Сильны любовь и слава смертных дней, И красота сильна. Но смерть сильней. © Джон Китс
Энди хмуро показала кассиру поддельный паспорт с красивым именем «Эмили», успев лишь про себя отметить, что данная процедура уже успела превратиться в обыденную и даже в какой-то мере автоматическую: слишком часто за последние дни всë это происходило. — Спасибо за покупку. — визгливым голосом, удивлëнно сказала пробивавшая товары женщина, критическим взглядом осмотрев лежавшие на ленте маленькие бутылочки водки. Они стоили несколько дороже других, но и вкус был на порядок лучше. Хотя, говоря по правде — деньги не были для Уайт какой-то проблемой: она тратила ничто иное, как папочкину заначку, однако это казалось ей справедливым. Так, словно она получала необратимую денежную компенсацию за весь ранее причиненный моральный ущерб. — Может быть, Вы уже остановитесь? — предложила немолодая кассирша, явно привыкшая совать нос в чужие дела, абсолютно не касающиеся еë. Она протянула Линди длинный чек, обречëнный быть мгновенно смятым, и девочка отрицательно покачала головой, забросив дешëвое пойло на дно вечно набитой дамской сумки. — А Вы, может быть, будете молча выполнять свою долбанную работу и наконец-то заткнëтесь? Анделин пила уже несколько дней подряд, постоянно заходя в один и тот же магазин, и было очевидным, что все уже смотрели на неë немного… косо. Но девочке почему-то неизменно оказывалось всë равно: она приходила сюда вовсе не за одобрением, а за алкоголем. Она ни убивала, ни грабила и никаким образом не нарушала закон: всего лишь покупала то, что хотела и то, в чëм нуждалась больше всего. Возможно, даже больше, чем в кислороде. — Так что заткните рты, сучары. — неосознанно копируя Пинкмана и показывая средний палец пустой улице, крикнула Уайт, даже не морщась, отпив горькую и противную на вкус жидкость прямо из горла. Хотя сейчас, отвратительное пойло вовсе не казалось таким уж мерзким. Однако, если быть до конца честными — Анделин всей душой ненавидела алкоголь. Несколько веселых часов всякий раз оборачивались плотным чувством стыда и презрения к себе и всему живому на утро. Но в любом волшебстве есть лазейка, не так ли? Лазейка была и в пьянстве — просто не прекращай пить. Поначалу эта идея кажется гениальной, пока внезапно не начинает барахлить. Всë идет хорошо до того момента, как чувства не пробьются в твой затуманенный мирок. В какой-то момент ты уже просто не видишь жизни без пары бутылок разбавленного этанола. И всë же, несмотря на это, впервые Энди попробовала алкоголь еще в десять. Тогда по телевизору показывали какую-то хрень про «Серое вещество», и папа пил пиво, пустыми глазами, полными пугающей ватной ярости, уставившись в экран. Мамы с Ти-Джеем дома не было — они вдвоëм уехали к бабушке на уикенд, оставив Линди наедине с отцом, присматривающим за домом. Анделин помнила те выходные, как будто они были вчера: неприятный бьющий в глаза солнечные свет, вечно гудящий новостной канал, непонятное и беспричинное ощущение полной беспомощности и страха, диван в гостиной и, конечно же, противный запах кислого пота и алкоголя в душной комнате, как же без него. Тогда, Уолтер, заметив дочку, севшую рядом, от отчаяния и неконтролируемой злости, не колеблясь предложил ей выпить. Он видел, как она смотрела, как боялась попросить. Напиток показался ребенку горьким и противным, захотелось тут же его выплюнуть, но что-то помешало. Папа так жадно вливал в глотку жидкость и все, что могла Энди — повторять за ним. Потом стало как-то проще, когда девочка наконец поняла, что пьют алкоголь не ради вкуса, а для получения желаемого эффекта. Верно, поэтому, каждый раз, когда ссоры с мамой переходили грань, или дети в школе становились чересчур злыми, выход находился сам. В бутылке пива для снятия стресса не было ничего плохого. В двух тоже. И в трех. А потом Анделин выросла и пиво превратилось в яркие клубные коктейли. Они — в стопки текилы, а затем ту сменили бутылочки того, в чем больше градус. Веселые вечеринки с друзьями обернулись одиночным самобичеванием в обнимку с бухлом. Это произошло, когда папа заболел, и отчего-то неизменно казалось правильным. Казалось, что так было всегда. Уайт всегда пробивало на искренний смех, когда она видела, как люди вокруг борются с алкоголизмом. Винят во всем горячительные, когда стоит — самих себя. Бороться нужно не со следствием, а с причиной. А причина — ваши дерьмовые жизни. Жена, которая вам изменяет, дети, которые никогда не станут теми, кем вы бы хотели и друзья, а если точнее — их отсутствие. Каждое злое слово, каждый косой взгляд или удар под дых толкает тебя все ближе к краю, а когда ты дойдешь до него — полетишь с горлышка бутылки прямо в волшебную жижу. В место, где все твои проблемы с легкостью растворит спирт. Отчаянно качаясь на подкашивающихся ногах, и сняв каблуки, Энди медленно подошла к дому, до этого несколько раз чуть не свалившись на асфальт и пролив драгоценный алкоголь. Она неуклюже остановилась перед дверью, выудила из сумки ключи и закинула туда плотно закрытую полупустую бутылку. Но отпереть замок просто-напросто не успела: внезапно, на пороге показался отец. Захотелось ущипнуть себя или ударить, убедиться в реальности происходящего. — Папа? — увиденное показалось ей пьяным бредом или просто неудачной шуткой, и Линдс изумлëнно выронила из рук крепко сжатую связку ключей, которые со страшным грохотом упали на каменные ступеньки, на которых когда-то в дождливый день сидела сама Анделин. — Папа? — повторила она, и на землю полетели еë оставшиеся вещи. Уолт тепло улыбался, но всë равно хранил молчание, однако Энди ни секунды не сомневалась, что это был еë отец. Настоящий. И чувствуя себя самым счастливым человеком на свете, она бросилась обнимать его, забыв о любых проблемах, об этом гандоне Пинкмане, его шлюхе-соседке Джейн, о Скайлер и еë мишке-Теде. Теперь всë было снова хорошо и, казалось, опять вернулось на круги своя — папа был дома. А большего Энди было, в сущности, не нужно. — Я хотел сделать сюрприз. — сообщил Уолтер, пока с лица дочки не сходила улыбка, а она неразборчиво бормотала что-то, по смыслу напоминающее «Слава богу ты вернулся». Анделин не любительница тешить себя пустыми надеждами, но сейчас, когда папа был дома, так хотелось верить, что все станет, как раньше. Верить в то, что так будет всегда. Весь мир вокруг них будто бы замер, разлетелся на кусочки. Все люди, дома и машины, все неудачи и трагедии — исчезло все. В этом моменте хотелось раствориться, поставить жизнь на паузу и остаться здесь навсегда. Но за спиной Уолта внезапно появилась разрушившая это мгновение Моника, которая выглядела не менее счастливой. — Энди, я думала, что ты не придëшь! — воскликнула девушка, пока Линдс всë больше убеждалась в том, что это был сон. — Мистер Уайт купил торт, а я помогала ему нарезать закуски и накрывать на стол. Уолтер-младший тоже должен вот-вот прийти, вместе со Стивом. Я… — Мон запнулась и бросилась обнимать подругу, пока Уолт всë так же тепло улыбался. Энди давно не видела отца улыбающимся, но что-то в этом елейно радостном лице показалось неправильным. Это чувство напоминало чувство из сна, когда, всматриваясь в лица людей, видишь изменения. Не можешь понять, что не так, но точно знаешь — что-то точно. Хорошо, что его можно так легко отогнать. Моника поторопила их, как строгая мамочка, и вернулась обратно на кухню. Хозяйничать в этом доме ей было не впервой, девочка провела здесь добрую половину жизни. — Ты дома… — прошептала Анделин, когда подруга скрылась из виду. Сказать это показалось ей жизненно-необходимым. Словно без этих слов он может исчезнуть, — Ты же не бросишь меня опять, правда? — Я никогда не бросал тебя, дочка. — сказал Уолт, потрепав еë по голове, и они вошли в дом.***
— Я не вижу в тебе никакой червоточины. — он облокотился о стену, активно жестикулируя. В глазах мужчины была не боль, это больше напоминало отчаяние. — Еще увидишь, а нет — так сам сочинишь. А я с тобой затоскую, решу, что попала в ловушку, со мной всегда так! — у девушки синие волосы и бойкий голос. Она намного красивее мужчины напротив и это кажется странным. Энди «Вечное сияние чистого разума» смотрела далеко не первый раз. И, как и принято, вынуждала друзей к ней присоединяться. Голова Уайт лежит на коленях лохматого Свена, ноги закинуты на спинку дивана. Рядом с ними, на полу — Моника и Ти-Джей. Последний нечасто проводит время в компании, но сегодня это кажется таким обычным и естественным. Уолтер-младший приобнял Мон, что положила пустую головку ему на плечо и неотрывно пялилась в экран. Все кажется таким простым и незамудренным. Энди в такое не верит. Девчонка видит, как ерзает подруга, видит, как тяжеленная рука Стива, лежащая на ее плечах, медленно тянется к руке малыша-Уолта. Видит, как девушка на экране презренно смотрит на своего мужчину и отца видит тоже. Дерганного и сидящего поодаль. Говоря на чистоту, Дели и не ожидала, что папа будет рядом. Ей достаточно знать, что он здесь, с ней, чтобы вновь ощутить спокойствие и не очистить желудок под воздействием сопливой мелодрамы. Моника этот фильм обожает и чуть ли не молится на Мишеля Гондри. Она всегда любила любовные истории, при всей своей холодности и цинизме, оставаясь закоренелым безнадёжным романтиком. Энди в нем ничего романтичного не видела. Даже наоборот. Двое людей, отрекшиеся от себя, от своих планов, целей и мечт, чтобы провести вместе никчемную жизнь. Наверняка потом Клементина начнет изменять Джоэлу, а он, в свою очередь, начнет незаконный бизнес и будет лгать в лицо всем, кого любит. «Потрясная жизнь. Заверните две.» Свен потрепал подругу по голове, зарываясь пятерней в густую гриву, напоминающую пшеничное поле, когда Уайт поморщилась. То, что сейчас происходит, может показаться странным. Совсем недавно Энди голову парню оторвать была готова, а сейчас с теплотой к нему жмется. Да, это определенно покажется странным, если не знать эту девчонку получше. Наверное, так было всегда. Точно, как и отец, она гасла не менее быстро, чем вспыхивала. Энди знает, что и маму сейчас обнимет, задорно улыбнувшись, и тихо радуется тому, что женщины здесь нет. Быть может, Скайлер сейчас с Тедом или ей попросту стыдно. А, быть может, все и сразу. Особенно хорошо эта перемена была заметна в их отношениях со Стиви. Выливать весь поток ругани, срываться на отце или брате всегда казалось чем-то неправильным. И Свен подходил для нервного срыва, как никто другой. Накричаться вдоволь, а затем забыть все, будто и не было ничего. Наверное, им обоим это было необходимо. Анделин нравилась комната друга куда больше, чем ее собственная. В доме золотого мальчика прекрасная звукоизоляция, позволяющая им двоим быть теми еще истеричками. А также Анделин нравится его отец, он бережно обнимает сына, что бы тот ни сделал, целует в лоб и тепло тому улыбается. Готовит хот-доги на гриле в уикенд, и он не мудак. «Мой папа тоже не мудак. Он просто запутался. Очень-очень сильно.» Энди хочет, чтобы так было. Дели переводит взгляд с экрана на брата. Сейчас Ти-Джей выглядит тихим и отрешенным, почти счастливым. Раньше он мечтал стать супергероем и спасать мир. Наверное, об этом мечтают все, кто не в силах спасти даже себя самих. Вот бы был какой-нибудь способ залезть к нему в голову и покопаться там. Рассортировать все его мысли по полочкам, а затем раскидать их, разорвать и вычленить оттуда полезную информацию. О чем он мечтает сейчас? Чего хочет от жизни? Сидеть перед телеком с теми, кому на тебя не срать или спасать мир? Или все-таки спастись самому? Энди смотрит на отца. Снова. А он даже взглядом ее не удостоил за все то время, что они смотрят этот чертов фильм. Интересно, о чем он думает? Как сбыть товар? Стоит ли поднимать цены? Может, о своей смерти? Анделин уверена, что на его месте не смогла бы ни о чем другом думать. Но она не на его месте и это то, что особенно злит. Она не знает, что папа чувствует. Возможно, впервые в жизни. — Пускай. — баритоном гремит телевизор, вновь привлекая на себя все внимание. — Пускай. — доносится тихое-девичье в ответ, пока синевласку не пробивает на истеричный смех. Любовь, как она есть. Смирение. Золотая, на деле — оловянная клетка, что не дает тебе расправить крылья. Порок, одержимость. Любовь не так хороша, как ее рисуют. И она уж точно того не стоит. «Да, пап?» — Не хочешь сегодня в клуб сходить? — тихо спросила заскучавшая Дел, чтобы услышала ее одна только Мон. Отвлекать мальчиков, так увлеченно смотревших фильм, совсем не хотелось. — Можно, но… — Моника поднимает голову, устанавливая зрительный контакт. Кажется, она также планировала досмотреть кино без лишней болтовни. — Ты разве не хочешь побыть с папой? Вопрос ставит в тупик, пока по тонкой коже мчатся мурашки. Энди знает, что только будет ему мешать. Знает, что папа этого не хочет. Знает, что она попросту недостаточно хороша. Уж точно не так хороша, как фриковатый нарик с садистскими замашками. Вот только не поймет никак, в чем конкретно она не дотягивает. Остаться с отцом, приготовить панкейки с бананом и включить очередной старый фильм, укутавшись в плед. Вновь почувствовать себя, пусть и всего на мгновение, ребенком. Ведь завтра Уолтера может не стать. Вот оно — самое паршивое в онкологии: ты не знаешь, когда именно это произойдет. Каждый раз бежишь, сломя голову, к звонящему телефону. Возвращаясь из школы, проверяешь весь дом, даже подвал и задний двор, в поиске его трупа. А не найдя, начинаешь паниковать еще больше, ведь отсутствие бездыханного тела не означает, что все в порядке. Это лишь значит то, что он не умер дома. Ни ешь, ни спишь и боишься. Все, блять, время. Да, Энди бы хотела остаться с папой. «Больше всего на свете.» — Нет. «С папой, а не со лжецом, который сейчас сидит где-то в стороне. И сидел там всегда.» Или Энди ошибается. Хочет ошибаться, потому что так будет легче: знать, что даже если твой отец чудовище, он всегда им был и не имеет шансов измениться. Но так же было не всегда! Или всë же нет. Кто знает? Анделин посмотрела в сторону, где сидел папа, но его там уже не было. Действительно. Кто бы в этом сомневался?***
Когда прошедшим утром Линдс Уайт траурно и почти безнадëжно складывала в сумку купленные бутылки водки, Джесси Пинкман мирно спал на полу, завернувшись в старое войлочное одеяло. И именно тогда, в самый неподходящий момент, магию сна разрушила пришедшее на телефон СМС.Мистер Уайт
«Меня выписали из больницы. Уже сегодня я возвращаюсь домой. Перезвони, когда проснëшься.» Увидев это, парень лишь рассмеялся, про себя подумав, что у шлюшки Уайт напрочь отбита фантазия, раз она думает, что две одинаковые методики могут сработать. Так что решив, что он не даст водить себя ни за нос, ни, как бы сказал Гарольд Лаудер, за член, Джесси так и не притронулся к телефону, даже в мыслях не имея желания перезванивать. Но вечером случилось то, что заставило его изменить своë, как оказалось, не самое принципиальное решение. Передавая из рук в руки пачку чипсов, Пинкман вместе с Джейн смотрели какой-то выпуск новостей. На экране плазмы харизматичный ведущий рассказывал об очередной авиакатастрофе, безуспешно стараясь сделать неравнодушное и сочувственное лицо, но у него это не получалось на протяжении всего рассказа. Из кухни зазвонил домашний телефон, но Джесси не двинулся с места, не видя необходимости выслушивать очередного промоутера, отчаянно желающего продать пылесос. Джейн вопросительно посмотрела на него, но видимо поняв его мысли, она лишь придвинулась ближе, положив голову на его плечо. — Оставь мессагу без напряга. — любезно сообщил автоответчик, и всю квартиру огласили хриплые крики Уолтера Уайта, призывающего обдолбавшегося и наверняка уже угашенного неблагодарного нарика ответить, если тот, конечно же, не хочет попрощаться со своими мозгами. — Я на секунду. — стараясь не показывать Джейн свой страх и переживания, сказал стандартную фразу Джесси, мгновенно подбежав к телефонному аппарату, пока девушка пустыми глазами смотрела в экран, обняв себя за плечи. Она догадывалась, чем занимался Пинкман, так же, как и о том, зачем приходила к нему эта сумасшедшая Энди, кажется… Уайт. Хотя, зачем Джейн обманывать себя? Она прекрасно помнила, как звали эту девушку, да и называть объект своей симпатии душевнобольным было слишком по-детски. Безответственно, сказал бы Марголис-старший. И он бы оказался прав: несмотря на то, что его дочке нравилась Анделин, она вовсе не собиралась взваливать на себя груз в виде постоянных отношений, но это не отменяло того факта, что к Энди девушка чувствовала даже больше, чем обычную симпатию. Больше, чем она испытывала к Пинкману. Или просто к Джесси она ощущала другое, что-то, что априори нельзя было сравнивать с еë чувствами к Линдс: парень просто кардинально отличался от неë, слишком сильно. И именно из-за этого Уолтер, в своë время, выбрал его, а не дочь, а Джейн сделает это в будущем. Но уж точно не сейчас, когда Пинкман шëпотом треплется на кухне по телефону, стараясь скрыть дрожь, беспокойство и не потерять уже ускользающее самообладание. — Привет, мистер Уайт. Повисло напряжëнное молчание: оба говорили тайно, всегда обладая возможностью быть раскрытыми, оба сбежали, ради этого разговора и теперь, и Уолтер, и Джесси могли слышать доносящийся шум телевизора, у которого оставили что-то слишком важное: кого-то. Но если Пинкман обещал вернуться, то Уайт, в свою очередь, ничего не сказал. — Почему ты не отвечал? — наконец выдавил из себя Уолт, перейдя на угрожающий шëпот: кричать на партнера, даже такого безответственного, было неправильно и неосмотрительно. — Чëрт возьми, ты вообще думал, что это может быть важно? Джесси тяжело вздохнул, и в своë оправдание начал верещать историю о встрече с Энди в кафе и еë уловке с телефоном. Рассказ об официантке он, конечно же опустил, но несмотря на это, деталей всë равно оставалось слишком много, что не могло не выводить Уайта из себя. — Ты встречался с Анделин? — грубый голос Уолта дрогнул, но мужчина быстро взял себя в руки, — Моя дочь тебя не касается, ясно? — сказал он, чувствуя горькую злость на свою девочку и даже внутри мечтая убить еë, прямо сейчас, в гостиной у телевизора, как тогда, когда предложил ей пиво, уничтожив еë детство. — Твоë дело сейчас вернуться к работе. И первое, что ты должен сделать — проследить за одной девчонкой. — Ты же не собираешься убивать еë? — испуганно переспросил Пинкман, чувствуя внутри леденящую дрожь. Он не хотел быть соучастником. Он не хотел быть безвольным пëсиком Уолтера, не был готов на такое. А Энди, наверное бы, смогла, ведь отец был для неë не просто мистером Уайтом. И уже просто поэтому она лучше него. — Я сказал, что ты должен проследить за ней, Джесси. То, что я собираюсь или не собираюсь делать — исключительно моë дело, и оно уж точно не касается тебя. Ты еще никто, чтобы посвящать тебя в мои проблемы. Я скину тебе координаты и фотографию. Уолт бросил трубку, не пожелав ни удачи, ни просто попрощавшись, и это очень не понравилось Джесси. Что-то было не так, и он это чувствовал. А когда через несколько секунд на его телефон пришло лаконичное сообщение с адресом, которым оказался сам дом Уайтов, вера Пинкмана лишь укрепилась. — Я вернусь утром. — напялив толстовку поверх футболки, сказал он Джейн, пытаясь найти на, захламлëнной окурками, полке ключи от машины. Его голос звучал так жестко, будто он действительно верил в то, что Джейн дождется его. — Тебе же звонила Энди, да? — встав с кресла, спросила она, тоже начав надевать на себя верхнюю одежду. — Ты о ком? — слишком глупо уточнил Пинкман, и получив в ответ «Уайт. Та чокнутая, которая барабанила в твою дверь, склеротик». Парень испуганно понял, что Джейн собиралась уходить и поделать с ее бойким нравом было совершенно нечего. — Нет, это была не она. Честно. — наконец-то взяв дрожащими руками ключи, сказал Джесси, удивившись, что это действительно было правдой. — Тогда я поеду с тобой. — не принимая возражений, сообщила она, ожидая протестов. Но Пинкман отчего-то просто молчал: ему было страшно и более того, он абсолютно не хотел ехать один, при этом не понимая мотивов девушки. Но те были простыми и даже тривиальными: Джейн не хотела оставаться одна и не верила, что такая спешка не была вызвана звонком именно Энди. Так что она вместе с Джесси спустилась со ступенек, запрыгнув в его машину. А тем временем, в доме Уайтов царила всë та же уютная атмосфера, хотя сам Уолтер ушëл, оставив на кухне возле тарелки с тортом записку, что никому не стоит волноваться. Кроме него, конечно же, него, которого шантажировала подруга собственной дочери, такой глупой, наивной и ветреной, такой… безответственной и до тошноты преданной. Но теперь это было в прошлом: он принял решение. И им являлась простая фраза: Моника должна умереть. Каждый, кто встанет у Уолтера Уайта на пути, сделает это. Все до единого. Он это знает наверняка. Или просто слишком сильно в это верит. Может быть, завтра Уолт посетит церковь или сделает пожертвование в очедной благотворительный фонд-пустышку, лишь бы совесть хоть немного отряхнуть. Может, он раскается, не выдержав пронзительного взгляда дочери. А быть может, он просто забудет обо всем, вычеркнет эту ужасную главу из своей жизни, продолжив влачить бесцельное существование. Уолтер и сам ответ на эти вопросы не знает, но это и не важно. Мужчина подумает над этим завтра или через год, но точно не сейчас, когда пред глазами дымка гнева простилается. Уолт зол, чертовски зол. На Монику, которая вздумала, что имеет право его шантажировать. На бесполезного и безответственного Джесси, который, вероятнее всего, лежит сейчас на полу в луже собственной блевотины. И, конечно же, на Вуди. Девчонка взяла на себя слишком многое и во всем успела налажать. Совала нос в его дела, устроила встречу с его напарником и растрындела безмозглой подружке о его грёбаном бизнесе. Но больше всего мужчину злит ее ложь, заставляя старое сердце сжиматься от саднящей боли, а умирающие легкие работать слишком часто. Уолтер всегда учил ее быть честной. Внушил с самого детства, что за правду никто не накажет и подкреплял это приятными мелочами, мороженым или недорогими игрушками, когда малышка была с ним честной. Она ведь может. Особенно с ним. Раньше Энди не лгала ему, никогда не лгала. Но все меняется и порой даже слишком быстро. «Яблоко от яблони, да, пап?»***
В клубе липко и грязно. Музыка здесь играет, наверное, даже громче, чем нужно, и это, на удивление, приятно. Она обволакивает тело, по которому проходится разрядная волна тока и уносит его куда-то далеко, сотрясая в безмолвном оргазме. Громкий бас закладывает уши, да так сильно, что и мысли свои удается расслышать с трудом. Но оно и не надо, наверное. Только не здесь. Это место сияет пошлостью и вульгарностью, а в самом центре зияет огромная черная дыра ненависти и тоски. Зияет также ярко, как и в каждом из здесь присутствующих. Бежать от проблем в наркотический трип так просто. Порой это кажется единственным верным решением, а порой так и есть. По полу рассыпано разноцветное конфетти, взлетающие вверх от каждого дуновения. Цепляется к подошве туфель, облепляя, как сахарная пудра. Это место другое. Не такое, как остальные бары в Альбукерке. Здание расположено в самом центре города, в самом эпицентре скуки и серости, но ему все же удается создавать иллюзию элитарности. И люди здесь другие. Не такие, как всюду. Они веселые, энергичные и искрят пряным счастьем. Анделин здесь нравится. Нравится сливаться с заводной атмосферой, нравится заряжаться позитивом от всех вокруг нее. Ей нравится быть счастливой. Это приятно и щекочет горло. — А вот и коктейли. — Моника материализуется буквально из воздуха. В таком шуме невозможно уследить за приближающимися шагами. Девушка протягивает подруге один из бокалов, что внешне абсолютно идентичны. Высокая ножка, внутри — бурая жидкость, а украшено все тонкой долькой лайма, клубникой и дурацким зонтиком. — Твои любимые. — Спасибо. — Энди искренне улыбается и сует трубочку в рот. Энди ненавидит метрополитен, зато Мон его просто обожает. Когда она успела об этом забыть? А может и не помнила никогда? На деле все не так плохо, как казалось на первый взгляд, когда Дел впервые здесь была. В этом месте всегда был свой шарм, мрачный, энергичный и пошлый, похожий на букет роз и флер приторного парфюма. Только запах в помещении неустанно напоминает о том, где ты находишься. Едкий — спирта, солоноватый — пота и горький — от сигаретного дыма. Последнее заставляет сладостно прикрыть глаза. По горлу Анделин продолжают стекать вязкие капли алкоголя. Она смотрит на девушку, лицо ее кажется знакомым. Говоря по правде — все лица здесь кажутся смутно знакомыми. Но, почему-то только сейчас и только в этом месте горожане сняли свои маски обыденности и серости. Текила выливается из шота на голый живот девушки, хотя, скорее женщины, лежащей на барной стойке и звонко смеющейся. Мокрые спутанные волосы и беззаботность во взгляде. Холодно-горьким по соленому от пота животу, по подтянутой, гладкой и загорелой коже, покрытой поддразнивающими каплями. Какой-то парень слизывает ее. Текилу. Прямо языком. Пока его друзья стоят вокруг и гулко кричат, будто в невероятном экстазе. Он младше нее, наверное, лет на двадцать, но это, отчего-то не кажется странным. Не здесь. Не сейчас. Мальчишка уже склонился над лежащей женщиной, жадно впиваясь в тонкие губы, разукрашенные фиолетовым. К концу вечера он съест ее пластилиновую помаду и, верно, увезет к себе. Энди жадно облизывается, красочно представляя себе это, и именно тогда рядом появляется знакомая чëрная чëлка, которую, однако, при этом сложно назвать желанной. — Привет. — перекрикивая музыку, здоровается Джейн, непонятно что здесь забывшая, пока Моника вопросительно разглядывает еë. — Не думала тебя здесь увидеть. — девушка растягивает губы в улыбке, прекрасно зная, что это ложь, но Энди абсолютно не настроена на разговор, и приходится поддерживать диалог общепринятыми любезными фразами. — У меня тост. — не обращая внимания на Джейн, сказала Мон и изящным движением подняла бокал. — За наше примирение и, раз уж на то пошло, за неожиданные встречи. — Аминь. — лишь закончила Анделин, даже не прикоснувшись к нелюбимому коктейлю, и забрала стоявший на барной стойке шот, наполненный чистым стопроцентным виски, которое принадлежало Джейн. И после того, как Энди, не морщась, опрокинула стакан, чуть не сжигая своë горло крепкой жидкостью, всë погрузилось в туман. Линдс слышала только смех, свои просьбы о добавке и развязные разговоры, перекрытые оглушительно громкой музыкой, которая начинала раздражать. Девочка видела, что после нескольких шотов к ним присоединился Джесси, выглядевший напряжëнным, но безуспешно скрывавший это, однако Энди не понимала, что он хочет сказать или молчит ли вообще. — Приятно познакомиться, красавчик. Меня зовут Мон. — отдалëнно донеслась до слуха реплика подруги, и заезженный комплимент Пинкмана: «красивое имя». И Анделин почувствовала, как сильная рука аккуратным движением повлекла еë за собой на танцпол. Людей было много, они толкались и пинались. Все здесь было похоже на чащу леса из человеческих конечностей. «В духе Лавкрафта.» — Джейн? — удивлëнно спросила она, вопросительно глядя на уже порядком пьяную девушку перед собой. — Что происходит? — та лишь загадочно улыбнулась, положив руки на еë плечи и сложив их в замке. — Я долгое время не могла к вам подойти. Думала, что ты с подругой, и я помешаю тебе, но теперь я выпила слишком много, так что всë равно уже ничего не вспомню на следующее утро. — улыбка Марголис стала плотоядной и хищной, но когда она потянулась к Анделин за кротким поцелуем, девочка остановила еë. Неосознанно, автоматически и ломаными движениями отстранившись. Прикосновения мрачной бестии, словно кислотой, сожгли кожу в тех местах, где она касалась. Захотелось убежать и спрятаться, лишь бы не видеть в глазах напротив боль в перемешку с вязким разочарованием. Энди отказывать никогда не любила. Соглашаться было проще. Вымыть посуду за братом, потому что ему тяжело, на деле — просто лень. Одолжить пару долларов — на сигареты не хватает. Раздвинуть ножки. Соглашаться было проще. Когда отказываешь — кажешься злобной и никому не нужной сукой. Бессердечной стервой, думающей только о себе. В тринадцать Энди отшила парня из школы, а на следующий день на ее шкафчике писали — «шлюха». Через год Энди с ним переспала, на следующий день они уже встречались и все, кто смотрел на них, точно знали — в будущем эти двое сыграют пышную свадьбу и нарожают детишек. Через неделю все дети болтали о том, что прекрасный принц Анделин оприходовал новенькую и красный ярлык, пятнающий честь, уже виднелся на школьном шкафчике разлучницы. Энди знала наверняка, что девчонка не спала с ним. А еще через день она зарядила сучке по лицу со всей отмаши. Уходить в утиль лишь из-за того, что пубертатный мальчишка не может член в штанах удержать, Уайт не хотела. Наверное, поэтому Энди никогда не могла понять, почему в школе ее никто не любил, хоть и улыбались смиренно-боязливо, да и во всем мире, наверное, тоже. — Прости, Джейн, но ты… не в моëм вкусе. — не придумав ничего более щедящего, сказала Энди, и Джейн только спустя несколько секунд поняла, что ей только что отказали. В груди возросло раздражение, сбивая с ног, оно медленно выливалось наружу. Еще с самого прихода сюда все казалось ненастоящим. Ватным и затуманенным. Таким же, как папа. Энди и сама не знала, почему остановила уже знакомую ей девушку. Уайт плохо своё детство помнит, но отлично знает, что в восемь лет она устраивала свадьбы для своих кукол. Наряжала их в красивые белые платья и костюмы, крала у брата машинки и вынуждала отца вести церемонию. В двенадцать девочка любила примерять мамины вещи, особенно туфли и дождаться не могла своего дня рождения, ведь папочка обещал подарить ей красивые туфельки в которых она непременно будет выглядеть, как самая настоящая принцесса. Больше всего Дели нравилось свадебное платье. Оно, пусть и было старым, выделялось из привычного скучного гардероба Скай. Хорошо, что женщина так ни разу ее за этим делом и не застала, а то наверняка бы учинила скандал. С семи до тринадцати папа водил ее на свидания каждый месяц. Мама делала красивую прическу и они вдвоем ужинали в самом дорогом ресторане. Энди плохо своё детство помнит, но отлично знает: маленькая девочка, которой она когда-то была, на самом деле хотела верить в любовь. Быть может, Анделин и сейчас бы смогла в нее поверить. Да, точно бы смогла. Если бы красивых кукол не выкинула мама. Если бы изящное свадебное платье не продали от нехватки денег. Если бы дорогой ресторан не был на самом деле дрянной забегаловкой. Если бы Энди не выросла, то точно бы в любовь верила. Всем сердцем. Но все сложилось иначе. И именно поэтому девчонка замерла, не в силах понять, почему отказала Джейн. Она красивая, высокая и смелая, и она уж точно не первая девушка, проявляющая к Уайт интерес. Тогда почему не согласилась? Зачем лишила себя жаркой ночки, которую на утро и не вспомнит? Энди знает только, что не хочет, чтобы Джейн возненавидела ее, когда задорная бабочка, какой Дел и кажется, упорхнет из ее жизни, как делала прежде. А больше Энди ничего и не знает. — А кто тебе нравится? Этот урод Пинкман? — со злобой в голосе спросила она, пока Линди пыталась уйти: еë мутило, а атмосфера клуба из завораживающей и необходимой превратилась в давящую: отчего-то чувствовалось растущее напряжение, и перед глазами плыло, а Мон вообще куда-то исчезла, что не могло не пугать. Захотелось убежать или исчезнуть, провалиться куда-то или треснуть по самодовольной роже этой грубиянки. Самая настоящая ненависть, выкованная в адской кузне, сейчас разливалась по венам. Джейн ни при чем, она просто напилась и обиделась. Но кто тянул ее за язык, когда она назвала фамилию мелкого ублюдка? Стоило только расслабиться, поверить на мгновение, что ее серая жизнь вернется на круги своя — как влезает недоделанный Пабло Эскобар, что вертится вокруг папы, как плешивый собачий хвост. Энди это знает. Слышит отцовские разговоры, когда он уверен, что находится один. Видит, как он на нее смотрит: наверняка Пинкман что-нибудь ляпнул. Вот он — корень всех проблем, который забирает папу. Как деревянный мостик из нормальной жизни в адскую пучину наркоты. Так поэтому ты так расстроилась? Или же есть что-то еще? — Не твоë дело. — из последних сил огрызнулась Уайт, развернувшись на каблуках, и Джейн неосознанно попыталась залепить ей пощëчину, ощущая себя отверженной и ненужной. — Как скажешь, дорогуша. — обиженно бросила она напоследок, решив оставить последнее слово за собой, а у Энди было слишком мало энергии и желания, чтобы возражать. — Только потом не пожалей о своëм вкусе. Вернее, об его отсутствии. Джейн исчезла в толпе, но уже через несколько секунд Анделин смогла различить, что девушка нашла утешение ни в ком ином, как в Джесси, который всë это время мрачно сидел за столиком, в полном одиночестве. У ребер кольнул укол обиды наполовину с гневом. Сначала папа, теперь Джейн. Может, завтра мама отдаст ему комнату Энди? Неужели этот кретин во всем ее заменит? Джесси оживился, когда заметил рядом соседку, но длилось это недолго. Уже через минуту лицо парня вновь помрачнело. В этот вечер он вообще вëл себя странно по меркам его обычного поведения: Пинкман не отрываясь смотрел в экран телефона и даже ничего не заказал. И если бы Энди знала, что за сообщение пришло Джесси, она непременно бы поняла, почему тот был настолько серьëзным. «Девчонка должна остаться одна. Отвлеки Анделин и задержи еë на несколько минут». — как всегда в приказном лаконичном тоне сообщала СМС от мистера Уайта, когда Пинкман скинул ему адрес клуба и краткое описание положения дел: обе девушки уже прилично выпили, но пока не собирались уходить. Пока. — Энди, мне надо идти. — снова появившись около севшей за стойку бара Линдс, сказала Мон, по всей видимости расстроенная. — У меня назначена встреча с… — из-за заплетающегося языка и немного замутненного сознания она чуть не сказала «твоим отцом»: несколько секунд назад ей написал Уолтер, сообщавший, что собрал нужную сумму и хочет передать ей деньги. Однако Моника вовремя одумалась, и заметив, что Анделин было наплевать, просто добавила. — Может быть, пойдëм? Мон не знала, правильным ли было принятое ею решение. Она даже не была уверена в том, что не изменит его в дальнейшем. Многое ли человек готов сделать ради денег? Наверное, зависит от того, сколько у тебя уже есть. Навряд ли миллионер встанет на колени и полает за мятые десять баксов, зато нищий тебе за них и отсосать может. У Моники денег не было, но это мало ее оправдывает. А вот смотреть на свой поступок не как на предательство, коим он и является, а как на обязанность — куда проще. У Мон нет выбора. Мон не хочет навредить. Мон просто не хочет утонуть в месте, куда попала из-за своих дерьмовых родителей. Моника спасет себя сама и даже не заметит, как подруга тонет рядом. Моника знает, что Энди поймет ее. Моника унесет эту тайну с собой в могилу. Энди тоже поднялась со стула, но поняв, что не расплатилась с барменом, пообещала Мон, что присоединится к ней через несколько секунд, а торопившаяся девушка вышла из клуба, идя прямо навстречу своей смерти. — Моника? — подошëл к ней подозрительный на вид паренëк, когда она остановилась у чëрного входа, сжимая в руках сумку. — Кто вы? — испуганно слетело с языка, но Мон так и не получила ответ: несколько точных выстрелов в упор решили еë судьбу, и стоявший позади Уолтер, наблюдающий за этой комично быстрой сценой, удовлетворëнно улыбнулся. И улыбался бы еще долго, не заметь чуть поодаль свою застывшую, словно ледяная статуя, малышку, что так некстати вышла из клуба и непутевого напарника, который не может даже с элементарным заданием справиться, выбегающего следом.