Табачный дым.

До нового года оставалось все меньше времени, чего я, конечно же, не замечала. На окнах давно висели разноцветные гирлянды, создававшие определенную волшебную атмосферу. Да, мне было шестнадцать, но я продолжала верить в волшебство. Глупо? Безусловно! Давно было пора понять, что не существует Дедушки Мороза и желания, загаданные под бой курантов, не сбываются. Где-то в глубине души я понимала это, но отчаянно не хотела верить. Как так?! Невозможен же мир без волшебства! Должен быть какой-то выход. Каждый год я продолжала писать письма Дедушке и отправлять их в Великий Устюг. Нет, я не просила подарков, я даже мир во всем мире не просила, а просто рассказывала о том, как прошел год, что хорошего я сделала, о чем пожалела и еще кучу разных вещей. Мне это было необходимо, как воздух. Если никому не рассказывать о своих переживаниях, можно легко сойти с ума, хотя у многих взрослых это получалось делать великолепно. Вы часто замечали, как ваши родители показывают свои эмоции? А взрослые друзья? Очень редко. С каждым годом люди будто бы становятся все закрытее от других, что невероятно пугает. Почему вы начинаете закрываться? Боитесь, что ваши секреты расскажут? Ладно, не спорю, в этом есть доля истины, но можно же найти человека, которому ты будешь доверять на все сто процентов, ведь так? До смерти сложно, но возможно! Не могу сказать, что у меня был подобный человек. Даша? Она знала далеко не все подробности моей жизни, многое оставалось в стенах моей квартиры, где я часто плакала или где случалась спонтанная истерика из-за усталости, с которой я чаще всего долго не могла справиться. О да, любимая депрессия и эмоциональное выгорание. Хоть у меня и не было ничего из этого на запущенных стадиях, я бывала на грани, но вовремя вытаскивала себя из этих пут. Музыка. Сигареты. Алкоголь. Семнадцатое декабря. Ежедневная рутина. Я могла бы радоваться тому, что в тот прекрасный день не было ни репетитора, ни химии как урока, но было дополнительное занятие. Да уж, Даниил Денисович явно не собирался ослаблять хватку до проверочной, назначенной на двадцать седьмое декабря. Кто пишет контрольные за четыре дня до нового года? Я даже сомневаюсь, что кто-то в полном здравии и с огромным желанием работает после двадцать пятого. С трясущимися руками я стояла на углу своего дома и курила, совсем позабыв о морозе и не взяв с собой перчатки. Молодец, Соня, скоро лишилась бы еще и рук! Хоть и в какой-то степени это пошло бы тебе на пользу, не писала бы проверочную. Стремительно выкурив сигарету, я выбросила окурок в ближайшую урну и, опасаясь за свои руки, которые вот-вот получили бы обморожение, засунула их в карман куртки и поторопилась за получением знаний. В четверг никогда не бывало сильной нагрузки, поэтому день прошел очень быстро. Впрочем, я редко замечала течение времени, будучи постоянно погруженной в свои мысли. Заканчивался последний урок, и нашему классу было суждено провести еще час в компании очаровательного мужчины с убогим характером. Я абсолютно не желала идти на это занятие, поэтому уже на протяжении двадцати минут придумывала отмазку для химика. И, кстати, изобрела очень хорошую многоходовочку. Я хотела попросить Дашу сказать этому выскочке о том, что меня не будет из-за похода в больницу. В данном случае он не смог бы меня заставить остаться и докопаться до причины тоже, больница же — святое место! Однако мой план даже не успел начаться. Как только прозвенел звонок, в кабинет влетел чем-то встревоженный химик с грустным взглядом. Мне даже на миг его стало жаль, но потом я вспомнила, что сделал этот человек и какой он на самом деле. Разве такие, как «он», могут что-то чувствовать? Очень сомневаюсь. — Дорогой десятый класс, напоминаю вам о том, что через десять минут у нас дополнительное занятие по химии. Особенно хочу увидеть там Сопову! — он направил на меня свой взгляд, сменившийся с расстроенного на разъяренный за несколько секунд. Откровенно говоря, у меня по телу пробежали мурашки. — Но… — успела лишь выдавить из себя я, как он скрылся в просторном коридоре, заполненном пятиклашками и шестиклашками. — Черт! — выпалила я, покинув кабинет и обращаясь к Даше. — А я так хотела уйти с этих дополнительных, чтобы не видеться с химиком, даже уже причину придумала и награду для тебя за то, что ты меня прикроешь. — Не советую уходить, — в голосе Лесницкой читалась нотка грусти и сочувствия. Да что с ними такое? Они вместе кого-то похоронили, или «голубки» начали встречаться, а сейчас поссорились? Мне было абсолютно все равно, но ради приличия я захотела спросить, чем подкреплены ее слова. — И почему же? — как настоящая стерва, пролепетала я. — Химику сейчас не очень хорошо, не стоит его расстраивать еще больше. Напряжение со временем нарастало, меня начинало это пугать. У него действительно кто-то умер? Меня легонько начинало потрясывать без весомой на то причины. — Что-то случилось? — теперь и я переживала за этого человека, хотя совсем не должна была. Он был мне никем, совершенно. — У него брат попал в больницу в тяжелом состоянии, ему сейчас непросто, хоть он и пытается казаться позитивным. Это у него получалось плохо. Смотря в глаза человеку, можно увидеть всю его подноготную. Вот и я увидела потухший огонек, переживания и грусть, в то время как на его лице всеми красками играла улыбка. Зачем он так тщательно скрывал свои эмоции? Мы же тоже люди и все понимали, я понимала. Через силу я пошла на химию, честно стараясь вникнуть, отсидела этот час и захотела поговорить с химиком тет-а-тет. Спровадив Дашу под предлогом, что я хотела задать вопрос по поводу последней задачи, я подошла к учительскому столу. — Ну, что еще, Сопова? — он презрительно взглянул на меня. — Я не хочу сейчас с тобой обсуждать в очередной раз необходимость дополнительных занятий! Господи, каким он был грубым! Я даже еще ничего не сказала, а уже получила за это, хотя всего лишь хотела поинтересоваться его моральным состоянием. И зачем я вообще затеяла это? Тем не менее отступать было уже некуда. — Я хотела у Вас спросить кое-что. — М-м? Я тебя внимательно слушаю, только если это не касается моего семейного положения. Меня уже достали эти вопросы, хоть ты не опускайся до уровня девятиклассниц, ты же вроде меня считаешь дьяволом во плоти. — Я и не собиралась. А откуда он был в курсе о моей ненависти к нему? Хотя нет, проще было бы спросить, кто в школе не знал об этом. — Вы себя хорошо чувствуете? — Что за вопрос? Это к чему вообще? И здесь я впала в ступор. Кажется, я не так себе представляла наш разговор. Я надеялась услышать его рассказ, как он будет изливать душу незнакомому человеку. Какая же я была наивная! — Я слышала, что у Вас с братом приключилась беда, и подумала, что Вам не помешает сейчас с кем-нибудь поговорить, — каждое слово я произносила с дрожью в голосе, словно боялась получить розгой или чем-то похуже за сказанное. — А может, это не твое дело? Ты об этом не думала? До свидания, Сопова, — резко отрезал он и указал рукой на выход из кабинета. Сказать, что я еще сильнее разочаровалась в этом человеке — не сказать ничего. Кроме того, меня начинала переполнять агрессия. Зачем я вообще поперлась за этим разговором, неужели я могла рассчитывать на то, что учитель доверится своей ученице? Глупость какая! Я мигом направилась к раздевалке и, взяв куртку в руки, выбежала на улицу. Слезы сами подкатили к глазам и как-то невзначай уже скатывались по моим щекам. Я достала пачку сигарет из куртки и закурила. С каждым вдохом этого яда мне становилось легче, я это ощущала каждой клеточкой своего тела. Вдруг меня резко кто-то схватил за талию, я вскрикнула от страха и обернулась. — Даниил Денисович, Вы в своем уме? — чуть ли не закричала я. — Во-первых, я так могла бы и инфаркт схватить, а во-вторых, Вы не думаете, что по школе могут из-за этого начать ходить слухи о нашем романе? — Во-первых, я смог бы тебя откачать, не зря же я преподаю биологию, а что касается второго, то мне абсолютно все равно, потому что это будет беспочвенно, — он тоже закурил. Нас объединял наркотик, которым мы вместе давились ежедневно, пытаясь заглушить душевную боль. — И зачем Вы пришли сюда? Чтобы вновь спалить меня с сигаретой? Что Вы там собирались сделать, если вновь меня застанете с ней в руках? Я что-то забыла, не припомните? — в моей голове всплыл недавний разговор о вреде курения от человека, страдавшего той же зависимостью. — Перестань язвить, — его добродушный голос вновь стал строгим. Насколько лицемерным надо быть, чтобы так быстро менять свое настроение и манеру общения?! — Я хотел с тобой поговорить о случившемся. — Ого! А чего это так? Это же не мое дело, Даниил Денисович! С чего вдруг такая откровенность? — Почему. Я. Не. Умею. Вовремя. Заткнуться. — Не знаю почему, но мне хочется тебе доверять, — он это сказал честно. Глаза не умеют врать, а у него в них читалась искренность. — Выслушаешь? Я лишь кивнула головой. — Конечно, многословный ты ответ дала. Короче говоря, мой братец — любитель кататься на мотоциклах. Его затею не одобрял никто и никогда, в том числе и я. Если что, он немного младше меня, практически твой ровесник, но это не так важно в данной ситуации. Заполучив права, он потерял голову и перестал слушать всех, даже меня, а я всегда был для него авторитетом, во всех ситуациях. И, конечно, по иронии судьбы он попал в аварию… — приостановился химик и, набрав в легкие воздух, продолжил. — Вчера. У меня чуть не остановилось сердце, когда мне позвонили из больницы и сказали, что он в реанимации. К счастью, он сейчас быстро идет на поправку, только ногу сломал, а все могло быть гораздо хуже. Я не знаю, что с ним сделаю, когда его выпишут, — он сжал пальцы в кулак, от чего мне стало немного страшно, и я сделала пару шагов назад. — Ой, прости, — опомнился Воробьев. — Мне сложно контролировать свои эмоции, но я пытаюсь, хоть и получается довольно плохо. — У вас, взрослых, прекрасно получается контролировать эмоции, а я не могу это делать, но тоже учусь! Быть бесчувственным проще, чем воспринимать все близко к сердцу, ведь так? Он лишь взглянул на меня, да так проникновенно, что мне показалось, будто он читает меня как открытую книгу, страницу за страницей, пытаясь разгадать, в чем мой секрет. — Я надеюсь, что наш разговор останется только между нами, — подытожил он и, немного приобняв меня, что стало удивлением, направился обратно в школу. Я не знала, почему он поделился этим именно со мной, но я вовсе не была против, наоборот, я ощущала себя особенным человеком, которому смог довериться сам химик.