Давай возьмем паузу

Пятнадцать шагов налево, до угла комнаты, потом развернуться и пятнадцать шагов направо, до другого угла. Выглянуть в окно, чтобы убедиться — машины Магнуса все еще нет, а он всегда оставляет свой автомобиль на улице, отчего-то не желая пользоваться подземной парковкой. Взгляд на часы — два пятнадцать. Ночи. Или утра? Почему, интересно, утра, когда ночь на дворе? Лиам еще немного поразмышлял над этим парадоксом и снова уставился на циферблат: два двадцать. И Магнуса все еще нет. Черт возьми, как медленно тянется время, когда кого-то ждешь! И не просто кого-то, а того, без кого время, кажется, готово застыть, загустеть, не двигаться вовсе, как будто бы ты попал в абсолютное безвременье, где стрелки часов еле ползут, и где ты вынужден ждать, ждать, ждать, и ожиданию этому конца и края не будет. И неизвестно, что случится, когда, наконец, дождешься. Вот так же - хотя нет, не так, а еще хуже - он чувствовал себя там, в подвале, где его держал безумный аристократ, свихнувшийся от вседозволенности и какой-то на самом деле болезненной, как по мнению Лиама, привязанности к Тому Хиддлстону. Может быть потому, что случилось, Лиам сейчас и сам сходит с ума. Может быть, надо было бы обратиться к мозгоправу - предлагал же мистер Валландер! Хотя что-то Лиаму подсказывало - лучше любого мозгоправа ему поможет работа. Хемсворт-младший и так провел без дела долгие месяцы, сначала выхаживая раненого Магни, а потом... Потом он просто хотел побыть с ним рядом. В конце концов, Магнусу помощь специалиста нужна была не менее, чем Лиаму, а даже наоборот - вот кому бы мозги на место поставить не мешало. Начальство даже отправило Мартинссона к некоему доктору Харви - такая у них была процедура: если офицер поучал ранение, его не допускали к работе без бумажки от психоаналитика. И доктор Харви даже прописал новому пациенту какие-то пилюли. И назначил ходить к нему раз в неделю. Но Магни пилюли смыл в унитазе. И вряд ли честно признался в этом врачу. А вскоре и вовсе прекратил эти сеансы. Хитро улыбаясь, он показал Лиаму бумажку за подписью и печатью - допуск к работе. "Харви шлепнул печать не глядя, - довольно объяснил он Хемсворту. - Слишком уж я его достал". Ли тогда подумал - оно и к лучшему. Отчего-то он был уверен - вдвоем с Магни они справятся лучше всяких новомодных психологов. Ли поежился — безумно хотелось спать. Просто лечь в их с Магнусом кровать, прижаться щекой к его подушке и заснуть. И может быть тогда приснится сон, где не нужно будет в постоянном ожидании мерить шагами тесную студию Мартинссона, В этом сне Лиаму не придется каждое утро отпускать от себя Магни, чтобы потом, когда опустятся на Лондон мрачные серые сумерки, начинать ждать и, маясь ожиданием, повторять про себя, не как молитву даже — Лиам Хемсворт в жизни не верил ни в какие молитвы — как мантру: пусть с ним все будет хорошо! Пожалуйста, пусть с ним все будет хорошо! А потом проснуться от того, что Магнус, тихой ласковой тенью скользнув в постель, обнимет его, потираясь холодным — с улицы — носом о теплую шею Лиама, прошепчет «я скучал!» и начнет медленно и неторопливо ласкаться, окончательно прогоняя остатки сна. Магни часто возвращался вот так — далеко за полночь. Совершенно бесшумно — Лиам ни разу не просыпался, пока Магнус открывал замок, раздевался, принимал душ. И только когда Мартинссон оказывался в кровати и прижимался к Лиаму крепким, жилистым телом, тогда только сон покидал Хемсворта. Вот бы и сегодня так! Надо лечь. Укрыться теплым одеялом, обнять подушку Магнуса и вырубиться. И пусть он придет. Пусть даже под утро. И разбудит ласками, заставит забыть о том, как ты ждал его, как метался пойманным в клетку зверем от одной стены до другой и молил про себя: «Пусть с ним все будет хорошо!» Еще пятнадцать шагов. И еще один взгляд в окошко. И вновь чужие автомобили под окном. Пятнадцать шагов — поворот. Черт бы побрал тесную студию Мартинссона! Нужно купить новую квартиру. Точно! А еще лучше дом. Ли прилетит со съемок и займется этим. Прямо на следующий же день после возвращения. Нет, лучше через день. Следующий он проведет, не выпуская Магни из кровати. Наслаждаясь его любовью за все долгие три месяца, что они проведут друг без друга. Они будут выбирать дом вместе. Большой и светлый. Или лучше не очень большой — наверняка Магни будет против, если Лиам решится приобрести такой же громадный дом, как у брата. Магнус однажды назвал дом старшего Хемсворта "аэропортом" и презрительно фыркнул. Ладно, Лиаму не принципиально — не хочет Магни "аэропорт", не надо. Дьявол, где же он? Наверное, однажды Ли привыкнет — если вообще можно привыкнуть к тому, что твой любимый человек может поймать пулю на своей проклятой работе. Привыкнет и уже не будет метаться по дому, сходя с ума от мыслей: все ли с ним хорошо? Наверное, нужно перестать так уж сильно тревожиться и не превращаться в наседку. Наверное, нужно любить Магнуса чуть меньше. И тогда ожидания не будут такими изматывающими. Наверное, все это правильно. Только вот любить меньше Ли был не способен. Он с каждым днем, с каждой прожитой рядом с Магни минутой влюблялся в него сильнее и сильнее, и ничего не мог с собой поделать. Лиам усмехнулся про себя, когда — сколько там прошло? Три минуты? Пять? - скрежетнул в замке ключ. Как это он пропустил? Задумался о том, как сильно любит своего Магни и забыл выглянуть в окно. Мартинссон вошел, как обычно — стараясь не шуметь. Притворил дверь. Но не стал раздеваться, а прямо так, как был — в теплой куртке — сполз по стене в тесной прихожей и, подтянув к себе колени, обхватил их руками и уронил голову на локти. - Магнус! - Ли тут же оказался рядом. Не прикасаясь, а просто рядом. Чтобы тот чувствовал — он не один. - Все хорошо, - Мартинссон поднял голову и через силу улыбнулся Хемсворту. - Все хорошо, просто устал. Мы взяли ублюдка. Лиам знал — уже целый месяц отделение Магнуса разыскивало подонка, вербующего студентов арабского происхождения в славные ряды воинов джихада. - Ты… С тобой все в порядке? - Да. Да, родной, ты… Ты что не спишь? - Уснешь тут с тобой! - буркнул Ли и, потянув Магнуса за рукав, заставил подняться на ноги. Выпутал его из куртки, развязал шарф — теплый, крупной вязки - Лиам подарил ему этот шарф месяц назад. - Я сам! - запротестовал Магни, только вот протест этот был слабым. За те месяцы, что они жили вместе, Мартинссон даже привык к тому, что за ним… ухаживают. То есть на самом деле ухаживают: помогают снять куртку, когда после чертовски тяжелого дня, после утомительной слежки, после погони, когда каждый нерв, каждая клеточка тела находятся в жесточайшем напряжении, после перестрелки и после того, как она закончится, и ты осознаешь — живой! Сегодня ты, а не тебя. Сегодня тебе повезло. Когда после этого ты еле-еле приползаешь домой и заставляешь вымотанное тело подняться пешком на пятый этаж, то тебя встречает не пустая квартира, где есть один стул, одна кружка и одна вилка. А когда тебя обнимают — мягко и в то же время крепко. Когда с тебя снимают теплый шарф, при этом нежно касаясь подушечками пальцев шеи, просто чтобы ты знал — ты не один. Когда тебя усаживают на кровать и дают выпить крепкого сладкого чаю. Когда ты хочешь пройти в душ, а тебя толкают на эту самую кровать и шепчут в ухо: "Немытый ты еще слаще!" Когда прижимаются во сне и обнимают всем собой — руками и ногами — и тогда, засыпая, где-то краешком сознания ты понимаешь: наверное, это и есть счастье. Вот этот человек, что ждал тебя полночи, не мог уснуть, пока ты не придешь, а после сидел с тобой на полу в тесной прихожей, помогал раздеться и поил чаем — наверное, только с ним одним ты не будешь одинок. Только вместе с ним вы оба — целые, а раньше были так… половинками. Только рядом с ним тебе хочется засыпать и просыпаться. А без него не хочется ничего вообще. Оказалось, что это и есть счастье — когда тебе не хочется больше быть одному.

***

Почему он всегда думал, что тогда только сможет быть счастливым, когда чертов Четвинд-Толбот больше не станет отравлять ему жизнь одним лишь своим существованием? Дурак! После того, как Лиам забрал его из больницы — а случилось это через две недели после ранения: Магнус просто не выдержал бы там еще один день. Просто сбежал бы — и плевать на то, что потом Валландер бы проел ему печень за то, что так безалаберно относится к собственному здоровью. Так вот после того, как Ли забрал его из больницы, привез домой, поставил в кухне вторую табуретку и положил в шкафчик вторую вилку, а на сушилку вторую кружку — после этого как-то сразу стало понятно — Ли никуда из его жизни не денется. И осознавать это было необычайно приятно. Магнус тут же потянул Ли в спальню. И, торопливо срывая одежду с себя и с него, шипел от боли в раздробленной ключице, но, наплевав на боль, на все на свете наплевав, трогал, гладил, нежил Лиама, а тот с благодарностью и каким-то радостным восторгом принимал все эти прикосновения, поглаживания и нежности, подставлялся под теплые ладони Магнуса, прикасался губами к той самой ключице, что не давала Магнусу свободно пошевелить рукой, к ключице — а потом ниже, спускаясь к животу, целуя и вылизывая каждый сантиметр обнаженной кожи, и, наконец, еще ниже, туда, где сладко ныло и пульсировало. Чтобы накрыть восставшую плоть жарким ртом, втянуть в себя, обласкать языком набухшую венку и впустить глубоко в горло, так глубоко, чтобы Магнус мог только задушено хрипеть, стараясь не спустить прямо сейчас, когда они только начали. - Пойдем! - Лиам, прекратив сосать, выпустил Магнуса из теплого шелкового плена и потянул в спальню. - Пойдем в кровать. И они упали на неразобранную постель — вернее упал Лиам, принимая руками крепкое тело Магнуса и осторожно укладывая его на себя. Так, чтобы не задеть поврежденный сустав. Очень аккуратно он перевернулся, позволяя Магни лечь на спину и, оседлав его бедра, чуть приподнялся, позволяя пальцам Магнуса скользнуть в ложбинку между ягодицами. Мартинссон готовил его долго и осторожно. Очень долго и очень осторожно — все-таки у Ли давным-давно никого не было вот так. Его пальцы были нежными и аккуратными — проникая внутрь, они мягко скользили, ласкали и растягивали чувствительное отверстие, чтобы потом, когда Лиам просто не мог выносить этой сладкой пытки, войти одним сильным уверенным движением, заполнить собой и позволить Хемсворту самому набрать темп. Позволить ему двигаться так, как ему больше нравится — чтобы член Магнуса бил прямо в простату, проезжаясь по скользкому бугорку каждый раз, кода Ли опускается, и чтобы выходил почти что полностью, когда поднимается. И так раз за разом, пока оба они, дыша хрипло, загнанно, не вскрикнули одновременно, ловя искусанными губами губы друг друга, разделяя накрывшее их одно на двоих удовольствие. Той ночью они любили друг друга еще два раза. И каждый раз, принимая в себя горячую плоть Магнуса, Лиам думал, что лучше, чем сейчас, уже и не может быть. Оказалось, что еще как может. Оказалось, что когда Магнус входит в него сзади, он только и может, что вспоминать про себя долбанную таблицу умножения, потому что если он не будет ее вспоминать, то позорно кончит так быстро, что Магни не успеет догнать его. А кончать не хотелось. Хотелось растянуть это удовольствие, что дарили ему сильные толчки Мартинссона. То, как его член распирал нежные стенки, как его пальцы оставляли на бедрах малиновые синяки, как его пот капал Лиаму на спину — этого было слишком много и это было так хорошо, что он только стонал да подмахивал, потерявшись в ощущениях, и все твердил про себя дурацкую таблицу, пока, наконец, не сбился на "пятью восемь сорок" и не кончил, вскрикнув хрипло, и услышал, как следом за ним так же хрипло вскрикнул Мартинссон. Они уснули — вымотанные и перепачканные спермой — чтобы проснуться счастливыми, кутаясь в объятия друг друга, и с уверенностью, что так они будут просыпаться каждое утро. И чтобы после, отмокая в душе, заняться любовью еще раз — да какое там! Все, на что их хватило после бурной ночи, это чтобы долго и со вкусом отдрочить друг другу. Но даже так, ласкаясь после под теплыми струями воды, они чувствовали, что таким, только таким, и должно быть утро совершенно счастливых людей.

***

По правде говоря, Магнус чувствовал бы себя куда более счастливым, если бы чертов Четвинд-Толбот вместо того, чтобы посиживать себе за решеткой, дожидаясь суда, лежал бы сейчас в семи футах под землей. Да только планам Мартинссона, похоже, не суждено было сбыться. Магнусу не удалось насладиться даже тем, какое выражение лица было у ублюдка, когда ему стало совершенно очевидно — никто не придет, чтобы вытащить его из лап правосудия. Вместо Магнуса триумф победы достался Валландеру. Но, по правде говоря, Мартинссон был не то чтобы против. Курт, навестив его в больнице, рассказал подробно, как он на следующий же день после того, как подонок был арестован, пришел на допрос и застал господина графа в преотличнейшем настроении. Тот смотрел на Курта так, как будто тот был досадной помехой на его пути к свободе. Помехой, которая скоро будет устранена. Только вот настроение Джеймса резко переменилось, когда Валландер представил пришедшего вместе с ним в допросную адвоката. Государственного защитника, которого назначил суд. - О чем вы говорите? - пожал плечами Четвинд-Толбот. Какой еще государственный защитник? Адвокат моей семьи… - Боюсь, ваша семья не потрудилась прислать адвоката, - безразлично ответил Курт, бесцеремонно перебивая подследственного, и открыл папку с документами — целая стопка документов, собранная ранее его приемным сыном. - Сейчас позвольте мне начать допрос… - Подождите! - так же перебил его Джеймс. - Что значит — не потрудилась прислать? Я требую, чтобы мне немедленно позволили связаться с отцом! - Мы связывались с вашим отцом, сэр, - Курт, не глядя на собеседника, перекладывал бумажки с места на месте. - Его светлость граф Шрусбери ясно дал мне понять, что защиты не будет. Также ваш батюшка недвусмысленно намекнул, что не желает иметь ничего общего - цитирую: "с той грязью, в которую втоптал доброе имя нашей семьи…" - Заткнитесь! - в сердцах выкрикнул Четвинд-Толбот. - Заткнитесь! Вы все врете! Не мог отец так сказать! - Как угодно, - пожал плечами инспектор Валландер и протянул заключенному свой телефонный аппарат. - Так-то лучше, - сверкнул глазами Джеймс и набрал номер отца. Чтобы через пару секунд, услышав короткие гудки — это на другом конце провода его родитель бросил трубку, едва только сын назвал свое имя — швырнуть телефон обратно Валландеру. - Я хочу, чтобы вы понимали, - строго посмотрел на подследственного Курт. - Никто не придет. Вы можете сами нанять адвоката, но уверяю вас, ни один защитник — никто из тех, кто бы мог хотя бы попытаться вытащить вас отсюда — а сделать это будет ох как непросто, учитывая все обстоятельства: вас взяли с поличным! - Так вот никто не возьмется за ваше дело. И об этом тоже позаботится ваш отец. Бешеный взгляд несостоявшегося графа Шрусбери буравил Валландера, но тому было плевать на его бешенство. - Вы стреляли в моего сына. В приемного сына — но Магни мне все равно что родной. Вы пытались отнять то, что мне дорого, Джеймс. И я сделаю все, что в моих силах и даже больше, чтобы вы до конца своих дней гнили в тюрьме. А не наслаждались жизнью, причиняя боль другим людям. Людям, которые вас любили. Таким, как Том Хиддлстон. И я лично прослежу за тем, чтобы его имя даже не было упомянуто на процессе.

***

Все это Курт рассказал Магнусу и, видя в его глазах разочарование — наверняка он хотел бы быть на месте приемного отца, - только ласково потрепал его по здоровому плечу. - Ты победил, мой мальчик, - проговорил он, глядя на Мартинссона с гордостью и тревогой. - Ты победил. Знаешь чем? Тем, что не выстрелил. Тем, что не сравнялся с убийцей. Ты уже победил. Магнус приехал в изолятор временного содержания, где до суда находился Четвинд-Толбот, через неделю после того, как покинул госпиталь. Он долго маялся, не решаясь войти в допросную. Пока, наконец, не дождался появления Валландера — а ведь так надеялся не застать приемного отца здесь. Тот ничего не сказал — лишь молча кивнул в сторону камеры. И Магнус вошел внутрь. Странное дело, но увидев скованные наручниками запястья высокородного заключенного, он не испытал ничего: ни злорадства, ни ярости, ни желания ударить побольнее. А ведь еще получасом ранее, направляясь в тюрьму, думал о том, как легко будет покончить с ублюдком раз и навсегда. Просто спровоцировать его на агрессию и ударом ребром ладони по гортани отправить ублюдка к праотцам. Есть множество способов убить человека. И специалисту по борьбе с терроризмом Магнусу Мартинссону были известны они все. Однако же, увидев своего давнего врага — полицейский не чувствовал ничего, кроме безразличия. А ведь он, Джеймс, даже хорошим врагом его, Магнуса, не считал. Так почему теперь Магнус должен тратить на него свой гнев и свое время? - Господин полицейский? - оскалился заключенный. Впрочем, оскал этот сейчас показался Магнусу жалким. Он брезгливо присел на самый краешек скамьи, что стояла напротив стола, к которому наручниками был прикован Джеймс. - Я скажу одну вещь, - голос Мартинссона, когда он говорил, звучал немного устало: все-таки простреленный сустав давал о себе знать. - Я хочу, чтобы ты знал. Я ехал сюда с одной мыслью: как прикончу тебя. Прикончу, как давно мечтал. Но вот какая штука — ты не заслуживаешь даже этого. Даже смерти от руки того, кому ты испоганил жизнь. Будет гораздо лучше, если ты сдохнешь не скоро. Если ты сгниешь в тюрьме, будучи подстилкой для таких же ублюдков, как ты сам, только посильнее. Хотя… Мне даже это уже безразлично. И Магнус ушел. Чтобы никогда больше не посмотреть на того, на кого потратил половину своей жизни. Даже на суд не явился. На суде и без него справились, присудив Четвинд-Толботу два пожизненных срока.

***

В тот день, когда начался процесс, они с Лиамом ходили на премьеру к его брату. И там только, наблюдая за разворачивающейся на сцене историей предательства, Магнус почувствовал, что наконец-то он может жить совершенно спокойно. Не думая о мести. Наслаждаясь обычными вещами. Вроде хорошего спектакля. Или бокала шампанского после, когда они все вместе — он, Лиам, Крис, Том… все-все… Когда они шумно и весело отмечали премьеру в ближайшем к театру ресторанчике, тогда, глядя на полутрезвых братьев Хемсвортов, Мартинссон подумал о том, что зря он потратил столько времени на чертового графа. Лучше бы он занялся семьей — своей семьей: Куртом, Моной, Лизой. Каким идиотом он был, заставляя себя думать о том, что у него нет семьи! Каким же непроходимым он был идиотом! И Магнус вышел на улицу — украдкой, чтобы Ли не потащился за ним следом. И позвонил Курту, чтобы сказать всего несколько слов: - Я благодарен тебе… Отец. И чтобы услышать в трубке молчание, а потом какой-то еще странный звук, похожий на всхлип. Его отец всегда был слишком чувствительным. Магнус помнил, как на следующее после премьеры утро они с Лиамом, устроившись в кровати по случаю выпавшего выходного, пили крепкий чай — никакого пива с похмелья, Магни! Не хватало еще алкоголиком стать! - и читали статьи с критикой в адрес только что вышедшего спектакля. - Смотри! - довольно жмурился Лиам. - Все наперебой считают моего братца отличным актером. Это они ему, конечно, круто польстили! Нет, ты смотри, какие эпитеты: «Невероятный талант Криса Хемсворта стал залогом того, что «Предательство» имеет такой оглушительный успех. Поистине бриллиант...» Нет, ты слышал, Магни? Бриллиант! Ой, я не могу!…. И Лиам покатился со смеху — чуть кружку с чаем не уронил. - Если это тебя порадует, вот еще одна рецензия, - Магнус прокашлялся и с выражением продекламировал: «Оба представителя белой расы слишком уж вошли в роль альфа-самцов, от чего их игра кажется претенциозной и невыразительной. Можно сказать лишь одно: Зоуи Эштон украла это шоу. И мы требуем больше репрезентативности от режиссера!» - О, классс! - поднял вверх большой палец Лиам. Надо послать эту рецензию Крису. Альфа-самец, тоже мне!

***

Теперь, спустя четыре месяца, в течении которых Ли настойчиво отказывался от поступавших отовсюду предложений сняться в кино — а после истории с его освобождением популярность младшего Хемсворта взлетела до небес, — Лиам решил, что отказываться и дальше просто бессмысленно: он должен, в конце концов, заниматься своей работой и позволить Магнусу заниматься своей. Он не сможет быть рядом с Магни 24/7, как бы сильно ему этого не хотелось. И он согласился на роль. Жаль только, что съемки проходили совсем уж далеко — в Новой Зеландии. - Я лечу послезавтра! - объявил Лиам Магнусу утром, когда у выспавшегося всласть Мартинссона от вчерашней усталости не осталось и следа. - Я помню, - улыбнулся он и потянулся за поцелуем. Он всегда требовал по утрам поцелуев, и у Лиама просто крышу рвало от нежности из-за этого утреннего Магнуса. - Я не хочу лететь. Но я хочу взять паузу. Помнишь, что было неделю назад? Магнус хмыкнул и отстранился, так и не получив свой утренний поцелуй. Неделю назад Лиам огорошил его предложением. Настоящим предложением брачного союза. Ну что ты с ним будешь делать! Как объявить бесчисленным поклонницам Хемсворта-младшего, что их кумир внезапно решил жениться на мужчине? - Мы это уже обсудили, - нерешительно произнес Магнус. - Да, и я объяснил, что плевать мне на то, что обо мне будут писать и говорить. На все плевать, Магни! Ты мой. И я хочу, чтобы все знали, что ты мой. - Если я и так твой, чего же больше? - запротестовал Магнус. - А если я тебя спрошу: чего ты боишься? - вопросом на вопрос ответил Ли. - Я? Боюсь? - искренне удивился Мартинссон. - Да, ты! - почти что разозлился Лиам. - Ты всю жизнь холил и лелеял свое одиночество! Ты так привык отвечать только лишь за себя самого, что тебя до усрачки пугает тот факт, что ты вдруг станешь несвободен! - Да не пугает меня это! - Так разберись сам с собой! Я дам тебе время, Магнус Мартинссон. Три месяца, пока меня не будет. Я вернусь и задам тебе этот вопрос еще раз: согласен ли ты стать моим супругом? И ты дашь мне ответ. Ли улетел на следующее утро. Мартинссон не провожал его — ранний, в половину шестого утра вызов выдернул его из постели. Он только и успел, что поцеловать сонного Лиама да пожелать ему счастливого полета. После, когда Хемсворт пил свой утренний кофе в одиночестве и маялся: позвонить или не позвонить Магнусу? Позвонишь — и отвлечешь его от его важной, нужной, опасной - черт бы ее побрал! - работы. И так не позвонил. Наскоро попихал в чемодан вещи и уехал в аэропорт. Он уже хотел отключить телефон, следуя указанием бортпроводницы перед полетом, как смартфон в его руке завибрировал. - Я согласен! - было в СМС, что прислал ему Магнус. - Он согласен! - заорал на весь салон бизнес-класса Лиам и, отстегнув ремень безопасности, схватил в охапку стюардессу и хотел было расцеловать ее, да вовремя вспомнил о том, что вместо свадьбы может загреметь на скамью подсудимых — за сексуальное домогательство - и поставил проводницу на пол. - Он согласен! - счастливо улыбнулся Лиам и, пока самолет не начал движение, позвонил Крису. - Вы оба — ты и твой Пиддлстон! - без предупреждения начал он. - Вы оба приглашены ко мне на свадьбу! Можете прихватить с собой Хреаселье! И Индия Роуз чтобы непременно прилетела! Я даже куплю сахарную косточку для вашего адского пса, возьмите и его тоже. Только пусть держится подальше от моих ботинок!

КОНЕЦ.