Миссия по завоеванию его сердечка

— Осаму, — послышался приторно-сладкий женский голос позади шатена. Не успел он опомниться, как на него налетели с объятиями и словами о тяжело пережитой разлуке. — Слезь с меня, больная! — крикнул Дазай и спихнул с себя девушку. Энни отошла от озлобленного шатена, мельком посмотрела на опешившего Чую и вновь перевела взгляд зелёных глаз на Осаму: — Опять бурчишь, Осаму, — чуть вытянув пухлые губы, сказала девушка. — Слушай, может, сходим куда-нибудь, м? — подойдя внаглую к парню, она, выперев грудь вперёд, положила руки ему на плечо. От накативших раздражения и злобы у шатена заболела голова, и было отчётливо видно пульсировавшую венку. Мало того что она называет его по имени, так ещё и воображает из себя чёрт знает что! Осаму сильно сжал руку напуганного Чуи и закусил нижнюю губу изнутри. Накахаре было страшно и волнительно понимать, куда тянется этот разговор, он прекрасно понимает, что, возможно, всё дойдёт до рукоприкладства как со стороны подростка, так и девушки. Медленно прокручивая варианты побега вместе с Дазаем, парень нервно бегал голубыми глазками и чуть заметно подрагивал от накатывавшей панической атаки. Маленькие капельки пота выступили на лбу, некоторые из них незаметно скатились по лицу. — По-моему, я говорил тебе, но раз ты такая у нас невнимательная, — шатен скинул руки девушки и повернув голову в её сторону, продолжил: — я повторю, НЕТ! И если ты не заметила, я уже гуляю с Чуей! — Осаму притянул рыжика к себе, сбив тем самым его планы о побеге. Тот начал нещадно краснеть и в незнании, куда спрятать пунцовое лицо от Энни, вжался им в плечо шатена. От сего действия девица слегка покраснела от злости и, сжав руки в кулак, не выдержав, предъявила: — Вечно этот Чуя! Чем он лучше меня?! И, тем более, он парень! Она злобно сверкнула глазами и уставилась на вжимавшегося в Осаму Накахару. Он на какое-то время отпрянул от Дазая и, быстро пробежав глазами вокруг, остановился на какой-то полянке и незаметно сжал кольцо рук на талии кареглазого. — А ты не завидуй! — воскликнул шатен и сильнее прижал к себе рыжика. — Осаму, смотри! — вдруг крикнул Чуя в попытке остановить нараставшую ссору и, видимо, спасая себя от удушья. — Смотри, какие цветы! — Накахара еле отстраняется от Дазая и берёт опешившего парня под локоть, тащит в сторону поляны, подальше от шокированной девушки, которая толком не поняла случившееся. Чуть ли не побежав от неё, рыжик спотыкался практически на каждом шагу, пару раз чуть не упав, а Осаму просто смотрел вперёд и перебирал ногами в такт парня. Убежав к речке, Чуя отпустил пришедшего в себя Дазая и начал пытаться привести дыхание в норму. Сев на траву, он зацепился взглядом за миленькие жёлтые цветочки и, всё ещё тяжело дыша, сорвал несколько и принялся плести что-то наподобие мини-венков. Осаму же просто сел рядом и заворожённо смотрел на то, как худенькие пальцы перебирают длинные тонкие стебли цветков, сплетая их между собой. Краем глаза Дазай заметил, как Накахара сдувает со лба рыжую чёлку. Придвинувшись почти вплотную к подростку, он заправил пушистые длинные пряди за ушко и, не получив в ответ никакой реакции, шатен взял одну прядь и начал осторожно и неуклюже заплетать косичку. В ответ на это действие был удивлённый вздох со стороны рыжика и полное прекращение плетения браслета. — Ты обижен? — не отрываясь от волос, спросил Осаму. — Нет. С чего бы это... — Прости, что втянул в это. — Ничего. Чуя падает головой на колени шатена, прикрывая голубые глаза. Осаму зарывается длинными худыми пальцами в рыжие волосы, перебирая наиболее короткие пряди, он слегка оттягивает и массирует, иногда почёсывая в районе уха. Кажется, что у Накахары вот-вот вырастут хвост и уши, он начнёт мурчать, ещё сильнее поддаваясь ласкам, давя руками-лапками на колени кареглазого. Спустя несколько минут рыжик начинает что-то тихо напевать не открывая глаз, как будто он пел колыбель; тихо и спокойно, мотив и правда был похож именно на колыбельную, иногда он просто что-то неразборчиво мычал, а иногда были слышны и слова. Эта песня была на французском, и она явно была спета не один раз. — Осаму... — подал чуть хриплый голос Чуя. — Что ты хотел мне сказать тогда? — Вопрос был чётким и как будто отрепетированным, но в то же время был задан шёпотом и с явным страхом на ответ. — Хотел сказать, что... — Дазай слегка замялся и покрылся румянцем. — Хотел сказать, что люблю тебя... — Я... — хоть Накахара и догадывался о таком ответе, тая надежду, что это не шутка, он был поражён и смущён. — Это шутка? — Нет. Я не шучу с таким, Чуя. Если говорю, что люблю, значит — люблю. Давно люблю, ещё со средней школы. Я тебе это уже говорил месяц назад и вновь повторю. Но тогда я сказал «ты мне нравишься», а сейчас говорю, что люблю. Люблю больше жизни, не хочу никому отдавать. — Я тоже... — прошептал Чуя. — Я тоже люблю тебя, Осаму... — Щёки горели румянцем, глаза блестели, а тонкие губы были изломлены в улыбке. — Чуя... — удивлённо выдохнул шатен и приложил руку ко лбу. — Я сплю? Это сон? — улыбнулся он. — Нет, не сон... — прошептал Чуя и спрятал покрасневшее лицо за волосами. — Можно тебя поцеловать? — неуверенно спросил Дазай. В ответ был лишь короткий кивок. Накахара поднял с колен парня и неуверенно подался вперёд. Лёгкое прикосновение губ заставило гореть щёки двух парней так, как будто на улице невыносимая жара. Осаму начал аккуратно сминать губы Чуи своими, прикусывая и слегка посасывая. Отстранившись, шатен уткнулся головой в шею голубоглазого и сжал того в объятиях. Он слегка вздрогнул, когда рыжик запустил пальцы в его кудри и начал перебирать их. — Такие мягкие... — прошептал Накахара. Чувствовал ли Осаму себя так раньше? Когда он вновь «признавался» какой-то девушке в любви или когда вновь затаскивал её в постель? Было ли это чувство бешеной эйфории и сильного смущения? Нет. Раньше он такого не чувствовал. Он ни разу не хотел прыгать и кричать от счастья, никогда ещё не было желания подхватить какую-то девицу на руки и кружить, кружить, целовать и целовать, крепко обнимать и клясться в верности и любви до гроба. Никогда ещё он не чувствовал себя таким живым, ни разу он не хотел кричать о своей любви к кому-то на весь мир и никогда не хотел плакать от счастья. Сердце бешено колотилось, щёки горели, а глупая улыбка всё шире расплывалась по лицу. И он подхватил Чую, кружил и кружил, смеялся как идиот и целовал, целовал губы, веснушчатые розовые щёчки и нос, лоб и подбородок, крепко сжимал в объятиях и шептал на ухо слова любви. Впервые. Впервые он чувствует себя живым! Впервые хочется жить и больше никогда не заикаться о смерти! Он вновь целует припухшие губы, не выпуская парня из объятий, а тот даже не против, лишь целует в ответ, совсем неумело и неловко, всё плотнее прижимается к Дазаю и зарывается пальцами в каштановые волосы. Смущение бьёт ключом, а приглушённый смех обоих парней создаёт пьяную пелену. Они пьяны от любви друг к другу. Они счастливы как никогда раньше. — Чуя... «» тихо говорит Осаму и зарывается носом в рыжие волосы. — Да? — Ты будешь моим парнем? Молчание в минуту, казавшуюся для кареглазого вечностью, прерывается тихим смешком: — Боже... — шепчет в шею голубоглазый. — Боже, Осаму, да! Да, чёрт возьми! Они ещё какое-то время сидят, целуясь и обнимаясь. Сейчас слова не нужны. Они здесь лишние. Поэтому они просто наслаждаются моментом и присутствием друг друга. Они не думают, что родители Накахары скоро начнут его искать, и не думают о возвращении дяди Дазая. Они ни о чем не думают, им всё равно на то, что будет дальше, они впервые живут настоящим. Со временем тучи зловеще нависают. Скоро пойдёт дождь. Небо над подростками разрезает розовая молния, потом слышится раскат грома, от чего Чуя вздрагивает в объятиях Дазая. Нет. Он не боится грозы, просто слишком громко и неожиданно. Дождя, как ни странно, ещё нет, потому парни быстро встают и направляются прямиком до дома. Почему-то стало очень быстро темнеть. Как только парни дошли до жилища шатена, по кровле, карнизу, асфальту и газону застучали мелкие капли. Сняв верхнюю одежду, оба пошли в комнату Осаму и открыли окно. Они любят дождь, любят слушать раскаты грома и шум дождевых капель. Они могли бы прогуляться под дождём, но кареглазый переживал за здоровье своего парня. Дождь усиливается, заглушив шум листвы. За окном — сплошная серая завеса. Капли стучат по карнизу, подоконник уже весь мокрый, на полу перед ним скоро образуется лужа. Подросткам просто хочется смотреть на всё это или высунуть головы в окно под холодные хлёсты воды и убедиться, что всё не сон. Что это всё реально. Настольная лампа, которая тускло освещает комнату, пару раз мигает и гаснет. Дазай встаёт с кровати и идёт к выключателю. Пару раз пощёлкав и убедившись, что свет был выключен, он подошёл к окну, закрыл окно и лёг на кровать рядом с сонным Чуей. — Только полдень, а ты уже сонный, — тихо смеётся Осаму и получает лёгкий пинок под ребро. — Мне завтра на подработку... — тихо выдыхает Накахара и поворачивается к удивлённому шатену. — Когда успел? — широко распахнув глаза вопросил Осаму. — Когда у меня был кот... — У тебя был кот? — не переставал удивляться Дазай. — Ага. Чуя вздыхает и прикрывает голубые глаза, подвигается к кареглазому и слегка приобнимает. Тот в ответ притягивает его ближе к себе и целует в макушку. — Мне кажется, это неправильно... — тихо шепчет Накахара и трётся носом о шею подростка. — Что именно? — То, что мы знакомы, по сути, месяц, но уже встречаемся... — Хочешь сказать, что... — Нет. Я не хочу сказать, что не люблю тебя или типа того... Просто... Это всё так странно... Ты всё-таки популярный парень в школе, а я жалкий изгой... В ответ только раздражённое цыканье. Осаму чуть больновато тычет подбородком в рыжую макушку и прижимает ещё ближе притихшего Чую. — Хватит так себя принижать... — раздражённо хрипит шатен. — Эти твари просто тебе завидуют, и, тем более, я люблю тебя больше всего на свете... Долгую тишину разрезает тихий всхлип. Накахару трясёт, а футболка Осаму намокает. — Эй, эй! Ты чего?! — Шатен чуть отодвигается и смотрит на свернувшегося в комочек Чую, который сжал пальцами его футболку. Дазай, не дождавшись ответа, притянул к себе рыжика и крепко сжал в объятиях. Он целовал макушку и щёки, ловя губами солёные дорожки слёз, целовал чуть сморщенный носик, гладил по спине и шептал разные успокаивавшие ласковые слова. После того как Накахара успокоился, Дазай вновь спросил: — Почему ты плакал, Чуя? — он вновь целует лоб и крепче прижимает к себе рыжика. — Мне... Мне очень редко говорили слова любви... Я... Я просто не привык к такому отношению к себе... — Голубоглазый судорожно вздыхает и жмётся к шатену. Осаму ничего не говорит. Лишь вновь целует лоб и гладит по спине. До него только что дошло: он не знает о его семье ровным счётом ничего, при этом Чуя знает о нём фактически всё и видит насквозь. Он не спрашивал, почему парень сбежал из дома, и не спрашивал о реакции родителей на его травмы. — Можно спросить? — тихо начинает Осаму. — Про твою семью. — Спрашивай... — Можешь рассказать о ней? — Ладно... — соглашается рыжик. — Папа работает в полиции, а мама нигде не работает. Папа практически всегда пропадает на работе, а когда приходит, пьёт и очень много, они всегда ругаются, даже когда папа не пьёт. Мама вообще дома редко бывает, у неё есть более «важные» дела. Обо мне они почти не вспоминают, если, конечно, я не попадаюсь к ним на глаза. Но у меня редко это выходит, меня часто ругают и... мама несильно, отец... Тогда я не хотел показывать тебе руки потому, что у меня были синяки после очередной ссоры с отцом... Вновь наступила тишина. Накахара просто отвернулся от шокированного Дазая и, свернувшись в клубочек, прикрыл глаза. Шатен же переваривал услышанное. Так вот почему Чуя сбежал? И вот почему он тогда говорил, что родители про него даже не вспомнят. Всё так запущено. Впервые Осаму казалось, что у него всё гораздо лучше, чем у кого-то. Столько много новых чувств и мыслей. — Прости... — прошептал шатен и уткнулся головой в тощее плечо. В ответ ничего не последовало. Подняв голову, он увидел, что на лице подростка расплылась нежная улыбка. Голубоглазый заснул прямо как котёнок, тихо посапывая и мило морща курносый носик. — Обещаю, что я сделаю тебя счастливым и защищу тебя от любых бед. — Осаму целует веснушчатую щёку. — Мы всё пройдём вместе. Он притягивает спящего голубоглазого к себе и прикрывает карие глаза, начиная напевать Чуину мелодию.