P.S.

Предрассветные сумерки постепенно снимали с выжженного поля покровы судной ночи. Инженер смотрел сквозь тлеющую траву на серое начало нового дня, не похожего ни на один прежний. Картинка мира как будто сбросила все лишние краски, все границы, все, что раньше мешало смотреть в суть. Милицейский УАЗик потряхивало на кочках, в то время как химик пытался попасть сигаретным фильтром между губ, не обращая никакого внимания на Жилина, всем своим видом высказывавшего недовольство тем, что пассажир дымит одну за одной, даже не соизволив стряхивать пепел наружу. Сейчас это было неважно. Реально неважно. Два дня назад инженер не позволил бы себе такого отношения к другому человеку, да что уж там. Два дня назад он даже не курил. А теперь. Бог весть откуда взявшаяся пачка «Союз-Аполлона», мысленная усмешка в лицо Жилину, пепел под ноги. Он дымил так, как будто не мог надышаться этими смолами. И как он жил без них всю жизнь? Всю ту жизнь, от которой сейчас ничего не осталось. Да, есть НИИ, квартира, даже телевизор — прежнему, ему бы хватило для счастья сполна. И Особа есть. Прошлый он сказал бы, что есть. Но по нынешним меркам, её недостаточно. Надо действовать. Абсолютно точно надо действовать. Почему человеку, вроде него, необходимо было пройти все это, чтобы понять такую простую истину? «Крыса лабораторная», — подумал он, глумливо улыбнувшись своим мыслям. Воронок стормозил у подъезда, Инженер открыл дверь и, шутливо отдав честь Жилину, неаккуратно её захлопнул с другой стороны. Он оглядел свой подъезд. Постепенно поднял глаза, задержавшись на окне своей кухни. Это разве предел мечтаний? А что тогда предел мечтаний? И вот сюда Особу приводить? Понятно теперь, почему она такая недовольная. —Ты хороший человек, Шершень,— его жизнь в любую минуту могла бы закончиться, но он подумает об этом позже, если выберется. Сколько раз за эту ночь смерть то теряла его из виду, то смотрела прямо в лицо, как сейчас? Вот она, идет. Рома ждёт. Умирать не страшно. Обидно. Ворох чего-то странного вспыхнул, но не в голове. Как говорят, американцы в том числе, вся жизнь перед глазами проносится, но он не видел ничего конкретного, он чувствовал. Чувствовал, как много не сделал, не успел, не хотел. Дуло пистолета глядит в упор, черные ногти, играя бликами, легли на курок. Яркий свет. «Серьезно, всё так и есть?»,— пронеслось в голове у Железного. Он задержал дыхание. Удар, визг тормозов. Рома открыл глаза, и взору его предстал массивный ковш экскаватора, который все еще ходил ходуном по инерции, от резкого торможения, в нескольких сантиметрах от его ног. Под него он решил не смотреть. —Запомню её молодой и красивой. Прибежали ребята, начали мельтешить вокруг да около, покатили коляску. Внимание Железного приковал странный парень, которому он теперь был обязан. А у него сейчас активно пытались отобрать злосчастную бутылку. —Шершень, блин, ну чё ты исполняешь опять, нахрен? Вот скоро сосед наш, ученый этот, жениться собрался там, вот и накидаешься, хоть повод будет, ю ноу, блин… Дальше следовали еще какие-то аргументы от Розы Робота, но они все смешались в фоновый шум. Водила катил коляску, Телефонист опять с кем-то трепался, Музыкант тащил синтезатор, Роза уже отобрал бутылку у товарища, жизнь Катамарановска стремительно возвращалась в прежнее русло, и шла своим чередом, как будто и не произошло ничего. И Лидер тоже, казалось, возвращался в привычную жизнь, изо всех сил пытаясь убедить себя в том, что его эта новость не колышет, и даже радует. Так и должно быть. Пейзажи сменяли друг-друга, но все проходили мимо, Железный даже не заметил, как очутился в «Канарейке». Рассвет бледным заревом пробивался сквозь плотные тёмные шторы, и Рома встретил его безучастным взглядом, лежа на кровати. Тьма спальни голодно смотрела в его измученную душу, спуская поочередно внутренних демонов с цепей. Как часто Рома думал о нём? Не критично, как он сам себя убеждал. Подумаешь. —В атаку,— холодно произнес инженер. Его харизмой в этот момент накрывало всех и всё вокруг. Рома позволил себе смотреть на него, не скрываясь. «Какой ты, отец. Однако»,— серые глаза, скрытые за темными стёклами, не скрывали восхищения. Он нечасто видел химика таким, но каждый подобный случай намертво врезался в память. —Вот он, настоящий ты,— тихо проговорил Лидер, перебрав пальцами подушку. Новый год, «Канарейка», этого он уж точно не забудет. Конечно, выстрелы, больница, коляска. Но было ещё кое-что. Дуло обреза поднимается вверх одновременно с уголками губ человека, который его держит. Этот образ вырисовывался в памяти куда чаще, чем всё, что произошло после. Сердце Железного пропускает удар, он смотрит в лицо напротив. Абсолютная, животная агрессия. Не натянутая, не напускная. Настолько настоящая, мощная и разрушительная, что Лидер застывает на месте, не в силах совладать ни с руками, ни с разумом. Да, под пиджаком был пистолет, но пальцы трясутся, неловко роняя гранату на пол, а руки сами поднимаются вверх. У Ромы звенит в ушах, секунды растягиваются в вечность. Страх и трепет смешались с… Такого он от себя не ожидал. Точно не этого. Как только он отдает себе отчет, в успевший завязаться внизу живота узел влетает дробь. Лидер делает затяжку. Он не хотел его убивать. Только разозлить. Посмотреть ещё раз. Сам не знал, зачем. Ну нравилось, и всё тут. Рома любил таких отбитых людей. —Ты чё таранишься?— с улыбкой спросил он, явно наслаждаясь подобной реакцией со стороны химика. Весь тот букет эмоций и ощущений из «Канарейки» постепенно возвращался, и Лидер, подобно наркоману, гнался за новой дозой. Сам не знал, зачем. «Догнал»,— только и успел подумать он. Мерседес начал стремительно идти ко дну. —Вон!— ребятам не нужно было повторять дважды. Но проклятые двери не давались. Физика, чтоб её. Рома редко чувствовал себя виноватым. Вода постепенно заполняла салон бронированного седана, уходящего всё глубже, его бригада остервенело толкала все двери по очереди, однако, сам Железный смиренно ждал своей участи. «Утянул людей на тот свет, в угоду своим странным игрищам»,— он уже не мечтал о собственном спасении, лишь бы не брать грех на душу. Рома посмотрел на Телефониста. Тот всё яростней толкал чёртову дверь. Наконец, когда вода заполнила салон на половину, ему удалось её открыть. Железный вдруг вспомнил сына совсем маленьким. Картинки светлых дней слайдами сменяли друг-друга, будто проецируемые на обратную сторону чёрных стёкол. Ялта. Тогда ещё, относительно нормальная и довольно радостная семейная жизнь. Да, от Натки счастья было мало, гораздо меньше, чем недопонимания и проблем, но тем не менее. А вот сын был ни то что лучиком, а полноценным светилом. Озорная улыбка без одного переднего зуба, веснушки. Он тащит в руках какую-то кучу ракушек, на коленке ссадина, в глазах огонь. Он просит пятнадцать копеек на «Ситро», и Лидер с тёплой улыбкой достает из кошелька три рубля под недовольные Наткины причитания. Мальчишка так похож на него. Та же улыбка, мимика, манеры. Ещё не совсем окрепшие, ввиду возраста, но порода уже видна. Это, всё таки, особое чувство. Лидер в тайне благодарил за каждый отведённый ему год, за возможность наблюдать, как сын всё больше походит на него, взрослеет. Учитывая его образ жизни, это действительно было щедрым подарком. Но, видимо, у всего есть свой лимит. Лидер, разве что, хотел бы побывать на его свадьбе и передать дела чуть позже и более спокойно. Но раз у судьбы другие планы, что ж, спасибо и на том. Рома обернулся. —Живи,— прошептал он вслед выпрыгивающему в пучину юноше. Лидер закрыл глаза, готовясь к встрече с неизбежным. Вода морозила бесполезные ноги всё выше, руки в перчатках сжимали сиденье. «Как это там происходит? Тело делает инстинктивный вдох и глотает воды? Жмуры с глубины больше тридцати метров всплывать перестают. Тут столько нет, наверно. Но карасик будет рад»,— воды по шею,—«интересно, а мой бешеный выбрался? Да выбрался, наверно, вот, вздохнет спокойно…». От последнего предположения стало до боли обидно, но лишь на долю секунды, потом цепкая рука схватила его сначала за ворот пиджака, а следом и вовсе притянула за талию в объятия… «Да неужели?»,— Рома сквозь толщу воды рассматривал клечатую ткань рубашки,—«вспомнишь, как говорится». Рука прижимала его так крепко, чужие ноги, гребя на поверхность, то и дело бились о его собственные, вызывая неописуемый восторг. Напряженный пресс Инженера он чувствовал спиной, а ниже… Лидер не мог устоять, он попытался, на сколько это возможно, сдать назад, и у него получилось. Всё тело, начиная от солнечного сплетения, и ниже будто ударило током. «Большой»,— единственная мысль, на которую сейчас его хватало. Воздух наконец-то ударяет в лёгкие. —Придурок ты, Рома,— Инженер крепче хватает его, и двигает в сторону берега. —Да,— лукаво произносит Железный. «Стоп. Как ты узнал моё?…»,— мысль не дает закончить резкая смена положения, сильные руки учёного тащат его уже сквозь мелководье и камыши. Он опять чувствует его. Лёжа на траве, он смотрит на своего спасителя, улыбаясь. Тот смотрит на него в ответ, волк постепенно накидывает овечью шкуру обратно, что Рому, конечно, огорчает, но ничего, он с ним уже увиделся. Дозу заполучил. —Стой, не стреляй!— отреагировал Лидер на появление Водилы, — как говорят американцы,— улыбка не сходила с его лица и сияла всё ярче с каждым словом, — кто однажды жизнь спас…,— он замялся, смотря на Инженера, — того тоже, в общем, как-нибудь спасут. А воображение уже рисовало картинки. Водила подхватил его на руки, унося прочь от человека, на котором для Железного мир сошёлся клином. «Лучше б это был ты»,— он помахал на прощанье. Тлеющий окурок обжигает пальцы, сердце почему-то бешено стучит. То ли сутки без сна дают о себе знать, то ли… —Вот ведь интересная ситуация выходит,— Лидер сжимает рукоятку коляски,— она меня убить хотела, а ты спас,— он делает ударение на последнее слово. —Спасибо-спасибо, но конкретно в данной ситуации нас всех спас Жилин, а не я, вот, кого благодарить надо,— Инженер подкатил коляску к шестисотому,— а где ребятки твои? —Уехали срочно, там, сам понимаешь, дел теперь…,— врёт, сам их разогнал. —Понимаю, конечно, дела ваши. —Ты мне не поможешь?— Рома поднимает глаза так, что за темной оправой их становится видно. —Хорошо. —Только на пассажирское, отец. Инженер аккуратно хватает его под колени, другой рукой — за талию, бережно сажает в кресло, будто боясь уронить или ударить головой о крышу. —С-стой, а как же ты поедешь? —Ну… ты же меня не бросишь, отец?— выдержав многозначительную паузу начал Рома,— я сам никак не могу, а тут оставаться тоже, мало ли, кто на меня позарится, я даже убежать не смогу…,— Лидер пытался в слепую нащупать тумблер. Где заканчивается ханурик, и начинается его бешеный? Как его призвать? Его очень не хватает, особенно сейчас. —Н-не брошу, конечно, п-правда, кто на тебя,… бандитника, позариться может, не понимаю, но хорошо, поехали,— учёный забрал предложенные ему ключи, заботливо закрыл пассажирскую дверь, этим идя вразрез со своими же словами, чем вызвал у Ромы то чувство, которое американцы нарекли «Bittersweet». Способ вывести на свет истинную сущность Инженера, не прибегая к созданию условий, угрожающих их жизни и здоровью, работал слабо, если работал вообще. —Напрасно ты так уверен в моей неуязвимости, отец. Сам меня собственноручно чуть не убил, ещё и калекой оставил. —Извини… П-прости меня, Рома,… если сможешь, конечно. Хотя-я, наверно, не сможешь, я бы сам не смог, а ты вот… Вообще… Добрый такой, я бы вот себя ненавидел, честно скажу. —И ты в такого доброго человека дробь выпустил. Ты бываешь злым, отец. Я убедился. —Ну я не то что бы… Ну да, злюсь, бывает. А бывает, и добрю-добре… Добрый бываю. —Я помню, ты же меня спас потом,— Лидер замолчал и посмотрел на Инженера,— мне понравилось. —Спасибо,— малодушный ответ явно не устраивал собеседника. —И тогда ещё придурком назвал. За что это?— Рома настаивал на продолжении столь откровенной беседы. —Злой был, извини. —Но я же с тобой согласился тогда. —А… Зачем?— парировал Инженер, усиливая нажатие на педаль. —Затем, что не в моём положении было с тобой пререкаться,— Железный наблюдал за тем, как стрелка спидометра плавно подползает к отметке «100», и разыгрывал в голове шахматную партию. Та самая сущность, что так его манила, показалась ему и поприветствовала, и его главной задачей сейчас было выманить её наружу, не дав скрыться под завесой фальшивого вычурного простодушия. —А сейчас ты в другом положении?— сущность сделала осторожный шаг навстречу. —В том же самом, что и тогда,— подразнил её Лидер. —И пререкаться со мной не намерен? —И всё ещё тебе обязан,— Рома с нетерпением ждал дальнейших действий. «И придурок»,—мысленно добавил он. Вальяжно откинувшись на спинку кресла, Инженер на ощупь нашёл «ESP OFF» на панели приборов, венец прогресса немецкого автопрома проинформировал о том, что антипробуксовочная система и электронная стабилизация отключены. —Сейчас по-быстрее приедем, без этой всей ерунды. Ты не против? —Зачем ты меня спрашиваешь? На всё твоя воля, отец. Глаза Инженера на момент блеснули тем самым огнём. Машина боком вошла в резкий поворот, скрепя покрышками по асфальту и не теряя оборотов двигателя. Сущность стегала металического коня, вынуждая реветь на полную громкость, а Лидер наблюдал. Наблюдал за рукой, крепко сжимающей руль, за лукавым взглядом, за дымным шлейфом в зеркало заднего вида. По его телу постепенно начинало разливаться то самое чувство. Пахло палёной резиной. Именно с запахом гари сильнее всего ассоциировался его Инженер. —Ты знаешь, где я живу? —Да я и заходил к тебе, если помнишь. Мерседес резко стормозил у «Канарейки», подняв столб пыли. Рома часто дышал, как после… «Хорошее сравнение, весьма не беспочвенное»,— подумалось ему. Инженер степенно переключил передачу на «Р», но не спешил глушить мотор. Вид его сейчас был отрешённым. В голове происходила «смена караула», и Лидер это понял, но допускать этого он не хотел. Химик повернул ключ, вынув его, отдал в руки и молча вышел из машины. Его отвлёк звук открывшейся двери. —А я? Стой, ты про меня забыл, отец, блин, папочка,— последнее слово сорвалось с губ в качестве провокации. —А, точно, извини,— с едва уловимой печалью в голосе произнёс Инженер. Лидер вручил ему связку ключей. —А что, там никого нет сейчас? —Нет, отец, мы одни сегодня. Инженер пересадил его в коляску и не спеша покатил к дверям. —Нам на второй этаж нужно,— Рома задумчиво перебрал пальцами в кожаной перчатке. Озадаченно вздохнув, учёный подкатил Железного к лестнице, поднял на руки и начал подниматься. Внешне можно было сказать, что давалось это с трудом, но Роме отчего-то казалось, что он притворяется. —Ты такой сильный,— мечтательно произнёс Лидер, проведя пальцем по воротнику Старозубовского пиджака, когда весь путь до спальни был преодолён,— меня даже Водила на лифте возит, а он у меня самый здоровый из ребят. —Так чего же ты?…— Инженер обиженно нахмурился. —Я ж с тобой не пререкаюсь, помнишь?— Лидер смотрел лукаво, сидя на кровати. Вот сейчас, как в фильмах показывают, должно было что-то произойти. Он смотрел на инженера снизу-вверх, из-под спавших на кончик носа очков. «Решайся, давай»,— вид у него, должно быть, был, как у загнанного в угол зверя,— «Или не решайся, нет, не надо, это уже слишком». Молчание выдалось неприлично долгим, в голове Ромы разум ожесточенно бился с авантюрным «А что, если…». Он ждал и желал какой-то своей частью решительных действий со стороны Инженера, но надеялся на бездействие. Инженер, в свою очередь, выглядел растерянным. —Потом ещё покатаешь меня как-нибудь? —Да, хорошо, покатаю, конечно. Отчего бы хорошего человека и не покатать, ну л-ладно, я пойду тогда, давай, это… Рад был, в общем,— химик стремительно скрылся в коридоре. Рома откинулся на кровать, прокручивая в голове события этого вечера. Какой контраст. Более разумная теория, гласившая, что потребность во внимании со стороны Инженера, а именно, той самой его стороны, является следствием трудностей в отношениях с Наткой, не внушала доверия. «Интересная тенденция, получается. Хах, да. Вы ж одного поля ягоды, отец»,— Рома нащупал пачку сигарет в кармане. —Что ж ты, папочка, не прижал меня сейчас? Обидно даже,— продолжил он уже вслух, осмелевший в отсутсвие «папочки». —Р-ром, извини, пожалуйста,— дверь приоткрылась. Смелость испарилась в ту же секунду. «Ты серьёзно?! Ты слышал?! Нет! Не надо! Или да?…»,— рука Железного, сжимающая сигарету между пальцев, плавно опустилась на колено. —Твоя коляска… Вот,— химик неслышными шагами подкрался к кровати, поставив кресло рядом,— извини, если напугал. Ладно, всё-всё, я пошёл уже, поздно очень. На этот раз он уже окончательно растворился во тьме ночного Катамарановска, оставив Рому прикуривать «Мальборо» трясущимися руками. —Мягко сказано «напугал», отец. Лидер посмотрел на дверь. Всё было, как тогда. Хотелось, чтобы он прямо сейчас вошёл, только не с коляской. Хотя, можно и с ней. Хоть с чем. —Ты больной?— этот вопрос Рома адресовал себе. —Слушай, Ром. А… з-зачем ты меня постоянно злишь? Ну там, подначиваешь. Делать всякое,— очередная попытка Лидера войти в контакт с Сущностью с треском провалилась. Передавил, не рассчитал. Инженер не являлся ему самим собой уже довольно давно, и Рому ломало. Он каждый раз искал с ним встречи, и каждый раз пускался в манипуляции, но постоянно терпел поражение. Они сидели на кухне в маленькой квартирке химика. —Ну,— честно говоря, Рома не знал, как ответить,— тебе же, типа, легче так жить, как тебе сказать. Тебе идёт быть таким, и… Ну, знаешь, женщинам такие нравятся,— мысленно Рома уже копал себе огромную могилу,— а я же тебе… друг. —А я думал, женщинам добрые нравятся… Ну, мне вот, например, добрые женщины нравятся. Как Особа моя, правда, ругается она иногда, но вообще, добрая она, хорошая. «Особа, значит»,— она свалилась на Лидера ведром ледяной воды. —Я не знал, что,— Рома хотел сказать, что не догадывался о её существовании, но вовремя понял, что это прозвучит весьма обидно,— она у тебя такая. Я в целом говорю. —У нас просто разные представления о женщинах… И о жизни, наверно. Лидер лежал на боку на самом краю кровати, как мог, подобрав под себя не слушающиеся ноги и свесив руку с уже потухшим окурком в сторону пепельницы на полу, смотрел на серое небо. А оно смотрело в ответ. Последняя невольно всплывшая в голове беседа навивала глухую тоску, не переставая, на протяжении всего времени, с того момента, как она состоялась, каждый раз, стоило ему остаться одному. Когда это произошло? Неделю назад? Полторы? Он не помнил. На свой страх и риск выстроенные воздушные замки растворялись, спуская с небес на землю. Чего он хотел тогда? Каких-то отношений? Чтоб Инженер вдруг по щелчку пальцев стал тем самым Инженером из его фантазий, и всё взял под контроль? Нет, тогда он этого боялся. Рома поймал себя на мысли, что он просто хотел ждать чего-то. Тогда это было нужно, тогда это устраивало. На каждую встречу идти, как по лезвию ножа, выстраивать целые стратегии, до бабочек в животе радоваться, когда они срабатывали. Беспечно. Должно же быть хоть что-то беспечное, лёгкое и хорошее в его жизни. Вряд ли он заслуживал полноценного счастья, как сам себе признавался, но хотя бы на такое можно было рассчитывать. На что-то больше рассчитывать было глупо и наивно. —Особа…— он томно протянул это слово,— свадьба,— нервный смешок,— всё как у людей, Отец, молодец, красавчик, базара нет. Он вжался лицом в подушку, стараясь выдавить продолжение этой мысли из своего черепа, путём нажатия на глаза. Кровь прилила к голове, Лидер зажмурился. —И одинокий в годах придурок, у которого забрали последний кусочек сча…,— произносить это было трудно, хоть Рома и говорил шёпотом. Он кое-как совладал с подступающим к горлу комом, резко оторвал рабочую часть тела от кровати, шмыгнув носом. —Где-то оно было, антигрустин этот американский. Колумбийский даже,— уже спокойным голосом произнес Железный. С трудом перебравшись на коляску и преодолев путь до дубового стола, мужчина застыл в нерешительности. Вот он лежит, в открытом ящике. Столько лет торговать, и не разу не попробовать? Да чего ему будет? Путаны, вон, годами. И ничего, живы все. Здравствуют. —А не в пизду ли мы катимся?— спросил себя Лидер, глядя на запечатанный пакет. Страх сковывал его руки, но отчаяние брало вверх, и швейцарский нож криво резал скотч. Вот он, момент икс. И… множество маленьких пакетиков из фольги. —Твою мать,— Железный тихо усмехнулся. Рука, лишенная перчатки, достала один такой пакетик, покрутила. Рома опять закурил, это даже частично помогло унять дрожь во всём теле. Он окунул палец в содержимое и вынул обратно, рассматривая. Назад пути нет. Вздох. Он смотрит на табло «Электроники». —Пол шестого, однако. Взгляд, блуждая по комнате, цепляется за всякие мелочи. Раньше он этого не замечал. Статуэтка с лошадью на дыбах. Бронзовая, красивая. А тканевые обои. Тоже. Дубовые панели на потолке, настолько замороченные. Он прошелся по ним взглядом, запечатлев каждую деталь. Слышно было даже гудение той самой «Электроники», особенно, когда она переключала свои кислотно-зелёные цифры, хронометрируя ещё одну прошедшую минуту. По телу разлилось приятное покалывание, челюсть начала неметь, и Лидер начал бессознательно прикусывать щёки. Ужасно хотелось курить. Не отрывая взгляд от часов, он достал пачку из кармана. Рома делал всё аккуратно, стараясь не двигаться и лишний раз не терять зрительного фокуса с часов. Хотелось оставить всё как есть, он очень боялся спугнуть этот волшебный момент каким-то неосторожным движением или ходом мыслей. В этом восторге хотелось раствориться, стать единым целым со всей этой красотой и эстетикой, что окружала его. Дым ударил в лёгкие и замысловатыми клубами плавно выполз обратно. Ощущения резко усилились. Он как будто готов был кончить. Только истома не концентрировалась в одной точке, а захватила всё тело. Если бы его ноги могли, они бы задрожали. Дыхание участилось. Ему вдруг подумалось, что примерно то же он мог бы чувствовать рядом с Инженером. —Или под ним,— осторожно прошептал он. Почему-то сейчас упоминание химика абсолютно не вызывало боли, только эйфорию, как тогда. И казалось, что всё итак довольно хорошо. —Нужно хотя бы рассказать ему об этом, в конце концов, чуть не зажмурился сегодня ночью, а он так об этом и не узнает,— его мысли периодически вылетали наружу, образовывая едва связный словесный поток,— надо отблагодарить за то, что было, и не злиться на то, чего не было, он поймёт всё, он же добрый. Да, определённо. В голову пытались закрасться сомнения, относительно собственной адекватности, но он жестом руки отогнал их, не способный, ввиду измененного сознания, на улыбку, покатил коляску к выходу, попутно наткнувшись на зеркало. Лицо его выглядело крайне взволнованным, зубы скрежетали. Как мог, оценив ситуацию, Лидер надел вездесущие очки и выудил импортную жвачку из кармана. Снизу послышался пьяный гомон. —И хорошо, и отлично, м-м-м, вопросов не будешь задавать,— промурлыкал Рома, интонацией напоминая Нателлу Наумовну,— Водила! Дожидаясь последнего, Рома по звукам оценивал степень его опьянения, блуждая глазами по интерьерам. Грохот приближался вверх по лестнице, Лидер зачем-то взглянул на золотые «Радо». Два раза, так как запомнить расположение стрелок с первого не получилось. Шесть. Без пяти. Нет, без трёх. —Шеф,— уверенно послышалось из-за спины. —Поехали,— тихо и нервно отрезал Рома. —Едем,— решительно ответил Водитель, катя коляску к лифту. Не прогревая машину, они резковато тронулись в сторону «дома учёного». От перегара быстро потели стёкла, и нервный Рома в истеричном тоне приказал опустить их. По мере приближения к «месту Икс», эйфория постепенно улетучивалась, оставляя после себя тревожность и способность раздражаться на любые мелочи. Пакетик из фольги так и остался на столе. Щёки горели, язык жгло. Рома обнаружил сильную дрожь в руках, когда в очередной раз прикурил сигарету. Потом понял, что трясло его всего, а сердце тяжело отбивало по грудной клетке. Он не понимал, что с ним и сильно испугался, что сходит с ума. Этому был один виновник. «Что ты наделал, блять, что. Ты. Наделал»,— он упрекал химика, глядя, на его приближающийся дом,—«чертов… Да я даже имени твоего не знаю, сволочь, довел меня уже, блять, кто я теперь? Вот кто ты для меня, и кто я для тебя? Какого хуя, просто какого хуя? Просто почему?». В уголках серо-голубых глаз выступали слёзы, пока скрываемые очками. Мелкая дрожь не давала покоя, он тяжело дышал. Машина резко стормозила, криво расположившись прямо по середине дворового проезда, напротив двери. Он вспомнил, как надрывался его голос тогда, в подвале. Казалось бы, обнародование существования некой «Особы», время и присутствие Жилина должны были хотя бы чуть-чуть усмирить тот пожар, в котором он каждый раз сгорал, видя Инженера, но пламя было неумолимо и абсолютно невосприимчиво к логике и фактам. Предстоящую встречу, если она вообще произойдет сейчас, Лидер представлял себе смутно. Что он там хотел сказать? Отпустило. Часы в гостиной пробили половину седьмого. Инженер пил крепкий кофе, по-новому оценивая обстановку в своей квартире. Всё срочно нужно менять. А то как при бабушке было, так при бабушке и осталось, хоть от бабушки уже не оставалось ничего, наверно. Он тихо хихикнул. Особа. Химик думал о ней. Оценивал. А заслужил ли он такое отношение? Возможно, отчасти. Она его в ресторане тогда сколько ждала? А он что? —Здо-ро-ва, о-тец!— вспомнил он, и, откровенно говоря, заржал в голос. Дым предпоследней сигареты рвано вырывался из-под усов, заполняя итак уже затуманенную кухню. Он посмотрел на свое блеклое отражение в стекле буфета. «Женщины таких любят»,— вспомнилось ему. Да, может, теперь оно по-другому будет, в конце концов. И перестанет Особа так ругаться, а если и не перестанет, чёрт с ней. В конце концов, не попробуешь — не узнаешь. А сидеть и не пробовать больше не представлялось возможным. Он понял, о чём говорил Железный. Странный он, конечно, но добрый, определенно. И отчего-то был с ним предельно мил. Рома всеми силами пытался, чтоб Инженер стал примерно тем, кем он в итоге стал. Без его помощи, конечно. Зачем? А чёрт их знает, этих бандитников. Учёный вдруг поймал себя на мысли, что вести себя так с Лидером было, конечно, непривычно и «неправильно», в обыденном его понимании, но вовсе не неприятно. «И сейчас, для чистоты эксперимента, остается только вести себя также с Особой»,— он встал, прикидывая расстояние до её дома и время, за которое он его преодолеет,—«посмотрим, научится ли и она со мной не пререкаться и уважать». Он отыскал заветную коробочку с кольцом, прошел в прихожую, встретившись со своим отражением в зеркале. Лицо хмурилось, глаза щурились, губы были плотно сжаты и оттого искривлены. Рваная рубашка, запекшаяся кровь и треснувшая линза в очках. Хорош. «Похер»,— констатировал химик. Ботинки застучали вниз по ступенькам. Каша в голове заваривалась, по мере приближения к улице. Его знобило. Ощущение было, как с похмелья. Доносящиеся уличные звуки вызывали отторжение у изнеможенного бессонной ночью сознания. Всё происходящие преломлялось призмой заторможенного восприятия и ощущалось, как что-то в роде декорации беспокойного неглубокого сна. Потребность и способность рефлексировать на какие-либо внешние проявления снизилась до исторического минимума. Да что там, такого вообще никогда раньше не было, даже когда его Рома доводил. Погруженный в свои мысли, со взглядом, полным напополам безразличием с холоднокровной решимостью, он отворил дверь подъезда, сразу же поморщившись яркому свету. Взгляд опустился с противоположного дома на криво припаркованный Мерседес, перегородивший всё, что только можно: от тротуара до выезда со двора. Инженер усмехнулся ему. —Ро-омочка,— протянул он, чем заставил пассажира авто встрепенуться. Он подошёл вплотную к опущенному стеклу. Из-за него на него в упор смотрело неестественно бледное лицо Лидера. —Ты чего тут? Меня ждешь? Кстати, закурить у тебя не найдётся? Мои кончились, вот, думал, зайду по пути. А тут ты. Как специально. Лидер молча протянул ему пачку. Химик приметил дрожь в его руке. —Последняя? Ну ты чего, хороший мой,— почему-то это прозвучало надменно,— прокатимся до магазина, может? Нам же по пути. Или ты тут ждёшь кого-то. Лидер неловким жестом пригласил его на водительское. Инженер повёл бровью. —Ну рассказывай, что у тебя случилось,— начал он,— и где твой водитель? —Он ушёл,— Рома закусил губу,— уехал на такси, напился. —И бросил тебя тут одного? —Меня все бросают одного,— сорвалось с губ. —Ты это из-за Нателлы своей? Жизнь вообще не сахар, дружище. Нечего из-за неё переживать,— химик плавно вырулил с бордюра,— и смотри, главное, где бросил то, у моих дверей,— через несколько секунд продолжил он,— естественно, кто ж кроме меня, такого доброго, тебя подберет? А если б у меня были сигареты, не было бы желания идти к Особе, так сказать, брать её в жёны… Пытаться. Ты бы тут так и сидел до понедельника? —Я бы… не знаю. Поедешь к ней? —Собирался. —Можно с тобой? —Ну поехали, только что ты там, в случае моей удачи, делать будешь? Я тебя к ней на ручках не отнесу, она не поймёт. —Я в машине посижу. —Пару часов? —Хоть сутки, только сигареты бы купить. —Будут тебе сигареты. Тебя точно не завезти домой? —Не хочу туда. —Да что у вас там такое произошло то? И куда хочешь? Ко мне?— Инженер давил, провоцировал. Дикая идея посетила его, и теперь всё было не так однозначно, как прежде. Ответом ему было молчание. Он остановил машину у ларька и вышел. Лидеру отчего-то казалось, что это последний раз, когда он видит его. Инженер сейчас был тем самым Инженером, которым он хотел его видеть, но это ранило осознанием, что он именно таким достанется не ему. Если раньше он бежал на равных с отправляющимся поездом, то теперь, оторвавшись, глотал пыль и смотрел, как тот скрывается за горизонтом. Но не останавливался, а лишь гнал себя изо всех сил. «А ты всё перед смертью не надышишься»,— упрекнул он себя. —Держи, кури на здоровье,— Инженер вернулся с двумя пачками, вручив одну из них Лидеру,— бедненький, вот я женюсь, занятой стану, может, потом в политику пойду. Или в бизнес… Совсем времени не будет тебя, так сказать, опекать. Кто ж тогда будет? Щёки Ромы предательски загорелись, от вызванных этими словами противоречивых чувств. —Мой труп на твоей совести, папочка,— терять ему было нечего. —Ну что за мысли, деточка?— парировал Инженер,— неужели всё так плохо? Лидер молчал, машина повернула во двор того же дома, около которого был расположен ларёк, оставляя катастрофически мало драгоценного времени. Он закрыл глаза. Остановились. —Вон её окна, смотри, не спит уже,— Инженер потрепал его по плечу, указав куда-то вверх. От этого прикосновения прошибло током. —Ладно…,— учёный потянулся к ручке. —Стой!— голос Ромы сорвался. —Что такое? —Она правда хорошая?— подавлено спросил Лидер. —А что такое?— Инженер улыбнулся ему. Сквозь теперешний холод карих глаз на миг пробилось былое тепло, как из-под треснутой штукатурки старая мозаика, что окончательно свело Рому с ума. —Я просто хотел сказать тебе… Ты такой… Ты, я не знаю, мне… Ты,— нужные слова не лезли в голову, Железный даже примерно не мог сформулировать, что он чувствовал. Так много и так сильно, но слов не находилось. Он не мог. Это было так глупо. Проклятые слёзы покатились из-под темных стёкол, выдавая всё с потрохами, он всхлипнул,— почему ты меня тогда не убил ещё? Какого чёрта? Инженер смотрел на него удивлённо. Он хотел проверить свою теорию, и получил неопровержимые доказательства. Даже чрезмерно убедительные. Учёный и представить не мог, что бандитник будет вести себя так. Понадобилось некоторое время, чтоб придти в себя и всё принять. За это время, из вне до него доносились полные отчаяния возгласы, с просьбой то вывезти в болота, то взять пистолет из бардачка и выстрелить в сердце, исходящие от ударившегося в истерику Ромы. —Тише-тише, хороший мой, я тебя понял,— Инженер положил руку на колено Лидеру,— такие,— он выделил это слово,— не только женщинам нравятся, я прав? —Да. —Ты так не переживай,— рука двинулась выше,— ты же такой хороший… у меня,— немного погодя добавил химик,— добрый, и не ругаешься. И всё тебе то, и всё тебе нравится. Рома, ты лучше, чем сахар,— передразнил он сам себя из прошлого, со всеми своими нелепыми сравнениями. —Почему ты раньше этого не говорил?— Лидер постольку-поскольку приходил в себя. —А надо было? Чего бы ты хотел?— Инженер с интересом смотрел на тёмные очки, будто видя всё сквозь них. —Это тупо, но я представлял, как ты… Мне даже сейчас ебаный стыд такое озвучивать, но… Это неправильно, конечно, я и сам не уверен был тогда,— он говорил тихо и вкрадчиво. —Ах, Рома-Ромочка,— Инженер большим пальцем провёл по внутренней стороне бедра,—Извини!— обращался он уже к вышеуказанному окну,— у меня другая теперь! Лучше! Визг колёс при нажатии педали газа до упора вспугнул ранних обитателей двора — пенсионерок, оккупировавших лавочки, и подкармливаемых ими голубей. —Так тебе нравится?— вернулся он к Роме, не убирая руку, которая уже во всю гуляла вокруг да около, но не касалась. Роме нравилось, мягко говоря. Всё то, что он испытывал раньше, меркло. Шаг в бездну был сделан. То, чего он так желал, чего боялся, и чего до конца не мог представить, казалось, сейчас произойдёт, оно уже начинало происходить. По мере приближения к дому Инженера, помимо низа живота, сковывало всё тело, дыхание становилось тяжёлым и рваным, в ушах звенело. Учёный видел всё, что происходило с Лидером. Его столь бурная реакция воспринималась сознанием, как сонный бред. Горечь во рту, вызваная обилием кофе и никотина, почти отвлекала, склоняла заторможенные мысли переключиться с Железного, с его неадекватным поведением на более приземлённые проблемы, как то желание поспать, почистить зубы и съесть чего-нибудь, Инженер поначалу колебался меж двух огней, отчего его действия выглядели, как брошенная с барского плеча подачка бесхозной собаке, которую безучастно чешут по распростёртому вверх брюху по пути на работу, потому что под ногами вертелась. А после она продолжает идти за подарившим ей кусочек тепла человеком, который в последствии захлопывает дверь перед её носом, оставляя на холоде, как будто так и надо. Вот и Рома боялся почувствовать себя так же, Инженер и эту его тревогу уловил без труда. Остатки совести собрались в кучу, чтобы сказать химику, что надо как-то исправлять это недоразумение. В отличии от оскорбления чувств Жилина и волосатиков, которое с сегодняшнего утра стали житейской обыденностью, ранить Рому ему не хотелось. Но и превращаться обратно в розовый кусок сахарной ваты перед ним тоже не хотелось, да даже если бы хотелось, он бы не смог уже. Да и не одобрил бы этого сам Железный. Инженер теперь отлично понимал, чего последний от него хотел. —Сейчас тебе ещё больше понравится,— он наклонился к самому его уху, начиная обгонять встретившийся по пути «Жигуль» Виктора Сергеевича из НИИ,— если ты решил занять место Особы, тебе придётся… Ты итак лучше любой Особы, я уверен. Инженер прикусил мочку уха Ромы, оглядываясь в салонное зеркало на то, какими огромными становятся глаза Виктора Сергеевича, как пухлые руки в изумлении сжимают руль, а челюсть отвисает. Почему-то хотелось, чтобы он это видел. И всем рассказал. Конечно, недвусмысленно целовать в шею самого Лидера ОПГ «Железные рукава», это вам не Особу какую-нибудь, это уровень, особенно когда этот самый Лидер собственноручно подставляется под удар, закусывая губу повыразительнее всякой Особы. По улицам не особо большого города они пронеслись быстро. Въехав во двор, Инженер с ювелирной точностью уместил машину вдоль газона, этим срезав драгоценное время, которое Лидер планировал потратить на совладение со своими страхами и моральную подготовку. В его представлениях, Инженер должен был долго возиться с парковкой, слегка успокоиться и остыть в процессе, что гарантировало бы большую его аккуратность и осознанность в дальнейшем. Однако, этого не произошло, и Рома даже не успел осознать, как руки в рваной клетчатой рубашке подхватили его под бёдра и уже бегом несли к дверям в подъезд. —У тебя кровь,— констатировал он, проведя по ране в разрыве рубашки. —Тебя это смущает?— глаза Инженера маниакально блеснули сквозь разбитое стекло, когда он прижал Романа к стенке лифта. —Я просто ставлю в известность,— он вцепился в плечи химика, когда тот резко прикусил кожу на его ключице. —Знаешь, я бы хотел, конечно, сделать это так, как это снимают в своих фильмах твои эти американцы, но уже слишком поздно, Ромочка,— Инженер захлопнул входную дверь. Квартира встретила их запахом застоявшегося дыма и пируэтами потревоженной пыли, которая освещалась слабыми лучами пробивающегося сквозь серость неба и грязь окон солнца. —Ты уж извини, знал бы — прибрался… Возможно,— Инженер усадил Лидера на диван,— да, как-то не особо романтично получается, не сахарно, ты за это извини, конечно…,— как бы между делом комментировал он,— у тебя уже это было? —Нет, если в таком смысле, как я понял,— Рома беспомощной куклой лежал на диване, сердце его готово было разорваться. От страха, от стыда: он не ожидал от себя таких желаний, тем более — их реализации. В какой-то момент, подобно лампочке, в голове загорелась чья-то цитата, может, и американского происхождения, гласящая, что некоторым мечтам лучше мечтами и оставаться, но Инженер ловко выбил её, проведя языком вдоль сонной артерии. —Я аккуратно,— проинформировал он сжимающего его плечи Железного. —Хорошо, только… —Только что? —Ответь мне на вопрос, отец. —Какие мы официальные,— химик пробрался рукой под водолазку, нащупывая чувствительный сосок,— мне, знаешь ли, нравилось больше, когда ты звал меня папочкой. —Папочка,— томным от свалившихся на него ощущений голосом поправил себя Лидер. —Так лучше,— Инженер упёрся бедром меж разведённых ног, чем вызвал у Ромы легкий стон,— так что за вопрос, мальчик мой? —Как тебя зовут?— Лидер зажмурился, пытаясь сохранять ясность сознания, хоть это было и непросто. —Точно… точно,— он улыбнулся,— Иннокентий. Ну я вообще, конечно, по-раньше надо было сказать,— Иннокентий так ловко нырял под маску себя прошлого, явно иронизируя над собой, но забавляло это только его самого. Для Ромы, со стороны, это выглядело так, как будто волк теперь научился надевать овечью шкуру внутренностями наружу. Он вселял трепет и отчасти, страх, в чем Железный не постыдился себе признаться, и подобными актёрскими сценками вполне походил на маньяка. Точнее, это на самом деле было не так ярко, как Рома сам себе накрутил. Для остроты ощущений, чтоб всё было, как он об этом мечтал, или ещё лучше. Инженер потянул Рому за ворот водолазки на себя, второй рукой ловко избавив его от белого пиджака. Следующей на пол полетела сама водолазка, чудом не сбив очки. От холода Лидер поёжился, на что Кеша навалился на него всем телом, покрывая поцелуями и укусами. Отстранившись, он взялся за ремень, вытащив который, хитро улыбнулся. —Иди-ка сюда,— он взял Железного за руку, сведя его запястья вместе, и с нескрываемым удовольствием заключил их в кожаные оковы. Ему не мешали. С неспособных двигаться ног постепенно и мягко, что удивило Рому, были стянуты ботинки и штаны. Инженер оглядел его. Бледная фарфоровая кожа без единого изъяна, не считая разве что зарубцевавшуюся огнестрельную рану на животе. Он попытался заглянуть в лицо Лидеру, но тот старательно скрывал его связанными руками. «Это, наверно, как-то слишком…»,— подумал Кеша,—«за что его то? Лежит весь такой, сам ко мне пришёл, ну, насколько это возможно, конечно… А я с ним, как с врагом народа». Несмотря на вскрывшийся и заполонивший своим гнойным содержимым всё Инженерово существо годами зревший нарыв-крысятник, сердце Кеши всё же кольнуло. —Нет, это не дело,— он расстегнул ремень. Руки Ромы дрожали, он медленно опустил их на застиранную простынь. Все происходило как будто не с ним. Былая эйфория решила вернуться, не спрашивая разрешения, он даже не пытался найти этому причин. Глядя куда-то сквозь Кешу, скидывавшего окровавленную порванную рубашку, он опять растворился в ней, едва почувствовав горечь в носоглотке. Он слегка отстраненно облизал предложные Инженером пальцы. На лоб посыпались поцелуи. Кеша. Инженер. «Так властно. Покровительственно. Шикарно»,— про себя оценил Лидер. Его просили расслабиться, с нотками вины в голосе спрашивали, не боится ли он. —Папочка же со мной?— его собственный голос прозвучал, как из-под толщи воды. Поцелуй в губы вмиг вернул его сознание в телесную оболочку. Одновременно с этим, он почувствовал влажные пальцы. Они не спеша вошли, вызвав ответное напряжение. Дыхание Романа постепенно учащалось. —Расслабься,— шёпот опалил шею. Те самые пальцы задели что-то… Сердце пропустило удар, глаза под тёмными очками распахнулись и стали стеклянными. Уже не понятно, отчего конкретно. Весь спектр ощущений навалился на Лидера, вырываясь сквозь закусанную губу сдавленными стонами. Он смотрел на Инженера, Инженер смотрел на него и, казалось, видел всё. —Пожалуйста, давай… Инженер ухмыльнулся в ответ и не заставил себя ждать. Он подвёл каменный член к узкому входу, остановился на секунду. Вот он, Рома, лежит перед ним абсолютно голый, раскрасневшийся. На фарфоровой коже багровеют свежие засосы, он тяжело дышит. Это, должно быть, очень страшно. Сам бы Кеша никогда на подобное не согласился. Еще и так сходу, переступая через себя. Но Рома почему-то доверился ему, причем, настолько…Отчаянно. Инженер вошёл, не отводя взгляда от Лидера. Тот выгнулся, вцепившись в подушку. Костяшка пальцев побелели. Внутри Романа как-будто что-то оборвалось. Назад такое не отыграешь. Всё. Иногда не получить желаемое — это и есть удача. Или в этом случае это не так? Он прикрыл глаза. —Давай… Пожалуйста. Кеш,— прошептал он. «Правильно, он сам напросился, Инженер не должен осторожничать. Пусть всё будет по-взрослому, по полной программе, мать её»,— он пытался понять, что испытывает в большей степени: боль или то странное чувство, абсолютно новое. Человек с нормальным болевым порогом и чуть меньшей силой воли бы остановился, но Роме не хотелось. Толчки стали резче и жёстче. С губ срывались всё более громкие стоны. —Этого ты хотел, Ромочка?— чужие пальцы взяли его за подбородок, поглаживая. —Ещё!— озверевшим голосом заорал он в ответ, стараясь скрыть любой намёк на боль. —Ещё?— лукаво переспросил его Инженер, скидывая надоевшую треснувшую оправу на пол. Лицо его исказилось улыбкой. Ножки несчастного дивана грохотали по старому паркету в такт Роминым стонам. Химик с силой сжал худые рёбра, с остервенением вдалбливаясь в измученное тело. Мир вокруг сузился до одной точки, одного ощущения. Он с жадностью разглядывал то губы, то шею, отмечая синяки, которые оставил. —Это всё моё,— он зарычал,— ты весь мой. —Твой,— голос Лидера дрожал. —Диван ни в чём не виноват,— Инженер поочередно одернул руки Железного, поместив их на свою спину,— это я с тобой делаю. Рома осторожно надавил пальцами. —Сильнее,— химик толкнулся резче и глубже, чем раньше,— ещё. Сильнее,— отрывисто приказал он,— я хочу тебя чувствовать. Неужели ты стесняешься?— живот коснулся напряженного члена,— тебе уже нечего стесняться, хороший мой… Ниже падать уже некуда,— шепотом добавил он и рассмеялся, положив ладонь на головку. Лидера захватили разом все эмоции, испытывать которые он был в состоянии. —Кеша… Кеша-а!,— он вцепился в Инженера, который всё понял. Рома почувствовал, как внутрь ударила тугая струя семени, отчего тут же дошёл до пика сам. Калейдоскоп ярких пятен перед глазами полностью застилал сознание, тело покрылось мурашками, а внутри ощущалась пульсация. Он слышал, как Инженер встал и начал одеваться. «Мог бы хоть поцеловать, или отблагодарить как-то… Козёл»,— подумал Рома. До него постепенно начинало доходить, что только что произошло. Глаза опять предательски заслезились, который раз за этот странный день, длившийся вторые сутки, он отметил, что никогда раньше за собой такого не замечал. —Чай будешь? Рома, занятый самокопанием, не сразу понял, что обращались к нему. —Да, не откажусь,— его голос был необычайно тихим. Кеша подошёл к дивану, сел, проведя рукой от голого бедра к застывшим каплям крови на простыне. —Ты почему мне не сказал, что тебе больно?— он был зол. Рома молчал. —Ты придурошный? Опять без ответа. —Я тебя травмировал, идиот. Лежит, блять. «Ещё, Кеша, ещё»,— передразнил он Лидера,— вот тебе и «ещё». Пожалуйста. Что с тобой делать то теперь, в скорую звонить? Пиздец. Что ты молчишь то? Рома по-прежнему не произнес ни слова. Чтобы хоть как-то привлечь внимание, Кеша, не стараясь быть аккуратным, сдёрнул солнцезащитные очки. Лидер отвёл взгляд. —Точно пиздец,— гробовым голосом произнес химик,— Рома… мальчик мой, ты чем так перекрылся то? В глаза мне смотри. Лидер слушался. Тишина повисла настолько густая, что её можно было резать ножом. Он хотел бы что-то сказать, но говорить было нечего. —Извини,— Рома вложил все скудные остатки самообладания в это слово. Оно вышло настолько подавленным, что Кеша вмиг почувствовал себя виноватым уже не только за причиненные телесные травмы, но и за свою реакцию. Он аккуратно усадил покалеченного во всех смыслах мужчину на колени, крепко прижав к себе. —Это ты меня извини,— прошептал на ухо,— мы сейчас придумаем что-нибудь, у меня же есть на такой случай… Лекарства там, в принципе, должно подойти… Пойдем в ванну ляжешь, тебя отпустит с твоих этих, к-хм, препаратов, пойдёшь? Пойдём. Чай тебе ромашковый заварю,— Кеша прижался губами к щеке,— ты же у меня Рома-ромашка, правда? А обычный тебе не надо сейчас: ни чай, ни кофе, только хуже будет. Ты не волнуйся, хороший мой, я ж в НИИ сколько оттрубил, знаю всё, знаю, как оно действует. А я думаю, что ты такой сегодня,— он напряженно выуживал из себя образ прежнего Инженера, давать штурвал которому было тяжело морально, но именно сейчас хотелось показать себя с этой стороны, к слову, треснувшая маска всеобъемлющего добродушия выглядела по-своему прекрасно, так как выставлялась на показ ради одного Ромы,— ты со мной не разговариваешь, бандитник? Правильно, не надо. Я понимаю. —Не называй меня так. —Оп, разговариваешь, оказывается. Ладно, не буду, буду по имени тебя называть,— Инженер перебрал черные волосы, погладив бандитника по голове,— ладно, пойдём,— аккуратно поднял Рому и направился в сторону ванны,—…хороший мой,— устало добавил Кеша. Вода едва ощутимо колебалась и своим теплом заставляла капли пота стекать вниз из-под растрепанной черной челки. Лидер держал в руке чашку с ромашками на корпусе и ромашковым чаем внутри. Его глубокий взгляд блуждал по маленькому помещению то цепляясь за грязную вентиляцию, то считая трещины на побелке, иногда возвращался к ногам, скрытым под отдающей ржавчиной водой. Сквозь фанерную стену он пытался вслушаться в телефонный разговор Инженера… Кеши. С кем-то он там разговаривал. И этот кто-то явно был уже частично в курсе ситуации. Инженер говорил «она». «Значит, наверное, сказал, что это Особе этой своей он так засадил неудачно. Ну конечно. Кому же ещё»,— нервы Ромы, расшатываемые на протяжении последних часов двенадцати отсутствием сна и воздействием разгоняющих веществ, вошли в очередное пике и готовы были сорваться вниз. Он его прогонит. Отвезет домой и больше не вернётся. Ему это не понравилось. Ему просто всё-равно, что он, что Особа. Рома сам на этом настоял, сам спровоцировал, и Инженеру, наверно, мерзко сейчас на него смотреть. И стыдно. Хотя, может, и нет. Это же теперь тот самый «его» Инженер. Ему всё-равно. Но надеяться на то, что между ним и любой другой женщиной, тем более этой Особой, Кеша будет долго выбирать, глупо. Как и на то, что его жизнь будет хоть чуточку похожа на прежнюю. Она разбилась окончательно. Дала первую трещину в тот миг, когда их глаза встретились в банкетном зале «Канарейки», и постепенно разрушалась. А полтора часа назад от нее не осталось ничего кроме уцелевшего фасада, через пустые оконные проёмы которого можно было лицезреть груду обломков и пустоту. Резкий звук повешенной телефонной трубки заставил его вздрогнуть. Шаги. Кеша пошёл на кухню. Спички. Курит сидит. Лидер тоже бы не отказался, но не решался подать голос. В его представлении химик чувствовал себя, как на утро после жёсткой пьянки, проснувшись с какой-то непонятной и не особо привлекательной девицей. Сколько он так просидел? Чай остыл, спички чиркали трижды. Лампочка периодически моргала. Сверху кто-то заходил в примерно такую же ванную, трубы гудели. И это добивало. Звонок в дверь. Шаги. Что бы это не было, Лидер этого не хотел. Обрывки слов из коридора. Сейчас инженер придет с мазью, отдаст ему. Потом отвезет домой. И всё. Он опустил руку под остывающую воду и потрогал себя там. Больно. Очень. Рома сжал зубы. Стук в дверь. Инженер молча подошёл, сел рядом на корточки, одну руку положив на край ванны. В другой была непонятная субстанция в склянке. Рома был не в силах посмотреть на него. —Лучше? —Ты жалеешь, да? Тебе я не нужен, и это было не нужно, отец. Я прав?— Лидера разрывало изнутри. Отдать то, что невозможно забрать. Пожертвовать себя человеку, которому… не очень-то и хотелось эту жертву принимать. Инженер просто хотел переждать все эти эмоциональные качели. Мало ли, обойдётся. Он должен был как-то отреагировать, как-то себя повести, но пока не знал, как. Черный экран. Надежда на «может, оно как-то само» слабо тлела на задворках усталого сознания. Кеша наблюдал как будто в замедленной съёмке всё происходящее. Вот Рома сжимается, кусает себя со всей силы за пальцы, зажмуривается. Крик. Приглушенно. За завесой звона в ушах. Рука ложится на чужое плечо, утягивая Лидера в объятия. —Ну не надо,— Кеша целует в лоб,— не плачь, ты чего. Сколько ты этой дряни принял? Иди сюда,— Инженер ставит непонятное вещество на пол, освобождая руку, чтобы схватить Лидера за подбородок, и целует его, не видя другого способа ни извиниться, ни заткнуть тому рот. —Ты чего делаешь?— ошеломленно спросил Рома. Кеша улыбнулся ему, смахивая большим пальцем слёзы из-под серых глаз. —Пойдём. Я тебя лечить буду. Останешься? Тебе поспать бы. —Да. Сигареткой не угостишь?— Рома тоже попытался совладать с собой и улыбнуться. —На, туши в раковину. Лидер затянулся, дым пошёл по воде, быстро заполняя собой маленькое пространство. Пепел шипел, падая на влажный кафель. Тишина, сантиметры, отделяющие их друг от друга, и безмолвные улыбки вовлекали в умиротворение и расслабляли. Инженер расстегнул верхние пуговицы на зачем-то вновь надетой рубашке. Хабарик упал в раковину. —Ещё?— шёпотом спросил Кеша. Рома кивнул. —Холодно становится,— он взял новую между пальцев. Инженер искоса улыбнулся ему и, выдернув пробку, включил горячую воду. Рубашка уже окончательно полетела на пол, Рома наблюдал. Для ханурика телосложение было достаточно крепкое. Да и не только для ханурика. И хануриком в его представлении Инженер быть перестал. —Кеш?— Лидер робко улыбнулся,— ты ко мне? Кеша улыбнулся, аккуратно подобравшись к Лидеру, которого ему пришлось слегка передвинуть, вызвав у того наигранное возмущение. Ноги Ромы устроились на инженеровых, он провел рукой под водой от колена до щиколотки. —Ты вообще ничего не чувствуешь? Рома отчего-то победно улыбнулся во все тридцать два, помотал головой. Ему не обидно за это. Он уже всё принял. И на Кешу не злится. —Выше чувствую. И знаешь… Умение прощать - великая сила,— он продолжал улыбаться, не глядя на Инженера. Тот сначала погладил его по ноге, но, опомнившись, решил отреагировать словами. —Ты самый сильный и смелый человек из всех, кого я встречал. И добрый, всё-таки. В глобальном смысле. Ты — гений, Рома. —Ой, скажешь тоже, отец Иннокентий,— Лидер смотрел на него смущенно. Кеша приблизился, протянув руку куда-то за спину Ромы. —И у тебя всё ещё кровь,— Лидер ткнул пальцем в запёкшуюся рану на плече, выжидающе смотря на химика. —У тебя тоже, причём далеко не на руке. Ответом на это стал смешок. Сигареты уходили подряд одна за другой, вперемешку с дымом ванную заполнял пар и шум воды. Оба пытались, как завещал Маяковский «просто смыть этот день», сидя в кипятке. Когда это частично удалось, за облезшими рамами уже начинало смеркаться, а в головах блуждала одна на двоих густая масса, превращая черепные коробки в неподъёмный груз. Кеша неспешно донёс Рому до кровати, того уже одолевали сонные галлюцинации. Инженер предполагал, что такое может быть, и желал Лидеру поскорее уснуть. Он взял склянку в руку. Хорошо, что Рома уже бормотал что-то неясное. Всё-таки сейчас Кеше, несмотря на всю нынешнюю инженерову антипатию, было неловко и стыдно. Но было бы ещё стыднее, будь Рома в сознании. Закрыв крышку, он проследовал на кухню, по пути столкнувшись с зеркалом. «Что? ‘Ну и денёк’, да?»,— мысленно спросил он отражение. То лишь устало повело бровью. Вернувшись, он обнаружил Рому спящим. Несколько секунд созерцания и окончательного осознания. Кеша лёг с краю, сначала отвернувшись к двери. Через какое-то время осколки совести убедили его поделиться одеялом. Он аккуратно протянул руку с его концом над плечом Лидера и уже собирался её убрать, как его схватили за плечо. Из подушки послышалось бормотание. «Ну ладно»,— Инженер оставил руку на второй половине и без того полуторной тахты, обвив ей Рому. Вторую осторожно разместил над головой Лидера. Веки слипались. Действительно, ну и денёк.