Нервы

Холодный ветер задувал под одежду, а противный дождь заставлял мужчину вздрагивать. Спустя часы блуждания по тёмным улицам зараженного города, Артём хотел скорее отнести препараты, чтобы быть свободным, и вот, наконец-то, был виден знакомый и, вместе с тем, отвратительный "Омут". Открыв деревянную дверь, Артемий, тяжелой, но прямой походкой, прошел к винтовой лестнице, что вела на второй этаж, который снимал столичный хлыщ. Пыльные ступени заметно скрипели, но, через пару десятков секунд, этот звук стих, заглушенный более громким скрипом двери, которая вела на следующую лестницу, а та, в свою очередь, в полутёмное круглое помещение. В работягу тут же прилетели упрёки: —Долго. Ты как-будто издеваешься. — мужчина хмуро и тяжко сказал это, поворачиваясь к Гаруспику. Он был напряженным и больше похож на грозовую тучу, которая вот-вот разразится громом и молнией, — Постоянно долго достаешь образцы, все время грязный и... — Данковский вздохнул. —Закончил? — Бурах хмуро осморел старшего, с неким призрением. Он ненавидел, когда его отчитывает этот столичный, который все время выставлял себя выше всех и лучше всех. —Нет. — карие глаза бакалавра осмотрели сильный силуэт укладского мужчины. Тихий фырк разнесся в душной комнате, —Разве ты не понимаешь, что ты замедляешь мою работу. Моя работа важна, и вообще... — переведя дух, мужчина стал потирать тонкие пальцы, на подушечках которых были маленькие пятнышки от чернил, которые уже не отмывались, —Время. У нас слишком мало времени. Ты думаешь, что можешь тратить такой важный ресурс, как наше время. Время, когда мир потрясает пандемия.— голос Даниила был тихим, а баритон низким. Все его слова были похожи на шипение, —И вообще. Ты забыл, кто главный? Кто является твоим законом? Ты вообще осознаешь, что я могу сделать? — змей стал медленно подходить к Артемию, но, как он не старался, он не внушал ему страху, — А, Ворах? —Столичный. — цыкнув, младший хмуро посмотрел серо-голубыми глазами в глубокие, темно-карие глаза, с зелёной окантовкой, —Ты вечно коверкаешь мою фамилию. Вечно как-то унижаешь меня. — в свою очередь Артемий стал подталкивать коллегу к старой кровати. Его голос с каждым словом становится все выше и выше, а венка на виске стала набухать, —А, Даниил Данилович? А может лучше полторашка? —одним резким толчком он повалил врача на мягкую кровать, что тихо скрипнула от такого внезапного давления. Все-таки, Даня был весьма щуплым, в отличие от крупного Артема, который больше походил на грозного медведя, который нашел очередную жертву. —Ты... Отпусти, немедленно. — от каждого слова врача веяло желчью. Он как будто капал ядом, а не выплескивал эмоции через едкие слова. Пара неуверенных рывков рукам и ногами. Результат все такой же: Артемий сверху, а Даниил придавлен его тушей, —Ты что это собрался делать? — голос был все таким же: тихим, злым, больше походивший на шипение ядовитой змеи, которой придавили хвост и не желали отпускать. —Нет. Я хочу показать тебе, что ты власть лишь на словах. —чуть привстав, он резко перевернул его на живот, прижав к кровати повторно, надавивив на лопатки,—Знаешь, все сейчас такие нервные и напряженные. — сильные пальцы стали неуклюже расстегивать ремень, полностью игнорируя рывки Даниила. Когда бляха звякнула и брюки покорно слетели с худых ног врача, Артемий прижал одну коленом, надвил на подколенную ямку, зафиксировав её в неподвижном положении. Пальцы быстро прошлись по позвоночнику, спускаясь вниз, к ягодицам, что были скрыты под тонкой тканью боксеров. Одна половинка ягодиц спокойно помещалась в крупной ладони хирурга, —Ха, мягкая. Как у бабы. — отстранив руку, мужчина с силой шлепнул по упругим ягодицам, а тонкие губы расплылись в садистской улыбке. Бакалавр тихо лежал под ним, кусая накрахмаленные простыни. Темные глаза бешено бегали по облезлой серой стене, а пухлые губы дрожали. Все его гордое естество бунтовалось против действий коллеги, но, где-то глубоко внутри, ему нравилось. Где-то глубоко внутри он хотел разрядки, которую мог ему дать Артём, но самолюбие не позволяло этого признать. Он не мог признать, что ему могло это понравиться, но тягучая боль возбуждения уже распространялась по всему телу, но в большей степени она собиралась в животе, возле паховой связки. Стянув боксеры с белесой задницы Дани, Тема провел по ней снова, но уже мягче. На правой ягодице пульсировал красный след от удара, в форме массивной руки мужчины. На сосредоточенном лице появилась бесстыжая улыбка. Спустившись к тонкой шее, он оплатил ее возбужденым вздохом и прикусил. Острые двойные клыки впились в сладкую кожу, оставляя заметные следы и маленькие набухающие капельки крови. Тело бакалавра отдалось дрожью, но он не пытался вырваться. Он знал, что у него не получится, что он не сможет скинуть с себя мощного укладского мужчину, что вдавливал его. Впервые, Даниил чувствовал себя таким жалким и слабым. Обычно, его хилое телосложение ему никак не мешало, но сейчас он во всей красе прочувствовал свою ничтожность. Рубовидные мышцы спины сводили судороги из-за постоянного давления. Эти судороги отходили в руки, а костяшки пальцев, что сжимали простыни, побелели настолько, что стали сливаться с мятой тканью. Мужчина хотел сказать, чтобы от него отстали. Чтобы его отпустили и он уже мог вздохнуть полной грудью, но он не позволял себе. Душа его металась от желания сказать, а точнее, простонать, что он не хочет, до осознания того, что нужно молчать, что так он покажет, что Артемий выиграл, может властвовать и шантажировать его. Касания Гаруспика стали более нежными. Пальцы обводили покрасневшую кожу, медленно подбираясь к анальному отверстию. Большой палец еле надавил на дырочку, что заставило нижнего нервно дёрнуться и как-то покачать головой, в знак протеста, но Артём этого не заметил и властно проник в него, заставляя плотно обхватить палец горячими стенками. Щёки врача тут же вспыхнули, а зрачки расширились. Такие ощущения были для него новым и непонятным, но он еще не знал, неприятно ему или все-таки он получает некое удовольствие. Он стал проникать глубже, очень медленно, по одной фаланге. Большой палец спокойно входил в горячее тело, даже слишком спокойно. Вытащив, мужчина осмотрел его, снова нависнув над Даниилом, приблизил два пальца к губам, чуть давя, прося взять их. Тишину разорвал тяжелый бас Артема: —Оближи их. Не заставляй меня давить на тебя еще больше. — его голос заставил дрожать воздух возле покрасневшего уха парня, —Быстро. — раздался рык и, мужчина подчинился. Покрасневшие, налившиеся кровью губы, взяли пальцы. Горячий язык, беспокойно, стал облизывать их, а фарфоровые зубы прикусывали синовиальные сухожилия. Артемий снова рыкнул и грубо пропихнул пальцы еще глубже, сжимая язык. Когда пальцы полностью покрылись слюнями, мужчина выдернул, чуть оцарапав их о зубы. К колечку вновь приблизились, на этот разу уже влажные пальцы, и средний стал медленно входить в нутро Дакнковского, поглаживая мышечные стенки. Лопатки стали содрогаться и явно выделяться под плотным желтом и рубашкой. Внутри Дани горел огонь, распаляясь все ярче от прикосновений мужчины. Когда палец вошел полностью, Бурах согнул его, с интересом прощюпывая стенки. Мышцы сильнее охватили стенки, не давая найти заветный узелок наслаждения. Не нащюпав ничего интересного, он вытянул их, но, через пару секунд уже два пальца тяжко вошли в сфинктер, растягивая его все больше. —Ха... Ойнон... Ты такой горячий внутри. — от слов мужчины Даниил выгнулся и потянулся, пытаясь отстраниться. Он и не заметил, как стал получать удовольствие и втягиваться в это извращенное действо. Гнев и отторжение быстро прошли, освободив место жалкому принятию. Тихая ухмылка, и короткие булавовидные пальцы раздвинули тугие стенки. Мужчина явно сопротивлялся, но, такие резкие движения, заставляли его расслабится, чтобы снизить боль, которая сводила тонкие мышцы ног. Пальцы активно работали внутри тела врача, раздвигая мягкие стенки, которые с каждым моментом становились все нежнее. Бакалавр перестал сопротивляться и лишь сильнее сжимал простыни. Сладкая мука длилась не долго. Вскоре, мокрые пальцы легко выскользнули из его тела. Поднявшись и отстранившись от Данковского, Артемий стал снимать с себя брюки. Даниил совершенно не шевелился. Его грудь бешено вздымалась, а из глаз текли слезы. Белые простыни намокали от солёной жидкости возле лица врача и в районе головки члена, из которого активно лилась солоноватая смазка. Набухшие соски ныли и доставляли дискомфорт при каждом равном вдохе. Резко к растянутому анальному отверстию мужчины приблизилась набухшая головка члена и, когда Бурах двинулся, Даниил глубоко и шумно вздохнул. Он не верил что это правда произошло. Что в него входит горячий толстый член, испещрённый кровяными жилками. Орган постепенно входил все глубже, заполняя прямую кишку. Крик боли так и желал вырваться из уст мужчины, но он сдерживался. Это было больно, даже очень, но позволить себе кричать, значит признать полное и безповоротное поражение от жалкого помощника. Признать, что ему это могло нравится. Толчки становились все быстрее, а дождь громко барабанил по крыше и толстым окнам. Движения были как-будто в унисон с бушующей стихией. Живот Дани напрягался и, под пупком, появлялся небольшой бугорок. Крупные бусины слёз не переставали стекать по щекам змеи, который извивался под Гауспиком. Его лоб взмок, а на шее появилась испарина. Такое же происходило и с пассивом. Темные волосы липли ко лбу, завиваясь в колечки. Горячее возбуждение начинало завязываться тугим узлом, заставляя хирурга двигаться еще быстрее, прерывисто, импульсивно. Артему очень нравилость тело Данковского. Таковое худое, нежное и горячее. Иногда у него закрадывались мысли о такой близости со столичным, но он всегда прогонял их. Он не мог себе разрешить думать о таком, просто не мог, но сейчас, когда его силы на исходе, а сам он желал разрядки, которая была ему так необходима, дал слабину. Если бы он не завалил Даню, то поднял бы на него руку, хотя, тут еще нужно подумать, что будет хуже. Быть избитым или изнасилованным. Опустившись к шее Артемий вновь впился в шею, оставляя следы, что были видны за воротником белой рубашки. Тяжелые дыхание и рык раздавались возле уха, а член мужчины стал набухать. Узкое колечко Даниила начинало ныть от столь грубых толчков, которые заставляли тело выгибаться, а с уголков губ стекать струйки слюны. От таких укусов член змея болезненно ныл. Он хотел дотронуться до себя, хотел почувствовать хоть какое-то наслаждение в промежутках боли. Все-таки, от трения об простыни, внутри все сжималось, а семя приснилось наружу. Розовая головка пульсировала наслаждением. —Ты... — вгрызшись в шею, Артём кончил, заполяя мужчину горячим семенем. Данковский прогнулся в спине, привстав на локтях от давления, которое заполняло его изнутри, —Горячий... Внутри... — голос Бураха был уже еле слышен. Силы были полностью истрачены. Завалившись рядом, хирург подгреб парня к себе, обнимая за талию и прижимая к своей груди, что быстро вздымалась. На животе ойнона были капельки белесой жидкости, что плавно стекала на кровать. Он так же был полностью истощен и измучен, но нервозность, что была с ним последние недели чуть спала. Впервые в этом городе Даниил заснул ощущая тепло. Настоящее человеческое тепло. *** Солнечные лучи проникали в комнату через грязные, десятками лет не мытые окна. Ночь прошла незаметно и ей на встречу пришло утро, дарившее надежду на будущее и ощущение, что все будет хорошо. Разлепив сонные глаза, мужчина осмотрел свою жертву. Змей, свернувшись комочком, лежал под его боком. На белесых щеках застыли дорожки от слёз. Кровь на шее запеклась и тонкой корочкой опоясывала следы от укусов. Худые ноги были крепко прижаты к животу, а на ягодицах все еще виднелись следы от ударов. Было удивительно, как мужское тело может быть настолько красивым. Медленно встав со скрипучей кровати, Артемий осмотрел комнату. Он никогда ранее не видел ее при солнечном свете. Тяжко вздохнув, мужчина поправил брюки, что были спущены до колен, и подошел к столу. Сотни листов с записями, тетради, книги, колбочки и пробирки лежали в беспорядке. Множество медицинских справочников. Возле стула виднелось сине-черное пятно от чернил. Тонкая ручка покоилась возле него, явно брошенная в гневе, а виновница этого беспорядка, стеклянная чернильница, лежала на боку. "Ну и истеричка." — быстро пронеслось в сознании. Усмехнувшись своим мыслям, Бурах взял заляпаный листок и пляшущим, немного корявым почерком, написал короткую записку: " Ты куда нежнее, чем выглядишь". Положив этот листочек возле головы Даниила, он поправил его черную челку, что спадала на сомкнутые веки с сине-фиолетовыми капилярами и густыми ресницами, что мелко подрагивали. Кончик носа розовел от раздражения, а губы все еще были припухшими от укусов. Пальцы так же крепко сжимали простынь. Забрав свои вещи и умывшись у небольшого умывальнике, мужчина ушел. Просто так. Он не позаботился закрыть дверь или побеспокоиться и укрыть Даню одеялом. У него много работы и много дел, как и у столичного врача, который не раз помянет его "добрым" словом. Рой мыслей вертетлся в голове у укладца, но одна мысль явно выделялась среди остальных: "Нет лучше влагалища, чем очко товарища". Глупая фраза, которую он услышал в подростковом возрасте вспылала именно сейчас. Именно в тот момент, когда он ее подтвердил, а из головы не лезли ночные воспоминания: бледная кожа в тусклом свете керосиновой лампы, тонкая шея, с выпирающими позвонки, и спящий Даня в лучах осеннего солнца.