Чужими руками

У Ганнибала по-прежнему остаётся достаточное количество вариантов, которые он может разыграть, исходя из текущей позиции в их соревновании. Вызов заключается в том, чтобы угадать, какое приключение приведёт их к ужасным последствиям, а какое подарит взаимное удовольствие им обоим. С другой стороны, в том, чтобы ходить по лезвию ножа и не быть уверенным в финальном результате, тоже есть своя прелесть. Уилл продолжает быть непредсказуемым, оборачивая безупречный самоконтроль Ганнибала против него самого, и это вызывает восхищение. Неудивительно, что их привычное взаимодействие, помимо особых, выездных сеансов, не подвергается никаким изменениям. По крайней мере, если и было какое-либо заметное изменение в их динамике, никто из них это не комментирует. Даже когда они остаются наедине друг с другом, то никаким образом не затрагивают произошедшее и не переходят установленных между ними прежде границ. Даже если эти границы по факту растворились практически полностью. Секс-клуб был всё же наиболее впечатляющим опытом. События совместного вечера раскрыли Уилла с той стороны, на существование которой Ганнибал даже не смел надеяться. Сейчас же Ганнибал уже вкусил запретный плод, и его внутренний голод требует продолжения пиршества; он хочет попробовать каждую отдельно и все по очереди доступные ему опции. И пусть Ганнибал в очередной раз напоминает себе, что склонен быть терпеливым в настолько важных вопросах, вторая сторона его уверена, что раз ему уже удалось спровоцировать Уилла, чтобы получить желаемый результат, самым лучшим вариантом сейчас будет… ускорить раскрытие этой новой грани Уилла, безусловно, действуя с должной осторожностью. Поэтому когда всего через пару дней Ганнибал ожидает Уилла к себе на ужин, он принимает решение своими действиями продемонстрировать Уиллу, что положение дел между ними изменилось, и таким образом вынудить его к действию. Чтобы упростить себе работу, и вечер проследовал по установленному Ганнибалом плану, он решает надеть простые штаны глубокого баклажанового цвета, но без ремня, подходящую к брюкам жилетку, но без пиджака, бледно-голубую с переливом в лавандовый полосатую рубашку и дополнить ансамбль тёмно-синим галстуком с баклажановым пейсли. И поскольку таким образом он по-прежнему продолжает быть одет в своём привычном и достаточно дотошном стиле, Ганнибал не будет вызывать никаких подозрений относительно своих намерений ровно до того момента, когда он пожелает, чтобы те стали явными. Ганнибал как раз заканчивает с приготовлением гарнира из картофеля, когда слышит знакомый шаг у дверей кухни. Уилл не звонит и не стучит в дверь — эта граница пала между ними первой, хоть и так вряд ли существовала ранее в привычном её понимании. Он чует знакомый запах лосьона после бритья прежде, чем видит самого Уилла — тщательно уложенные кудри, презентабельного вида чёрные брюки и васильково-голубая рубашка, она так впечатлила Ганнибала впервые, но сейчас первый восторг подутих — Уилл останавливается на пороге кухни и наполняет её своей улыбкой. Тем не менее запах лосьона не прекращает быть отвратительным. — Добрый вечер, Уилл, — бросает в его сторону Ганнибал и отступает в сторону столешницы, чтобы нарезать петрушку. — Добрый вечер, доктор Лектер. Уилл также приближается к столешнице и принимается нарезать чеснок, предусмотрительно вымытый Ганнибалом и отложенный в сторону. Именно так в последнее время выглядит их привычная рутина воскресных вечеров: Уилл приезжает немного заранее — ровно настолько, чтобы помочь с финальными штрихами в приготовлении ужина — далее они проводят вечер в своих привычных играх на грани между полуправдивыми признаниями и поэтическими наблюдениями, сдобренных качественным вином. — Что будет сегодня на ужин? — Я остановил свой выбор на достаточно простом блюде, аншо перигордин, запечённое в горшочке свиное филе с костным мозгом и салатом. — Ты долго учился произносить такие сложные фразы с невиннейшим выражением лица. «Простое» блюдо, говорил он. Уилл закатывает глаза и тем не менее продолжает улыбаться. Ганнибал выглядит оскорблённым относительно сложившейся ситуации, хотя в уголках глаз морщинками также проступает улыбка. Он откладывает нож в сторону и вытирает руки кухонным полотенцем. — Свинина не требует особых усилий в приготовлении, Уилл, именно поэтому я назвал блюдо простым. Всего лишь запечённое филе, не более того. — Ты прав. Уилл забирает оба ножа и следует к мойке, чтобы сполоснуть их. — Кстати, — продолжает он без лишних предисловий. — Как Алана отреагировала на следы? Ганнибал моргает, удивлённый тем, что Уилл вообще заводит об этом речь. — Следы? — Эм, знаешь. Я имею в виду, у тебя могли остаться некоторые ссадины после… — Он прочищает горло, но голос после этого не звучит более уверенным. — После той самой ночи. От стека. — А-ах, эти? — Ганнибал также помещает разделочные доски в мойку, левой рукой обвивая Уилла таким образом, чтобы избежать прямых прикосновений, но при этом почувствовать жар чужого тела. — Нет, она их не видела. — Она… — Шум, когда Уилл роняет доску, а потом вновь берёт её в руки, притворяясь, что ничего не произошло. — Кхм, вы обычно ужинаете по субботам. Уилл прикладывает максимум усилий, чтобы тон его голоса был выверенно-нейтральным. — Конечно, — подтверждает Ганнибал, перемешивая салат. — Как раз вчера вечером мы беседовали о необходимости… вернуть наше общение в более профессиональное русло. Молчание между ними воспринимается как нечто физически ощутимое, Уилл заканчивает с разделочными досками и выключает воду. Он также вытирает руки и разворачивается, прислоняясь спиной к раковине и упираясь руками в её края. Кажется, его мыслительный процесс даёт сбой. — Кхм, — произносит он через некоторое время, слишком тихо, что едва можно расслышать. — Полагаю, она не очень-то была рада этому разговору. Губы Ганнибала подёргиваются, и он скалится в улыбке, покачивая головой. — Да, она расстроилась. Сказала, что я такой же, как и другие мужчины, с которыми ей доводилось общаться, хоть некоторое время назад она и могла бы поклясться, что это не так. Теперь очередь Уилла неловко смеяться, склонив голову вперёд и почёсывая шею сзади, Ганнибал умилён подобному проявлению его робости. — Значит, по итогу ты оказался ровно таким же, как другие мужчины, да? — Её текущее восприятие меня всё ещё поддерживает желаемый эффект, — отвечает Ганнибал. — Шоры по-прежнему на её глазах. — Почему… Ганнибал слышит, как голос Уилла дрожит на этом вопросе, но стоит им встретиться взглядами — и из лёгких словно выбивают весь воздух. Внезапно лик Уилла становится для него максимально открытым, на нём отражаются нотки страха, крохи сомнения — всё, как в первый раз, в их самую первую встречу. Пробуждается сильнейшее желание заключить Уилла в объятия и медленно гладить по спине, проникнуть пальцами в аккуратно уложенные кудри и снова подарить им привычный хаос. — Ты ведь этого добивался, не так ли? Чтобы я расстался с Аланой. — Ганнибал делает шаг вперёд, но всё его тело сохраняет при этом характерную для него расслабленную осанку. В выражении Уилла проскакивают нотки стыда, и он опускает взгляд. — Да. Пожалуй… отчасти, задумка была в этом. Уилл такой красивый, такой уязвимый, ладони Ганнибала ощутимо подёргиваются от желания прикоснуться, но это вовсе не то, чего желает сам Ганнибал. По крайней мере точно не сегодня вечером. Ганнибал опускает руку на плечо Уилла и мягко сжимает его. — Благодарю за твою помощь, Уилл. Можешь оставить мне остальную часть работы и подождать в столовой. Уилл кивает, не встречаясь с ним взглядом, и следует в обеденный зал. Ганнибал не заставляет его долго ждать, и вскоре искусно сервированные блюда появляются на столе, Уилл берёт на себя задачу открыть вино и разлить его по бокалам, пока Ганнибал упражняется с ножом для разделки мяса над только что приготовленной свининой. Свои действия Ганнибал выполняет неспешно, успокаивая самого себя и предоставляя себе время, чтобы ещё раз прогнать в голове сложившийся план действий. Когда Уилл заканчивает с вином и отставляет бутылку в сторону, Ганнибал заговаривает. — Скажи мне, Уилл, — произносит он будничным тоном, как только замечает, что Уилл обращает в его сторону взгляд. — Как именно мне следует нарезать для нас мясо? Уилл выглядит слегка смущённым, но Ганнибал знает, что тот только притворяется. — Это такой тест, доктор Лектер? Приходится приложить некоторые усилия для поддержания безмятежного выражения лица, но Ганнибал повторяет попытку: — Я всего лишь хочу получить совет относительно твоих предпочтений. — Ну ладно, тогда я предпочитаю достаточно сочные и плотные куски. — Глаза Уилла подозрительно прищурены, Ганнибал фокусируется на его манере подбирать слова. Ещё несколько раз за вечер Ганнибал задаёт подобные вопросы — каким именно образом подавать салат, стоит ли ещё долить вина, когда, по его мнению, оптимальное время, чтобы подавать десерт. А вот когда дело доходит до последнего вопроса, тот звучит настолько вопиющим, что Уилл в конечном итоге всё же осознаёт смысл затеянной Ганнибалом игры. Ганнибал спрашивает: — А чего ты пожелаешь от меня сейчас? Вопрос до предела прост, но перемена в мышлении Уилла достаточно ясно отражается на его лице. С каждой секундой это становится всё сложнее, но Ганнибал изо всех сил пытается сохранять нейтральное выражение, ожидая ответа Уилла — его решения, которое определит курс их дальнейшего взаимодействия. Уилл выдерживает несколько секунд, вполне возможно, для пущего драматического эффекта, но устремлённый на Ганнибала взгляд настолько выразительный, что под его воздействием трескается воздух. На мгновение Ганнибал прикрывает глаза и делает глубокий вдох, а когда открывает их снова, его губы также приоткрываются в ожидании. Лежащие на коленях ладони тоже почти сжимаются в кулаки. Он пока что не может предположить, как именно поведёт себя, если Уилл ответит не тем образом, которым он ожидает. Ганнибал искренне надеется, что ему не придётся опробовать на себе этот вариант. — Тогда, пожалуй, нам следует пройти в гостиную. Разведи огонь. Выражение Уилла продолжает оставаться нечитаемым. Ганнибал до сих пор не уверен, сработало ли всё так, как следовало, и ни одно движение Уилла не намекает ему на правильный ответ. Тем не менее Ганнибал послушно кивает и поднимается с места, для начала принимаясь за уборку грязной посуды. В этот же момент рука Уилла плотно перехватывает его запястье. — Оставь это на потом. Ганнибал тяжело сглатывает, молчаливо кивает и следует за Уиллом в гостиную. Уилл направляется к бару, чтобы налить себе виски, Ганнибал в это время занят разведением огня. Когда тот наконец разгорается должным образом, Ганнибал обращает своё лицо к Уиллу, бессловесно демонстрируя, что он ожидает дальнейших инструкций. Уилл восседает на одном из стоящих у огня кресел, нарочито небрежным движением удерживая бокал с виски, запястье опирается на подлокотник. Вся поза Уилла расслабленная, но Ганнибал видит привычное напряжение в движении его челюстей, по привычке сопровождающее миллион пробегающих в его голове мыслей, следовательно, Уилл тщательно продумывает каждое своё следующее движение. — Подойди ко мне, — произносит он, глотнув виски, и сложно определить, хрипотца в его голосе вызвана напитком или разгорающимся желанием. Ганнибал медленно следует в его сторону, остановившись в шаге от неграциозно расставленных ног Уилла. Сам же Уилл берёт в руки лежащую за его спиной декоративную подушку и кладёт её на пол перед собой. — На колени, — повелевает он и прикрывает глаза, делает вдох и собирает всю свою волю и самоконтроль, когда Ганнибал падает перед ним. Правой рукой по-прежнему удерживая напиток, левой Уилл тянется вперёд, к щеке Ганнибала. Он прикасается исключительно кончиками пальцем, мягко проводит вдоль скулы, далее вниз по линии подбородка и останавливается на губах. Ганнибал разъединяет губы, дыхание замирает внутри его горла, и в этот момент он замечает, что уже возбуждён. Он не удерживается от ответного взгляда, проверяя физическую реакцию самого Уилла. Но единственным источником света в комнате является камин, и фигура самого Ганнибала заслоняет своей тенью всё тело Уилла ниже плечей. Давление на губы нарастает, Уилл пробно толкается внутрь. Ганнибал вынужденно открывает рот, чтобы принять в себя пальцы до последней фаланги. По крайней мере он способен наблюдать, как расширяются зрачки Уилла, как меняется его дыхание, когда Ганнибал смыкает губы для того, чтобы нежно засосать оба пальца, его язык двигается поверх их подушечек. Он хочет — а точнее, ему жизненно необходимо — видеть каждую реакцию, малейший трепет эмоций в зрачках Уилла, и при этом он прилагает максимум усилий, чтобы его собственный взгляд остался неизменным. — Чёрт побери, — вздыхает Уилл, рассеянно отставляя напиток на расположенный рядом столик, чтобы другой рукой погрузиться в волосы Ганнибала, на каждом движении оттягивая его голову так, словно тот находится на цепи. Правой рукой Ганнибал перехватывает запястье Уилла и тянет на себя, пальцы поступательным движением скользят внутрь тёплой полости рта, затем Ганнибал движется в обратном направлении, но Уилл отстраняет его другой рукой, перехватывая его шею. Он сжимает её, наклоняясь вперёд. — Я не позволял тебе двигаться, Ганнибал. Ганнибал лишь вздыхает вокруг его пальцев, его собственное имя слетает с губ Уилла с тяжёлой, томной хрипотцой. Демонстрируя собственную покорность, Ганнибал убирает руку и прикрывает глаза. Да, именно этого жаждет от него Уилл. Далее Уилл выпрямляется на сидении, и с этой позиции он может смотреть на Ганнибала только сверху вниз. Он отпускает шею Ганнибала и дарует ему одобряющее поглаживание, отчего прикрытые веки безмолвно трепещут. Наступает момент нерешительности, ощущаемый ими обоими, Уилл полностью замирает, а Ганнибал в этот момент опасается, что тот может передумать. Уилл высвобождает пальцы, намеренно соскальзывая ими вниз, чтобы размазать слюну по губам и подбородку Ганнибала. — Избавь меня от ремня и расстегни брюки. Со вздохом облегчения Ганнибал подаётся вперёд, между разведённых коленей, и тянет за пряжку ремня. Когда тот с грохотом опускается на пол, Ганнибал с максимальной аккуратностью принимается расстёгивать ширинку, поскольку не ощущает особой спешки в том, чтобы нырнуть внутрь. Он не хочет рисковать ещё одним предупреждением со стороны Уилла. Ладонь ложится поверх проймы боксёров, и Ганнибал едва ли не с мольбой обращает свой взгляд вверх. Уилл кивает, и Ганнибал стягивает бельё вниз ровно настолько, чтобы освободить член, находящийся в полной боевой готовности. Невыносимо радует осознание того, что Уилл уже полностью возбуждён, и от этого эрекция самого Ганнибала также становится невыносимо твёрдой, сигнал поступает быстрее, чем Ганнибал и сам мог бы предположить. Язык Ганнибала пробегает по нижней губе, он слизывает стекающую слюну, взглядом полностью концентрируясь на зрелище твёрдой и раскрасневшейся плоти перед ним и сильнее всего на свете желая ощутить на вкус выступающую на самом кончике каплю. Одной рукой Ганнибал обхватывает основание члена, второй обвивает бедро Уилла, пальцы подрагивают от расходящегося по телу жара. Он ощущает, как ладонью Уилл вновь скользит в его волосы, пальцы плотно сжимаются на затылке, сам Уилл же подаётся вперёд так, чтобы соприкоснуться лбами с Ганнибалом. Он способен ощутить дыхание Уилла на собственной коже, и от этого невольно сжимает собственные бёдра в надежде, что это движение хоть как-то поможет справиться с нарастающим возбуждением. — Я собираюсь использовать твой рот, — произносит Уилл настолько низко, что его голос кажется шёпотом, он не даёт Ганнибалу времени на обдумывание, толкая его голову вниз и врываясь между приоткрытых губ до тех пор, пока головка не упирается в горло. От внезапного вторжения Ганнибал едва ли не захлёбывается и обеими руками упирается в бёдра Уилла, чтобы удержать равновесие; он вынуждает себя дышать через нос и сосредоточиться на том, чтобы расслабить горло. Уилл оттягивает его голову назад, затем снова толкает вниз, на этот раз медленнее, полностью сконцентрировавшись на зрелище, как губы Ганнибала растягиваются вокруг его члена, он стонет от давления языка поверх головки. В движениях Уилла нет поспешности, он то оттягивает, то насаживает на себя Ганнибала, словно проверяет его пределы, анализируя каждое движение и удивляясь тому, как искусно тот подавляет рвотный рефлекс. Левой рукой Ганнибал обхватывает яички Уилла, слегка надавливая двумя пальцами за мошонкой, нажимая на промежность, пока второй рукой пытается удовлетворить собственный подёргивающийся стояк. Уилл резко оттягивает Ганнибала за волосы, запрокидывая его голову назад под достаточно неудобным углом. — Смотрю, тебе сложно держать свои руки в покое, — произносит Уилл, отпуская волосы Ганнибала и одновременно дергая его за галстук. Он развязывает дорогой кусок ткани достаточно резко и бесцеремонно. — Придётся что-то делать с этим. Сложи руки за спиной. Дыхание Ганнибала прерывается, слюна стекает по его подбородку, он послушно складывает руки за спиной, обхватывая запястья, и подаётся вперёд, упираясь лбом в грудь Уилла, чтобы предоставить тому максимально удобный доступ к собственным рукам. Уилл несколько раз оборачивает галстуком его сложенные запястья и достаточно туго завязывает его на узел. — Попробуй потянуть. Ганнибал пытается подвигать запястьями, пошевелить плечами и в процессе понимает, что связаны его руки довольно основательно и дискомфортно, но не настолько, чтобы он не получал удовольствия от самого факта фиксации. В целом он не удивлён тем, что Уилл разбирается в узлах, учитывая его любовь к лодкам и рыболовным приманкам. Похотливое желание пробегает вдоль всего тела Ганнибала, жажда и восхищение сплетаются в едином коктейле, со всей опасностью сводя Ганнибала с ума; он желает впиться в кожу Уилла и нашёптывать ему молитвы поклонения. Удовлетворённый результатом, Уилл снова берёт Ганнибала за затылок и насаживает на себя, задавая достаточно жёсткий ритм и толкаясь в рот Ганнибала, чтобы скорее достичь полного удовольствия и скорейшей разрядки, а не смакуя сам момент проникновения. Его бёдра подрагивают на каждом движении, когда голова Ганнибала опускается вниз, на каждом выдохе он громко стонет, время от времени шипя проклятия или имя своего главного врага, а ныне по совместительству любовника. У Ганнибала кружится голова одновременно и от недостатка кислорода, и от восхищения тем, насколько необузданно Уилл использует его для собственного удовольствия, от самого факта, что вся страсть Уилла сфокусирована на нём одном. Как же восхитительно чувствовать на себе руки самого Уилла, Ганнибал не может найти точного термина, чтобы описать очарование оттого, что сейчас между ними нет никаких посредников. Движения Уилла становятся всё более неровными, рваными, а стоны начинают быть всё более низкими, переходящими в откровенные вздохи. Ганнибал может чувствовать, как член Уилла подёргивается, упираясь в его нёбо, как толкается вглубь его горла, он сам ловит волну возбуждения, когда Уилл кончает, плотно фиксируя голову Ганнибала в одном положении. Хватка в волосах ослабляется, Уилл откидывается на спинку кресла, мягко поглаживая его лицо, Ганнибал же поворачивает голову так, чтобы прижаться щекой к поверхности его бедра. Они оба тяжело дышат, и проходит несколько минут, прежде чем Уилл возвращается в себя в достаточной мере, чтобы соскользнуть с кресла на пол; он усаживает Ганнибала к себе на колени и тянется рукой, чтобы развязать его запястья. Сам же Ганнибал тяжело облокачивается на плечо Уилла, позволяя своим предплечьям свободно спадать по бокам. Уилл успокаивающим движением поглаживает спину Ганнибала, вполне осознавая, в какой неудобной позе тому пришлось находиться, но напряжение в спине никак не сравнится с той восхитительной болью, которая чувствуется в жевательных мышцах. От удовольствия Ганнибал издаёт тихое мычание, полностью расслабляясь, чтобы почувствовать болезненность во всём теле. Крепатура будет ощущаться ближайшие несколько дней. Какая чарующая мысль.