Пряничного человечка застрелят в десять ноль одну

Разумеется, его заметили. Смех и невнятная болтовня чуть стихла — и зазвучала громче. Себ рассматривал их с ног до головы, примериваясь и предвкушая. Здоровяк с дредами будет первым. Таким кулаком можно и голову проломить, лучше убрать его сразу. Щуплый в гейской розовой майке, скорее всего, вообще не рискнёт напасть, будет прыгать вокруг и тявкать. Оставшиеся двое — среднего роста, но крепкие. Основная проблема. Как бы предчувствуя удар, зачесалась правая скула. Он не спятил! Провоцировать уличную драку с обдолбанными придурками? Нет, он этого не сделает. Но пока здравый смысл повторял это, как грёбаную мантру, что-то в сознании Себа продолжало анализировать и планировать. Не забыть, что справа урна. Пробитые головы им здесь не нужны. На другой стороне узкой улицы — машина, заденут — поднимется вой сигнализации. Из клуба могут выскочить: разнимать или помочь любой из сторон. Чем быстрее всё закончится, тем лучше. Себ не хотел лишних людей. Время ползло тягуче-медленно. Наконец, спустя вечность, мелкий свистнул и уставился Себу в глаза. «Попаду в полицию — Грег меня убьёт», — с шальной весёлостью подумал Себ. Какая-то доля здравого смысла ещё оставалась при нём, хотя перед глазами снова начала стелиться красная пелена. Он ещё может отойти и не нарываться. Этим парням не нужна драка, они поржут, тыкнут в него пальцами пару раз — и пойдут в свой клуб. Или ещё куда-то. «Зато мне нужна», — поймал Себ безумную мысль. В ушах зашумело. Парни остановились. Себ сделал полшага вбок, чтобы стена дома была за спиной, и улыбнулся. У мелкого были чёрные коротко стриженые волосы и уставшие большие глаза с полопавшимися капиллярами. Он оскалился в ответ, и Себ заметил кривые нижние зубы. Жаркая волна адреналина, казалось, схлынувшего, снова прошла по телу. Мышцы закаменели. Заломило в затылке.  — Что лыбишься? — спросил здоровяк. Тот, кто был справа от него, в косухе и бритый наголо, буркнул:  — Забей, пошли.  — Пусть скажет, чего лыбится. Себ молчал, продолжая разглядывать всех поочерёдно.  — Слышь, может, он на нашего Джимми запал? — грохнул хохот, а Джимми — в дурацкой майке и с кривыми зубами, — расхохотался громче всех, и Себу послышались в чужом голосе знакомые безумные нотки. И здравый смысл позорно бежал. Он что-то сказал — невнятное, бездумное, — и ощутил сладостный, долгожданный толчок в грудь. Здоровяк просто хотел отшвырнуть его с дороги, но прогадал. Себ чуть пошатнулся — и ответил прицельным ударом в челюсть снизу. Здоровяк рухнул, мелкий взвизгнул и отскочил, а двое оставшихся накинулись на Себа как собаки. Он отскочил. Рост давал преимущество, пока он держал их на расстоянии. Кровь шумела в ушах. У левого и волосатого пошла носом кровь (когда успел разбить?) Смазанный удар по плечу он почти не почувствовал, если боль и была, она придавала сил. Мелкий Джимми что-то кричал, волосатый ругался, а бритый пыхтел при каждом шаге. Подсечкой под колено Себ свалил его, но пошатнулся сам, а потом что-то яростно вцепилось ему в волосы. Он ударил локтем не думая, раздался совершенно бабский визг, волосатый накинулся справа и дёрнул за руку. Боль прошла от запястья к плечу, Себ задохнулся — и полетел лицом на грязный заплёванный тротуар — и понял, что встать ему уже не дадут. Попытался опрокинуть волосатого. Джимми извернулся и с силой ударил в пах. Мать твою. Зрение пропало вместе со слухом, дыханием и осязанием, а стоило последнему слегка вернуться, как Себ почувствовал новые удары: спина, плечи, ноги. Сам не понимая, когда, он успел скорчиться, закрывая головы руками и защищая живот, поэтому его просто пинали — с хохотом и руганью, которую он не мог даже разобрать. «Убей его для меня, дорогой, — шепнул Джим. — Убей его, Святой Себастиан». Это было больнее, чем удары. Чёртов Джим выворачивал его мозги наизнанку, кромсал их в лоскуты, и в сравнении с этим пинки шпаны были комариными укусами. Кто-то трогал его. Переворачивал. Щупал. Не было сил шевелиться. Осколок распорол живот, и Себ зашёлся в беззвучном крике боли. Глаза обожгло вспышкой. «Не вздумай загнуться, старик», — велел Йен. Себ попытался вдохнуть, но только наглотался пепла. Сплюнул чёрную слюну и жестом показал Йену, куда ему надо убираться. «Не переживай, зато ты очень быстро доберёшься до больницы. Может, целый вертолёт пришлют для твоей тощей задницы» (1). Себу было страшно и смешно. Он понимал, что сдохнет, но рядом был Йен, чёрт его дери. С дурацкими обрывками самых несмешных в мире анекдотов. Себ не видел его. Вообще ничего не видел. Становилось холодно. Почему холодно? В Ираке было жарко. Только он не в Ираке, а в Британии. В Лондоне. Валяется где-то на улице.  — Йен… — прохрипел он. Мёртв уже шесть лет. Осколок? Вытащен из живота семь с половиной лет назад, шрам давно не болит и даже не зудит. Зато вся спина отбита. А дышать тяжело, потому что он разбил нос о тротуарную плитку. И потому что лежит лицом вниз. Он пошевелился. Вроде бы всё двигалось. Руки-ноги целы, разве что правое запястье болит и плечи тянет. Спина, похоже, превратилась в один синяк. Голова дурная. С трудом, кряхтя, как старик, Себ приподнялся и сел, прислонившись спиной к стене. Вытер рукавом нос: кровь уже не лилась и начала подсыхать. Ощупал хрящ: вроде не перелом, хотя опухоль может и позднее появиться. Мир не шатался. Немного посидев и переведя дух, Себ сумел встать на ноги. Помотал головой: она хоть и гудела, вроде бы начала соображать. Что ж, он ввязался в тупую драку и самым идиотским образом её проиграл. Достойное завершение этой ночи. Бросил взгляд на часы — вернее, на то место, где они должны были быть. Сняли. Телефона в кармане тоже не обнаружилось. И пачки наличных. И главное… У Себа заболело в груди, когда он понял, что при нём нет разрисованного фотоальбома — подарка Сьюзен на Рождество. Он лежал вместе с деньгами, в одном внутреннем кармане, его прихватили на всякий случай. Себ застонал вслух, стискивая зубы. И вдруг заметил посреди улицы кожаную обложку. Парни прихватили фотоальбом — но он им оказался не нужен. Себ осторожно поднял его, отряхнул, открыл на первой странице — и торопливо закрыл. Смотреть на Сьюзен, даже сфотографированную, он сейчас не мог. Фотоальбом вернулся в карман, и остальные потери показались ерундой. Телефон? Не жалко. Себу казалось, что его прожевали и выплюнули. И дело было не в синяках, не в разбитом лице и не в ссадинах на костяшках пальцев. Драка, какой бы позорной она ни была, сделала своё дело. Он, кажется, снова мог соображать. Реальность больше не путалась. От этого становилось ещё паршивее. Стоило мозгу начать работать, как воспоминания о вечере и ночи вернулись. Только теперь не было благословенного адреналина, который давал такое восхитительное забытье. Не было и ярости. Он застрелил безоружного человека с расстояния в четыре с половиной метра, потому что Джиму захотелось поиграть. Что било больнее: воспоминание об убийстве или выходка Джима? Себ не настолько погряз в самообмане, чтобы сомневаться в ответе. Каждый день, каждую встречу с Джимом он понимал, что имеет дело с психопатом. Но ему так нравилось щекотать себе этим нервы. Он привалился всё к той же стене, прокручивая в голове разговоры с Джимом, при этом понимая, что этим нарочно ковыряет рану. Как было бы офигенно круто сказать, что он не ожидал ничего подобного. Что не знал, во что ввязывается. Куда там. Знал. Боялся его нездоровых фантазий, ненавидел его приступы — но оставался рядом. Почему, спрашивается? Он закашлялся — лёгкие пережимало от этого вопроса. Потому что прав был Йен, он придурок, и всё. Ему нравился Джим — несмотря на всё безумие. Это было весело. Бесконечные русские горки. А в конце — обрыв рельсов. Клуб напротив уже закрылся. Улица была совершенно пустой. Себ отошёл от спасительной стены, наплевав на боль в мышцах, и пошёл вперёд, ища название улицы и номер района. Только после трёх поворотов ему повезло отыскать нужную табличку и сообразить, что он забрёл на северо-восток, далеко за пределы кольцевой линии. Уже рассвело, когда Себ нашёл нужное направление и поплёлся к дому. У него не было денег на такси или на метро. А даже если бы были — он не захотел бы оказаться среди людей. Возле чужой запаркованной машины он остановился, заглянул в боковое зеркало и стер с лица кровь, чтобы не привлекать внимания. Идти было нетрудно, просто усталось накатывала волнами. Редкие прохожие, которые начали появляться на дорогах, поглядывали на него неодобрительно. Он был в грязи, куртка на плече порвалась. В какой-то момент он понял, что силы иссякли, и присел на автобусной остановке, на узкой неудобной лавочке. Молодая женщина в строгом костюме тут же встала и отошла: ей было неуютно находиться рядом. Себ решил, что прикроет глаза на пару минут, но когда открыл их, женщины уже не было, а на проезжей части за спиной прибавилось машин. Седая сухощавая дама в парадной шляпке подошла к Себу и окликнула его. Он вяло сфокусировал на ней взгляд.  — Вам нехорошо, сэр? — произнесла она заботливо. — Что с вами? Это участие чужого человека тронуло. Себ улыбнулся, покачал головой и ответил, с трудом ворочая языком:  — Спасибо, мэм, всё в порядке.  — Может, позвонить вашим близким? От ответил отказом, дама вздохнула — и с явным сомнением пошла к своему автобусу, то и дело оглядываясь. Себ встал, кивнул ей на прощанье — и понял, что может идти дальше. Он уже примерно помнил места и не терялся в направлении: просто переставлял ноги, нарочно сделав крюк минут на двадцать, чтобы обойти стороной Сити. Бизнес-центры угнетали даже на расстоянии. Мысли отключились, слава богу. Врубился автопилот, который отвечал за то, чтобы шаги были ровными, чтобы тело не шаталось, а глаза успевали смотреть по сторонам на переходе. Городские часы показали десять, когда Себ очнулся и понял, что уже прошёл мимо Вестминстера. До дома оставалось совсем немного, и от осознания этого даже шаг ускорился. Он повернул на свою Уорик-уей, прошёл немного — и замер в пятидесяти метрах от входной двери. На ступеньках стояла Джоан — и звонила в дверь. В первую минуту Себ почувствовал странный порыв куда-то сбежать, но подавил его. Ещё раз потёр лицо рукавом и приблизился. Джоан обернулась и охнула. Быстро соскочила на тротуар, замерла возле Себа и (изумительная женщина!) не задала ни единого дурацкого вопроса, только уточнила:  — Ключи при себе? Себ машинально сунул руку в карман штанов и с удивлением нащупал брелок. Видимо, парням хватило часов и содержимого куртки. Он достал ключи и протянул Джоан. Она открыла замок, распахнула дверь и посторонилась, пропуская его внутрь. До кровати Себ не дошёл — стёк по стене в коридоре. Джоан включила свет, наклонилась, коснулась пальцем его щеки и спросила:  — Аптечка?  — Кухня. Слева. Шкаф. И даже эти слова выговорить было подвигом. Джоан вернулась почти сразу с аптечным ящиком и стаканом воды. Пил Себ жадно. Стакана явно было мало, но на то, чтобы попросить ещё, сил тоже не было. Он вообще не хотел шевелиться. Да и не мог. Но Джоан не оставила его в покое, о чём он отчаянно мечтал. Она принялась (и той частью сознания, которая продолжала пока работать, Себ отметил, что весьма ловко) его раздевать. Начала с куртки, долго провозилась с ботинками. Футболку просто порезала. Чтобы снять штаны, заставила его привстать — но он почти сразу упал обратно.  — Знал бы ты, как от тебя воняет, — пробормотала она, быстро проведя рукой по волосам. Принюхиваться было лень. Хотя запах спирта он всё-таки учуял.  — Сейчас я обработаю ссадины, — сказала Джоан, начиная протирать его лицо ватным тампоном, отчего кожу защипало, — потом мы пойдём в душ. И после этого посмотрим, что тут ещё можно сделать. Идёт? В другой ситуации Себа повеселило бы это. Совсем недавно он так же, как с ребёнком, говорил с раненым Джимом. А теперь сам сидит в той же квартире, с трудом соображая, что происходит, и вслушивается в чужой успокаивающий голос. Но сейчас ему было не весело от этого сравнения, а тяжело и мерзко. Хотелось рявкнуть на Джоан, чтобы прекратила возиться с ним.  — Маленькое усилие, — она профессионально закинула его руку себе на плечо и потянула вверх, — давай… — он сумел встать, понимая, что давит на неё почти что всем весом. Вода сначала показалась обжигающе-горячей, но потом вдруг принесла громадное облегчение. Джоан стояла возле ванны, держала душ, забрала у Себа из рук мочалку. Надавила на плечи, заставляя сесть. Это было унизительно — и в то же самое время, совершенно прекрасно. Последнее, что Себ запомнил — это как он падает на кровать, а Джоан переворачивает его на живот и начинает растирать спину едкой мазью от синяков. Потом — чернота. Примечание: Есть такой дурацкий английский анекдот: « — Сэр! Как мне быстрее добраться до больницы? — Просто встаньте посреди проезжей части, сэр».