Аномалия

Вечер обещал быть томным и особенно веселым, когда Шульц достал из мешка несколько бутылок горячительных напитков. Толпа весело улюлюкала, а Кларисса улыбнулась, продумывая в голове план отступления на ближайшее время. Оруо почему-то казалось особенно забавным напоить девушку, кичась об этом в своих великих планах, которые он рассказывал всем подряд весь сегодняшний день. Компания собралась не такая уж и большая: за массивным дубовым столом, в дальнем углу пустующей столовой, собрался весь элитный отряд, исключением которого стал капрал Леви; улыбающаяся Ханджи разливала алкоголь в железные стаканы, тайком украденные из кухни, а Далтон рассказывал душевные истории, случившиеся с ним, когда он отбывал домой, к жене. — И вот представляете, Амелия, просто снесла своим пузом суп, который я готовил весь тот чёртов день! — Далтон активно жестикулировал и делился с друзьями всеми нюансами жизни с беременной женщиной. — Видимо это к лучшему, я помню твои навыки готовки. Скажи спасибо, может поэтому вы и остались живы! — рассмеялась Зоэ и похлопала друга по плечу. — Не убит титанами, но супом, — Шульц хрюкнул, громко рассмеявшись. — Обязательно бы выбил эти слова на надгробие, в качестве эпитафии. — Чудесным супом между прочим! — грозно буркнул Далтон, смешно хмурясь. Кларисса сидела в стороне, с улыбкой на лице, и наблюдала за компанией. Ей было интересно смотреть за всем происходящим, отмечая в голове, какими были ребята, не обременённые тяжестью ответственности за все население их королевства. Какими они все будут, когда разгадают загадку, которая мучила их всех на протяжение долгого времени? Клара не была наивна, видела, к чему приводят эти битвы, шрамы, травмы — универсальный исход, который было очень трудно изменить и поменять стрелку, меняя полюс безопасности для всех них. Прошло столько времени, а она так и думала, что остаётся бесполезным звеном в боевой силе разведывательного корпус. Что можно изменить, когда тебя не видят титаны? Промчаться вглубь стен или ей нужно будет перебить в одиночку всех титанов в стенах Марии? А может титаны её не видят, потому что она просто всю жизнь оставалась непримечательной личностью? Такой вариант казался смехотворным, настолько, что хотелось драть горло в истеричном приступе, но вдруг это правда и она не какой-то козырь в рукаве, а обычная разменная монета. Пустая, тихая, робкая, иногда проявляющая характер, но остающаяся бесполезной. Настолько, что не смогла даже с обычными людьми разделаться, не говоря об огромных человекоподобных существах, ростом с три метра, а может и выше. Сила всегда крылась в знание, но для неё сейчас знания всего были настолько размыты, будто девушка смотрит на это сквозь пальцы, щуря глаза. Картинка никак не хотела складываться, а объяснение кто она, и почему является тем, кто она есть — неизвестны. Даже всемогущий Эрвин, который знал, кажется, всё на этом свете, не имел ответов на мучившие её вопросы. Иногда ей снилось, что она все ещё дома; разлепляет сонные глаза, щурится от солнечного света, а после подходит к окну и отворяет деревянные ставни, вдыхая воздух. А воздух… Воздух был таким чистым, незапятнанным, что она чувствовала его наяву. Нечто родное, не затхлое от крови и рухнувших надежд, хранящее весеннее тепло и апрельскую прохладу. В этих снах — мечтах — Кларисса спускается по обветшалой деревянной лестнице, скрип от которой раздавался по всему дому, но это ничуть не напрягало, даже радовало в каком-то странном аспекте. Всё, что было связано с домом, на самом деле радовало. На маленькой кухне, которую её любимый папа соорудил своими руками, никого нет; теплый запах от выпечки витает в воздухе, маня к себе. Какой бы грубой не была её мать по отношению ко многим вещам, готовила та чудесно. Особенно свои пампушки по праздникам. Последние сны начинались одинаково, как на подбор, вырисовывая чудесную картину уюта и родного уголка, который остался давно позади. Но после того, как обладательница красочных грёз отворяла дверь на улицу, её буквально уносило реками крови, в которых она тут и там видела человеческие конечности, останки и стеклянные глаза родителей, проеденные насквозь трупными личинками. В ужасе от происходящего, Кларисса тонула и её уносила все дальше, а после, круговорот багряной вязкой жидкости, словно монстр, который проглотил её, выплевывал в ту самую ночь, где раз за разом, бедняжка чувствовала касание чужих рук. Её душили, доводили до асфиксии, вновь отпускали и насиловали, пока наконец не наиграются. Глумились и избивали, выбивая весь воздух из груди. Клара отчаянно не могла понять, происходит всё это наяву, или же очередной кошмар сросся с реальностью, переплетаясь и смешивая события, и все остальное воедино. Кларисса просыпалась задыхающаяся, липкая от страха и пота с широко распахнутыми глазами, дико соображая каждый раз, где же она сейчас находится. Больно щипала себя за руку, проверяя реальность ли это, но проблема была в том, что и во снах она чувствовала всю боль, которая ей причинялась. Укутавшись с головой в одеяло, она плакала и молилась, продолжая эти действия, пока не уснёт в беспамятстве, лишь бы не видеть всё это снова и снова. Правда, каждый раз, оказываясь в этих однотипных снах, Джексон раз за разом открывала дверь, не помня ни о чем. Порочный круг нельзя было разорвать. — Если ты собираешься портить вечер своей кислой миной, то могла и не приходить, — толкнул её локтем в бок, усевшийся рядом Эрд. — Я и так не люблю этот день, а ты - живое олицетворение всего этого. Повисла неловкая пауза: — Прости, я ни коим образом не хотела тебя задеть и… — Да ладно, я просто пошутил. Ты просто выглядишь так, будто готова повеситься прям на этой балке, если тебе дать волю. Кларисса неловко улыбнулась и слегка отодвинулась, чувствуя неудобство от вторжения в личное пространство. Она больше не чувствовала себя до конца в безопасности и комфорте ни с кем из представителей мужского пола, даже с небезызвестным Смитом. Чужая, воображаемая рука тонкой тенью ложилась на горло и сдавливала, заставляя давиться кашлем и делать что-нибудь, чтобы отвадить наваждение буйной фантазии. Сплошная паранойя. Оглядев ребят, она заметила, что довольно долго витала в облаках, потому что все уже были довольно-таки поддатые и расслабившиеся от некачественного алкоголя. Они что-то обсуждали и горячо спорили, а Ханджи, в силу своей лидерской натуры, стояла во главе стола, нравоучительно распинаясь в защиту собственной теории. Хотя в её случае, это была скорее аксиома, которая не требовала чужих поправок. Прежде, чем девушка хотела встать и покинуть несчастное празднование под предлогом того, что ей нужно в уборную, Эрд пододвинул один из железных стаканов, полный спиртного. — На, выпей, — настойчиво сказал он. — Тебе точно надо расслабиться даже больше, чем мне. Идея не показалось ей хорошей, в силу слабого знакомства с крепкими напитками, но Джин был очень упрям и убедителен. Уговорив девушку сделать пару глотков, от которых хуже точно не будет, он явно не ожидал, что и такого количества достаточно, чтобы спустя короткое количество времени, Кларисса развязно, заплетаясь в словах, помогала Ханджи спорить с остальными ребятами, высоко поднимая бокал и расплескивая такую ценную провизию. Оруо с довольным видом собирал со всех помятые купюры, улыбаясь во все двадцать девять зубов, которые остались, но демонстрировал он их со всей радостью и толикой гордости. Отряд поспорил, напьётся ли все-таки этим вечером Кларисса, и видя, как она сейчас с довольным видом, слегка морщась, осушает уже третий стакан, не оставалось выхода, кроме как признать поражение с высоко поднятыми руками и запивать горечь неоправданной ставки. Лишь один Далтон остался в стороне, недовольно хмурясь от того факта, что обьектом спора стала ещё совсем зелёная, как принято у них называть новобранцев, девчушка. Дверь в столовую громко скрипнула, но никто из сидевших за столом не обратил на это никакого внимания и тихой тенью, Леви аккуратно подошёл к празднующим, тяжелым взглядом окидывая всех взглядом. Не выдавшийся ростом, но умелый капитан, остался бы и дальше незамеченным, если бы Джексон, громко не выдохнула и чертыхнувшись, чуть не упала с узкой скамьи. Компания ещё громче рассмеялась, наблюдая, какой эффект алкоголь возымел в юном теле, но обернувшись замолчали. Даже орущий Оруо наконец замолчал, молча скукоживаясь от напряжения, витающего в воздухе. — Что. Тут. Происходит? — процедил сквозь зубы капрал. — Я кажется ясно дал вам всем понять, что не разрешал распитие после отбоя. Ханджи, которая быстрее всех отошла от шока, быстро поправила очки и улыбнулась, направляясь в сторону разрушителя хорошего настроения. Леви метал молнии, но женщина и без того была бесстрашна, а в таком состояние пошла бы голыми руками на титана, ведомая своей любовью к этим кровожадным созданиям. — Ох, Леви, мой дорогой, я тебя умоляю, заканчивай весь этот напускной фарс. Так и скажи, что просто хотел присоединиться. Кларисса забыла, как дышать после слов Зоэ и такого фривольного обращения к нему. Да и все остальные прибывали в молчаливом состояние, а узлы в их животах стянулись и были повязаны крепкими армейскими узлами, мешая нормально дышать. Исключением так же был Далтон: мужчина вполне спокойной относился к появлению капрала — концентрата раздражения — и опиравшись на стол, сложил руки на широкой, мускулистой груди, смело глядя глазами капитану в лицо. — Не зарывайся, очкастая. А вы, — он обвёл взглядом буйную компанию. — Вы все, включая тебя, аномальная, будете завтра пахать на тренировке лично под моим присмотром, а после приступите к уборке на нижних этажах. — Но капитан, это нечестно! — завопил Шульц, брюзжа слюной. Никому не нравилась перспектива пахать, как вол, с самого утра, будучи страдающими от похмелья. Дешевый грог не мог не оставить отпечаток в виде больной головы на следующее утро. — Ещё слово… — Мы же докладывали Вам о празднование, капрал — провялил Оруо, уже не такой уверенный и улыбающийся, в попытке избежать наказания. — Я предупреждал. Поверх всего, на следующую ночь на вас ложится дежурство. А сейчас живо по спальням! Как только он отвернулся, Зоэ виновато улыбнулась и пожала плечами, показывая, что бессильна в этой ситуации. Увы, несмотря на их странные отношения, которые можно назвать дружбой с огромной натяжкой, ученая никогда не была авторитетом для него и едва ли могла быть им. Все обреченно вздохнули, алкоголь от напряжения отошёл на задний план, забываясь на горизонтах периферии сознания, но пьяная Кларисса начала корчить рожицы, из упрямства и какой-то обиды пародируя злого капрала. Едва слышимый смешок прошёлся в звенящей тишине, эхом отражаясь пустыми стенами ночной столовой. — Кларисса, ты все это убираешь. Остальные — спать. Удивленно хлопая глазами, Джексон внимательно осмотрелась, пытаясь лихорадочно сообразить, как же он это увидел. Но заторможенный алкоголем мозг плохо переваривал и обрабатывал информацию, не говоря уже о должном уровне внимания, поэтому попытки остались тщетны. — Вот и погуляли… — обреченно выдохнул Эрд и с шумом сел, жалобно скуля. Спустя четверть часа, с помощью жалостливого Далтона и Зоэ, которая не хотела бросать подругу в беде, троица быстро убрала все, как того требовалось. Требования, конечно же измерялись завышенными стандартами качественной уборки, которой Леви терроризировал всех. Поэтому пришлось не только отмывать все импровизированные бокалы, но и протирать стол и мыть пол, чтобы не лицезреть недовольного капрала, кипящего от бешенства при виде пятен от алкоголя. Ближе к трём, все трое наконец оказались за тяжелыми дверями столовой, вдыхая свежий ночной воздух. Ночь была очень яркой; небо было ясным, поэтому звёзды бриллиантовой россыпью украшали иссиня-чёрное полотно, освещая мягким светом всё вокруг. Дежурные с фонарями стояли на башнях и попериметру, и друзья дружно обсуждали, что завтра их ждёт тоже самое. Исследовательница широко зевнула, потягиваясь, как грациозная кошка и громко выдохнула. — Ладно, ребят, я пошла. Доброй ночи, и не попадитесь Леви. Он обычно не спит в это время, — махнув рукой, женщина ленивым шагом направилась в старый замок, по пути говоря сама с собой. Кларисса, достаточно отрезвевшая, посмеялась с этого факта и посмотрела на стоящего рядом Далтона. Он выглядел так же спокойно и усталость не отпечаталась на его красивом лице, обходя стороной. Только глаза выдавали, что уборка все-таки окончательно вымотала его. — Как тебе первый опыт? — брюнет достал из нагрудного кармана пачку, в который хранились самокрутки. Она была мятая, а самокрутки, бережно свернутые, выглядели идеально, словно сигареты, которые стоили баснословных денег и продавались только в стенах королевской столицы или на черном рынке, куда сбывали краденные у богачей товары. Он точно умеет работать руками, подумалось девушке, и она любопытно глядела, как Далтон поджигает фитиль массивной зажигалкой. Исцарапанная, местами были сколы, но тот бережно хранил её в заднем кармане брюк. Вещица приятно грела его воспоминаниями и в трудные моменты, он запускал руку в карман, лишь бы почувствовать родной легкий холодок, который отрезвлял и дарил успокоение. — Мне подарила её Амелия, в один из дней, когда я вернулся домой, — едкий густой дым вырвался изо рта. — Она, конечно, была страшно недовольна тем фактом, что я курю, но всё равно подарила зажигалку, потому что я всегда терял спички. Девушка удивленно открыла рот на его маленькое откровение. — Наверное, это и есть любовь, — грустно усмехнулась Кларисса и присела на ступени, устремляя взор полузакрытых глаз в небо. — Когда принимаешь все плохие стороны и привычки человека? Думаю, да. — А как ты познакомился с ней? — Нам было по семнадцать, мы жили в одной деревушке. Она если честно, ненавидела меня, — рассмеялся басом мужчина и сделал ещё одну затяжку. — Но меня это мало волновало. Хотела бы кадет оказаться на месте его жены… Ну или любой другой девушки, которой были не чужды романтические отношения. Она бы чувствовала любовь, дарила всю себя в ответ и захлёбывалась в этих чувствах, ощущая наполненность от того, что не одна в этом мире. В ней скопилось слишком много нерастраченной любви и нежности, за последние годы. Кларисса бы оценила страсть и нежность мерилом отношений, по её собственным ожиданиям. Её избранник должен был делать романтические жесты, ухаживать и признаваться в своих чувствах каждую минуту — такими были идеальные отношения Клары Джексон. Хотелось того, кому не чуждо говорить ласковые слова, целовать и может даже ревновать. Она бы специально давала повод, чтобы удостовериться в чистой любви партнера. Ещё, наверное, девушка добавила в этот очевидный и банально глупый список, чтобы тот всегда находился рядом. Каждую минуту времени просвещала ей одной — эгоизм в каждом описание. Да, именно такие отношения были эталоном. — И как же это всё переросло в брак? — Ну, после смерти её родителей я стал ей плечом и опорой. Помогал во всем, был рядом, когда того требовалось. Больше не было моей навязчивости, лишь желание осчастливить. В какой-то момент, Амели даже заимела отношения с другим пареньком, но я и за это был счастлив. Только бы видеть её улыбку, — Далтон произносил все это с такой нежностью, так бережно, словно воспоминания были хрустальны. Но как можно быть счастливым видя своего любимого в объятиях другого? Как-то неправильно звучит, даже не представлялась эта картина. Джексон поморщилась и собеседник, завидя это рассмеялся, потрепав девушку по волосам. — Не понимаешь да? Однажды, естественно, ты поймёшь, всё приходит со временем. — Я не пойму такого. Звучит как бред, извини, конечно, но ты говоришь о какой-то отдельной форме самобичевания, где наслаждаешься извращённой формой любви! — заумно промычала в ответ Кларисса, хмуря брови. Мужчина вновь рассмеялся и посмотрел на неё. Она была ребёнком, несмотря, на то, что в её возрасте уже давно женятся и заводят семьи. Выращенная, как домашнее растение, его протеже имела ограниченные понятия в некоторых темах, и он успел в этом убедиться. Набожная, правильная и чистая. Если делать, то до конца, если любить, то всем открытым сердцем, а ненавидеть она вряд ли умеет. Но. с другой стороны, когда никто не видел, он подметил, что маленькая Клэри сломлена, разбита и потеряна, даже для себя самой. Пусть и пытается казаться сильной, бравой и ослепительно яркой. От своего света она сама же прячется во внутренней тьме, подобно побитому животному. — Какое твоё самое хорошее воспоминание, Кларисса? — он все ещё стоял, возвышаясь каменной глыбой над ней. Но вовсе не давил присутствием и разговорами, была даже… интересно. Кроме Эрвина девушка мало с кем говорила. — Все, что было до этого ада с титанами. Мой оазис, который я храню в памяти и воскрешаю каждую ночь, — девушка замолчала. — Знаешь, я очень часто думаю о том, что они живы. Мысленно говорю с отцом, а потом так одергиваю себя и становится пусто… Хочется лезть на стены. Колени начали подрагивать, а руки нервно теребили края форменной рубашки, пытаясь отвлечься, девушка делала все, чтобы не заплакать. — Знаешь, когда умерли родители Амелии, она долго плакала, а в один день стояла и улыбалась передо мной. Было странно, такая внезапная перемена, — невидящим взглядом Далтон уставился в небо, воскрешая очередное воспоминание. — А она улыбнулась, так широко, так солнечно, и сказала: «Никто не умер, пока не забыт. Мои родители всегда со мной, они оберегают меня». Подумай об этом. Никто не умер, пока не забыт? Тогда все чёртово кладбище имён и людей из ее памяти, должны быть живы и сидеть рядом с ней. Она любила Бога, но с недавнего времени, начала испытывать чувство, сродни ненависти, за всё пережитое. И признаваться в этом, она никогда бы не стала, ни единой душе, даже под угрозой смерти. Просто старалась утащить этот темный факт с собой, куда-нибудь подальше, проглатывая комья слез каждую ночь, давясь собственными слюнями. Иначе бы Кларисса не смогла, Господь все ещё был чем-то, что соединяло её с реальностью и давало огромную мотивацию и силы двигаться вперёд порывистыми шагами. Но Кларисса не желала спорить об очередной абсурдности: — Возможно. Однако, если бы этих дьявольских титанов, будь они прокляты, не было, все было бы по-другому! — в сердцах воскликнула Клэри. — Я бы жила так же с папой и мама, пусть она не любила меня так, как я желала, была рядом, живая! Они бы дышали, ходили, были… Просто существовали! Ненавижу, ненавижу, ненавижу титанов! Ненавижу! Тирада выдалась очень громкой, даже переходящей в истерику. Девушка надрывно кричала и в глазах собрались слёзы, ненароком привлекая внимание других свидетелей — ночного караула. — Ненавидишь? — мужчина аккуратно опустился подле, аккуратно опуская руку на спину и неловко погладил. — Не думаю, что ты правда их ненавидишь. Как можно ненавидеть животных? — Что? — непонимающе спросила она. — Для меня титаны — не соображающие животные. Жертва каких-то непонятных обстоятельств, а может они всегда были, как привычные нам волки? Обычные хищники, имеющие одно желание — разрушить. Не знаю, так ли это, но я думаю, что они просто ведомы инстинктами, а ненавидеть за это, крайне глупо, не находишь? Джексон не понимала, что хочет сказать этими словами Далтон. Между ними вновь огромный камень, булыжник преткновения, который не обойти, не перейти. — Ладно, ты бы ненавидела стаю волков в лесу за то, что они разорвали зайцев? — ассоциативные методы всегда работали, по мнению мужчины. — Конечно же нет, это обычная иерархия фауны. — А если паук съест муху? — видя отрицательный ответ в глазах, он продолжил. — То же делают титаны, милая. Они просто едят. Иерархия человеческого мира такова. В них нет злобы, агрессии, похоти и лукавства, все гораздо проще. Они такие же волки, такие же пауки. Только на месте жертв — мы. Это стоит принять и не хранить в себе столь ужасные чувства. — Как… Как можешь ты это говорить? Твои напарники, друзья, сослуживцы, да, да даже ты сам! Все чуть не умерли от них! — Именно поэтому я так и говорю, Кларисса. Я прожил так долго, потому что боюсь больше людей, чем титанов. Люди более опасны, запомни это. Они эгоистичны, амбициозны, хитры и обманчивы. Даже любимый человек, друг — любой может предать их собственной выгоды, ради себя. Все, без исключений. Кларисса не хотела слышать всего этого, все было так не похоже на её истину, что единственным желанием, горевшим внутри неё, было заткнуть рот Далтону, да по сильнее, чтобы больше не единое слово не вырвалось из его рта. Как мог он обвинить людей в эгоизме? Её тетушка Инга никогда не была таковой, её папа не был таким, черт побери, она сама не являясь таковой! — Добрые люди, помогающие выжившим, раздающие беднякам еду, Амелия, которая дарит тебе зажигалку, даже если ей самой это очень не нравится. Как ты смеешь говорить, что все они, я, эгоисты? — Альтруисты тоже эгоисты с маниакальностью угождать всем, — хмыкнул Далтон и убрал руку. — А Эрвин? Эрвин не может быть эгоистом, он столько всего делает для людей, что… — Эрвин политик, Кларисса, этим все сказано. Он последний человек, кому я бы верил! Невольно ахнув, не веря, девушка со страхом посмотрела по сторонам: — За такое могут и под трибунал отправить, ты в курсе? Далтон наконец ничего не ответил, словно она только и ждала момента, когда источник всего этого бреда замолчит и исчезнет. Только вот он не исчез, а просто молча поднялся с места. — Надеюсь, когда-нибудь ты меня поймёшь, Клэри. Чем позже, тем лучше. Он развернулся, ноги гудели от неудобной позы, но мужчина все равно ушёл, оставляя этот разговор позади. Гнусливая правда никогда не была лестна и на третьем десятки лет, Далтон знал это наверняка, как никто другой. Как коррозия, она поедала все, оставляя после себя неприятный ржавый метал, отдающий привкусом крови, которой правда стоила. Он пережил слишком многое, чтобы смотреть на мир через радостную призму, но достаточно, чтобы все ещё иметь возможность улыбаться солнцу и подставлять расслабленное лицо под холодный дождь. Просто наслаждаться моментами, даже не днями и месяцами. Планы он, никогда не строил, они рушились как карточные домики, обычно ещё и сгорали в огне ожиданий. Все считали Далтона умным человеком, но Далтон просто умел анализировать и не прятать голову в песок, применяя любимую страусиную политику. Таковы были все остальные, такова была и Клэри. Но это лишь пока. Ис 64:5 «Ты милостиво встречал радующегося и делающего правду, поминающего Тебя на путях Твоих. Но вот, Ты прогневался, потому что мы издавна грешили; и как же мы будем спасены?»