***
Он так хорошо помнил вечер премьеры, как будто и не прошло трех с половиной месяцев. Каждую минуту буквально, начиная с того, как они с совенком, собираясь выезжать из дому в театр, чуть было не переругались — вместе им ехать или по отдельности. Они все еще жили отдельно, и Криса весьма и весьма расстраивал этот факт. Он хотел засыпать каждую ночь, прижимая к себе совенка, просыпаться каждое утро от его легких поцелуев, а если вдруг случалось проснуться посреди ночи, то Крис хотел нащупывать совенка в их кровати и ласкать его и тискать, сколько душе будет угодно. Вреднючий Пиддлстон же совместному проживанию противился. Говорил, что Фрэнки пока еще не готов к таким радикальным переменам. По правде говоря, Крис тоже не горел желанием делить кров с противным Хреаселье и его адским псом. Хотя сейчас, по прошествии времени, брехливая псина даже стала более менее дружелюбной, и количество съеденной ею обуви у Криса значительно поубавилось. Но он готов был терпеть даже адского пса, лишь бы засыпать и просыпаться рядом с Томом. Потому что не было ничего лучше, чем, открыв утром глаза, обнаружить, что на тебя смотрят так, как умел смотреть только один Хиддлстон: как будто Крис — целый мир, и мир этот вращается вокруг него, Тома. Тогда Хемсворт зацеловывал эти глаза, что смотрели на него с такой любовью и с такой нежностью. А за глазами губы. А после все, до чего мог дотянуться. И это, наверное, и было счастье. Так вот в тот вечер они переругались. А потом Крис решил, что не стоит ругаться прямо перед премьерой. И быстренько с Пиддлстоном помирился. Примирение заняло добрых полчаса, и они, все-таки поехав по-отдельности, едва не опоздали. И Хемсворт, нанося грим, костерил и вреднючего Пиддлса, и его Хреаселье заодно — хотя он-то уж точно был в их ссоре не виноват — и их гадкую псину вдобавок, потому что, как всегда, перед выходом он не смог найти свои ботинки. Пришлось ехать в Пиддлстоновских, хоть они ему чертовски жали. А потом он вышел на сцену и обо всем забыл: о ботинках, Бобби, Хреаселье, даже о Томе. Потому что он знал, что самое главное — это не забыть свои реплики. Помнить, с какой интонацией, с каким выражением лица, как громко или как тихо их нужно произнести, когда взять паузу, а когда пустить слезу. И когда через полтора часа, а именно столько шел спектакль, грянули аплодисменты, Крис стрельнул глазами за кулисы и едва не закричал от счастья: его совенок, стоя за кулисами, изо всех сил хлопал в ладоши. Хлопал ему, Крису, и, судя по его довольной физиономии, он точно не скажет сегодня, какой Хемсворт бездарный актер. А на следующее утро вышли статьи. Все издания, так или иначе связанные с театром, отписались об этой премьере. И ничего лучше Крис в жизни своей не читал. Одни журналисты называли спектакль самым лучшим, что только было в последнем сезоне в Вест-Энде. Другие пели дифирамбы ему самому — и Крис даже отправил некоторые, особо лестные цитаты Индии Роуз — чтобы она смогла гордиться своим папкой. Третьи расхваливали его совенка. И эти похвальбы Крис тоже отправил дочери — чтобы она гордилась партнером своего отца. Да, его золотце всё знало. Об отце и Томе. Хемсворт сам рассказал ей, ничего (почти что ничего) не утаивая. В самом деле, не стоило девочке знать все подробности той самой операции по спасению дяди Лиама. Да и того, что сподвигло гребаного аристократишку на столь дерзкий шаг, ей не стоило знать тоже. Но после того, как все необходимые следственные действия были проведены, после того, как стало понятно: будущему графу Шрусбери так никогда не принять титул от его отца, а напротив, провести остаток своей жалкой жизни за решеткой, а не в роскошном фамильном поместье, после того, как Крис — не без помощи мисс Эштон — да будет её карьера успешной, а союз с Файги крепок и прочен! - привел в чувства своего совенка, после всего этого и за неделю до премьеры они вместе с Томом, захватив с собой Хреаселье и их адского пса, полетели в Нью-Йорк. И там, встретившись с Индией Роуз, все ей рассказали. Крис, к собственному смущению, был даже благодарен Хреаселье, который после того, как отец огорошил дочь новостью о том, что в его личной жизни произошли такие глобальные изменения, взял девушку за руку и произнес с самым серьезным видом: - Индия, ну ты чо! Хорош зависать, давай переваривай — твой батя и мой отец теперь вместе. И это плюс — хрен они запретят нам быть вместе. - Плохое слово, Фрэнсис! - строго посмотрела на потомка Пиддлстона Индия Роуз, и, кажется, приняла тот факт, что ее родитель сделал нетрадиционный выбор. Крис с Томом прилетали в Нью-Йорк еще два раза, и однажды Индия посетила Лондон сама, проведать, как там справляется её непутевый папка. И все было хорошо. А позавчера стало еще лучше. Позавчера Воган-Баррат, сияя, как начищенный фунт, объявила всем участникам спектакля, что ей удалось договориться с одним известным театром на Бродвее. И через месяц они летят на четырехмесячные гастроли в Нью-Йорк. Четыре месяца! Целых четыре месяца рядом с дочерью! Крис, услышав это объявление, схватил одной рукой Эмили, а второй Зоуи и закружил их обеих по сцене. Чуть не уронил правда — вдвоем они весили неплохо так. Но не зря же он вместе с братом и Магнусом регулярно посещал клуб Руди Майерса! А вечером совенок и вовсе огорошил его тем, что представители другого бродвейского театра уговаривают его поработать на них в качестве главного режиссера, и, возможно, ему придется задержаться в Большом Яблоке дольше, чем на четыре месяца. Это был неожиданный поворот. Крис почесал репу и принял решение, что одного совенка он в Нью-Йорке не оставит. Его оставь — тут же прицепиться какой-нибудь хмырь, который, как пить дать, втянет его совенка в неприятности! Так что Крис останется в Нью-Йорке вместе с Томом. Да и съемки нового фильма о Торе не за горами. Кстати о съемках! Тут Хемсворт, пожалуй, впервые с тех пор, как гребаный аристократишка Четвинд-Толбот оказался за решеткой, не знал, как ему быть. То есть знать-то он знал, только вот поделать ничего не мог. Все из-за упрямого совенка! В тот день, когда Кевин Файги пал жертвой женских чар мисс Эштон, он еще и попал под очарование Тома Хиддлстона. Вернее, очаровался он его режиссерским талантом. И, недолго думая, предложил Тому быть режиссером того самого фильма франшизы о скандинавских богах, в котором и должен был вскоре, как только окончится его театральная эпопея, сыграть Хемсворт. Крис обрадовался — натурально! Еще бы! Да Хиддлс застроит всех этих лоботрясов на съемочной площадке! Да они такое кино снимут — закачаешься! Но почему-то Том уперся и стоял на смерть. - Я не буду в этом участвовать! - заявил он и брезгливо сморщил свой остренький носик. - Ни за что! - Но почему? - недоумевал Крис. - Потому что я серьезный театральный режиссер и ставить это, с позволения сказать, кино, я не намерен. Хиддлстон — режиссер комиксов! Нет! И слышать ничего не хочу! Крис расстроился. По-настоящему расстроился. А уж он-то успел себе нафантазировать, как Томас, серьезный и сосредоточенный, будет сидеть в режиссерском кресле, орать на него, Криса, обвиняя в бездарности, а рядом будет бегать Хреаселье, подвизавшийся помощником режиссера. И Том будет орать и на него тоже, потому что вместо того, чтобы помогать, тот залипает в телефоне, отправляя сердечки и забавные смайлики Индии Роуз. Так намечтал себе Крис. А теперь совенок артачится! Ну ничего, Крис его уговорит! - Но это одна из самых знаменитых франшиз на сегодняшний день, - осторожно заметила Зоуи. Крис специально вызвонил ее, чтобы помогла уговорить совенка. Ведь помогла же она тогда, три месяца назад, когда Крис привез Тома домой после того, как именно Том помог освободить его брата. Пока что Зоуи мало что удалось в этом плане — уболтать Пиддлстона сесть в режиссерское кресло теперь уже в кино. Но Крис знал — вдвоем с мисс Эштон они справятся. Справились же тогда... Тогда на Тома было страшно смотреть — казалось, какая-то часть его осталась там, на лужайке возле бассейна на заднем дворе особняка чертового графа. А домой с Крисом вернулась полупустая оболочка. Том молчал, ничего не замечал вокруг, взгляд его, казалось, был устремлен куда-то внутрь себя самого. И видеть таким совенка было… Страшно. Крис пытался его растормошить, даже напоить пытался. Обнимал, говорил, что он, совенок, самый лучший, самый храбрый, самый любимый. Что никем никогда Крис не восхищался так, как им. Да все было бестолку. Крис рычал, сердился, грозился — про себя правда — проломить череп его задолбанной светлости, сам понимая что угрозы эти все впустую. Но так, угрожая, было чуть легче. И тогда он позвонил Зоуи. Позвонил и все ей рассказал. И она примчалась тут же. И выгнала его, Криса, за дверь. - Езжай и навести брата! - велела она. - Ему досталось не меньше. А мы тут поговорим. О чем уж она говорила с Томом — тот ей не сказал. Уже потом, по прошествии времени мисс Эштон, взяв с Криса слово, что никогда он не расскажет Тому, призналась, что она просто-напросто позволила Тому быть слабым. - Понимаешь, рядом с тобой он никогда этого не покажет — как на самом деле ему было страшно. Как ему было чертовски страшно не просто поехать туда, в дом Джеймса, а признаться самому себе, что вот сейчас, с этого самого дня, в его жизни Джеймса больше нет. Что ему нечего, не нужно больше бояться. Понимаешь? Крис не понимал. Но понять пытался. Даже ревновал к Зоуи, ревновал потому, что несмотря на то, что Том, похоже, не настолько доверяет ему, не настолько откровенен с ним… Не так, как с Зоуи... Но честно пообещал себе, что однажды они с совенком поговорят. Он позволит ему быть слабым. Позволит быть не мистером Хиддлстоном, знаменитым режиссером, а позволит быть просто Томом. Его нежным совенком. Он сделает так, чтобы даже тень Джеймса никогда больше не коснулась Хиддлстона. И он делал все, что мог. Он запряг адвокатов, и они, не без помощи Валландера и Магнуса, сделали так, чтобы на судебный процесс над Четвинд-Толботом Тома не приглашали даже в качестве свидетеля. Чтобы его имя вообще не трепали в связи со скандальным процессом. Тот факт, что доказательства вины Джеймса в смерти Алекса Стюарта были записаны на ту самую флэш-карту, что хранил у себя Том, был скрыт. Ловкач Магнус провернул дело так, что якобы запись эта была обнаружена на жестком диске компьютера Алекса. И к Тому претензий не было. За помощь следствию обвинения в нападении на полицейского были сняты и с Хемсворта. И теперь оба они — Том и Крис — были совершенно свободны и относительно чисты перед законом. Это случилось спустя месяц после того, как была сыграна премьера. Крис видел — все это время Том был, словно натянутая стрела: когда совершенно спокойно она лежит, ласкаемая умелыми пальцами лучника, но придет мгновение, как она взовьется, полетит, отпущенная тетивой, и вонзится — хорошо, если в цель. А если упадет? Так и Том. Как только Крис вернулся из больницы, куда увезли Лиама сразу же после освобождения, он застал своего совенка относительно спокойным. И он уже даже не смотрел внутрь себя этим пустым, так пугающим Криса взглядом. Зоуи, что бы она ни говорила и ни делала — все-таки смогла достучаться до Тома. Тома, который, казалось, спрятался ото всех, оставив вместо себя эту вот пустую оболочку. Теперь же Том нашелся. И даже обнял Криса, даже поцеловал его и позволил увести себя в спальню. Он позволил Крису все, чего тот хотел, и так, как он хотел. Но едва все закончилось, едва схлынул оргазм, а Том прильнул к нему в порыве нежности, целуя и мягкими подушечками пальцев рисуя на спине у Криса одному ему понятные узоры, как Хемсворт понял — Том еще не совсем к нему вернулся. Еще не совсем пришел в себя. Он это понял, посмотрев ему в глаза. Там все еще была эта льдисто-серая хмарь. Как будто бы она не пускала спрятавшегося совенка наружу. Оставив вместо него того, кто говорил и действовал, как Том. Но все же Томом не был. Крис не знал, не понимал, как достучаться, докричаться до своего совенка. И решил просто дать ему время. Просто быть с ним рядом. И однажды такой момент наступил. Тетива была отпущена. В ту ночь Том не пришел домой. Ни к себе, ни к Крису. Он позвонил под утро. И назвал место. И Крис сорвался из дому и помчался туда, куда звал его Том. Он несся по предрассветному Лондону, нарушая все известные правила дорожного движения, потому что страшно боялся опоздать. Том звал Криса туда, в поместье долбанного аристократишки. Туда, где чуть было не погиб его брат и Магнус. Крис пронесся по подъездной аллее, затормозил, едва не врезавшись в каменную вазу, в которой и цветов-то не было, и побежал. Прямо к бассейну — почему-то он знал, что найдет Тома именно там. Там он и был. - Что?! - кинулся Крис к Хиддлстону. - Что случилось?! Эй, совенок, ты напугал меня, знаешь? - Тут были кувшинки… - пустым невыразительным голосом произнес Том. - Мне так нравились эти кувшинки. А он их… Он их… И Хиддлстон, совершенно забыв о том, что он знаменитый режиссер и вообще геройский герой — это же он вывел чертового графа на чистую воду! - опустившись на бортик бассейна, бил — снова и снова — кулаком по этому самому бортику и, глотая слезы, все твердил про какие-то кувшинки. Дьявол! Крис сел рядом. Не стал успокаивать. Как тут успокоишь? Стрела, пущенная чужими пальцами, должна достигнуть цели или упасть на землю. Стрела, которой и был его Том, цели достигла. Враг был повержен. Пусть Том это поймет. Пусть осознает, что кувшинки — это самое большое, что он теперь должен жалеть. Пусть только о своей жизни не жалеет. Он, Крис, сделает все, чтобы Том больше ни о чем не пожалел. - Знаешь, мы можем вырыть небольшой прудик. У тебя дома или у меня, - совсем тихо произнес Крис. Так только, чтобы Том услышал. И он услышал. Прекратил сбивать в кровь кулак. Поднял на Криса глаза — несчастные совершенно, но уже не пустые. Не такие, какими были они все то время, что прошло после всего, что случилось в графском поместье. В глазах этих была надежда. И Хемсворт тихонько выдохнул — теперь-то все будет хорошо. Теперь-то совенок к нему вернется. - Мы выроем прудик. И посадим туда кувшинки. Или кувшинки не сажают? Я понятия не имею, что делают с чертовыми кувшинками, но если ты хочешь, родной, я всю Темзу этими самыми кувшинками засажу, приведу тебя на Тауэрский мост, чтобы ты мог с моста ими любоваться. Но лучше, конечно, у нас во дворе. Переезжай ко мне, Том! С Хреаселье, адским псом и кувшинками. И все будет хорошо. - Я подумаю, - ответил Томас и шмыгнул носом. - Правда, я подумаю. Прости, что выдернул тебя. Что заставил сюда приехать. - Глупый совенок! - Крис шмыгнул носом в ответ и теперь только прижал к себе Тома. Крепко. Не раздавить бы! Том в его руках был живой, теплый, самый нужный. И Крис знал — так теперь будет всегда — Том в его руках. И только так было правильно.***
- Мистер Хемсворт, как вы прокомментируете ваше участие в недавнем процессе над мистером Четвинд-Толботом? - еще один дотошный журналюга прицепился! Лучше бы еще про книжку Зоуи спросил. - Без комментариев, - оскалился Крис. - Мистер Хемсворт!… Вопросы шли бесконечным потоком — Крис даже взмок под смокингом. Как бы от них ото всех отделаться побыстрее? Кажется, Зоуи его поняла — ох уж эти женщины! Они всегда и все понимают! Обольстительно улыбнувшись на камеру, она перехватила инициативу и, перебивая настырных журналистов, пытающихся еще что-то выведать у Криса, погнала им муть из недавно написанной ею книжки. Прекрасно! Шмыгнув тенью, Хемсворт ушел из поля зрения писак и, оторвав своего совенка от очередной порции шуточек Чарли, вытолкал его из зала. - Ты чего делаешь? - тут же зашипел рассерженный Томас. Похоже, Кокс рассказывал ему и впрямь что-то очень интересное. - Ничего! - Крис толкнул совенка к стене и, пользуясь тем, что в коридоре никого нет, тут же облапил его, ткнулся носом в шею, вдохнул родной запах. Стало чуть легче. - Я вижу, что ничего! - все еще брыкался Том, однако ж позволил ладоням Хемсворта опуститься на его задницу. Задница была хороша. Крису, наверное, никогда в жизни не надоест трогать ее, мять, даже шлепать иногда. Ну а что? Совенку нравится, когда Крис иногда его шлепает. Он же не всерьез. А так, чтобы… Ох! Вспоминать об этом сейчас не следовало! В штанах тут же стало тесно. А совенок — что б его! - еще и смотрел так, как будто все понимал про Крисовы мучения и тесноту в штанах. Вот же заноза в заднице! Так, стоп! Ни слова больше про задницу! - Поехали домой! - попросил Крис и лизнул Томову шею. - Пожалуйста, поехали домой! - А как же Зоуи? - За ней заедет Кевин. - Но журналисты!.. - Вот же они удивятся, когда увезу ее не я, а сам Файги! - Но…. - Домой, совенок! Ну я прошу, пожалуйста! Столько еще надо сделать! Напомнить тебе, что мы еще не нашли колледж, где в Нью-Йорке будет учиться Фрэнки? - Чем плох колледж, где учится Индия Роуз? - Твой отпрыск, видите ли, не хочет «учиться под присмотром своей девушки»! Это он сказал, между прочим. - Уши бы оборвать! - Поздно, совенок! Поехали домой! А на следующий день в соцсети хлынули фотографии главы киностудии Марвел, увозящего после светского мероприятия на своем авто ставшую недавно известной актрису Зоуи Эштон. «Роман с Тором оказался фикцией!» «Куда смотрит Крис Хемсворт?» «Служебный роман или новая роль бывшей девушки Тора?» Этими и другими заголовками пестрели желтые издания. И комментарии, оставленные фанатами всемирно известной голливудской звезды, заставляли его самого смеяться до колик. И смешить своего любимого режиссера. «Я так и знал, что это был пиар!» - писал один пользователь. «Зоуи красотка! Нафига ж ей нужен этот старый пень Хемсворт?» - вопросом на вопрос отвечал другой. «Как она могла? Бросить Хемсворта? Да я бы на ее месте никогда!» «Крис, женись на мне!» «Да какая вам всем разница?!» «Крис, мы тебя любим!» «А я всегда говорил, что Крис гей!»***
Здесь могло бы быть написано: "КОНЕЦ", но пока что мы не можем закончить эту историю. Нужно же рассказать, что стало с Магнусом, Лиамом, Валландером и его задолбанной светлостью. Об этом в следующей, бонусной главе.