***
Сразу же после звонка Фрэнки Тому позвонил инспектор Валландер. Оказалось, что полицейские, просмотрев гигабайты видео с камер, установленных на Юстонском вокзале, все-таки увидели, как сбежавшие подростки выходят из здания вокзала там, где находится стоянка такси. В какую именно машину они сели, камерам зафиксировать не удалось. Поэтому инспектору пришлось потратить кучу времени, чтобы опросить работающих возле вокзала таксистов. Один из них опознал детей. И даже привез Валландера по тому адресу, по которому отвозил три дня назад Фрэнсиса и Индию Роуз. Дальше было проще. В громадном особняке на севере Лондона проходила какая-то нескончаемая — судя по стойкому запаху алкоголя и количеству пустых бутылок на столике в гостиной — вечеринка. Музыка гремела на всю, мимо Валландера прошмыгнули полуголые парень и девица, скрывшись в одной из многочисленных комнат. Не без труда, но он нашел оставшихся без присмотра малолетних хозяев дома. И те даже были относительно трезвы. Они-то и сдали с потрохами грозному стражу порядка юных влюбленных, рассказав, что те «тусили все три дня здесь, ну а чо, куда им еще-то было соваться? Папаши-то их в край долбанутые.» После чего заверили Курта, что сегодня утром Индия и Фрэнки решили вернуться к долбанутым папашам. - Дети вышли с вами на связь? - спросил Валландер ни разу не перебившего его, пока он отчитывался о проделанной работе, Тома. - Да, они ждут нас дома, - голос Хиддлстона, когда он отвечал полицейскому, звучал как-то глухо. Сдавленно. Видимо, тот спазм, который сдавил его горло, стоило ему услышать в трубке голос потерявшегося сына, еще не до конца прошел. Или это просто хорошо сдерживаемые слезы просились наружу. Том не был намерен прямо сейчас разрыдаться от облегчения — слава всем богам, с его ребенком все в порядке! - перед Хемсвортом. - Мой вам совет, мистер Хиддлстон, - осторожно заметил Курт, - не будьте с детьми слишком строги. Я понимаю, что вы с мистером Хемсвортом сейчас чувствуете, я сам отец и я представляю, что вы пережили за эти три дня. Но просто поверьте, что детям самим сейчас не лучше. - Мы не собираемся высечь их розгами или что-то в этом роде, - ответил ему Том. - Я не о розгах, мистер Хиддлстон, - устало произнес инспектор, - иногда слова могут ударить больнее, чем розги. Впрочем, это, наверное, уже не мое дело. Да, можете забрать ноутбуки ваших детей, в любом случае вы с Крисом должны будете подъехать ко мне и оформить все должным образом. Раз дети нашлись, мне нужно закрыть дело.***
Том попрощался с Валландером, поблагодарив его за проделанную работу. Убирая телефон в карман, Томас думал о том, как долго детки собирались прятаться от родителей, если бы Курт не нашел бы место, где они скрывались? Если бы их с Хемсвортом не забрали в полицию — объявились бы маленькие паршивцы сегодня утром или заставили бы родителей и дальше сходить с ума от неизвестности? Как долго продолжался бы этот кошмар? До Лондона они ехали молча. Хиддлстон был уверен, что Криса гложут те же самые мысли, что мучили его самого. Непросто это — растить детей. Ох как непросто! Единственный вопрос, который Том задал Крису за все три часа молчания был: «Думаешь, было бы лучше, останься они с их матерями?» Хемсворт посмотрел на него так, как будто Том не вопрос ему задал, а по меньшей мере приставил нож к горлу. Посмотрел — но так и не дал ответ. И Хиддлстон решил оставить его в покое. Он понимал, что Крису сейчас куда тяжелее, чем ему, Тому. Над ним-то не висит обвинение в нападении на полицейского. Поэтому над терзающим его вопросом Том думал сам про себя, да так ни до чего и не додумался. До того самого момента, когда после того, как Крис — все так же молча — увез домой Индию Роуз, а Том принял в объятия своего заблудившегося сына. Когда Томас вышел из машины Хемсворта, затормозившего возле дома, где ждали их дети, когда он увидел, как смотрит на него Фрэнки — с раскаянием и еще чуточку с опаской, когда мальчик полным тоски взглядом смотрел, как Крис увозит Индию, Том просто шагнул ему навстречу, а в следующий миг обхватил парнишку руками, прижал к себе так крепко, что тот негромко ойкнул, спрятал его лицо на своем плече, вдохнул ставший уже родным запах: его сын пах свежевыстиранной одеждой — Томас всегда удивлялся, как это шестнадцатилетний подросток умудряется так пахнуть, как будто только что надел свежие вещи, - и чем-то еще, чему Том не мог дать название, чем-то теплым, чем-то, что позволяло Тому знать, что этот чудесный, этот замечательный, этот самый лучший в мире мальчишка, пусть не всегда послушный, да чего уж там, чаще всего непослушный, пусть он заставил отца пережить три самые ужасные дня в его жизни, но этот самый парень — целиком и полностью его. Плоть от плоти и прочая хрень, которую так любят повторять везде и всюду, когда речь заходит о родителях и детях. Сейчас, обнимая своего непутевого сына, Томас чувствовал это так отчетливо, как никогда раньше — у него есть сын. И он его никому не отдаст. Том так и заявил прибывшей ближе к вечеру Клэр: - Я его не отдам! И, пресекая все возможные попытки возразить, продолжил: - Ты привезла ко мне сына. И он останется со мной. С мадам Буаселье было очень трудно спорить. Фактически, Томас ни разу не выиграл ни один спор. Но сейчас он не намерен был уступать.***
После того, как они с Фрэнсисом поговорили, просто поговорили — Фрэнки рассказал об их с Индией Роуз приключениях, а Том внимательно выслушал — стало гораздо легче. Как будто до того момента, когда его сын поставил точку в своем рассказе, кто-то железными пальцами сдавливал Томасу горло, а сейчас он чувствовал, как эта хватка ослабевает. Как с каждым словом мальчика, с каждым его сквозь всхлип произнесенным: «Прости, пап!» становилось легче дышать. И стало совсем легко, когда сам Томас произнес тихое «Прости!». Когда он пообещал, что с этого момента и на всю жизнь они с сыном будут решать все возникающие трудности вместе. Что Фрэнки может прийти к нему с чем угодно — и он, Том, его всегда выслушает и постарается понять. И тогда, когда все было сказано, Том услышал то, на что еще сегодня утром даже надеяться не смел. Его сын сказал ему самые важные слова: «Я люблю тебя, пап! Я так тебя люблю!» На какую-то секунду горло снова перехватило спазмом, но Том глубоко вздохнул, справился. - Я думал, что я тебе не нужен! - признался его сын. - Я думал, что тебе со мной тяжело… И я был таким плохим! «Глупый, глупый ребенок», - думал про себя Хиддлстон, чувствуя, как печет под сомкнутыми веками — он зажмурился, когда услышал эти слова сына, сказанные с таким отчаянием. - Ты самый лучший! - наконец, он нашел в себе силы посмотреть сыну в глаза. - И ты мне нужен. Ты нужен мне больше всего на свете. Да у меня и нет никого, кроме тебя. - И ты меня не накажешь? - с сомнением в голосе спросил мальчик. - Совсем? - Ну… От наказания тебе не отвертеться, - строго сказал отец. - Раз уж у тебя так много времени, чтобы тратить его на всякие глупости, типа придумывания грандиозного плана побега, я найду, чем это время занять. Парень смотрел на него пытливо, с интересом даже. Пожалуй, так же вот он смотрел на отца тогда, в Париже, когда Томас объявил ему, что сегодня они идут в театр. Маленький Фрэнки понятия не имел, что же это такое — театр — но ему было до жути интересно. - Знаешь Старбакс возле нашей станции метро? - хитро прищурился Хиддлстон, - Я видел объявление, что им требуются официанты. - Официанты? Я — официантом? Ты серьезно? - казалось, что парень искренне возмущен таким решением родителя. - А что такого? - Том не собирался идти на попятную. - Что зазорного в том, чтобы продавать людям кофе и пончики? Или ты думаешь, что можешь направо-налево разбрасываться айфонами последней модели, а я буду молча их тебе покупать? Или, может быть, твоя собака будет грызть ботинки наших гостей, а я буду компенсировать их стоимость? Кстати, знаешь, сколько стоит поставить новое стекло в дедушкин дом? - Вы с мистером Хемсвортом его разбили! Не я! - обиделся Фрэнки. - И мы с мистером Хемсвортом получили свое наказание. Ночь в тюрьме — это, знаешь ли, не шутка. Так что с тебя стоимость стекла. - Ладно! - буркнул парень. - И считай, что ты еще легко отделался, - назидательным тоном произнес Томас. - А Индия? Ты же не будешь запрещать мне видеться с ней? - щеки Фрэнсиса стали пунцовыми. Совсем как у его отца, если он чего-то стеснялся. - Пап, поговори с мистером Хемсвортом. Пусть он… - Почему я должен говорить с Крисом? - пожал плечами Том. - Индия Роуз — твоя девушка, так? Фрэнки осторожно кивнул. - Так докажи ее отцу, что он может быть спокоен, отпуская дочь с тобой. Пусть он знает, что ты серьезный парень, а не балбес какой-нибудь. А ты вместо этого что удумал? Сбежать из дому вместе с его дочерью — самый лучший способ настроить против себя ее отца. - Я дурак, да? - горько спросил Фрэнсис. - Это я дурак, - запустил пятерню в медно-рыжую шевелюру Томас. Совсем, как его сын. - Я должен был объяснить тебе это сразу же.***
Так вот Том не был намерен уступать Клэр. И дело было не в том, что выйти победителем в споре с бывшей возлюбленной для него было так важно. Важным был его сын. И еще Томас знал, что для Фрэнки он сам тоже очень и очень важен. И если Клэр увезет его, то разрушится что-то очень хрупкое, то, что едва-едва установилось между ним и его ребенком. Возможно, это было доверие. Нет, наверняка это было доверие. Том был уверен — Фрэнки никогда больше не сможет ему доверять, если сегодня он так просто позволит матери забрать его. Клэр всегда была остра на язык. И сегодня она не стеснялась в выражениях, едких и уничижительных. Она высказала все, что думала по поводу того, насколько никчемным отцом оказался ее бывший. Но Том стерпел. Пусть она выскажется. Пусть выплеснет свой страх — ведь это страх за её сына, за то, что могло бы с ним случиться — именно страх сейчас говорил голосом Клэр. - Я повторю тебе еще раз, - совершенно спокойно, как будто и не выслушал только что поток оскорблений, произнес Томас, как только мадам Буаселье закрыла рот, - ты сама привезла мне Фрэнки. После того, как почти четырнадцать лет не давала мне возможности видеть его так часто, как я захочу. Это ты не позволила мне стать ему отцом. Это из-за тебя я понятия не имел, что мне делать с мальчиком. Но я думал, что с матерью ему лучше. Я не хотел, чтобы наш сын был предметом судебного разбирательства. А ведь я мог! Ты знаешь, Клэр, я мог пойти в суд, но я не стал этого делать. Я знал, как это мерзко — для нас троих. Но сейчас, если ты только попробуешь увезти Фрэнки, я пойду в суд. Я найму лучших адвокатов. Я костьми лягу, но не позволю тебе вновь забрать его у меня. Хочешь устраивать свою личную жизнь — пожалуйста, устраивай ее в Лондоне. Хочешь видеть сына — да хоть каждый день! Но не смей лишать его отца! На их крики прибежал перепуганный Фрэнки. Но все же он храбрился, когда, вскинув на обоих родителей тревожный взгляд бледно-голубых глаз, дрожащим голосом осведомился, почему никто из них никогда не спрашивает, чего же хочет он сам? Это решило все. Клэр сдалась. Томас… не торжествовал, нет. Он просто был счастлив. Пожалуй, за все почти что сорок лет жизни он был по-настоящему счастлив. Потому что теперь у него был сын.***
Хемсворт позвонил ему, когда он проводил Клэр и велел сыну отправляться в постель — мальчик выглядел совсем измученным — еще бы, столько переживаний за один только короткий день, хороший сон сейчас был бы для него лучшим лекарством. И, похоже, Крис был измучен не меньше. - Что, все так паршиво? - сочувственно спросил Томас, увидев на экране запавшие, какие-то потухшие глаза Хемсворта. - Хуже не бывает, - признался Крис, - я чего звоню-то… Скажи своему парню, пусть завтра прямо с утра подойдет к нам. Если хочет попрощаться с Индией. - Что? Как это попрощаться? - испугался Хиддлстон. - Мать забирает ее в Нью-Йорк. - его голос звучал как-то совсем уж безнадежно. - Я не мог ничего сделать. «Или не стал ничего делать?» - хотел было спросить Томас, но пожалел. Не стал добивать. Похоже, Крису и без него досталось. Это было правдой. Хемсворт не смог возразить против желания Эльзы забрать «девочку от этого чудовища, который бросается с кулаками на стражей порядка». Что ни на день не оставит «их дочь с уголовником, который лезет в дома честных людей». Который «после их развода не успевает выпутаться из одного скандала, как тут же влипает в другой». И все в таком роде. Их с Эльзой ссоры накануне развода стали уже чем-то привычным. Чем-то обыденным. Это было неправильно. Это было гадко и отвратительно. То, что свидетелем выяснений их с женой отношений становилась Индия Роуз. И сейчас Крису было невыносимо, что в очередной раз дочь слышит, как орут друг на друга ее родители. Он уступил. Он все понимал. Девочке и вправду нечего наблюдать, как ее отца, может быть, в один прекрасный день заберут из дома в тюрьму. Не говоря уж о том, что его имя будут склонять в прессе и в интернете. От последнего он не сможет ее уберечь. Но именно сейчас ей и впрямь будет лучше с матерью. По крайней мере пока он не решит, как ему выпутаться из этой позорной ситуации с судебным разбирательством. Пока он не решит, что же ему делать со своей жизнью. Крис поднялся в комнату дочери и объявил ей о скором отъезде. Индия не плакала. Просто смотрела… Он не мог вынести этот взгляд. Обвиняющий. Его дочь смотрела на него, как на предателя. И это было худшим, что могло произойти, если не считать худшим то, что могло бы произойти с детьми, если бы пропали они по чьей-либо злой воли, а не по собственному желанию. И тогда, глядя в полные презрения глаза дочери, Хемсворт заговорил. Торопливо. Сбиваясь. Перескакивая со слова на слово. Все, что держал в себе с того самого момента, как сын Тома позвонил и сказал, что с ними все в порядке. Все высказал: как он с ума сходил, как боялся, что с ней, с Индией, случилось что-то плохое, как он места себе не находил, как метался вместе с бестолковым Хиддлстоном, выполняя их с Фрэнки дурацкие указания. Как сгорал от стыда в кабинете следователя, выслушивая обвинения. И чем больше он говорил, тем взгляд его дочери смягчался, оттаивал. Пока, наконец, не растаял совсем, пока вся ее обида на родителей не пролилась слезами. - Почему, пап? - спрашивала девочка, глотая слезы. - Почему ты меня выгоняешь? - Я не выгоняю тебя, золотко! - Крис, до дрожи в горле боявшийся разреветься сам, схватил дочь в охапку, прижал к себе осторожно — она всегда была такой хрупкой, его маленькая девочка. - Я не выгоняю тебя. Просто сейчас… Сейчас тебе будет лучше у мамы… - Ты так сердишься на меня, да? За то, что мы с Фрэнки сбежали… - Я злюсь на себя, - покачал головой Крис. - За то, что допустил это. - Тогда почему ты наказываешь меня? - в отчаянии выкрикнула Индия. - Я не наказываю, я пытаюсь сделать так, чтобы тебе было лучше, - тихо ответил ей отец. - Почему все знают, что лучше для меня? Почему никто не спросит, чего хочу я сама? - Потому что… - Крис опять запнулся. Как рассказать его шестнадцатилетней дочери, то, чего он сам до конца не понимает? Как сказать ей, что ее отец, который должен быть для нее опорой во всем, запутался в себе же самом? - Потому что я облажался, Индия, - решил он быть до конца честным со своим ребенком, - я допустил это — ваш с Фрэнки побег. Я не справился… - Но мы отлично справлялись до этого! - Это ты отлично справлялась, детка, - тепло произнес Крис и погладил свою маленькую-большую дочь по волосам. Светло-золотистым, таким же, как у него самого. - А я сейчас должен справиться со всем этим де… Со всеми этими проблемами, которые… - Это из-за меня, да? Из-за меня? - Глупенькая! - Крис вновь прижал к себе свою девочку. - Ты не должна так думать, слышишь? Я виноват. Только я один. И я должен ответить. Понимаешь? И пока я не справлюсь с этим, тебе лучше пожить с мамой.***
Крис рассказал обо всем этом Тому, когда позвонил ему после того, как отнес чемоданы дочери вниз, к входной двери, а её саму поцеловал перед сном. Он позвонил Томасу, потому что просто не мог сейчас остаться один на один со всем этим. Не то чтобы это была хорошая идея — позвонить именно Хиддлстону, но Крису был нужен кто-то, кто смог бы его понять. Не посочувствовать, нет, от заносчивого Хиддлса сочувствия в жизнь не дождешься. Но по крайней мере он не стал бы осуждать. Он тоже облажался со своим сыном. - Я думал, что я все контролирую, - признаваться в этом было тяжело, но Том смотрел на него с экрана так, как будто хоть немного, да сочувствовал, и это было что-то новое, совсем на него не похожее, от чего Крис приободрился, даже улыбнуться попытался, хотя улыбка вышла какой-то кривой. - А оказалось, что я ни черта не могу контролировать, даже собственного ребенка. И вот к чему это привело. Мне жаль, Пидд… Том то есть… Мне жаль, что я тогда наорал на тебя и сына. Я не должен был, прости. Том кивнул и хотел что-то ответить, как нахмурился, глядя в телефон, и быстро проговорил: - Извини, вторая линия, не отключайся, - и пропал. Впрочем, разговаривал он по второй линии недолго, и через пару минут вновь вернулся к Крису. Но, похоже, лимит извинений у Хемсворта на сегодня был исчерпан. Как и желание излить душу. - В общем, я это… Чего звоню-то… Скажи Фрэнки, что может прийти. Как раз до школы успеет. А я, наверное, на репетицию завтра опоздаю. Но я быстро, я только отвезу Эльзу и Индию в аэропорт и сразу приеду… - Крис! - перебил его Томас, и тот заметил, как напряженно смотрит сейчас на него Хиддлстон. - Крис, на репетицию приезжать не нужно. - То есть? - не понял его Хемсворт. - Сейчас звонила Эмилия. Наш продюсер. - И? - подобрался Крис, как будто ему передалось напряжение Тома. - Спектакль отменяют. Нам перекрыли финансирование. Такие дела.