поправляет одежду. А Александр, небрежно накинувший на себя рубашку, вдруг осознает одну простую вещь. – Знаешь, каттен, – она вопросительно оборачивается и тут же невольно смущается, ощущая его чересчур довольный взгляд, – я, пожалуй, снова начну играть. И пока она, пыхтя от злости, носится за ним по первому этажу, явно желая прикончить за такую наглость, Нильсен вдруг ощущает, что, пусть музыкантом сегодня был он, до струн его души дотянулась она. А еще ему очень легко. Впервые за эти годы, кажется.