Самое главное

Этот день был солнечным и ясным. В такие моменты, как этот, дети получают счастливые воспоминания, что будут их поддержкой и опорой в трудные времена до конца их жизни. И, как это часто случается, в такой день ничто не предвещало беды. Атанасия со своими компаньонками сидела в розовом саду и наслаждалась сладостями, пребывая в расслабленном состоянии, как вдруг услышала громкий стук и увидела клубы пыли, поднимающиеся от земли. Разумеется, она сразу поняла, что это был Воронуля, однако компаньонки увидев «чудовище» тут же разбежались в стороны. Все, кроме Дженит. Единственной, кто попыталась «спасти» принцессу. Но когда Ати назвала монстра «хорошим мальчиком», она спросила: - П-п-принцесса… ч-что это такое? - М-м-м… Это мой питомец. На самом деле, он очень милый. - Правда? Тогда… можно мне его погладить? - Разумеется! Эта картина могла бы быть милой и умиротворённой, если бы Атанасия и Дженет просто погладили зверя. Если бы потом они сели дальше пить чай. Если бы этот день закончился точно так же, как и множество других – в окружении близких людей. Но этому не суждено сбыться. Как только она коснулась зверя, сердце Ати пронзил электрический разряд, острый, как сотня игл. Голова моментально закружилась, а изо рта на платье полилась кровь. Мыслей в голове не осталось. Только тьма с распростёртыми объятиями приняла сознание, и девушка почувствовала, что уходит всё дальше и дальше от этой боли, что затопила ее разум. ***** Император рассматривал картину, написанную по просьбе его дочери, и всё никак не мог понять, зачем ей это нужно. Наверное, он так никогда и не поймёт, что за мысли бродят в её голове. Зато Клод был уверен в одном – тот, кто сейчас бежит по коридору дворца и врывается в его личные покои, уже может считать себя мёртвым. Однако эту мысль тут же смёл бушующий поток беспокойства, затопивший сердце и разум, когда горничная начала кричать, что с принцессой что-то случилось. Когда Феликс доложил ему о произошедшем, император сразу понял, что в этот раз всё серьёзнее, чем в первый, и утвердился в своём убеждении, как только вышел в сад. Даже не требовалось сопровождение –потоки маны, окружившие тело его дочери, были настолько мощные, что их можно было почувствовать даже с другого конца розария. Императорская ноша тяжела. Настолько тяжела, что под её весом ломались те, кого считали нерушимыми и прогибались те, кого считали несгибаемыми. Нынешний правитель ни за что не поверил бы, а скорее даже, отрубил голову тому, кто несколько лет назад сказал бы ему, что он лично кинется в водоворот бушующей маны ради спасения своего ребёнка. Но почему же сейчас он без раздумий делает шаг вперёд, даже не задумываясь об отступлении, а в голове набатом бьётся только одна мысль - «спасти»? ***** Перед глазами Клода предстало нечто, напоминающее безграничную степь, состоящую целиком из света. Ей не было ни конца, ни края, и куда бы не падал взор Его величества, всюду были кристально-белые нити, будто сам мир был соткан из них. Он посмотрел на свои руки, но вместо этого увидел полупрозрачный силуэт, просвечивающий на фоне мира. Затем на горизонте появилось яркое пятно, контрастирующее с монотонным пейзажем – Атанасия. Светлая и яркая, всё в том же синем платье и заколкой на волосах. Клод побежал к дочери, и увидел, что она тоже бежит к нему. Так быстро, как только может. Но по мере приближения, на душе у принцессы становилось всё неспокойнее, потому что чёрное, как смоль, и мерзкое как гниющий труп, нечто, находилось в груди папы. Она видела, как эта гадость медленно двигалась, начиная активнее шевелиться при её приближении к отцу, и тогда Ати остановилась, терзаемая разными чувствами, главным из которых было волнение. Клод тоже остановился, буквально в трёх шагах от дочки, пребывая в недоумении. Почему? Что это с ней? Ати же вдруг пришли на ум слова старого шарлатана из лавки, что говорил, будто на ней лежит проклятие. Тогда, посмотрев на себя, она увидела у себя в груди точно такой же извивающийся комочек, только он был намного меньше и прозрачнее, нежели тот, что был у отца. Она чувствовала, что такими темпами с папой может случиться что-то серьёзное и непоправимое. Сейчас было не важно, как и откуда пришло проклятие. Важно было лишь спасти Клода. Но как? Что же она может сделать здесь, в этом белом пространстве, где нет ни Лукаса, который мог бы помочь, ни книг по магии, в которых говорилось бы о таком. Только два проклятия: отца и дочери. Императору стала уже безразлична причина остановки. Сейчас его заботила лишь мысль о том, как бы быстрее вернуться обратно, в настоящий мир, вместе с Атанасией. Он подошёл к ней, хватая за руку, как вдруг почувствовал, будто часть души стремится оторваться от тела, лишь бы быть ближе к Атанасии, вот только часть эта была отнюдь не той, что стремится защитить. Он тут же отпрянул, прижимая руку к груди, и стараясь восстановить дыхание. Ати всё поняла. Проклятие, что сидит внутри отца, стремится к разрушению. А что может быть разрушительнее, чем два проклятия в одном теле? И поэтому тонкие чёрные жгуты потянулись к ней, как только Клод её коснулся. Тогда решение пришло само. Всё оказалось очень просто. Перенять, забрать себе это глупое, досаждающее любимому папе проклятье, и сделать так, чтобы он не умер. Но тогда что же будет с ней? Два проклятия в одном теле, да ещё и неконтролируемые выбросы маны не внушали надежды на то, что всё закончится хорошо. Но оставался ещё Лукас. Он же всемогущий маг, он поможет в случае чего. Он же скоро вернётся. Полностью доверив свою жизнь другу, принцесса начала действовать. В душе юной принцессы воспылал огонь решимости. Подобно костру в ночи он горел внутри неё: яркий, стойкий и неподатливый. Возможно, в последний раз она видит папу. Принцесса посмотрела на него, подошла и обняла так крепко, как могла, а он обнял её в ответ. Потому что в этот раз Клод не чувствовал, будто лишается души. Нет. От него уходила тяжесть, что копилась годами, и холод, сковывающий душу, начал медленно, но верно, капля за каплей, таять. Клод распахнул глаза и увидел, что Атанасия плачет и улыбается ему, не разжимая объятий. Тогда она, прекрасная, как фея, танцующая на лепестках роз под луной, сказала: «Я люблю тебя, папочка…» - и начала угасать, как и весь мир вокруг…