Чужими руками

Ганнибал жаждет большего. Желание всё ещё плотно давит на низ его живота, Ганнибал вздыхает в плечо Уиллу, параллельно раздумывая о вопросах поглощения и контроля. Он жаждет получить всю ту боль, которую Уилл готов ему дать, и он желает ответить ему в той же мере. И в подтверждение этого Ганнибал плотнее сжимает челюсть, и свежая боль в мышцах расцветает с новой силой. Ганнибал ощущает, как ладонь Уилла плотно прижимается к его груди, и он уже готов открыть рот, чтобы что-то сказать, но его речь останавливает аккуратное прикосновение губ, от которого дыхание прерывается, а любые лишние мысли вылетают из головы. Ладонями Уилл гладит его по бокам, ласкает и притягивает к себе поближе, чтобы углубить поцелуй. Язык выпархивает из его губ в поиске ответной ласки, и кто Ганнибал такой, чтобы эту ласку ему не предоставить. Он открывает рот, и в результате их языки переплетаются в единое целое. Поцелуй медленный и чувствительный, Ганнибал способен распробовать вкус виски, смешанный со вкусом спермы в его собственном рту. Рычание прорывается из самой глубины его горла: грубый, сломленный звук, который оканчивается тяжёлым вздохом, когда Уилл прерывает поцелуй. Рот Ганнибала искривляется в достаточно недовольном выражении, и уже отодвинувшийся на достаточное расстояние Уилл смеётся от того, как Ганнибал надувает губки. Его смех прекрасен, искренний, глубокий, и Ганнибал задумывается над тем, как поймать и навсегда пленить этот звук. И да — о да! — Ганнибал понимает: он проклят. Разгромлен в хлам. Полностью уничтожен. Он даже не предпринимает попыток снова обрести контроль над собственной мимикой. — Уилл, — пытается он произнести хриплым шёпотом. Словно понимая все эмоции, который Ганнибал хотел выразить этим единственным словом, Уилл снова нежно вовлекает его в поцелуй, прикусывая нижнюю губу и оттягивая её на себя. Подрагивание в ладонях выдаёт истинные эмоции Уилла, когда он пробегает по спине Ганнибала и сжимает пальцы, оттягивая ткань рубашки, чтобы почувствовать кожу. Руки Ганнибала цепляются за передние полы рубашки Уилла, его бёдра подёргиваются поверх коленей Уилла, намекая на фрикции. Уилл снова высвобождается от поцелуя с мягким «Ох», будто бы совершенно случайно осознавая, что у Ганнибала по-прежнему эрекция. На лице Уилла загорается крохотная улыбка, сопровождаемая едва пробивающимся румянцем, он отворачивается в сторону огня, всё ещё выплясывающего в камине. — Смотрю, у нас тут некоторые проблемы, — осмеливается сказать он, руки скользят вниз, чтобы достаточно робко сжать задницу Ганнибала. — Именно, — соглашается Ганнибал, любуясь тем, как отблески света от камина выплясывают на лице Уилла. Он подаётся назад, прижимаясь к исследующей его руке, сам тем временем сминая бок Уилла. — Смею предположить, что в твоей постели нам будет в разы удобнее. Это ведь даже не смешно, раздумывает Ганнибал, они ведут себя друг с другом как одурманенные гормонами подростки, и тем не менее он не может сказать ничего более, чем просто прорычать в ответ, вжимаясь в щёку Уилла, толкаясь носом за его ухо, чтобы ярче ощутить запах пота. Возможно, они безуспешно провалили тот тип отношений, которые выстраивали прежде, но сейчас так сложно сказать, какой путь является правильным, и даже произошедшие между ними перемены — это не повод для Ганнибала действовать настолько напрямую. — Если ты уверен в этом, — отвечает Ганнибал неожиданно даже для самого себя. Как будто он мог отпустить Уилла сейчас просто так, отделавшись малой кровью, как будто согласие Уилла сейчас вообще что-то значит, и значит ли? — Хорошо, в таком случае, стоит ли мне официально сделать тебе предложение переместиться в новую локацию? — Уилл улыбается, пытаясь смягчить едва неловкую атмосферу между ними. — Имею в виду, что я уже не желторотый юнец, и мне достаточно дискомфортно в текущей обстановке, не знаю, какие неудобства ты должен переживать… ну может, ты, конечно, привык к таким диким условиям ещё со своей молодости. Была ли удобная мебель в Литве в восемнадцатом столетии? Ганнибал не просто шокирован, он едва ли не в ужасе, как бесстыже Уилл намекает на их разницу в возрасте. Ну, если быть полностью честным с собой, то Ганнибала шокировало вовсе не это. Зато вполне можно использовать мнимое полученное оскорбление как повод ответить Уиллу грубостью. Он соскальзывает с коленей Уилла чуть более агрессивно, чем следовало бы для собственного удобства, и Ганнибал осознает, что месть удалась, когда на лице Уилла зависает невозмутимое и нечитаемое выражение. Ганнибал поднимается, и в его выражении также не проскакивает ни капли игривости, но она появляется на губах, когда Ганнибал подхватывает Уилла и перекидывает через плечо, игнорируя скрип в суставах. Уилл издаёт великолепное в своей обиженности фырканье и бьёт кулаками по его спине, пока Ганнибал транспортирует его вверх по лестнице. — Знаешь ли, в наши времена не только мебели не было, но даже вьючных животных, вот и приходилось всё носить на себе. Говорить Ганнибалу трудновато, руки побаливают, но он отказывается признавать любой дискомфорт. Он также игнорирует доблестные попытки Уилла освободиться, плотно прижимая его ноги к груди и не позволяя тому вертеться выше меры. — Значит, поначалу я был мангустом, потом грёбаной хрупкой чашечкой, а теперь я багаж? Даже не знаю, что лучше, — высказывает ему Уилл между возмущёнными ударами. — Считаю, что твоё мнение обо мне сильно изменилось в худшую сторону за последнее время. — Это не является важным, если мне по-прежнему нравится твоя внешняя драпировка. Борьба только усиливается на этих словах, но Ганнибал не ослабляет хватки до тех пор, пока они не добираются до спальни. Там он бросает Уилла на кровать словно мешок картошки. И прежде, чем Уилл обретает хотя бы малейший шанс сопротивляться, Ганнибал уже оказывается сверху, придавливая его бёдра своими и обхватывая его запястья, чтобы припечатать их над головой. Транспортировка Уилла наверх немного вернула Ганнибала в привычное расположение духа, и он поглощает рот Уилла уже без малейшей стеснительности, проникая внутрь на полную глубину своей открывшейся жажды. «Дело ведь не исключительно в жажде», — поправляет себя Ганнибал в глубине своего разума. Его истинные чувства гораздо глубже. Восхищение. Поклонение. Любовь. Пламенные поцелуи следуют вдоль линии челюсти, ниже, по шее; Ганнибал выцеловывает впадину ключицы, насколько ему позволяет уже начинающая мешать рубашка, затем одной рукой он перехватывает оба запястья Уилла, а второй изо всех сил дёргает за пуговицы. Полы рубашки расходятся в стороны, демонстрируя раскрасневшуюся от румянца кожу. Кончиком языка Ганнибал обводит один из сосков, и Уилл извивается под ним, выдавая гортанный стон. Он сопровождается звуком трения одежды об одежду; во время борьбы штаны Уилла бессовестно сползают вниз, и ничего не защищает его тело от грубой костюмной ткани. — Ганнибал, — произносит Уилл сквозь сжатые зубы, всё ещё предпринимая попытки выпутаться. От звука, с которым его имя слетает из уст Уилла, трепетная привязанность Ганнибала начинает ощущаться особенно сильно, со всей присущей ему страстью он прикусывает ключицу. Не настолько жёстко, чтобы получился синяк, но достаточно для того, чтобы оставить идеальные красные вмятины, Ганнибал продолжает покусывания, переходя к левому плечу и особое внимание уделяя выступающему шраму. Свободная ладонь блуждает по груди и животу Уилла, спускается ниже, ласкает уже опавший член, и тогда с губ срывается ещё одно чувственное постанывание, переходящее в сдавленное шипение. Уилл под ним продолжает бороться с хваткой. Он то сам обвивает ногами талию Ганнибала, то предпринимает попытки поцарапать его ногтями, в общем, продолжает всячески извиваться и мешать до тех пор, пока совокупности его действий не оказывается достаточно, чтобы ослабить внимание Ганнибала и высвободить руки. Тогда Уилл овладевает ситуацией и опрокидывает Ганнибала, а затем седлает его; дальше он уже сам стягивает трусы со штанами и отбрасывает их в сторону, а затем смотрит на Ганнибала сверху вниз с торжествующей ухмылкой. Из кармана Уилл извлекает галстук, который они использовали ещё на первом этаже, и быстро обматывает им запястья Ганнибала. Далее он осматривает кровать со всех сторон и по результатам проверки неодобрительно хмурится, словно не находит желаемого. Следуя за его взглядом, Ганнибал понимает, что тот по-вражески изучает изголовье кровати. — С прискорбием сообщаю, что твоя спальня недостаточно хорошо экипирована для подобного сорта развлечений, — с ощутимым сожалением произносит Уилл. — По правде сказать, я шокирован. Уголок губ Ганнибала подёргивается, и он начинает ёрзать под Уиллом, подталкивая их обоих в сторону изголовья. Затем поднимает руки ещё выше, чтобы отбросить подушку в сторону, и между изголовьем и матрасом обнаруживаются такие же крепления, как те, которыми они пользовались в приватной комнате секс-клуба. Брови Уилла взлетают вверх, а удивлённая улыбка отражает нечто среднее между позабавленностью и возбуждением. — Вынужден признать, что мои прошлые выводы оказались преждевременными. — Предпочитаю быть подготовленным для каждого из возможных вариантов событий. — Взгляд Ганнибала практически искрится от удовольствия. Уилл открывает рот, закрывает рот, бросает в сторону Ганнибала подозрительный взгляд. — Ты ведь установил их на этой неделе? Ганнибал делает попытку пожать плечами, и это у него практически получается, с учётом того, что руки по-прежнему вывернуты наверх. — Возможно, на моё решение и повлияла наша недавняя экскурсия. Я задумался над тем, что если добавлю несколько новых приспособлений к моей кровати, это может однажды сослужить хорошую службу. — То есть, про это нововведение Алана также не знает? — строит предположение Уилл, и недоверие на его лице быстро сменяется чувством удовлетворённости. — Нет. Руки Ганнибала уже услужливо приподняты вверх, и Уиллу ничего не стоит протянуть галстук через крепление и обновить узел, таким образом фиксируя Ганнибала на кровати. Ганнибал делает несколько наигранных попыток высвободить руки, театрально при этом вздыхая, а затем обращается к Уиллу с ощутимым раздражением в голосе: — Какие твои дальнейшие планы, Уилл? Ты собираешься со мной хоть что-нибудь делать? Прикоснуться ко мне, например? Уилл снова широко усмехается, и затем целует его: сначала одним касанием губ, потом жёстче и глубже, до тех пор, пока они оба не начинают задыхаться. Ганнибал выгибается в руках Уилла, пока тот грубыми движениями расправляется сначала с пуговицами на жилете, потом на рубашке. — Имей терпение, — произносит Уилл между поцелуями, поглаживая грудь Ганнибала и пробираясь пальцами между седым покровом, а потом слегка оттягивая за него кожу. Второй рукой он расстёгивает штаны Ганнибала, одновременно с этим засасывая кожу на шее, медленно переходя укусами на плечо. А затем он спрашивает: — Чего бы тебе ещё хотелось? — Я готов принять всё, что ты хочешь мне дать, — хрипит Ганнибал томным от желания голосом. Он извивается под Уиллом в попытках настроить темп фрикций. Уилл делает глубокий, подрагивающий вздох, буквально на пару секунд упираясь лбом в ключицу Ганнибала, он словно собирается с мыслями, прежде чем снова взглянуть на него, в голубых глазах скрыта затаившаяся эмоция, словно Уилл ищет, какая же другая, более глубокая манипуляция скрыта в словах Ганнибала. — А что, если я возжелаю вырвать твоё сердце? — произносит Уилл, колеблясь, тем временем его левая ладонь ложится на шею Ганнибала с нажимом, чтобы тот ощущал дискомфорт, ладонь смыкается сильнее, когда Ганнибал сглатывает. Выражение Уилла наполнено тьмой и отчасти опасностью, Ганнибал же раздумывает над тем, в какой именно точке его инстинкт самосохранения дал сбой, когда обнаруживает внутри себя желание вытворить нечто такое, что побудит Уилла к ответным действиям, возможно, следует подыскать некую комбинацию слов, которая позволит освободить его внутреннего зверя. — А разве оно и так не у тебя в руках? — задыхаясь, произносит Ганнибал, и Уилл склоняется к нему, чтобы поглотить эти слова, вобрать в себя предельно свежими, ладонью, которой он прежде стягивал брюки, Уилл скользит под пояс трусов и обвивает член, в то же время не отпуская хватку вокруг шеи. Прикосновение к члену чувствуется мощным разрядом энергии, тем временем зубы Уилла со всей силой впиваются в грудь, прямо поверх ещё не полностью сошедших фиолетово-багровых следов от ударов стека, нанесённых несколькими днями ранее. Это совершенно восхитительный сорт боли, растекающейся по коже с каждым прикусыванием, и Ганнибал стонет, от души заворожённый тем, как Уилл выгибает голову, чтобы заново достать и повредить наиболее доступное ему количество прошлых следов, как он неумолимо оттягивает кожу, зажимая её зубами. Каждая попытка толкнуться в руку Уилла встречает сопротивление в виде полностью навалившегося на него тела, Уилл придавливает его так крепко, что Ганнибал не способен двигаться; ритм фрикций и сила, с которой Уилл сдавливает член, находится только в его власти, он может доставить удовольствие Ганнибалу или же отказать в нём. К счастью, на этот раз Уилл оказывается милостив и начинает неспешно ему надрачивать, скользя с каждым движением от основания члена до головки и увеличивая давление ближе к концу. Также большим пальцем Уилл размазывает по головке выступившую смазку, таким образом она постепенно распределяется по всей длине члена, облегчая трение кожи о кожу. Ладонь сильнее сжимает шею, и в голове начинает дурманиться, боковое зрение оказывается словно в тумане; возможно, это движение Уилла было непроизвольным. Ганнибал выстанывает имя Уилла, точнее, он с удивлением обнаруживает, что практически умоляет его, хоть и сложно с какой-либо определённостью сказать, о чём именно он просит: о разрядке, о том, чтобы Уилл действовал жёстче или, наоборот, мягче, или же о том, чтобы всё происходящее оказалось реальностью и длилось вечно, Ганнибал уже и сам не хозяин собственным мыслям, но он совершенно точно уверен, что попросит Уилла взять его с собой в следующий раз, когда тот надумает кого-либо убить, чтобы они вместе могли разделить это удовольствие, покрытые кровью. Кажется, Уилл всё-таки реагирует на его просьбы, влажно выцеловывая путь назад к его рту, чтобы затем углубить поцелуй, поцелуй, в котором Ганнибал ощущает привкус крови; от этого голова кружится всё сильнее, а реальность становится всё более далёкой, и внезапно всё происходящее переваливает через край, и Ганнибал влажными волнами выплёскивается в подставленную ладонь. Каждый дюйм тела наливается слабостью, а сам Ганнибал ощущает себя выдавленным, опустошённым. Он даже не способен обеспокоиться по поводу спермы, растекающейся у него между ног и пропитывающей бельё: Ганнибал словно заново учится дышать. Тем временем Уилл не даёт ему передышки, прикусывая его нижнюю губу и засасывая её, словно зализывая раны, а ещё он наконец отпускает его горло. Второй же рукой продолжает поглаживать его член, несмотря на внешние проявления дискомфорта от сверхстимуляции. Переполненному ощущениями Ганнибалу оказывается достаточно сложно сразу восстановить дыхание, также невозможно избежать продолжающихся безжалостных ласк, тем не менее Ганнибал не желает произносить слово, которое положит конец всему происходящему. Он ведь уже пообещал принять всё, что Уилл готов ему дать, и решение своё менять не собирается. Также он не желает пропустить ни единое движение, ни малейшее выражение на лице Уилла, как бы мучительно ему ни было, поэтому смотрит тому прямо в глаза. В конечном итоге Ганнибал уже дрожит и стонет, и пытается сжимать бёдра, чтобы избежать беспощадных ласк; прекращая мучения, Уилл ложится сбоку от Ганнибала, целуя его губы с одной стороны лица, и только потом тянется к галстуку, чтобы развязать его. В данной точке Ганнибал даже не способен двигать руками, они просто падают поверх матраса, и Уилл заботливо опускает их, складывая на груди, а затем поворачивает Ганнибала набок, чтобы оказаться у него за спиной. Дыхание Уилла щекочет шею сзади, а ещё Ганнибал чувствует, как Уилл кончиком носа водит у него по волосам, словно обнюхивая; свободной рукой Уилл обнимает Ганнибала, придерживая за талию. Ганнибала посещает головокружительная мысль, что Уилл, возможно, пытается таким образом запомнить его запах, пробует пережить тот уникальный опыт, через который по обыкновению воспринимает мир Ганнибал. Также Ганнибал рассеянно думает о том, что мог бы уже попытаться встать, по крайней мере, для того, чтобы вытереть себя и Уилла, возможно, переодеться в пижаму, но силы воли не хватает даже на то, чтобы просто пошевелиться. — Тебе удобно? — спрашивает Уилл, усмехаясь — так, словно мог прочесть его мысли. Возможно, у него действительно есть такое скрытое умение. Ганнибал недовольно рычит в ответ и продолжает протестовать, даже когда Уилл внезапно пропадает из-за его спины. Он протестует и тогда, когда Уилл стягивает с него остатки одежды, а ещё стреляет в него испепеляющим взглядом, когда тот использует ткань рубашки, чтобы обтереть их обоих. Конечно же, Уилл улыбается, избавляясь и от остатков своей одежды тоже, а затем сгребая её всю вместе и складывая на скамейке у изножья кровати. Ганнибал молчаливо созерцает происходящее, пытаясь подняться, но Уилл останавливает его, уверенным жестом надавливая ладонью на грудь, затем он возвращается на своё законное место за спиной Ганнибала, обнимая его и прижимая к себе поближе. Так они и лежат рядом некоторое время, пока их сердца восстанавливают привычный ритм, потом Ганнибал прокручивается в руках Уилла, чтобы лечь на спину и взглянуть в его лицо. — Ну что ж, здравствуй, — таинственно произносит Уилл. — Уилл, — отвечает ему Ганнибал, его голос скрипит, а уголки губ едва слушаются. — Ты ведь действительно готов был отдать мне что угодно, чего бы я ни пожелал, — переспрашивает Уилл с нахмуренным от беспокойства бровями. — Именно так. Ганнибал смотрит на него из-под полуприкрытых век и тянется рукой к его груди, намереваясь отогнать любое беспокойство в сторону, кончиками пальцев он скользит у основания шеи. — И ты бы никогда не использовал стоп-слово. — Это тоже достаточно маловероятно. Уилл качает головой и подаётся вперёд, опускаясь щекой на плечо Ганнибала. — И достаточно неразумно, Ганнибал. Я ведь мог… То есть… — Он замешкался, скрывая собственное неудовлетворение. — Как ты вообще способен хотеть подобное? — Ты такой красивый, Уилл. — Ганнибал просто позволяет себе сказать то, что он думает в действительности, голос его по-прежнему хриплый, а кончики пальцев погружаются во впадину на ключице. Он уверен, что способен заметить в глазах Уилла виноватый румянец, ещё сильнее это ощущается, когда Уилл опускает взгляд к подбородку Ганнибала. — Я думаю, что был прав в своём энтузиазме относительно твоего превращения. Ведь ты великолепен. Вот теперь на щеках Уилла появляется вполне заметный румянец, тем временем он только сильнее обнимает Ганнибала и притягивает его к себе поближе. — Ты ведь не любишь, когда всё просто, не так ли? — Какое же в этом веселье? — Я всё ещё не отбросил идею использовать на тебе кляп, — раздражённо парирует Уилл в ответ. Он выдёргивает скомканное во время игр одеяло и заботливо накрывает их обоих. И пусть до этого Ганнибал не мог решить, стоит ли им ночевать вместе, Уилл уже принял решение за него, остаётся лишь опустить голову, прижимаясь виском ко лбу Уилла. — Как-нибудь попробуешь, — отвечает Ганнибал и закрывает глаза. Засыпая, он планирует, какие именно продукты следует использовать для их совместного завтрака.