Пряничного человечка застрелят в десять ноль одну

Это было очень неподходящее место для приступа. Шерлок и Джон Ватсон ушли, но вполне могут вернуться с полицией и сапёрами. Парень, который отвечал за лазеры, возможно, ещё ошивается где-то рядом. Себ закрыл за собой дверь в бассейн и заблокировал ручку старым феном. Так себе преграда, конечно, но хотя бы лишнюю минуту она даст. Теперь нужно было придумать, как вывезти Джима отсюда, и побыстрее. Некстати он сегодня был без машины. Подойдя к Джиму, он опустился рядом на колени и тихо позвал по имени. Тот не отреагировал.  — Джим, — повторил Себ, осторожно коснулся его плеча и попытался взглянуть ему в лицо. Джим дёрнулся, вскинул голову, обжёг безумным, яростным взглядом и прошипел:  — Убирайся! Пошёл вон! Может, Себ и послушался бы, если бы Джим выглядел хоть немного лучше. Но он едва ли отдавал себе отчёт в том, что происходит. Поэтому Себ сказал:  — Вам нужно домой, Джим.  — Вон! Или я убью тебя.  — Ладно, — согласился Себ, как согласился бы с угрозами капризного заболевшего ребёнка, — но попозже. Вам нужно домой. Он аккуратно проверил его карманы, и в левом брючном нашёл ключи от автомобиля. Оставалось надеяться, что Джим запарковался не совсем уж далеко. Как бы то ни было, Себ не собирался оставлять его без присмотра ради поисков машины.  — Попробуйте встать. Скоро здесь будет полиция. Вернётся Шерлок. Вы же не хотите сейчас с ним встретиться? Под глазами у Джима наметились тёмные круги, губы дрожали. Взгляд бегал из стороны в сторону, кажется, ему не удавалось сфокусироваться ни на чём. Но имя «Шерлок» вызвало у Джима какой-то отклик, во всяком случае, он позволил Себу поднять себя на ноги и тяжело повис на его плече.  — Отлично, — пробормотал Себ, — теперь пойдёмте. Вы ведь приехали на машине? Джим? Ты был на машине? Он мог бы с тем же успехом разговаривать с мебелью. Похоже, все силы Джима уходили на то, чтобы переставлять ноги, и даже с этим он справлялся тяжело и не всегда успешно. Себ прикинул, сколько он весит. Килограммов шестьдесят пять? Больше? Если отрубится окончательно, пожалуй, его действительно можно будет закинуть на плечо. На свежем воздухе Джим вдруг встрепенулся, заозирался вокруг. Резко оттолкнул Себа и выпрямился. Сунул руки в карманы. Закрыл глаза и подставил лицо под редкие дождевые капли. Себ нажал на кнопку открытия дверей и всмотрелся в темноту: фары мигнули за поворотом.  — Пойдёмте, Джим, — позвал он. И Джим пошёл. Правда, через три шага споткнулся, поскольку глаза так и не открыл, но Себ его поймал и повёл дальше. Без пререканий Джим забрался на пассажирское сидение, сам пристегнулся, и Себ, выдохнув с облегчением, завёл мотор и тронулся с места. Слава Богу, они уехали отсюда. До его дома было значительно ближе, поэтому он сразу прикинул маршрут к Уорик-уей. Придётся Джиму провести ещё одну ночь в гостях.  — Зачем ты свернул? — неожиданно спросил Джим. — Прямо. Тебе прямо.  — Везу вас к себе. Вам нужно лечь, и побыстрее. Сами знаете. Шумно выдохнув через нос, Джим спросил холодно:  — Думаешь, можешь принимать решения? Зря. Ты никто, Моран. Я уничтожу тебя. Сожгу заживо.  — Хорошо, — снова кивнул Себ. Угрозы его не пугали. Пожалуй, нет. Если, находясь в здравом рассудке, Джим действительно захочет его уничтожить — он это сделает, и никаких шансов спастись у Себа всё равно не будет. А сейчас Джим не способен даже достать телефон и отдать внятный приказ, так что бояться нечего. А вот то, что он его узнал, было, пожалуй, хорошим знаком.  — Я хотел, чтобы он сгорел, — прошептал Джим уже слабее. — Хотел видеть, как плавится его кожа. Слышать вопль. Так хотел… У Себа не было ни одной идеи, о ком речь. И говорит ли Джим вообще о ком-то конкретном. Может, о Шерлоке?  — Почему он умер? Это нечестно… Он был мой… — в голосе Джима послышалась детская обида. — Я ведь обещал ему… — он перешёл на ирландский и затараторил что-то совершенно неразборчивое. Себ прибавил скорость, порадовавшись, что сейчас глубокая ночь и пробок нет. За двадцать минут пути Джим ещё пару раз пригрозил не то ему, не то кому-то другому смертью, один раз описал в деталях, как снимал бы с человека кожу заживо и, наконец, замолчал, остановившись на полуслове. Себ запарковался так близко, как мог, но это всё равно было в двух кварталах от дома. Джим не сопротивлялся, дал завести себя в квартиру, послушно подождал, пока Себ его раздевал, лёг в постель. Себ сглотнул. Не считая завтрака — тех панкейков — он ничего не ел сегодня. Желудок деликатно молчал всё время, но теперь начал напоминать о себе. Джим выглядел спокойно. Может, он переживёт без присмотра пятнадцать минут? Эта надежда разбилась. Стоило Себу сделать полшага от кровати, как Джим открыл глаза, содрогнулся и спросил нервно:  — Басти? Он жив?  — Шерлок? Конечно.  — Я ушёл… Я не помню, — у него затряслись губы. — Я вышел из бассейна — а потом темнота. Я у тебя? Да… дурацкие стены, мне не нравится. Себ потёр переносицу и подумал, что вот об этом нужно будет сказать Дареллу. Может, провалы в памяти — это и нормально, только раньше их не было.  — Ты видел, как он ушёл?  — Да, конечно. Забрал друга, и они оба ушли. Живые и невредимые. Джим нервно хихикнул и опять закрыл глаза.  — Не хочу его сегодня видеть, — пробормотал он. — Пусть он не приходит.  — Кто? Со всей очевидностью Себ понял, что ужин ему в ближайшее время не светит, подвинул стул к кровати и сел так, чтобы Джим мог легко увидеть его, если откроет глаза.  — Святой отец, — ответил Джим таким тоном, словно его удивил сам вопрос. — Он смеётся надо мной. Я ведь нарушил слово. Я его не убил. Себ зажмурился, позволил эту маленькую слабость. Ну, почему на роль сиделки и конфидента Джим не выбрал кого-нибудь другого? Поумнее? Того же Дарелла?  — Почему ты его не убил? Ты хочешь рассказать? — спросил он тихо. На губах Джима появилась слабая улыбка.  — Мышонок убежал. Бесхвостый умный мышонок с чёрной шкуркой. А старый котище его лапой — цап. Три глубоких борозды на спине. Басти… Себастиан…  — Я тут. Джим надолго замолчал, но не успокоился: под опущенными веками бешено вращались глазные яблоки, губы то и дело напрягались, но не выдавали ни звука. Пальцы рук, лежащих поверх одеяла, подрагивали.  — Жил на свете дурной мальчик Джим… — выговорил Джим невнятно. — Обычно в книжках для воскресных школ дурных мальчиков зовут Джеймсами. А этого звали Джим. И у матери его не было чахотки… И когда он съел в кладовке всё варенье, то не раскаялся и не заплакал (1). Смешной мальчик Джим, правда?  — Угу, — согласился Себ, не до конца уверенный, с чем соглашается.  — Очень смешной мальчик, — повторил Джим, — и не такой уж дурной. Самый обычный. Я был хуже. Он мне говорил: такие дурные дети, как я, горят после смерти в аду. Говорил: мне не поверят. Меня убьёт собственный отец. Очень дурной мальчик Джим. А Уолли поверил. Я к нему сбежал… Дерьмо. Какое же дерьмо. Себ запрокинул голову повыше, вглядываясь в белый крашеный потолок. Каждый раз, когда Джим в бреду касался этой темы, Себ пытался выключить мозг вместе со слухом. Проигнорировать. Он, чёрт подери, не хотел об этом думать. Слишком жутко и больно. Может, Джиму и правда было бы легче, если бы он сжёг своего священника? Кто его осудил бы? Точно не Себ. Сколько лет тогда было Джиму? Спрашивать он не рисковал, но предполагал, что очень немного. В этой херне про то, что ему не поверят взрослые, не так-то просто убедить подростка. Значит, ребёнок. Восемь лет? Девять? Ровесник Сьюзен или около того. Джим застонал, задёргался. И Себ, не дожидаясь просьбы, начал рассказывать сказки. Он не знал, почему они работали и оказывали на Джима такой успокаивающий эффект, но это и не имело значения. На ум почему-то пришли «Сказки дядюшки Римуса» — возможно, потому что там не было ни чудовищ, ни мышей. А кролики, черепахи и лисы, кажется, Джима не цепляли. Постепенно Джим успокаивался. И на истории про то, как Братец Черепаха обогнал Братца Кролика, заснул. Себ подождал ещё полчаса, но ничего не произошло: Джим больше не метался, не дёргался, не дрожал, а спал, причём крепким и как будто спокойным сном. Беззвучно встав, Себ вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. И только оказавшись на кухне, понял, что его и самого слегка потряхивает. Вот уж точно, сумасшествие заразно. Но за последние дни произошло слишком много. Почти не колеблясь, он достал с верхней полки шкафа пыльную открытую бутылку джина, плеснул в первую попавшуюся чистую кружку и выпил залпом. На пустой желудок алкоголь упал тяжело, глаза заслезились, но оно того стоило. Он налил ещё чуть-чуть, убрал бутылку, оставил кружку и полез в холодильник в поисках хоть какой-то еды. Последние яйца Джим, похоже, пустил на панкейки. Молока осталось на донышке. Хлеб засох. В последнее время было как-то не до готовки и не до походов в магазин. «Боже, храни Джоан», — пробормотал он себе под нос, когда обнаружил в морозилке готовую пиццу. Ему было плевать, из чего она сделана и сколько ей лет — главное, что это была еда, которая, стоило её разогреть в микроволновке, начала источать совершенно одуряющий запах плавленного сыра и острой колбасы. С джином пицца пошла просто отлично. Помучившись немного угрызениями совести, Себ решил не оставлять порцию Джиму — вряд ли ведь он станет есть колбасу? Навалилась усталость. Теперь уже можно было не сомневаться — этот раунд закончен. Что бы ни задумал Джим, оно начнётся позднее. Перерыв, время на отдых. И Себ не знал, как им распоряжаться. Он закрыл глаза и прислонился спиной к холодильнику. Это было странное, непонятное и неосознаваемое чувство. Как будто за последние четыре дня у него внутри что-то поменялось. Не сломалось, нет (этого Джим не дождётся), но сдвинулось. Или просто нужно отоспаться, причём без наблюдения Джима, вернуть нормальный режим, развеяться? Может, съездить днём к Джоан? Эта идея вызвала отвращение. Он слишком ценил Джоан, чтобы нести к ней в дом всё это дерьмо: заложников, взрыв, свидание в бассейне, ту маленькую девочку, которая была в секунде от смерти, да даже последние часы и приступ Джима. Не стоило видеться с Джоан до тех пор, пока всё это не уйдёт в прошлое и не забудется. И со Сьюзен тоже. Эту мысль Себ поймал, когда она проскользнула на самой грани сознания. Но да, она была верной. Глаза начинали слипаться. Даже ставить тарелку в раковину было лень. Хотелось уснуть прямо здесь, на кухне, но Себ волевым усилием поднялся и вернулся в спальню. Джим за это время скинул на пол одеяло, расшвырял подушки и повернулся на бок. Но кажется, спал нормально. Себ забрал одеяло и одну из подушек, бросил на пол, вытянулся — и мгновенно заснул. Примечание: (1) Джим не очень точно цитирует «Рассказ о дурном мальчике» Марка Твена